Госпожа Ректор
Ну вот только с людьми, имеющими проблемы с психикой, ему не встречаться не доводилось. Помнится, читал где-то, или говорили коллеги в свое время, что тут главное – не противоречить.
И он ласковым по возможности голосом повторил:
– Мир какой? Так это мир, какой он и есть. Наш вот мир.
Квинни посмотрела на мужика с досадой. Ее подобным ласковым голосом было не обмануть. Девушка мгновенно сообразила, что субъект этот в просто никуда не годящейся одежке, похоже, считает ее не вполне здоровой.
– Да уж… – подумала девушка, – дикий тут мир, однако. О попаданцах ничего не слыхали.
И Квинни, подумав и помолчав минутку, тоже решила не противоречить. А что? Вариант. Где-то в ранних работах маэстро Фемини она видела даже нечто вроде инструкции для попаданцев в миры, далекие от магии, где никто, как правило, не верит в то, что кроме их мира полно и других.
Нет, ну в теории многие соглашаются, тем более, посмотрев на звездное небо, сияющее этими мирами в лунную ночь. Но ведь это где-то там, далеко.
А чтобы вот тут, да рядом с таким Володей, заметим, человеком далеко не простым, ученым, как говорится, с прошаренными мозгами…
Вот такое осознание мало кому давалось.
Маэстро прямо и писал: «Если встреченный вами отдельно взятый субъект, при упоминании о другом мире, начинает смотреть на вас странно и говорить голосом, которым разговаривают с малыми детьми, знайте – к несчастью, вы оказались в мире, где попаданцы вроде вас являются великой редкостью.
Мир этот, скорее всего, лишен магии полностью либо энергетические каналы самой планеты пребывают в плачевном состоянии. Самое лучшее, что вы можете предпринять в таком случае – немедленно вернуться в точку отбытия».
Вспомнила Квини чуть не слово в слово, можно сказать, процитировала на память, и взгрустнула. «Немедленно вернуться в точку отбытия»… Как же!
Подсиропил мне сыночек ваш, учитель. Ох, подсиропил.
Девушка вздохнула, и, посмотрев на ласково глядевшего мужчину, сказала:
– Вы правы, конечно. Что это я…Бессонная ночь, извините. Наш мир, конечно, наш.
– А теперь не соблаговолите ли вы проводить меня в ближайший населенный пункт? – слова, которые произносила Квини, были для нее в новинку, но она понимала их значение.
Слава тебе, Сияющая Мать! Не оставляешь дочь свою в мирах чужих… – и Квини чуть не опустилась на колени, ощутив ее явное благословение. Однако девушка вовремя спохватилась.
Неизвестно, как в таком диком мире этот, с позволения сказать, мужчина, отнесется к подобному проявлению чувств с ее стороны.
Володя, услышав более-менее нормальные речи, хоть его и порядком смутило слово «соблаговолите», несколько успокоился и спросил:
– Отчего ж и не проводить, провожу. Тем более, что этот пункт недалеко. Однако позвольте полюбопытствовать, мадам, как вы оказались в моем гараже?
Квини, которой сказать было нечего, просто развела руками и повинилась:
– Сама в толк никак не возьму. Вроде домой шла, да темно. Заблудилась я, – и девушка, посмотрев на мужчину жалостливым взором, обняла фолиант учителя еще крепче.
Не сказать, чтобы Володя вполне поверил ее словам, однако Квини уже не производила на него впечатление человека, который явно не в ладах с рассудком.
Скорее, его посетила другая мысль.
А не товарищ ли она ему по несчастью?
Может быть, дама тоже страдает приступами мигрени или чего похуже. Ведь и у него бывало, что память подводила.
Если бы Квини знала, о чем подумал Вован, глядя на нее, то, несмотря на весьма крепкую нервную систему, могла бы и в обморок упасть.
Ненадолго, конечно. Ибо не пристало девушке из приличной магической семьи таковое прилюдное проявление чувств. А скорее всего, и падать бы не стала, а обошлась одной пощечиной. В любом случае, мысли таковые Володя держал при себе.
– Так мы идем? – нетерпеливо сказала девушка, и даже притопнула ножкой.
Глава 3
Латония. Настоящее время.
Тут раздался громкий стук в дверь, и некто, похоже, еще более нетерпеливый, чем леди Макони, посмел даже дернуть ее как следует. Впрочем, двери это нисколько не помешало стоять твердо и с достоинством.
А вот леди Квиннии, ректору Лонельской Академии Эмпатов, пришлось открыть глаза и еще некоторое время непонимающе смотреть перед собой.
Вторичный удар, уже основательнее сотрясший дверь, окончательно привел женщину в чувство.
Квини вздохнула, возвращаясь в нынешнюю реальность, которая давала о себе знать столь громко, и с неудовольствием простонала:
– Сияющая Мать… Ну что там опять случилось. Ведь знают же, поганцы (ей так нравилось это словцо, подцепленное во время вынужденного пребывания вдалеке от лона родного мира), что приемные часы ректора по вторникам, с четырнадцати до шестнадцати часов каждого месяца.
Но встать пришлось-таки, и подойти к двери, которая уже вся дрожала от негодования. Этакое нарушение регламента! Сегодня среда, между прочим.
Леди Квинния, которая совершенно точно знала, что сегодня именно среда – единственный день, когда она могла спокойно после обеда поработать над фолиантами уже ушедшего в лучший из миров учителя – решительно махнула рукой, давая двери сигнал отодвинуть засов.
Та, скрипя сердцем и петлями, повиновалась и, оглушительно скрипя, будто жалуясь на несправедливость жизни, распахнулась-таки навстречу столь дерзко тревожащему ее покой. Не говоря уж о покое госпожи ректора.
За дверью никого не было.
Удивленная донельзя Квини, которая успела вернуться к своему столу и принять строгую позу, усевшись на старинный стул с прямой и чересчур высокой для нее спинкой, который все никак не удосужилась поменять, привстала и во все глаза уставилась в пустое пространство.
Дверь, удивленная не меньше, постояла с открытыми створками с пол минуты, и, повинуясь сигналу руководства, опять захлопнулась.
Госпожа ректор недоверчиво огляделась, и вдруг заметила, что недалеко от ее стола, ближе к окну, убранному строгими темно-зелеными шторами с янтарными проблесками, явно некое пространственное искажение.
Искажение чуть заметно мерцало, и на лице Квинни появилась озорная улыбка. Она подошла поближе, и строго сказала:
– А ну-ка, девочки, покажитесь!
И через мгновение на месте искажения появилась девочка с темными волосами, заплетенными в две косички, и серыми, штормовыми глазами. Девочка была одета в удобные синие джинсы с кармашками, а на ножках у нее были белые кроссовочки с разноцветными шнурками.
Она обиженно надула губки и сказала:
– Ну, бабушка! Так не честно. Зачем ты меня первая увидела?
Квини рассмеялась, и обняла внучку. Та еще чуть пообижалась для порядка, а потом прямо растаяла в ее объятьях.
– Ты что же, одна сегодня? Почему мама меня не предупредила? – леди Квинния все-таки спросила, и постаралась сделать это как можно более строгим голосом.
Глазки девочки забегали, она заволновалась и поджала губки:
– Понимаешь, бабушка… Я… Не сказала маме, вот. Я думала, что не получится ничего, просто попробовала разок, и все.
– Но ты ведь ей не скажешь, нет? – и девочка посмотрела на Квини таким умоляющим взором, что как тут откажешь?
– Но только первый и последний раз, Леони, хорошо? – очень ласково произнесла леди Квинния.
И Леони сразу согласно закивала, потому что такой ласковый голос бабули говорил о многом. Например, о том, что на следующий раз мама точно узнает о ее проделках все, и тогда прощай поездка на море в конце лета.
А Леони так любила море! Никто на свете не любил его так, как она, никто-никто.
Тут девочка пошла в папу, который в детстве все каникулы проводил именно там, бродя по уединенным бухтам и вглядываясь в далекую морскую даль. Задумчивый был паренек, серьезный.
Леди Квинния смотрела на внучку, и думала, какие же дисциплинарные меры тут можно применить. На самом деле уж как ей хотелось взять девочку за руку, плюнуть даже на разбор манускрипта, и отправиться в свою любимую кондитерскую, которую и внучка обожала ничуть не меньше.
Но нельзя. Квини вздохнула, и строго сказала:
– Милая, ты ведь понимаешь, что я должна отправить тебя назад?
Леони нахмурилась, но кивнула головой.
– Понимаю, ба… Но только после кондитерской, договорились? – и маленькая шантажистка глазами, полными непролитых слез, с умоляющим выражением на треугольном личике уставилась на Квини.
– Знает же, паршивка, на что надавить, – улыбаясь про себя, но внешне стараясь держать на лице строгое выражение, подумала ба.
Дело в том, что Квини была и сама весьма не чужда таковых посещений, и именно этой кондитерской. Никто больше в округе не мог приготовить столь изумительных профитролей с заварным кремом, с добавкой корицы и чуть-чуть миндаля.
Обе, и бабушка, и внучка страсть как их любили.
Вы скажете, ну что такое эти профитроли, когда ребенка надлежит воспитывать, а вовсе не потакать таковым вот его желаниям? Но я почему-то уверена, мои дорогие читательницы, что вы не скажете ничего подобного.
Конечно, вы знаете, что бывают моменты, когда воспитание можно отодвинуть и подальше. Тем более, что это, как считала не без оснований леди Квинния, задача родителей, а вовсе не бабушки.
Задача бабушки – баловать. Вот какие мысли таились в глубине души у Квинни. Конечно, она никому их не озвучивала. Госпожа ректор, под руководством которой вполне себе процветала Академия Эмпатов, лауреат Лонельской премии в области теоретической магии, и такие вот мысли.
Воспитание подрастающего поколения на благо Лонелии – вот каковые мысли должны бы занимать ее ум.
На самом же деле Квинни с глубочайшей радостью сбросила бы тяжесть подобной миссии со своих плеч. Никогда-то ей и в голову не приходило желание занять пост ректора или другой какой руководящий. Тут столько нужно еще разобрать манускриптов незабвенного учителя! Столько собственных трудов ожидают ее свободной минутки!
Да какой минутки, тут время нужно, вре-мя!
Но вот пришлось принять на себя этакое бремя. Совет слезно просил, подменить ушедшую на покой прежнюю госпожу ректора, буквально вот на несколько месяцев. Пока не найдут подходящего человека.
И эти несколько месяцев превратились вот уже в полтора года, не дать соврать.
Госпожа ректор в сердцах выпрямила и без того прямую спину, и пошла на поводу у внучки.
В конце концов, внучка у нее одна.
– Ах ты же хитрюга, знаешь, чем бабушку взять, – с улыбкой сказала Квини, увидев, как зажглись радостью глаза девочки.
– Давай-ка, быстро переодевайся, и вперед, – продолжила она.
Переодеться было необходимо. Ну что за вид был у ребенка? Эти синие широкие штаны, эти нелепые белые башмаки. Нет, в герцогстве Лонельском девочки так не ходят.
Конечно, в другое время, чего греха таить, и сама Квини с удовольствием носила бы такие вещи. Да и носила, целых семь лет, когда благодаря упорству Фемини-младшего угодила на Землю.
С радостной улыбкой ребенок кинулся к столу, быстро выдвинул нижний ящик, где как раз для подобных случаев хранилась необходимая на выход одежда.
Ничего особенного.
Обычный комбинезончик, изумрудного, особенно любимого девочкой тона, с пышной юбочкой, и миленькие туфельки из замши, расшитые белыми жемчужинками. Именно так было принято одевать девочек на Лонелии.
Мгновение, другое, и вот уже перед леди Квиннией стоит обычный ребенок, ничем не отличающийся от любого другого.
– И Слава Сияющей! Меньше отличий, меньше вопросов, меньше проблем, – который раз уж подумала Квини.
Конечно, ее родной мир был не столь дик, как эта Земля, на которой ей пришлось жить, того не желая, но зачем лишний раз привлекать внимание? А одежда девочки, однозначно, внимание привлекала.
А там и вопросы пойдут.
Сначала, как водится:
– О, что за ужасные вещи на вашей девочке! Как такое можно носить?
Потом:
– А интересный крой… И обувь… Весьма, весьма необычна.
И наконец:
– Где вы одеваете свою девочку? Говорят, такие вещи сейчас очень модны, и удобны чрезвычайно.
Знала Квини таковую особенность дамских разговоров. А как тут скажешь, где взяла да откуда?
До сих пор никто ведь так и не дал «добро» на контакты с не магическими мирами, коим, как ни крути, а Земля являлась.
Предаваясь таковым раздумьям, леди Квинния, тем не менее, споро навела порядок на своем столе, закрыв манускрипт и убрав его на положенное место.
Взяв Леони за руку, она подошла к двери, которая, чуть скрипя, раскрылась перед ними и, выпустив пустившихся в загул бабушку и внучку, захлопнулась с чуть более громким звуком, чем обычно, выражая тем самым протест против нарушения правил.
Редкая аккуратистка была. Раз сказано: работать до шестнадцати, так и соблюдайте регламент, леди.
Глава 4
Взгляд назад.
А теперь, дорогие мои читатели, вернемся на назад.
Ведь именно тогда девушка попала в наш мир, и встретилась с Володей.
Шел первый день пребывания нашей Квини в другом мире. Владимир Савельев ведет девушку в ближайший населенный пункт, коим являлось небольшое село Прирядье. Совершенно рядовое, ничем не примечательное.
Именно здесь осел Володя, когда, к великому своему сожалению, покинул родное НИИ. Пришлось.
А куда деваться? Эти неожиданные приступы, которые могло спровоцировать все что угодно, совершенно не способствовали его работоспособности.
НИИ же с почетом отправило его «по собственному желанию» восвояси, горько о том сожалея.
Вова же, после этого события, свалился в очередной приступ и провалялся дома два дня, периодически блюя в тазик с водой.
На утро третьего дня он открыл глаза, и понял, что, пожалуй, жизнь продолжается. Голова была ясная и пустая. И очень есть хотелось.
Он встал, пошел в ванную и посмотрел в зеркало, все в мушиных точках и потеках от зубной пасты, на свою помятую физиономию. Включил контрастный душ и с наслаждением постоял под его упругими струями.
А потом отправился на кухню и заварил крепчайший кофе, который стал пить по глоточку, запивая каждый холодной водой.
А выпивши, сел в глубокой задумчивости о своем дальнейшем житье – бытье. Житье-бытье представлялось Вове размытым белым пятном. Всю жизнь он трудился, используя исключительно серые клеточки.
Похоже, наступил период, когда нужно что-то менять. Однако кроме того, как писать охренительно сложные уравнения и делать неимоверной же сложности расчеты он ничего не умел. И решил наш Владимир начать жизнь заново.
Неожиданно он вспомнил, что в селе, название которого так и вертелось на языке, покойный дядька оставил ему дом. В доме том Владимир бывал редко, а последний раз года два как назад, не раньше.
Тут у Вовы в голове щелкнуло название:
– «Прирядье!» – и он развил бурную деятельность, замучив свой ноутбук. Тот долго не выдержал, и выдал всю информацию, каковой владел. И информации той было маловато.
– Да и неудивительно, рядовое село, кто ж будет вносить данные в базу, – подумал Вова, и руки у него прямо зачесались, желая внести хоть что-то. Безусловно, для такой головы, как у него, это вообще не работа.
– Так, – сказал себе мужчина, поправляя очки в темной оправе, которые делали его похожим на солидного профессора. Очки эти остались на добрую, как говорится, память от его недолгого пребывания в Силиконовой долине,
– Так, что мы имеем? А имеем мы село Прирядье, порядочное-таки по сегодняшним меркам. Сто домов это тебе не хухры-мухры. И чем же занимаются жители сего славного места? – и он внимательнейшим образом кинулся изучать всю доступную информацию.
Занимались жители в основном сельским хозяйством, выращивая картофель, свеклу кормовую и капусту.
Прочитав сии сведения, Вова загрустил. Вот как-то слабо он представлял себя, выращивающим картошку.
Однако выбора у мужика не было. Хорошо еще, что денежки, которые ему выплатили, включая отпускные и даже премиальные, лежали почти нетронутые.
Так что, заглянув в кошелек, и в сбербанк онлайн, Вова стал собирать вещи, и через денек отбыл, предусмотрительно закрыв форточки и занавесив окна.
Село Прирядье встретило мужика не ласково.
Холодный моросящий дождь и проселочная дорога, вся в рытвинах и колдобинах, завывающий периодически ветер так и подгонял его в спину, залезая под фирменную куртку, оставшуюся еще со Штатов.
– Лето называется… – пробурчал недовольно Владимир, и тут неожиданно увидел дядькин дом.
Немного покосившийся, с заколоченными окнами и навесным замком на входной двери, он будто сам вышел ему навстречу, выглянув из-за поворота.
Забора вокруг него, считай, и не было.
Зиял провалами штакетник, крапива бурно росла и уже зацветала, вездесущий вьюнок обвивал все, до чего мой дотянуться, и штакетник розовел и местами синел от обилия его цветов.
– Веселенькое место, – подумал Вова, – как раз подходящее для бывшего физика-теоретика.
При слове «бывшего» в сердце кольнуло.
И Владимир вздохнул, глубоко, как только мог, а потом произнес вслух:
– Фига се! Бывших физиков не бывает! – и вот как-то от этих немудреных слов на душе у него полегчало.
Вова подошел к дому и, покопавшись в здоровом и тяжеленном рюкзаке с множеством карманов, вытащил ключ. Тяжелый навесной замок умудрился покрыться налетом вездесущей ржавчины, и в сердце мужика зашевелилось сомнение.
– А ну как и изнутри эта пакость пожрала механизм?
Наш бывший физик, готовый к самому худшему, вставил в скважину ключ. Самое худшее в представлении Вовы была ночевка на улице, если замок заржавел, и открыть его не удастся.
Ключ вошел в скважину с трудом, и поворачиваться отказался наотрез. Мужчина, как представитель профессии интеллектуальной, налег на него со всей силою, какую только мог собрать. Судя по всему, силушки хватило, и замок, не выдержав такого издевательства над своими пострадавшими от повышенной влажности внутренностями, просто развалился на две неровные части.
Вова вытер пот со лба, и на лице его даже появилось нечто, похожее на улыбку.
– Ну, начало положено. На улице ночевать точно не придется, – с удовлетворением подумал наш физик-теоретик, хозяйственно убирая остатки замка в сторонку. Он потянул дверь за обычную деревянную ручку, которая пережила все годы-непогоды значительно лучше замка, и даже практически осталась на месте, только чуть-чуть покосилась.
Дверь, как и положено двери в заброшенном на столько лет доме, недовольно заскрежетала и заскрипела, но напору мужских рук, кои были вовсе не так и могучи, поддалась.
А куда ей деваться? Работа такая.
Володя шагнул в темноту, и нащупав слева у входа выключатель, вдавил кнопку внутрь. Однако светлее не стало.
Мужчина удивился и даже несколько опечалился.
– Неужели электричество отключили? – в сердцах сказал Владимир, и сел на свой тяжеленный рюкзак, который умудрился затащить одной рукой в открытую почти настежь дверь.
Очевидно, это событие пошло мужчине на пользу. Потому что он вспомнил, что нужно же пробки ввинтить!
На душе у него повеселело, потому как смартфон почти разрядился, да и ноут, который он, безусловно, взял с собой, нужно было подключить.
Владимир потер руки, рискнул включить фонарик на телефоне, и, подсвечивая себе, пошел искать пробки. Нашел. Видно, несмотря на то, что он давненько тут не бывал, что-то в памяти осталось.
– Да будет свет, сказал поэт! – велеречиво произнес мужчина, закручивая пробки на их законное место. И стоило только щелкнуть выключателем, который был покрыт тонким слоем пыли и окутан паутиной, как свет зажегся и осветил теперешнее Володино жилье.
Ну, что сказать.
Жилье было весьма неплохое, а по деревенским меркам, так и почти роскошное. Несмотря на внешний неказистый вид, внутри имелась даже душевая кабина! Вова вспомнил, что ведь как раз он и заказал ее, тогда, два года назад.
– Ничего себе, как это я умудрился забыть?! – с великим удивлением подумал мужчина, и потер лоб. Он почувствовал, как внутри поднимается волна понимания, а за ней другая – стыда и отвращения.
Володя понял вдруг, что за эти приступы, которые накатывали иной раз совершенно без предупреждения, он просто себя ненавидит:
– Боже мой! И ладно бы, будь я женщиной, так куда ни шло.
Но мужчина, ученый с чисто женскими, как я всегда думал, мигренями, это нонсенс.
И Володя постарался затолкал эту унылую мысль куда подальше, в неведомую глубину подсознания. Куда она и ушла, провалившись как в омут.
А физик наш постарался взбодриться, и пошел разбирать рюкзак, то и дело прислушиваясь к себе. Временами перед приступами у него начиналось мерцание в глазах. И это было за великое благо, потому что тогда он, наученный горьким опытом, просто шел и ложился в кровать.
Конечно, с мокрым полотенцем на голове и наглотавшись таблеток.
Пока все было тихо. Голова вела себя вполне прилично, что было даже странно. После раннего подъема и дороги с тяжеленным рюкзаком можно было ждать от нее всего.
Поблагодарив создателя, Володя первым делом вытащил упакованный в сумку ноутбук, и любовно установил на письменный стол, покрытый старой клеенкой в сине-белую клетку.
Не очень чистой, а попросту грязной, покрытой пылью и древними разводами от пролитого чая, судя по всему. Володя их практически и не заметил. Несмотря на очки, которые он носил, внимание его в основном было сосредоточено внутри.
Его мозг, надо сказать, до сих пор бился над одной теорией, которую не могли выбить из головы ни проклятые мигрени, ни увольнение, и даже не решение начать новую жизнь.
Да и как это возможно?
Человек, рожденный музыкантом, даже когда учить его музыке некому и условия не позволяют, все равно мыслит не так, как человек, рожденный художником.
А уж если ты родился с повышенным айкью, и с налету в возрасте десяти лет решал задачки для первого курса физфака, а Володя был именно таким, то как может какая-то мигрень изменить структуру мозга, полученную от рождения?
Усложнить жизнь могла, это верно.
Но переключить от любви к теоретической физике на тоже художественное поприще?
Хотя чего только не бывает на белом свете.
Вот каковым размышлениям предавался Володя, которого все-таки немного потряхивало. Нервы, нервы, господа.
– Все от нервов, как говорят медики. И мигрень эта паршивая наверняка тоже от них, – подумал мужчина, который боролся с ней уже два года.
Почти с того самого момента, как он из штатов вернулся.
За ноутом последовали вещи, необходимые, как полагал Владимир, для жизни в селе. Двое пар поношенных, но крепких джинсов, три свитера, дождевик.
Поскольку на дворе стояло лето, даже такое специфическое, как в этом году, никаких вещей мужчина больше не привез.
А лето действительно стояло, совсем не похожее на нормальное.
Нормальное – это когда тепло стоит месяц, другой.
А нынешнее – неделю жара, десять дней холодина и дожди проливенные.
Не то чтобы Володя был так уж зависим от этаких сюрпризов погодных, честно сказать, он их раньше редко когда и замечал, но погреться в лучах солнышка любил.
Хотя, с этими мигренями, пожалуй, что и приобрел метеозависимость.
Частенько Вова вспоминал свое детство, в котором однозначно трава была зеленее, солнце светило ярче и грело дольше, и, колбаса была колбасой.
И мороженое! Мороженое было мороженым.
Наш физик-теоретик, который просто не мог быть никем другим, мороженое любил как редко какой мужчина, и разбирался в нем также хорошо, как и в теоретической физике.
Тут Володя затряс головой, пытаясь таким образом отвлечь свои мысли от любимого продукта, потому как в такое время его точно не найдешь, да и с селом по утру надо познакомиться.
– Решено! Вот умоюсь с дороги, и сразу в кровать, – объявил мужчина, и направился умываться.
Однако умыться так сразу не удалось. И не так сразу тоже.
Вода просто отказывалась литься из крана, и, несмотря на наличие душевой кабины, толку от нее был ровный ноль.
Володя плюнул с досады, и, скинув подмоченные дождиком кроссовки, натянул старые дядины резиновые сапоги.
С неохотой вышел на крыльцо и в удивлении замер.
Глава 5
Дождь, который все это время нудно лил, заменяя календарное лето натуральной осенью, прекратился. Над землей стояла дымка, и воздух был напоен такими ароматами, что у непривычного горожанина закружилась голова.
Закружилась, и мужчина ухватился за косяк, уже готовясь к очередному приступу. Однако, к его глубокому изумлению, никакого приступа не последовало. Толстая злая игла со всего размаху не проткнула оба виска, как это бывало обычно, вызывая тошноту и желание просто лечь и помереть.
Вовсе нет.
Головокружение постепенно прекратилось, и Володя открыл глаза, все еще придерживаясь за дверь.
А потом решительно ступил в окружающий его необычный мир, вдыхая непередаваемые запахи. Мир встретил его недовольным кваканьем лягушек, прыснувших из-под сапог, и напугавших бравого физика до смерти.