Психология человека в современном мире. Том 5. Личность и группа в условиях социальных изменений. Материалы Всероссийской юбилейной научной конференции, посвященной 120-летию со дня рождения С. Л. Руб
Роль научного наследия С. Л. Рубинштейна в понимании социального интеллекта
О. В. Лунева (Москва)
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, грант № 08–06-00 386а.
На протяжении многих лет исследования в различных областях психологии опираются на теоретико-методологические основы, разработанные С. Л. Рубинштейном. Его работы, содержащие фундаментальные для психологии положения, остаются современными и базовыми для анализа и описания новых психологических феноменов и понятий. В полной мере сказанное относится и к рассмотрению в предметном поле социальной психологии категории, обозначаемой как «социальный интеллект». Авторское представление о социальном интеллекте опирается на понимание его как субъектно-личностного конструкта. Имея определенную структуру, социальный интеллект обеспечивает интеграцию свойств и способностей личности для встраивания ее в социальные сети и управления процессом поведения личности в социальных сетях, способствуя достижению целей взаимодействия. Для реализации этих функций социальный интеллект обеспечивает создание (конструирование) «картины» социально-психологического взаимодействия (и отражения себя личностью как части этой «картины») и воздействие личности на собственное поведение (саморегуляция), на процесс и людей, включенных в это взаимодействие. Эти функции социального интеллекта детерминируются совокупностью определенной иерархии личностных и индивидуальных характеристик, объединенных в структурные компоненты, а также обстоятельствами взаимодействия. Под людьми, включенными в процесс взаимодействия, понимаются как отдельные личности, так и группы, являющиеся элементами социальных сетей. Цели взаимодействия находятся в континууме позитивных-негативных ценностей и характеризуются соотношением представленности в них интересов индивида, группы, общества.
Анализ научного наследия С. Л. Рубинштейна позволяет выделить несколько ключевых моментов, наиболее значимых для разработки концепции социального интеллекта.
В работе «Человек и мир» С. Л. Рубинштейн выходит за пределы проблемы соотношения бытия и сознания, показывая важность центральной проблемы: бытия, сущего и места в нем человека. При этом им отмечается, что «…человек есть человек лишь в своем взаимоотношении к другому человеку: человек – это люди в их взаимоотношениях друг к другу. Человек как абсолют, как „вещь в себе“, как нечто обособленное и замкнутое в себе – это не человек, не человеческое существо и, более того, это вообще не существо, это нечто не существующее – ничто» (Рубинштейн, 1973, с. 255–256). Более фундаментальной и исходной проблемой по сравнению с проблемой сознания и бытия С. Л. Рубинштейн называет проблему места человека в мире, в жизни и указывает на наличие двух взаимосвязанных отношений – человека и бытия, человека и другого человека (других людей). Так, онтологический анализ, включающий человека в бытие и вскрывающий сущность последнего, показывает ограниченность применения только гносеологического подхода к реальной жизни человека, при котором происходит отчуждение бытия от человека. Представляется, что социальный интеллект в предлагаемой трактовке автора и является онтологически одним из инструментов бытийности человека и маркером его включенности в человеческие взаимодействия и взаимоотношения, в саму жизнь.
Другим значимым моментом является неоднократно повторенная С. Л. Рубинштейном идея невозможности рассмотрения взаимодействия и взаимоотношения людей вне анализа моральных, этических аспектов, включенных в реальное бытие человека (Рубинштейн, 1973). Западные исследователи около 10 лет назад начали изучать моральный интеллект как самостоятельный феномен. В основном этот феномен трактуется как соблюдение в социальном поведении человека моральных правил и общественных норм. Есть основания предположить, что введение этого понятия в американскую психологию стало реакцией на шокирующие человечество поступки людей (расстрел одноклассников, студентов) и отсутствие во многих тестах социального интеллекта измерения моральных аспектов межличностного взаимодействия. Авторская позиция связана с выделением в структуре социального интеллекта подструктуры личностных качеств, включающих нравственные характеристики.
Анализ социального интеллекта как категории социальной психологии предполагает рассмотрение среди прочих параметров и наличие связи категории с основными принципами науки (Богданович, 2002). В работах С. Л. Рубинштейна раскрыты важнейшие методологические принципы, особенно значимые, с авторской точки зрения, для понимания содержания социального интеллекта: принцип единства сознания и деятельности и принцип развития.
Принцип единства сознания и деятельности в применении к пониманию социально-психологической природы социального интеллекта тесно связан с процессами взаимодействия и активностью «деятельностной» личности. Принцип единства сознания и деятельности позволяет изучать поведение человека и его личностные проявления в реальной жизни, повседневном взаимодействии с другими людьми, а также внутренние психологические механизмы, обеспечивающие достижение целей социально-психологического взаимодействия.
Принцип развития: социальный интеллект изменяется (созревает) в процессе развития личности, освоения ею опыта социального взаимодействия, социализации. С. Л. Рубинштейн считал, что «…субъект в своих деяниях, в актах своей творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется, он в них созидается и определяется» (Рубинштейн, 1986, с. 106). Предполагается, что развитие компонентов социального интеллекта происходит неравномерно, что обусловлено совокупностью объективных и субъективных факторов.
ЛитератураБогданович Н. В. Категориальный подход в истории психологии // Современная психология: Состояние и перспективы исследований. Ч. 2 / Методологические проблемы историко-психологического исследования: Матер. юбил. научн. конф. ИП РАН, 28–29 января 2002 г. / Отв. ред. А. Л. Журавлев, В. А. Кольцова. М.: Изд-во ИП РАН, 2002. С. 203–216.
Рубинштейн С. Л. Человек и мир // Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, 1973. С. 255–420.
Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности // Вопросы психологии. 1986. № 4. С. 101–108.
Факторы, влияющие на уровень эмоционального неблагополучия детско-родительских отношений
Н. В. Молчанова (Смоленск)
Исследование осуществляется при финансовой поддержке РГНФ, грант № 08–06-00 434а в рамках проекта «Социально-психологическая адаптация детей трудовых мигрантов в условиях трансформации детско-родительских отношений».
К факторам, влияющим на уровень эмоционального неблагополучия детско-родительских отношений, относят социо-демографическую ситуацию, школьную жизнь, проблемы здоровья, стрессогенные жизненные события, семейные и дружеские взаимоотношения. Как известно, первыми признаками, предваряющими проблемы внутрисемейных взаимоотношений и сигнализирующими о психологическом неблагополучии, являются отрицательные эмоциональные состояния членов семьи. В отношении детей их появление связывают с невыполнением семьей таких важнейших функций, как формирование чувства психологического комфорта и эмоциональной защищенности. В целом понятие защищенности связывают со стабильностью отношений ребенка со взрослыми. В частности, В. М. Целуйко утверждает, что чувство незащищенности приводит к патологическим страхам, хроническому напряжению, замыканию на себе. Дети младшего возраста могут быть поглощены чувством эмоционального страха, страдания (Целуйко, 2004, с. 70–71). О. В. Хухлаева среди прочих семейных факторов риска называет конфликты между родителями или отсутствие одного из родителей (Хухлаева, 2003, с. 35).
По словам Й. Лангмейера и З. Матейчека, в семье каждый ее член выполняет естественным образом определенную роль и удовлетворяет жизненные потребности ребенка – физические, эмоциональные, интеллектуальные, моральные. Если в семье отсутствует какой-либо основной член, то легко возникает опасность депривации для ребенка, так как не всегда можно заместить роль, которую данный член семьи должен выполнять в отношении ребенка и в отношении всей семейной единицы (Лангмейер, Матейчек, 1984, с. 146). С точки зрения А. Маслоу (1999, с. 165–166), существует депривация как угроза личности. Имеется в виду угроза его защитным системам, самооценке, которая препятствует самоактуализации, т. е. делает невозможным удовлетворение базовых потребностей человека. Именно такая «угрожающая депривация» является пусковым механизмом для процесса, обозначаемого как фрустрация. Если ребенок чувствует себя незащищенным, если его потребности в любви, принадлежности и уважении не получают удовлетворения, то такой ребенок будет вести себя эгоистично, деструктивно и агрессивно (Маслоу, 1999, с. 185).
А. К. Рубченко (2007) предлагает рассматривать семейную депривацию как разновидность эмоциональной депривации. В этом случае прекращается эмоциональная связь между ребенком и привычной семейной средой, или присутствуют неполноценные эмоциональные контакты между детьми и родителями. В зависимости от субъекта, создающего психотравмирующую ситуацию для ребенка, различают материнскую, отцовскую, родительскую и детскую депривации (связанную с сестрами и братьями). По словам Й. Лангмейера (1984, с. 178), если мать предоставляет ребенку возможность ощутить интимность человеческой любви, то отец проторяет ребенку путь к обществу.
Семейная депривация может быть как эпизодической (временная разлука с одним из родителей), так и хронической. Длительный дефицит эмоционального созвучного общения порождает у ребенка неуверенность в положительном отношении к нему родных, вызывая чувство тревоги и ощущение эмоционального неблагополучия. В ситуации долгой разлуки у ребенка может развиться тревожное фоновое состояние, на основе чего возникает отчуждение. По данным А. К. Рубченко, при отделении ребенка от семьи он «перерабатывает» эту ситуацию исходя из 2-х вариантов: 1) отвержение себя, если ребенок склонен к переживанию чувства вины. Он как бы соглашается с фактом отделения от семьи за его плохие поступки или плохие мысли; 2) отвержение семьи родителей, если ребенок делает вывод, что именно родители виноваты в его оторванности от семьи.
В отдельных исследованиях указывается на то, что причиной эмоционального неблагополучия часто является семейный перфекционизм. Дети в таких семьях редко заслуживают одобрения, от них требуют идеала, которого невозможно достичь. Высокий уровень контроля и доминирования ведет к подавлению любых форм сопротивления у ребенка, к запрету на протест и агрессию; вследствие чего ребенок обречен на постоянные разочарования, которые сопровождаются негативными эмоциональными переживаниями.
Данные по раннему детскому возрасту были получены в работах таких авторов, как Т. В. Архиреева, О. Э. Асадулина, Т. Д. Марцинковская, Е. О. Смирнова, В. С. Собкин. Исследованиями подросткового возраста занимались О. С. Золотарева, Н. В. Федорова, Е. Н. Андреева, О. А. Карабанова, Н. А. Николаева, Н. С. Фонталова, И. Г. Чеснова, Е. В. Змановская, В. Г. Степанова. Среди зарубежных исследователей подросткового возраста можно отметить следующих: М. Л. Тобиас, Дж. Лалич (2000); У. В. Чамберс, М. Д. Лангоуни (2000). Юношеские проблемы рассматривали Д. В. Берко, С. Г. Доставалов, О. А. Тихомандрицкая.
Результаты диссертационного исследования Н. В. Федоровой (2007) показывают, что депривация в семье приводит к деформации эмоциональной и социальной сфер личности подростка. В области эмоций депривация проявляется в виде дезорганизации эмоциональных реакций, в агрессивности, негативизме, фрустрированности и тревожности.
По данным А. К. Рубченко (2007), хроническая семейная депривация у юношей сопровождается снижением показателей доверия к другим людям и к самим себе, а у девушек – снижением уверенности в себе, самоуважения и повышением внутренней конфликтности и самообвинения. При материнской депривации у юношей дополнительно выражена внутренняя конфликтность и чувство вины. Отцовская депривация у эпизодически депривированных юношей повышает самоценность и уверенность в симпатии к ним других людей, но снижает принятие себя и самообвинение. У девушек эпизодическая отцовская депривация снижает принятие себя и симпатию к себе, повышается самообвинение. В целом родительская депривация формирует у девушек ригидную Я-концепцию, нежелание меняться, низкое самоуважение.
А. В. Томилова (2005) исследовала эмоциональную сферу подростков. Выявлено, что страх одиночества как причина грусти выявилась у большинства подростков всех возрастных групп. Особенно явно это прослеживалось у самых младших подростков – девятиклассников (13–15 лет). Наиболее значимой темой для десятиклассников оказалась родительская семья, нарушение в которой волнует этих подростков более всего. Отношения к родителям выглядят неоднозначно: их делят на «понимающих» и «непонимающих»; часто подростки ощущают чувство вины и за свое «плохое» отношение к родителям (в которых явно нуждаются эмоционально). Все описания носят эмоциональный характер; сценарии переживаний подростков (оценочный тип переживаний, при котором внешний мир прост и соответствует этим оценкам) становятся недостаточными, так как «обнаруживается» сложность окружающего мира. Подобные внутренние изменения порождают тревогу.
Первые описания неблагоприятных последствий материнской депривации сделал Л. Ф. Мейер (1914). Реакцию на разлуку с матерью изучали Д. Боулби (2004), М. Малер (2005), А. Фрейд и Д. Берлингейм (2004), Р. А. Шпиц (2001), М. Эйнсворт (1991), А. М. Прихожан (2000, 2007), А. И. Захаров (2000). В частности Д. Боулби отмечает, что при неудовлетворении родителем потребностей ребенка у него формируется чувство отверженности, обделенности, формируется агрессия, которая может быть направлена как вовне, так и на самого ребенка в виде самобичевания и чувства вины. По мнению Э. Берна (1992), если у ребенка нет уверенности в материнской любви, то он становится беспокойным и пугливым. С точки зрения Р. Бернса (1986), в результате материнской депривации и авторитарного стиля воспитания возникают негативные эмоциональные переживания. Материнская депривация способствует развитию личности с жаждой любви, высокой тревожностью и страхом потери объекта привязанности, развивается эмоциональная обедненность, уплощенность.
Исследованиями роли отца в психическом развитии ребенка занимались такие ученые, как Э. Берн (1992), И. С. Кон (2006), Я. В. Федотова (1985), С. А. Орлянский (2004), О. Г. Калина (2007). В отдельных исследованиях эмоционального благополучия подростков выявлено, что характер эмоциональных трудностей у подростков связан с аналогичными трудностями у их отцов. В частности, депрессивная симптоматика, безработица у отцов связаны с риском возникновения депрессивных и тревожных состояний у детей и подростков. Есть данные о важности детско-отцовского конфликта для возникновения депрессивной симптоматики у подростков. В других исследованиях отмечается, что, чем больше негативных эмоций в отношениях ребенка с отцом, тем в большей степени дети агрессивны в школе. Многие эмпирические работы касаются рассмотрения детско-родительских отношений через призму супружеских отношений отца с матерью ребенка. Результаты свидетельствуют о том, что качество детско-отцовских отношений в большей степени влияет на психическое состояние детей, чем детско-материнские отношения. Так, отцовская (а не материнская) агрессия (вызванная супружеским конфликтом), связана с усилением злости, печали и страха у детей.
По некоторым данным, свыше 60 % подростков с эмоциональными нарушениями воспитывались в неполных семьях. В то же время некоторые данные не подтверждают связи между тревожностью и воспитанием ребенка в неполной семье. Бывает, что ребенок, воспитывающийся одинокой матерью, взрослеет быстрее. Но это возможно только тогда, когда психические потребности в заботе, в учении и в эмоциональном самоутверждении на соответствующих этапах развития ребенка были удовлетворены. Известно, что в неполной семье оставшемуся родителю приходится брать на себя решение всех материальных, бытовых и психологических проблем, совмещение которых весьма затруднительно. Поэтому большинство неполных семей испытывают материально-бытовые трудности и сталкиваются с педагогическими проблемами.
По данным И. С. Кона (1980), дети, выросшие без отца, часто имеют пониженный уровень притязаний, у них выше уровень тревожности, чаще встречаются невротические симптомы, мальчики с трудом общаются со сверстниками, хуже усваивают истинно мужские роли, но гипертрофируют некоторые мужские черты – грубость, драчливость. Очень важным в неполной материнской семье является отсутствие уверенности и устойчивости в социальном включении, так как профессия отца представляет обычно реальную базу экономического обеспечения семьи, а ее основательность является порукой уверенности.
По данным В. А. Сысенко (1986), на отсутствие отца болезненнее реагируют мальчики 7–12 лет. Девочки особенно остро переносят подобную разлуку в возрасте 2–5 лет. Н. В. Самоукина (2000) указывает на то, что для положительного отношения к себе девочек необходимо принятие их отцами. Однако в зарубежных исследованиях считают, что матери и отцы обладают одинаковыми способностями заботиться о своих детях, поэтому оба родителя одинаково важны для гармоничного развития личности ребенка. Е. О. Смирнова и В. С. Собкин отмечают, что детям из неполных семей не хватает непосредственности в выражении чувств: они скованны, напряжены, чрезмерно серьезны, воспринимают все буквально, теряют способность понимать шутки. Наблюдается дефицит жизненного тонуса, воодушевленности, способности легко устанавливать контакты и длительно поддерживать их на взаимоприемлемом уровне; гибкости и непринужденности в отношениях, умения принимать и играть роли (1988, с. 68). Авторы отмечают, что причиной перечисленных особенностей также является и неверный тип воспитания. Согласно исследованиям Е. О. Смирновой и В. С. Собкина (там же, с. 56), наиболее распространенными стилями воспитания в неполных семьях являются неустойчивый стиль воспитания, гипопротекция, потворствующая гиперпротекция, эмоциональное отвержение. Одним из самых негативных факторов в стиле воспитания является эмоциональное отвержение. По данным ряда исследований (А. И. Захаров, А. И. Фурманов, А. С. Семенюк), недоброжелательность или невнимание со стороны родителей вызывает неосознаваемую враждебность у детей. Безотчетная, немотивированная недоброжелательность со стороны родителей порождает низкое самоуважение, чувство вины и тревоги. Часто встречается скрытое эмоциональное отвержение – родители стремятся завуалировать реальное отношение к ребенку повышенной заботой и вниманием к нему.
С. А. Зайкова (2006) обобщила данные исследований по дошкольному возрасту. В целом при изменениях структуры семьи и взаимодействиях между родителями возникают следующие негативные последствия. При конфликтности между супругами (В. Л. Васильева, О. А. Шаграева) у детей возникают неврозы, замедляется эмоциональное развитие, появляется склонность к вспыльчивости, повышенная возбудимость, страх, недоверие, чувство одиночества, равнодушие. При воспитательной конфронтации (Е. И. Рогов, Н. Н. Верцинская) появляются страхи, нарушения эмоционально-волевой сферы, негативные эмоции, присутствует эмоциональная неустойчивость. При наличии только матери (Е. П. Арнаутова, А. И. Захаров, Й. Лангмейер, З. Матейчек, Н. М. Неупокоева) повышенная агрессивность, суетливость, замкнутость, заторможенность, нарушение полоролевой идентификации, агрессивность, асоциальное поведение. В случае пренебрежения, безразличия и невнимания к потребностям и чувствам ребенка (Г. П. Бочкарева, М. Джеймс, Д. Джонгвард, О. В. Удова) он начинает поиск эмоционально значимых отношений вне семьи. При разводе родителей (Н. М. Неупокоева, И. В. Казакова, Е. А. Данилова, Г. П. Бочкарева) возникает стресс, происходит разрушение эмоциональных связей, сужение сферы общения, невротизация. При непоследовательности, отсутствии похвалы и поощрений (И. С. Сорокина, Е. И. Рогов) происходит закрепление отрицательного поведения, установок, возрастает тревожность, неуверенность в себе.
В качестве негативных факторов эмоционального неблагополучия рассматривают также условия детского дома (Р. Шпиц, Дж. Боулби, А. Х. Пашина, Е. П. Рязанова). Среди особенностей развития эмоциональной сферы воспитанников детских домов выделяют бедность качественного содержания эмоциональной сферы, неспособность адекватно распознавать эмоции. На подобные характеристики эмоциональной сферы указывает и Т. Д. Марцинковская (2000, с. 126, 131). Исследования Л. Л. Баз, О. В. Баженовой (1996), М. И. Лисиной (1986), проведенные с детьми 13–14 лет, воспитывающимися в домах ребенка и школах-интернатах, показали, что как полная, так и частичная материнская депривация приводит к тяжелым, иногда необратимым изменениям в эмоциональной, интеллектуальной и мотивационной сферах личности.
К другим обстоятельствам, которые могут спровоцировать неудовлетворительную динамику отношений «ребенок – родитель» можно добавить фактор, связанный с ухудшением экономической стабильности в настоящий период времени. Например, периодические отлучки одного или обоих родителей с целью заработка в другие регионы страны. В 2008 г. трудовая миграция населения увеличилась на 20 % по сравнению с предыдущим периодом. По данным статистики, например, гастарбайтеров в Москве трудится в 7 раз больше, чем это предусмотрено легальной квотой на 2008 г. По данным проведенного опроса в городах Смоленск, Москва, Ставрополь (Бадыштова, 2002), среди видов дохода населения работа на выезде составляет в Смоленском регионе самый высокий процент – 80,8 (в Москве – 68,9 %; в Ставрополе – 50,0 %). Подобные результаты заставляют задуматься о значении исследования феноменов, сопровождающих этот процесс внутри семьи, а именно, как трудовая миграция родителей отражается на эмоционально-психологическом состоянии их детей. С точки зрения взрослого человека это может быть сопряжено с ответственностью перед своей семьей за ее материальное благополучие. Тогда как восприятие и понимание подобных семейных ситуаций со стороны ребенка может носить неоднозначный характер.
Известны результаты исследований прибалтийских ученых (Лялюгене, Рупшене, 2008), связанные с изучением влияния трудовой миграции родителей на социализацию детей и подростков. Согласно их результатам, проблемы детей, переживающих кризис разлуки с родителями, в 9 % случаев связаны с долговременными эмоциональными трудностями, 38 % испытывают кратковременный эмоциональный кризис, 14 % имеют проблемы с поведением. Выявлена тенденция, согласно которой, чем меньше возраст ребенка, тем выше число негативных переживаний. В книге Жорж Жизель (Жизель, 2003, с. 78–81) приведен пример обобщенных научных данных в виде балльной шкалы по исследованию детского стресса. Из 34-х причин стрессового состояния ребенка на 4-ом месте оказалась ситуация, при которой кто-то их родителей получил работу далеко от дома и вынужден жить в другом месте (63 балла из 100). 15-ое место занимает ситуация, связанная с изменением финансового положения семьи (38 баллов из 100).
В исследованиях Н. Ю. Синягиной указывается, что 30 % родителей в качестве мотива своего жестокого отношения к ребенку называют «месть за то, что ребенок приносит огорчение, что-то просит, требует». Автор объясняет это тем, что «малообеспеченные» родители, не умея объяснить происходящее, испытывают неосознаваемое чувство вины и перекладывают вину на ребенка, который «не заслужил», «не заработал» (Синягина, 2001, с. 29). В. Б. Ольшанский утверждает, что дети из семей с ограниченными финансовыми возможностями с малолетства испытывают много фрустраций, делаются терпеливыми, осторожными, но медлительными, упорными и негибкими (Ольшанский, 1996, с. 40).
Подобные примеры подтверждают нашу мысль о том, что целесообразно более подробно изучить аспект детстко-родительских отношений в контексте трудовой миграции. Цель исследования предполагает также дальнейшую выработку психологических рекомендаций для улучшения психоэмоционального состояния детей и родителей, а также оптимизации взаимодействия и взаимопонимания среди членов семей трудовых мигрантов.
ЛитератураЖизель Ж. Детский стресс и его причины / пер. с фр. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2003.
Лангмейер Й., Матейчек З. Психическая депривация в детском возрасте. Прага: Авиценум, 1984.
Лялюгене И. Ю., Рупшене Л. Я. Влияние трудовой миграции родителей на социализацию подростков // Социс. № 1. 2008. С. 69–75.
Марцинковская Т. Д. Детская практическая психология // Пособ. для студ. вузов пед. спец. / Ред. Т. Д. Марцинковская. М.: Гардарики, 2000.