Война с журавлями
– Это они сейчас гадают, обматерит их бабка или нет, – перевёл Руслан для Володи смысл учёной дискуссии.
– Да чего гадать? Конечно, обматерит! Вопрос только, во сколько этажей.
– A я, пожалуй, с вами поеду, – вдруг заявил Руслан.
– Не поедешь, – ответил ему отец.
– Ну вот, в кои-то веки проявил интерес к научной работе! Пап, ну почему? Чего я там нового для себя услышу?
– Вот именно! У тебя и так уже этот лексикон не просто в пассиве, а в самом активном активе. Напомнить, сколько раз нам с мамой приходилось краснеть за тебя на родительских собраниях?
– Я больше так не буду, – пообещал Руслан. – Ну, можно я с вами поеду?
– Не ной, всё равно не поедешь! Потому что никто не поедет. Я пешком прогуляться хочу, растрясти жирзапас и кое-что обдумать по дороге. A ты, если очень хочешь, так и быть – шагай с нами!
* * *Деревню и хутор, где жила Анна Егоровна Кархунен, по прямой разделяли всего несколько сотен метров, однако летом срезать путь можно было только на лодке, через одну из шхер озера, напоминавшего своей формой зуб мудрости с тремя корнями… или трёхпалый след динозавра небывалых размеров. Зимой этот водоём можно было пересечь по льду – пешком или на лыжах, а в остальное время года приходилось ехать или идти далеко в обход, сперва – несколько километров по республиканской трассе, а затем – по просеке, проложенной в тайге бригадами лесозаготовителей.
– Чудесная погода! – с удовольствием отметил Нестор Владимирович, глядя в безоблачное небо (гроза, что как раз собиралась над головами Олега с Орловым, решила обойти деревню стороной), а Руслан в это время рыскал по кромке леса, ощипывая кусты малины.
– Там дальше верховое болото, – рассказывал Володя. – Только морошка уже отошла, а клюква ещё не поспела. Зато если за грибами соберётесь, я такие места знаю – хоть косой коси! Одни белые да лисички, тут в иной год другие грибы и за грибы-то не считают. Ближе к осени можно сети закинуть на ряпушку, ну а за сёмужкой лучше на Сяпсю прокатиться, там даже на закидушку ловится, не то что на спиннинг. Зимой можно петлю на зайца или на глухаря поставить…
– Да, настоящий рай для туристов! – согласился Нестор. – Только я ведь не охотник и не рыбак. Вы лучше подскажите, какую нам наживку для Анны Егоровны подобрать, как с нею найти общий язык, а?
– Понятия не имею! – ответил Володя. – Это же как в преф играть против Орлова втёмную. A вот, кстати, и его хоромы!
За поворотом просеки на пригорке показался новый двухэтажный коттедж, сложенный из янтарного цвета сосновых брёвен. Конёк крыши, покрытой оцинкованным железом, был украшен кованым флюгером в форме двуглавого орла – которому уже через несколько лет предстояло стать символом новой России.
– Да, весьма вызывающе! – заметил Нестор.
– A я что говорил? – отозвался Володя. – Ни Бога, ни чёрта, ни Комитета – ничего не боится, сукин кот!
В нескольких сотнях метров от орловского коттеджа стояла старинная северная изба, срубленная в начале двадцатого века, а может, и в конце предыдущего. Чёрные полы этого терема, поразившего Нестора Владимировича и Руслана своими размерами, были подняты над землёй почти на два метра, чтобы входную дверь по зиме не заметало снегом. Однако крыльцо дома давно сгнило и обрушилось, а на его месте к стене была приставлена деревянная лестница.
– Ну, ни дать ни взять, избушка на курьих ножках! – заметил Нестор. – A бабушка, оказывается, – та ещё эквилибристка!
– Да что ей эта лестница? – ответил Володя. – Она, знаете, какая у нас шустрая! В войну за нею финны с немцами гонялись – да так и не догнали. A с другой стороны наши – и тоже не догнали.
– Это за что ей так досталось сразу от трёх армий?
– Да ни за что – просто для тех она была русская, а для этих – финка. Вот за это и гоняли.
Невдалеке от дома паслась коза чёрного окраса, привязанная к колышку длинной верёвкой. На шее у козы позвякивал медный колокольчик на красной ленточке.
– Козу Белкой звать, если что, – уточнил Володя.
– A почему Белкой? Она же чёрная! – удивился Руслан.
– A ты спроси что-нибудь полегче!
– Бе-е-е! – проблеяла коза, словно в ответ на вопрос Руслана.
– Понятно! – заключил тот. – Так и запишем: ономатопея.
– Как-как ты сказал? – переспросил Володя. – Ономатопея? Надо тоже записать, а то у меня жена всё гадает, как бы новую козу назвать, да так, чтоб соседи удивились!
– Ну вот, одного информанта уже опросили, теперь бы до другого достучаться. С почином тебя, Руслан Несторович! Не успели прийти – а уже научное открытие! – сказал Нестор своему сыну и пошатал приставленную к дому лестницу. – A действительно, как будем в двери стучать?
– Ну так надо мальчонку вперёд заслать! – предложил Володя. – Заберёшься?
– Ща, без проблем! – ответил Руслан, вскарабкался по лестнице и постучал в дверь.
– Да ты громче стучи!
Но дверь им в тот день никто так и не открыл.
Примечания:
1. «ЗОЛОТАЯ БАБА» – повесть Сергея Николаевича Плеханова (р. в 1949 г.), опубликованная в 1985 г., а также её экранизация 1986 г. режиссёра Виктора Михайловича Кобзева (р. в 1956 г.).
2. «Он тоже часть лингвистического континуума, как и финно-угорские языки?»: финно-угорские языки не образуют географического континуума, но не будем строго придираться к словам пятнадцатилетнего «профессионала».
3. Ряпушка – небольшая пресноводная рыба из рода сигов. Водится в реках и озёрах Северной России и Финляндии. Внешне похожа на корюшку, но, в отличие от неё, нерестится осенью и в начале зимы.
4. Сяпся – река в Карелии, протекающая по территории Пряжинского района.
5. Ономатопея – образование слов путём звукоподражания.
Глава 7
Красавица и чудовище
Оставшись втроём с Алей и Яной Лаврентьевной, Лиза заскучала и засмотрелась в зеркало, словно пытаясь разглядеть в нём образ своего жениха, уже успевшего уехать от неё на много десятков километров.
– Как там сейчас Олежек?.. – вздохнула Лиза.
Жена профессора подошла к ней сзади и обняла за плечи:
– Да ты не переживай! Травма пустячная, от такой ещё никто не умирал. A чем сидеть в четырёх стенах, давай лучше прогуляемся! Глядишь, и время быстрей пролетит. Да и когда потом ещё выберемся на природу?
– Ну да, всё равно ваши раньше, чем через пару часов, назад не вернутся, – согласилась Лиза.
– Ты с нами, Аленька? – спросила Яна дочку – но Аля к тому времени уже успела «присосаться» к новой книге и сидела на кровати, поджав ноги, закрыв руками уши и беззвучно повторяя художественный текст.
– Бесполезно, Яна Лаврентьевна! – заметила Лиза. – Алевтина уже in angello cum libello уединилась. Её теперь никакой силою с места не сдвинешь.
– И ведь не спросишь – в кого такая уродилась? – вздохнула мать. – И так понятно, в кого. Ладно, Лизавета, пойдём – ты ещё успеешь над книжками насидеться, когда будешь дипломную работу писать.
Следуя строгому наказу Володи, они решили ограничить свою прогулку участком леса, со всех сторон окружённого краем озера, железной дорогой и автомобильной трассой, – в отличие от Бермудского, в этом треугольнике потеряться было невозможно по определению.
– Надо же, ягоды! – приятно удивилась Лиза, увидев кустики земляники возле тропики, тянувшейся через перелесок к берегу озера. – A ведь уже почти конец лета…
– Да, скоро новый учебный год, – ответила её научный руководитель. – A ты над темой уже начала работать? Или у тебя сейчас другое на уме?
– Да как можно, Яна Лаврентьевна! Мы с Олежеком поженимся только после защиты. A у него ещё военные сборы – без них звание не присвоят.
– A дальше какие планы? Ну, у тебя-то понятно – аспирантура, а он как?
– Он тоже хочет экзамены в аспирантуру сдавать. Вы, наверное, слышали: в июне Буш с Горбачёвым подписали договор об уничтожении химического оружия. Сами понимаете, какая там работа – и научная, и прикладная, как раз по его профилю.
– Да, тема интересная и очень актуальная! Тут есть, над чем серьёзно задуматься, но всё же… Ты прости, Лизонька, если я вмешиваюсь не в своё дело, – но тебе не кажется, что Олежек какой-то странный в последнее время – задумчивый, рассеянный, отрешённый?
– Кажется, Яна Лаврентьевна, кажется! Если уж вам со стороны заметно… У меня порой возникает такое чувство, будто он витает в каких-то других измерениях, – то ночами не спит, то, наоборот, сны странные видит, то вдруг начинает разговаривать сам с собою. Помнит наизусть тексты, которые слышал один раз в жизни, а то, что сам говорил накануне, порой вспомнить не может. Хотя, возможно, просто заучился – всё-таки последний курс.
– Ну, он у тебя парень крепкой закалки, справится, вытянет! Главное, чтобы между вами всё было хорошо, – а остальное как-нибудь перемелется.
Увлёкшись разговором, Яна с Лизой не заметили, как оказались возле озера, у самой кромки воды, напротив деревянного причала для лодок. Перед ними развернулся удивительной красоты северный пейзаж, который словно просился на картину живописца или панно ювелира: гранёный хрусталь водной глади, ставшей зеркалом для бирюзового неба и жемчужных облаков; изумрудная оправа берёзовой рощи с коралловыми вспышками гроздьев спелой рябины, а у противоположного берега – тяжёлое ожерелье гранитных валунов, лежащих полукругом и издали похожих на всплывшие ржаные ковриги.
– A помните, – спросила Лиза Яну Лаврентьевну, – как в конце четвёртой книги «Анабасиса Кира» десять тысяч греков вышли к морю после похода по Малой Азии? И, не сговариваясь, закричали в один голос: «Тхаласса! Тхаласса!»
– Ну, это далеко не море, а мы с тобой – не десять тысяч греческих ратников, – заметила Яна. – Хотя теперь я гораздо лучше понимаю их чувства. A сцена у Ксенофонта действительно получилась очень сильная, одна из моих любимых в этой книге.
Лиза присела на корточки и зачерпнула воду рукой:
– A вода здесь какая – чистая, сладкая, живая…
Невеста Олега взмахнула ладонью, и её отражение исчезло на несколько мгновений, словно растворившись в озёрной воде. Когда рябь успокоилась, девушка снова увидела своё лицо – а сверху на него надвигалось лицо древней старухи с белыми бровями и седыми прядями волос, свисавших из-под повязанной по-пиратски косынки. Лиза вздрогнула и подняла глаза: в сторону причала по воде скользила лодка-плоскодонка, которой правила при помощи длинного шеста совершенно архетипическая Баба-Яга.
– A ну-ка, посторонись! – скомандовала «старая пиратка» и весьма проворно для своих лет перебралась из лодки на мостки, привязав верёвку к деревянному столбику.
– Здравствуйте, бабушка! – вежливо и приветливо произнесла Лиза, помня, что по деревенскому этикету полагается здороваться со всеми незнакомыми людьми.
– Ты сама-то чьих будешь? – спросила её старуха.
– Да я пока ничья. Вот выйду замуж – тогда и породнюсь с местным населением. Я из города вчера приехала вместе с научной экспедицией.
– Да кто тебя замуж-то тут возьмёт – такую худую и болезную? Вон, молодая ещё, а глазами уже слабая! Даже юбку забыла одеть, пошла гулять в одних рейтузах!
(По городской моде тех лет невеста Олега была одета в связанный ею длинный свитер с оленями и лосины из плотного трикотажа.)
– Ну, кому надо – тот возьмёт, – обиженно поджала губы Лиза. – A очки я ношу, потому что много с текстами работать приходится. И юбку не одевают, а надевают. A я ничего не забыла надеть – просто сейчас такая мода. И никакие это не рейтузы, а дольчики – я их сама связала. И свитер, кстати, тоже.
– Так ты чего, вязать умеешь? Значит, не совсем пропащая… Ты знаешь что, ты ко мне приходи, я тебе козьего пуха дам, как раз на юбку хватит. Только прясть сама будешь.
– A я прясть не умею.
– Ну, значит, хреновая из тебя невеста!
– Что значит – «хреновая»?! – возмутилась Лиза. – Об этом вообще не вам судить! Я, между прочим, не за вас замуж собираюсь!
– Да сдалась ты мне даром! – ответила ей бабка. – Да ладно, не трынди! На вот, лучше, покушай! A то ведь тощая – соплёй перешибёшь.
Старуха развернула узелок, связанный из ситцевой наволочки в мелкий цветочек, и протянула Лизе ржаную калитку с толчёным картофелем в середине.
– Спасибо, бабушка, но мы уже позавтракали! A нового аппетита ещё не нагуляли.
– Да бери, не важничай! Сама пекла, не покупное.
– Бери, бери! – дипломатично поддержала старуху Яна Лаврентьевна. – A не то обидишь бабушку.
– Спасибо, – сухо поблагодарила Лиза, приняв угощение.
– На здоровьице! – ответила старуха, отвязала лодку и поплыла дальше вдоль берега.
– Ты только не вздумай выбрасывать! – предупредила Лизу Яна, когда деревенская старожилка удалилась от них на три хода своего шеста.
– Да как можно, Яна Лаврентьевна? – ответила ей внучка блокадницы. – Я её для Олега сберегу.
– A зовут-то вас как? – крикнула Яна вслед старухе.
– Анной Егоровной, – ответила та. – Или просто – бабой Нюрой.
– А-а… – успела выговорить Яна и вместе с Лизой бросилась догонять лодку, но старуха оказалось проворнее их обеих и быстро скрылась за поворотом берега.
* * *Возвращаясь с прогулки, Яна с Лизой разминулись с Нестором, Володей и Русланом на какую-то пару минут: те подошли к дому почти следом за ними.
– Да, нехорошо вышло с бабушкой, – вздохнула Лиза.
– Да ты не переживай! – успокоила её Яна Лаврентьевна. – Не зря же есть поговорка: по одёжке встречают, а по уму провожают. И Нестору Владимировичу ничего не говори, чтобы не расстраивать – я сама пойду перед ним каяться.
– A они, получается, зря на хутор ушли? – спросила Лиза. – Какая-то неуловимая старушка! Теперь я не удивлена, что она столько лет скрывалась от науки.
– Да уж, такого проблемного информанта на моей памяти у Нестора ещё не было, – заметила Яна Лаврентьевна и объявила, заходя в дом: – Аля, мы вернулись!
Они направились в кухню чтобы пересыпать собранные ягоды из бумажных кулёчков в эмалированную походную кружку Олега. Лиза положила сверху на кружку ржаную калитку и вместе с Яной застыла на месте от изумления: весь стол был уставлен и завален пустыми банками, коробками и пакетами из-под финского «сухпая». Рядом суетилась Аля и стряпала на плите какое-то варево в раблезианских размеров кастрюле, куда она без разбору закидывала остатки продуктов.
– Ты как одна плиту умудрилась растопить? – спросила её мать. – И где сама успела такой аппетит нагулять?
И тут Лиза сперва невольно зажмурилась, а затем широко раскрыла глаза, увидав нечто из ряда вон выходящее: откуда-то из-за её спины протянулась здоровенная волосатая рука с тюремной наколкой и сцапала калитку. Лиза обернулась, подняла взгляд и увидела поверх очков, как гостинец старухи целиком исчез во рту какого-то небритого дядьки почти двухметрового роста.
– Не сберегла… – растерянно пролепетала Лиза.
– Тётя Лиза – дядя Витя, – представила их друг другу Аля тоном воспитанной светской барышни.
– Доченька, золотко, давай отойдём в сторонку на пару слов! – позвала её Яна Лаврентьевна.
– Очень приятно, – машинально ответила «тётя Лиза», а мужик невозмутимо кивнул ей в ответ, продолжая пережёвывать калитку.
– Ты, сокровище моё, кого в дом пустила?! – спросила вполголоса Яна у дочери. – И зачем ему скормила все наши продукты? A сами-то мы что будем есть, стесняюсь спросить?
– Ну, мама! Он же был такой голодный! – ответила ей Аля почти со слезами на глазах.
Тут в дом влетел Руслан, а следом за ним вошли Нестор с Володей. Местный житель быстро оценил обстановку:
– Вы чего дверь-то на заложку не закрыли? A ты, Медведь, чего тут забыл? – обратился он сперва к женщинам, а потом к Кархунену.
– Это всё она! – так же быстро сообразил Руслан, показывая пальцем на сестру. – Добрая самаритянка!
– Самаритяне – это… – по привычке завела Лиза.
– Да ладно, не объясняй! – перебил её Володя. – И так всё понятно. Из контекста.
– Браво! – экспедиция лингвистов дружно зааплодировала своему водителю, а Медведь, опять не поняв ничего из услышанного, вытер руки о фуфайку и тоже несколько раз хлопнул в ладоши – каждая размером со сковороду, на какой Лиза утром готовила омлет.
– Аленька, деточка, он тебя не обидел? – спохватился Нестор.
– Нет, пап! Он мирный, добрый, только голодный очень.
– Я отблагодарю, – пообещал Медведь.
– Как же, отблагодарит он! Хоть девчонку не тронул – и на том спасибо! – ответил Володя.
– Ты чего?! Она ж малолетка, – возмутился «дядя Витя». – Знаешь, что на зоне за такое бывает?
– A ты что, обратно туда намылился?
– A куда мне ещё податься? Тут-то гонят отовсюду, как собаку…
– Дядя Витя!!! – разрыдалась в ответ Аля.
Примечания:
1. «КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ» (La Belle et la Bête; Beauty and the Beast) – европейская волшебная сказка, известная в ряде литературных переложений, театральных постановок и экранизаций.
2. In angello cum libello (лат.) – «в углу с книгой».
3. «Тхаласса» (греч. θάλασσα) – море. Обычно транслитерируется как «таласса», но филологи-классики произносят первый звук с придыханием, чтобы различать фонемы, обозначаемые буквами θ и τ.
4. «Анабасис Кира» (Κύρου Ἀνάβασις), или «Отступление десяти тысяч», – сочинение древнегреческого писателя и историка Ксенофонта (ок. 430 в. до н. э. – не ранее 356 в. до н. э.).
Глава 8
Каток и скрипка
А в это время Орлов вместе со своим подопечным (которого он сумел-таки совратить с пути истины) вовсю стучался в двери к «Золотой бабе» Людмиле, носившей это прозвище не только из-за своего радушного характера:
– Эй, Златовласка, отопри ворота! Принимай в гости добрых молодцев!
Так и не дождавшись ответа, Орлов решил сменить тон и тактику:
– Эй, рыжая-конопатая, открывай, говорю!!! Мне что, до самой ночи тут надрываться?!
– Может, её просто дома нет? – предположил Олег. – Всё-таки заявились без приглашения, как снег на голову. A может, она вас видеть не хочет?
– Да ты просто Людку не знаешь! – уверенно ответил ему Орлов, продолжая барабанить кулаком в дверь. – Я ведь сюда частенько заглядывал, когда ещё в Чалне́ служил. Да, были раньше времена, были у нас моменты… Да откроет, не волнуйся! Наверное, просто красоту наводит – баба есть баба.
– Так вы что, лётчик? – удивился Олег.
– A ты думал – кавалерист?
– Я думал – танкист.
– Это ещё почему?
– Да просто наглый вы, как танк…
Орлов в ответ только расхохотался.
– A вы правда из этих… из бывших? – спросил его Олег.
– Что, донесли уже? Хотя я и так не особо шифруюсь – другие времена нынче настали. …Эх, да если бы не проклятые чекисты, я бы сейчас в карете с фамильным гербом разъезжал, а не на этом «козле» полноприводном! – ответил Орлов с дрожью мелкого тщеславия в голосе, оглянувшись на свой автомобиль. A потом спросил, заметив в ногах у Олега железный ящик: – A ты зачем его сюда припёр? Оставил бы в машине! Никто его тут не возьмёт – отвечаю!
– A я вам не верю! – заявил в ответ Олег. – Я ещё раз хочу всё проверить по описи – вдруг что-то уже пропало?
– Вот ты чернильная крыса! …Эй, Люд! Ну сколько можно? Открывай уже! …А ты, – снова обратился Орлов к Олегу, понизив голос, – не говори, что тебя мухи покусали. Скажи лучше – гормоны взыграли на почве длительного полового воздержания. Так быстрее до бабьего сердца достучишься. Вон, кстати, у неё и банька уже топится!
– Да идите вы сами… в баню! – ответил Олег. – Я здесь, между прочим, только ради вас. Я вот, лучше ящик буду охранять!
– Ну, не хочешь – как хочешь, никто не неволит. …Так, а чем это нас снабдили в дорогу? – Орлов бесцеремонно порылся в рюкзаке Олега, куда перед их отъездом Лиза заботливо уложила кое-что из съестных припасов. – Ну, это ты сам будешь грызть… Это нам ещё пригодится… A вот это – то, что надо!
Орлов вытащил из рюкзака коробку финского шоколадного ассорти с начинкой из ликёра – и, словно в ответ на его широкий жест, Люда настежь распахнула дверь, едва не прибив ею Олега, и с визгом бросилась на шею своему любовнику.
– Ну, что я тебе говорил? – хмыкнул Орлов с победным видом, крепко обнял Людмилу и сладострастно поцеловал её в губы, прикрыв от удовольствия глаза.
Тут у Олега в голове зашевелились какие-то смутные воспоминания: ему показалось, что он уже видел раньше лицо этой женщины, но никак не мог вспомнить, где именно. Наконец Орлов сумел разомкнуть руки повисшей у него на шее «Золотой бабы»:
– Ну, ну, Людок, хватит, задушишь ведь! Дай хоть в дом пройти!
– Ой, а у меня не прибрано! Не ждала ведь никого сегодня…
– Так уж прямо и никого? Ничего, Людок, танки грязи не боятся! Ты давай, заходи, самурай, не стесняйся!
– A почему самурай? – удивился Олег.
– Потом как-нибудь объясню, – ответил ему Орлов. – Да расслабься ты! Забудь хоть на час про свои принципы!
– Ага, с вами расслабишься… Нет уж, я лучше тут в углу подожду. A вы общайтесь, если так истосковались друг по дружке, – ответил Олег, поставил ящик возле двери и демонстративно уселся на него сверху. – Только недолго. Не забывайте: у нас ещё в городе дела.
– Ну, это как получится! Дай хоть чаю выпить да поговорить! …Это ж сколько лет, сколько зим мы с тобой не виделись, Люд?
– Да я уже чайник поставила! A может, чего покрепче налить? – предложила Людмила.
– Мне нельзя, я за рулём, – ответил Орлов и с заговорщицким видом подмигнул своей боевой подруге.
– A ты чего сидишь как неродной? – спросила Олега хозяйка дома. – Давай с нами к столу! Хочешь конфетку?
– Нет, спасибо. Мне и здесь хорошо.
Пока Люда с Орловым пили чай в окружении живописного беспорядка и пересказывали друг другу события последних лет своей жизни, Олег, который сперва принял орловскую затею с неохотой и раздражением, понемногу успокоился, отвлёкся от тревожных мыслей и словно потерялся во времени. Он смотрел отсутствующим взглядом в простенок между двух окон, где висело большое овальное зеркало, слегка подёрнутое патиной времени. В зеркале отражались стол, покрытый оранжевой в синюю клетку скатертью; жёлтый эмалированный чайник на чугунной подставке; всплывшее над крышкой чайника облачко водяного пара; две фарфоровых чашки с блюдцами торжественной тёмно-синей раскраски, слегка нарушенной сколами на позолоченном ободке; разбросанные по столу «золотинки» от шоколадных конфет; орлиный профиль Орлова и курносый профиль Людмилы в обрамлении ситцевых занавесок с набивным рисунком из целующихся курочек и петушков… И вдруг Олег понял, кого ему напомнила эта женщина:
– «Такая рыжая-рыжая. И губы у неё все время трескались. До сих пор помню. За ней ещё наш военрук бегал контуженый», – процитировал он слова из одного кинофильма, который смотрел вместе Лизой незадолго до их поездки в Карелию в рамках программы превращения «неотёсанной деревенщины» в высокодуховную личность, достойную места под небом в центре культурной столицы страны.
(Олег тогда сопротивлялся, как мог; он пару раз засыпал под этот, как сказали бы сейчас, артхаусный киношедевр, который он заочно возненавидел всеми фибрами своей души: Лиза не один день готовила для него почву, читала своему жениху какие-то стихи, заставляла его слушать классическую музыку и даже водила в музей смотреть на полотна старых мастеров. Однако тогда, во время сеанса просмотра, фильм в Олега «не зашёл»; но тут он неожиданно для себя дословно повторил реплику главного героя, озвученную закадровым голосом Иннокентия Смоктуновского.)
Орлов с Людой обернулись и взглянули на Олега в полном недоумении.
– Какой-то он странный у тебя, – произнесла наконец Людмила. – Он что, вправду контуженый? Надо же, такой молодой, а уже…
– Да это из одного фильма, – объяснил ей Олег. – Там ещё стихи красивые были:
«Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.Мы все уже на берегу морском,И я из тех, кто выбирает сети,Когда идёт бессмертье косяком».Орлов снова недоумённо переглянулся с Людмилой:
– Ты это к чему вообще? По рыбалке, что ли, соскучился? Хорошо, как вернёмся, свожу я тебя на рыбалку.
– A зачем ждать-то? – удивилась Люда. – Сегодня заночуете, а завтра на Шую съездите с утреца! У меня и сеть, и удочки найдутся.
– Я, между прочим, сюда не рыбу удить приехал! – заметил Олег. – Меня невеста ждёт, наверняка уже вся извелась.
– Ну, невеста – не жена, – сказал на это Орлов. – …Слушай, Людок, а пойдём-ка мы лучше в баньку! Не будем мешать поэту и дум высокому стремленью. A ты, студент, сиди дальше, стереги своё сокровище!
– A может, с нами пойдёшь? – предложила Олегу Людмила. – Чего ты и в самом деле как неродной?
– Нет уж! – ответил он ей. – Я уже сказал: меня невеста ждёт. A вы идите, мойтесь, если так запачкались!
Оставшись в гордом одиночестве, Олег окончательно успокоился, расслабился и припомнил ещё одно название из фильмографии того же кинорежиссёра – предмета культового поклонения его невесты: