Теоретические проблемы истории архитектуры. Избранные статьи

К вопросу о классификации архитектурных направлений конца XIX —

начала XX вв.

(методологический аспект)

При проведении региональных историко-архитектурных исследований, а именно такой характер должна носить предполагаемая работа над созданием истории архитектуры Петербурга и его окрестностей, крайне важным методологическим моментом становится соотнесение местных историко-архитектурных феноменов с явлениями мировой истории архитектуры. Без правильной классификации тенденций внутри архитектурного процесса, то есть постановки их в определенный ряд событий, более общих по их отношению к местной архитектуре (и не только архитектуре!), нельзя ясно понять их генезис и причинность развития.

Сказанное в особенности значимо для изучения периодов, определяемых как переходные, в которых отсутствует монизм теоретических концепций и проектной практики. Именно к таким формациям в истории зодчества относится модерн.

Несмотря на то, что архитектура второй половины XIX – начала XX столетия исследуется в настоящее время достаточно интенсивно, в этой области существует еще немало нерешенных проблем. И, главное, отсутствует достаточно убедительная общая концепция архитектуры этого периода. Попытки сформулировать обобщающие выводы, опираясь на материал национальных или региональных школ, вступают чаще всего в противоречия с фактической стороной общеевропейского архитектурного процесса.

Одной из трудностей в изучении модерна является крайняя противоречивость теоретических установок и необычайное разнообразие результатов архитектурно-художественной практики эпохи модерна. Эти установки порой настолько полярны, что способны опровергнуть, казалось бы, любое теоретическое обобщение. Действительно, – каким образом можно привести к единому знаменателю противостоящие и одновременно переплетающиеся в архитектурно-художественных поисках того времени идеи рационализма и иррационализма (даже мистицизма); неоромантические призывы к построению национальных школ в искусстве и мощные тенденции к космополитизации стиля; движения к демократизации среды обитания и предметов и претензий на элитарность художественной деятельности и ее результатов; требования «учиться у народа» и призывы «учить народ», прозаизм художественно-коммерческой деятельности и демонизм творческой личности, враждебной любому обществу; стремление к анонимности художественной деятельности и ставки на авторское преобразование мира; стремление освоить новые техники, материалы и их свойства, вовлечение в сферу искусства и архитектуры новых технологий и служение культу рукотворной ремесленной формы; неистовые призывы к прогрессу и поклонение примитиву; культ новаторства и обращение к традициям далеких веков; тяготение к непосредственности творчества, отрицание всяческих норм, систем и правил искусства и значительные попытки научного анализа формо- и цветообразования; поиски новых идеалов красоты и утверждение эстетики безобразного?

1. А. Гауди. Каса Мила. Барселона. 1906—1910

Пестрота идеологических и теоретических установок породила необычайное стилистическое разнообразие творческих решений. Постройки таких мастеров эпохи модерна, как Гауди и Перре, Штейнер и Гарнье, Райт и Гимар, Лоос и Оронко, Малютин и Фомин, стилистически различны не в меньшей мере, чем памятники античности и готики. Более того, в творчестве одного мастера можно найти произведения, в которых отдается дань различным стилистическим течениям, зачастую противоположным. Таким образом, следуя по пути эмпирического изучения материала, мы не можем ни сформулировать, что такое модерн, ни назвать «чистого» архитектора-модерниста. Отсюда следует несостоятельность многочисленных и упорных попыток различных исследователей квалифицировать модерн как стиль и определить историческое место модерна по отношению к эклектике и функционализму, опираясь исключительно на его стилистическую характеристику, закрывая при этом глаза на многообразие форм и идейных установок новаторских направлений архитектуры конца XIX – начала XX века.

Исходя из отмеченных противоречий теории и истории архитектурной практики эпохи модерна, можно утверждать, что модерн являлся совокупностью различных, зачастую полярных, тенденций развития архитектуры, определение которых и входит в задачу научной классификации.

Впервые общие методологические принципы подобной классификации были сформулированы В. С. Горюновым в диссертационной работе «Истоки эклектизма и теория архитектуры второй половины XIX века» (1982 г.). Позднее, в совместной нашей работе над книгой «Архитектура эпохи модерна» (готовится к выходу в свет в Ленинградском отделении издательства Стройиздат) нами была сделана попытка апробировать эти принципы на широком историко-архитектурном и историко-культурном материале.

Основной методологический принцип, который применен при изучении и систематизации фактического материала, заключается в комплексном рассмотрении развитии архитектуры как процесса, имеющего внутренние, обусловленные спецификой объекта, закономерности, и детерминированного внешними условиями. Такой подход основан на распространенной аналогии между архитектурой и биологическим организмом.

Подобно биологическому организму, архитектура развивается по своим собственным, внутренне присущим ей, законам. Однако без связи со средой, без включения в эту среду невозможно ни развитие, ни само существование архитектуры.

Из принятой общей методологической установки, связанной с диалектикой внешнего и внутреннего, формулируется и основной методический принцип изучения архитектуры эпохи модерна. Он заключается в исследовании истоков архитектуры эпохи модерна, определении потенциальных возможностей её возникновения в сфере архитектурной теории. Затем должны быть рассмотрены исторические условия, которыми был обусловлен переход архитектуры эпохи модерна от потенциальной возможности к актуальной действительности. Такая методологическая установка даёт основания для научной классификации направлений внутри архитектуры модерна. Она отражает многообразие её источников, которые породили и многообразие её практики.

В итоге «саморазвития» архитектуры классицизма и под влиянием внешних факторов произошло отделение казавшейся ранее универсальной формальной системы от функционально-конструктивной основы. Этот процесс явился внутренней предпосылкой раннего формирования эклектических тенденций. Предпосылки эклектизма: отказ от нормативности, изменение отношения к историческим прототипам, превращение – пока ещё в рамках классицистической теории – «рационализма красоты» в «рационализм пользы» формулировались в теоретических концепциях представителей Просвещения и Романтизма.

Анализ взглядов крупнейших теоретиков архитектуры периода эклектики (Виолле ле Дюка, Дюрана, Свиязева, Рескина, Быковского, Красовского, Морриса и других) показывает теорию архитектуры того времени как область многообразных теоретических установок, заключенных между двумя основными и противоположными направлениями: романтическим и рационалистическим. Несмотря на полярность, их объединяла одна особенность – критическое отношение к эклектике.

2. Эжен Виоле ле Дюк (1814—1879)

Плодотворным выводом теоретической мысли периода эклектики можно считать представление о противоположности и связи понятий «стиль» и «эклектизм» в архитектуре. Стиль представлялся как «порядок», обусловленный устойчивой системой форм и соответствующим ей уровнем развития строительной техники, конструктивных приемов и принципов организации функции. Отсюда типичное для классицизма «единство плана и фасада».

В период распада стиля возникает эклектизм, выражающийся в отсутствии устойчивой системы архитектурных форм. Однако именно эклектизм является условием формирования нового стиля – отсутствие стилистических норм открывает дорогу свободному развитию функционально-конструктивной стороны архитектуры, что необходимо для кристаллизации новой устойчивой системы архитектурных форм.

3. А. К. Красовский (1817—1875)

К концу периода эклектизма углубляется дифференциация внутри романтического и рационалистического направлений теории архитектуры. В рамках рационалистического направления усиливается классицистическая тенденция. А в русле романтического происходит размежевание демократической и элитарной тенденций. Эта дифференциация внутри критических по отношению к эклектике теоретических направлений имеет прямое отношение к характеристике последующего этапа в развитии архитектуры – эпохи модерна.

Специфика нового периода в истории архитектуры заключается в постепенном нарастании эклектики. Пафос архитектуры модерна направлен на критику эклектики, преодоление ее «бесстилья». Но пути стилеобразования, которые уже на практике опробывались в эпоху модерна, определились, как отмечалось выше, еще в теории периода эклектики: это рационализм, неоклассицизм, неоромантизм и, наконец, иррационализм, открывший широкий вход в архитектуру для символизма. Таким образом, направления теоретической мысли периода эклектики реализовались в эпоху модерна в актуальные направления стилеобразования в сфере архитектурной практики.

Разнонаправленные тенденции стилеобразования в эпоху модерна имели, однако, и точку схода в своей антиэклектической установке и, следовательно, в исповедывании фундаментальных идей теории модерна – идеи «стиля» и идеи «синтеза». При этом главнейшим неоспоримым средством обеспечения синтеза считалось наличие «современного» стиля. Синтез же, в свою очередь, должен был обеспечить жизнесуществование стиля. Не трудно заметить, что перед нами двуединая идея «стиля – синтеза». Эти две стороны гипотетической модели искусства будущего настолько слились, что оказались взаимозаменяемыми, играя роль и цели, и средства ее достижения. Таким образом, архитектура эпохи модерна выросла из ортодоксального эклектизма, преобразуя его метод. Именно антиэклектический вектор всех направлений архитектуры эпохи модерна придавал ей единство.

4. И. А. Фомин. Дача А. А. Половцова на Каменном острове. Петербург. 1911—1912

Понятие «антиэклектическое движение» соответствует широкому значению термина «модерн», характеризуя также и те явления, которые традиционным понятием «модерн» не охватывались. Например, мало общего в теоретическом генезисе и проектной практике «Чикагской школы» и английского «Движения искусств и ремесел», между, так называемым, «неорусским стилем» и русским неоклассицизмом, но их объединяет безусловная антиэклектическая направленность. Кроме того, необходимо отметить и взаимопроникновения, взаимосвязи этих разнонаправленных тенденций: на практике архитектура английского эстетизма в поздний период предлагала варианты эстетизации рациональной формы, а русская неоклассика приобрела неоромантические черты, апеллируя не к классицизму как таковому, а к его национальному варианту.

Как мы сказали, наряду с противостоянием основных архитектурных направлений эпохи модерна имело место их активное взаимодействие. Отсюда такое обилие современных дефиниций архитектуры эпохи модерна, например, «рационалистический модерн», «классицизирующий модерн» и другие. Попробуем показать, что подобные широко бытующие в современной научной литературе, определения памятников архитектуры эпохи модерна весьма уязвимы. При подобном определении в объекте подразумевается наличие двух групп качеств, относящихся, положим, к рационализму и, соответственно, к модерну. Априори следует, что это не одно и то же. Так же и в случае с «северным модерном». При конкретном описании памятника признаки рационализма, романтизма или неоклассицизма определяются без труда – они очевидны. А вот, признаки так называемого «модерна» не поддаются в таком случае выявлению. Проделайте такой опыт с рядом памятников, и вы убедитесь – то, что остается на долю «модерна», относится к признакам других направлений архитектуры эпохи модерна. А сам «модерн» остается неуловимой фигурой, не имеющей инварианта, не существующей как плод формальной системы стилистических приемов. Поэтому представляется чрезвычайно важным, определяя архитектуру конца XIX – начала XX века, говорить не об «архитектуре модерна», а об архитектуре эпохи модерна, подразумевая всё ее стилистическое разнообразие в известных временных границах.

Предлагаемая типология, как и всякая другая, остается в определенной мере относительной. Но вместе с тем она дает тот понятийный каркас, который позволяет применить к архитектуре этого периода единый принцип изучения. Одним из важнейших признаков типологизации подобного рода является ее системность. В данном случае остается возможность при классификации модерна избежать набора признаков в тех или иных сочетаниях и создать систему, построенную по принципу притивоположностей: рационализм – иррационализм, неоклассицизм – неоромантизм, то есть систему координат, в которой может быть определен любой памятник эпохи модерна.

В попытках определить историческое место архитектуры эпохи модерна демонстрировались, в основном, три различных подхода. Хронологически ранний заключался в том, что модерн фактически не выделялся из общего потока эклектической архитектуры второй половины XIX – начала XX века. Такой точки зрения придерживался, например, один из первых советских исследователей зодчества этого периода Н. Ф. Хомутецкий. Он применял по отношению к архитектуре рубежа веков термин «модернизированная эклектика». Подобная позиция стала определять структуру работ, посвященных истории «современной архитектуры», например, исследований Л. Беневоло, А. Уитика, где эклектика и модерн рассматриваются в одном томе, а история архитектуры XX века начинается с функционализма. Такой же принцип расположения материала применен и в советской «Всеобщей истории архитектуры».

Распространена в зарубежной литературе и другая точка зрения, выразителем которой стал Н. Певзнер. В ряде своих работ он обосновал положение о том, что период архитектуры модерна является самостоятельным, в равной степени отличающимся и от предыдущего периода эклектики и от последующего периода функционализма.

В последнее десятилетие появились работы, в том числе и советских авторов, в которых архитектура эпохи модерна рассматривается как первое проявление «современной архитектуры». При таком подходе она объединяется с функционализмом и отделяется от эклектики.

По нашему мнению, существо вопроса об историческом месте архитектуры эпохи модерна заключается в необходимости определить качественный рубеж в развитии архитектуры второй половины XIX – начала XX века. Это значит то, что проблема исторического места архитектуры эпохи модерна не может быть сведена просто к достаточно полному изучению фактов. Она связана с теоретической интерпретацией исторического процесса. Отмеченные здесь некоторые методологические аспекты изучения архитектуры конца XIX – начала XX столетий помогут в решении главной задачи в создании будущей истории архитектуры Петербурга и окрестностей.

Опубликовано: Архитектура Петербурга. Материалы исследований. Часть 1. СПб.: Ингрия, 1992. С. 56—62.

Субъективные заметки о некоторых историософских проблемах архитектурной науки

Нарастающий интерес к истории, усиливающаяся роль исторического сознания, характерные для конца XX века, существенно изменили положение истории архитектуры во всей общей сфере архитектурных знаний. История архитектуры постепенно становится центром, объединяющим многообразные отрасли архитектурной науки. Именно в ней чаще всего ищут ответа на насущные проблемы теории и практики архитектуры. Причем речь здесь идет не только о конкретном эмпирическом знании, незаменимом при реставрации и реконструкции памятников архитектуры, но, главным образом, о той достаточно абстрактной и до сих пор не вполне конституциированной области, которая связана с пониманием прошлого архитектуры, с той или иной трактовкой взаимосвязи фактов истории. По отношению к прикладным разделам – это область фундаментального знания и в связи с этим имеет некоторые специфические особенности.

Современная ситуация со всей остротой ставит перед историками архитектуры вопрос о способности их науки оправдать надежды специалистов. Ответ на этот вопрос не может быть слишком оптимистическим. Как не парадоксально это звучит, – одним из факторов, мешающих историко-архитектурной науке конструктивно влиять на современный архитектурный процесс, является …её тесная связь с практикой. Действительно, историк архитектуры чаще всего выступал как представитель того или иного направления современной ему архитектуры. Взгляд на историю зодчества решительно менялся от периода классицизма к периоду эклектики, от времени функционализма к настоящему времени. Историко-архитектурная наука, ориентируясь на практику, оказывалась в роли «служанки» практической архитектуры, участвуя в идейной борьбе творческих направлений своего времени.

Между тем, если говорить о фундаментальной науке, то её непосредственная цель не польза, а истина. Любые соображения непосредственной пользы, в какой бы форме они не проявлялись, неизбежно искажают конечный результат и мешают приблизиться к истине. Однако если в итоге свободного творческого поиска истина обнаружена, то она становится в высшей степени эффективным оружием практики. Таким образом, только отрешившись от сиюминутных проблем, историко-архитектурная наука может достичь объективного результата, способного позитивно влиять на архитектурную практику.

Что же должен представлять собой фундаментальный раздел историко-архитектурной науки, и может ли история архитектуры претендовать на объективность результатов? Ведь важнейшей целью изучения прошлого архитектуры является оценка различных периодов её истории. Однако нет ничего менее устойчивого, чем оценки в архитектурной науке. Достаточно вспомнить изменения за сравнительно короткий период оценок эклектики и модерна – от резко отрицательных до безудержно восторженных. Можно ли вырваться из заколдованного круга столь резко сменяющихся оценок? – Да, можно, но лишь в том случае, если оценка того или иного явления истории архитектуры будет опираться на достаточно развитую теорию историко-архитектурного процесса, на установление его связей с фактами прошлого и будущего, то есть на определение места, которое занимает данное явление в общем процессе развития архитектуры. Учение об этом процессе и составляет фундаментальный раздел историко-архитектурной науки. По аналогии с общей историей этот раздел может быть назван теоретической историей архитектуры, философией истории архитектуры, или историософией архитектуры.

Несмотря на то, что архитектурная наука еще не выделила историософию в самостоятельную область, многие историософские вопросы постоянно оказываются в поле зрения исследователей. Первым среди них следует, вероятно, назвать вопрос об общем характере историко-архитектурного процесса, о его единстве и множественности. В XX веке архитектурной наукой были выработаны две противоположные позиции по этому вопросу. Монистическая позиция связана своим происхождением с функционалистски ориентированной историей архитектуры. Исследователи этой ориентации видели в истории архитектуры лишь один процесс, одну закономерность – ту, которая привела к возникновению функционализма. История архитектуры предстает здесь как крайне схематизированный однолинейный процесс, где единство абсолютно преобладает над многообразием. В таком телеологическом представлении об истории архитектуры, к примеру, для А. Гауди или А. У. Зеленко не находилось понятного места в дискурсе о модерне, понимаемом как предтече функционализма или конструктивизма, зато на первый план выдвигались такие фигуры, как О. Пере и А. В. Кузнецов.

Другая, плюралистическая, позиция разделяется большинством сторонников постмодернизма. С этой точки зрения история архитектуры представляет собой множество слабо связанных процессов, которые принципиально не могут быть сведены к некоторому единству. Плюралистический взгляд на историю архитектуры, дробя её на ряд локальных процессов, по существу, ориентирует исследователей на чисто эмпирический метод, и ставят под вопрос саму возможность теоретического обобщения. По-видимому, задачей науки является разработка такой модели историко-архитектурного процесса, которая позволила бы охватить все многообразие действительной истории и одновременно увидеть ее единство в общей закономерности. Эта задача связана с проблемой соотношения внешних и внутренних факторов развития архитектуры.

В современной архитектурной науке эта проблема выступает как противостояние двух методологических принципов изучения истории архитектуры. Первый принцип заключается в рассмотрении архитектурного процесса с точки зрения «саморазвития», изучении внутренней логики смены предыдущего последующим. Именно на этом пути видится возможность воспроизведения закономерности историко-архитектурного процесса. Как правило, при таком подходе исследователь сосредотачивает внимание на специфике истории архитектуры, как бы вычленяя ее из общей истории. При этом очевидная взаимосвязь архитектуры с развитием материальной и художественной культуры, как правило, не получает должной оценки.

Второй методологический принцип предполагает рассмотрение многочисленных внешних связей архитектуры, и источник ее развития видится вовне. С этой точки зрения пути развития архитектуры определяются совокупностью влияющих на нее внешних факторов. К этому типу методологического мышления следует отнести и широко распространенный в настоящее время культурологический подход. При всех его достоинствах и научных достижениях его сторонников он имеет существенный недостаток – специфика архитектуры растворяется в общехудожественном и общекультурном контексте, собственные особенности архитектуры отодвигаются на задний план, а то и вовсе исчезают из поля зрения исследователя. Конечно, в чистом виде и тот и другой подход встречаются редко. Чаще всего приходится иметь дело с достаточно эклектичным их соединением. Между тем подлинное решение этой проблемы может быть найдено только за пределами историко-архитектурной науки – в области общей теории развития.