С этой теорией согласуется традиционное представление об «органичности» архитектуры. Применив его к развитию архитектуры и уподобив историю архитектуры «истории» биологического организма, можно увидеть внутреннее единство рассмотренных методологических принципов. Действительно, развитие биологического объекта подчинено генетической программе, реализация которой означает осуществление внутренней закономерности развития организма. С другой стороны, реализация внутренней программы целиком зависит от связи организма со средой и вне неё немыслима. В каком-то смысле организм и есть среда, поскольку его материальное тело состоит из вещества среды, но, вместе с тем, организм не есть среда, поскольку он развивается по своим законам. Аналогичный подход можно использовать и при изучении истории архитектуры. Хотя данная аналогия ни в коем случае не должна рассматриваться как обоснование метода, представляется, что она доказывает принципиальную возможность диалектического объединения исследования внутренней логики развития архитектуры с изучением воздействующих на нее внешних факторов.
Методическим выводом из этой общей установки является относительно простая процедура изучения любого историко-архитектурного феномена: сначала изучаются истоки явления, то есть этап развития, на котором данное явление существует потенциально; затем рассматриваются те новые условия, при которых данное явление возникает как актуальная действительность. Разумеется, эта схема сама по себе не может очертить хотя бы приблизительно весь круг проблем, стоящих перед исследователем, но, на наш взгляд, способна правильно его сориентировать.
Проблемы, подобные рассмотренным выше, могут быть отнесены к группе наиболее общих историософских проблем архитектурной науки. Наряду с ними существует группа проблем более частного порядка, входящих в круг историко-теоретических вопросов. Одним из них является определение основных категорий истории архитектуры.
Категориальный аппарат истории архитектуры существенно меняется со временем. Меняется смысл понятий, появляются новые понятия, чаще всего заимствованные из смежных наук. Изменение категориального аппарата – процесс прогрессивный и неизбежный. Вместе с тем относительная устойчивость категориального аппарата, однозначность применяемых терминов обеспечивают преемственное развитие архитектурной науки, делают возможным адекватное понимание научных текстов. Это требует особого внимания к использованию терминологии и в ряде случаев введения определений применяемых понятий.
Неотъемлемым правом исследователя является право на использование новых терминов и придание нового смысла терминам старым. При этом, однако, не следует забывать о последствиях произвольного изменения смысла традиционных терминов. В этой связи хочется обратиться к ситуации, возникшей в российском архитектуроведении вокруг трактовки термина «архитектурный стиль». Это один из наиболее употребительных и важных терминов, относящихся именно к историко-теоретической сфере. Он относится к тем основополагающим категориям архитектурной науки, которые в принципе не могут быть окончательно определены. Поскольку история архитектуры не закончилась, постольку неизбежно изменение содержания этой категории. Причем изменение это не произвольно, – оно выражается в «накоплении» содержания, в обогащении смысла и лишь в весьма незначительной утрате прежнего значения.
Теория искусства и архитектуры XIX столетия уделяла огромное внимание категории стиля. Без преувеличения можно сказать, что проблема стиля была центральной для искусствознания XIX – начала XX века. Стиль, с точки зрения науки того времени, означал некое формальное единство произведений искусства. Что касается архитектуры, то в работах крупнейших теоретиков этого периода понятие стиль выступало противоположностью понятия эклектизм. Своего высшего развития учение о стиле достигло в работах Г. Вёльфлина, которые, по существу, подытожили эволюцию искусствознания в XIX веке. Однако в XX столетии учение о стиле пережило известный кризис. Дальнейшее развитие искусствознания и архитектуроведения обнаружило ограниченность традиционного представления о стиле. Требовались дальнейшая углубленная разработка теории стиля, приведении ее в соответствие с новым уровнем развития искусствоведческой науки. При этом некоторые исследователи на том основании, что между последовательными стилями зачастую невозможно провести четкую грань, решили вообще отказаться от этого понятия, лишая себя тем самым основного инструмента в изучении историко-архитектурного процесса. Другие пошли по пути резкого расширения смысла понятия «стиль» (большое число приверженцев этого подхода находятся в российском архитектуроведении).
В отличие от теоретиков XIX века, например, Э. Виолле ле Дюка, который считал, что стиль в архитектуре может быть, а может и отсутствовать, нынешние ученые полагают, что стиль в архитектуре существует всегда. Соответственно и эклектика вопреки всей предшествующей научной традиции была объявлена стилем. Понятие стиль в этой трактовке приобрело главным образом культурологический смысл и практически утратило смысл историко-архитектурный. Рассуждая абстрактно, такая операция над понятием стиль вполне правомерна. Как уже отмечалось, исследователь вправе давать собственную трактовку любым терминам. Однако в данной конкретной ситуации такое изменение содержания термина «архитектурный стиль» вызывает серьезные возражения.
Дело в том, что понятие стиль в его традиционной трактовке лежит в основе всего архитектурного мышления XIX – начала XX века. С этим понятием были связаны устремления и чаяния всех архитекторов, оказавших хоть какое-то влияние на архитектурный процесс. Как известно, смысл новаторских направлений архитектуры эпохи модерна заключался в попытке преодоления бесстилия эклектики на путях создания «большого стиля» – восстановления стилистического единства архитектуры и декоративно-прикладных искусств. Если же принять новую трактовку понятия стиль и, следовательно, допустить, что эклектика являлась стилем, то весь драматизм, весь пафос борьбы выдающихся новаторов от У. Морриса до П. Беренса свёдется к глупой ошибке, а история архитектуры превратится в театр абсурда.
Сказанное выше о термине стиль, разумеется, не значит, что необходимо сохранять без изменения смысл всех традиционных терминов и отвергать всякую их корректировку. Следует, однако, помнить, что история архитектуры в широком смысле – это и история архитектурных терминов, изучать и знать которую совершенно необходимо. Нельзя понять мотивы, которыми руководствовались архитекторы прошлого, не зная точного смысла применявшихся ими понятий, – смысла, который может существенно отличаться от современного.
Рассмотрение эволюции историко-архитектурной науки позволяет предположить, что она выходит на качественно иной уровень, который позволит сопоставить её с наиболее развитыми науками гуманитарного цикла. Важную роль в этом процессе должно играть формирование теоретического раздела истории архитектуры – центрального раздела фундаментальной науки об архитектуре.
Опубликовано: Архитектура Петербурга. Материалы исследований.
Ч. 1. СПб.: Ингрия, 1992. С. 39—45
Эклектика или историзм? К вопросу о терминологии историко-архитектурных исследований
Вопрос о значении терминов используемых при изучении истории архитектуры всегда был и остаётся весьма актуальным. Формирование понятийного аппарата науки об истории архитектуры и в прошлом, и в настоящее время является процессом весьма противоречивым, часто зависящим от случайных обстоятельств, к внутренним проблемам науки не имеющих прямого отношения. Это приводит к многочисленным разночтениям в трактовке исследований. Вероятно, идеал общепринятой системы понятий в науке истории архитектуры не достижим. Однако, идущая в этой науке вялотекущая дискуссия о значении тех или иных терминов, вовсе не является столь бесплодной, как об этом принято думать. Очень часто в ней затрагиваются вопросы, имеющие фундаментальный характер, решение которых способно привести если не к единомыслию, то к пониманию различия позиций оппонентами.
К таким вопросам относится, по моему мнению, вопрос об использовании терминов «эклектика» или «историзм» как названий определённого периода в архитектуре второй половины XIX века. Попробуем разобраться в этом вопросе, обратившись к первоначальному смыслу этих терминов и к истории их использования в искусствознании и архитектуроведении. Поскольку использование термина «эклектика» в указанном выше смысле соответствует отечественной научной традиции, которая, в свою очередь, опирается на терминологию теории архитектуры второй половины XIX века, мы начнём с анализа именно с этого термина.
Термин «эклектика» происходит от греческого слова эклектикос – выбирать, выбирающий и в своём первоначальном смысле он означал именно выбор, а не соединение разнородных элементов. Однако позже применение этого термина в качестве философской категории уже допускало, а часто и предполагало, такую его трактовку. При этом, само явление эклектики до середины XIX века не оценивалось отрицательно. Более того, философами Просвещения, например Д. Дидро в его знаменитой Энциклопедии, она рассматривалась едва ли не как единственно возможный метод освоения многообразных объектов и областей знания. Уже сама идея создания энциклопедии, столь популярная в это время, говорит о влиянии эклектики на мировоззрение эпохи Просвещения.
В искусствознании термин «эклектика», вероятно, впервые использовал Винкельман, отмечая случаи соединения различных стилистических мотивов в истории искусства. Однако, он не давал какой либо эстетической оценки этим явлениям. Иная ситуация возникла к середине XIX века. Романтизм, разрушив веру в незыблемые каноны классицизма, открыл для архитекторов возможность как выбора из существовавших ранее стилистических прототипов, так и сочетания различных их элементов в одном произведении. Явление эклектики в архитектуре воспринималось в то время в основном положительно. Отметим, что уже в момент своего становления эклектика стала подвергаться и критике. Причём критика эта, усиливаясь к концу века, стала идейным основанием формирования антиэклектических направлений, совокупность которых в отечественном архитектуроведении получила название «архитектура модерна».
1. Дени Дидро (1713—1784). Худ. Л. М. ванн Лоо. 1765
Критика эклектики велась с различных позиций. Но основной «диагноз», который ставили ей её противники, был общим. Это отсутствие стилистического единства и, вследствие этого, низкое художественное качество эклектики. Именно эта критика и положила начало отрицательному отношению к эклектике в архитектуре. Однако у неё нашлись и защитники, которые пытались обосновать закономерность её возникновения и распространения. В начале второй половины XIX века ими было выдвинуто положение, что «стиль» и «эклектика» есть не только взаимоисключающие явления, но и разнонаправленные тенденции в развитии архитектуры. Одна из них ведёт к устойчивости архитектурного языка, к его нормативности и канонизации, а другая, напротив, ведёт к «размыванию» устойчивых норм, к постепенному отходу от канонов, что обеспечивает возможность изменения и обновления формальных средств архитектуры. Обе эти тенденции постоянно взаимодействуют, обеспечивая развитие архитектуры, попеременно занимая доминирующее положение. Защитники эклектики справедливо указывали на то, что это явление постоянно присутствует в истории архитектуры, и что вовсе не обязательно оно свидетельствует о художественном упадке. В подтверждении этого они часто ссылались на архитектуру итальянского Ренессанса, которая в своих истоках была продуктом механического соединения средневековых и античных форм и, одновременно, достигла высочайшего художественного уровня. С этих позиций эклектика середины XIX века рассматривалась ими как необходимый «инструмент перехода» к новому стилю, обладающий при этом своим собственным достаточно высоким художественным потенциалом. Этот вполне взвешенный и, как показала история, дальновидный взгляд на природу эклектики не получил широкого распространения и негативное отношение к ней сохранилось до начала постмодернистской «контрреволюции» второй половины XX века.
Это негативное отношение, а так же одностороннее понимание эклектики только как соединения стилистически разнородных архитектурных форм, привело к тому, что общепринятый современниками этого явления термин «эклектика», который в отечественной науке стал определением архитектуры 40-х – 80-х годов XIX века, был заменён в западном искусствознании термином «историзм».
Эта замена была встречена советскими учёными без энтузиазма. Было очевидно, что введение термина «историзм» продолжило печальную традицию использования архитектурной наукой уже существующих терминов с произвольной трактовкой их первоначального смысла. Как показал М. С. Каган термин «историзм» в своём исходном философском смысле вовсе не означает обращения к истории как источнику образцов для подражания, как его трактует ныне архитектурная наука, а означает лишь признание того факта, что всё меняется во времени, то есть имеет свою историю [1]. Однако даже если признать новую трактовку термина «историзм» правомерной, то и в этом случае он не может быть заменой термина «эклектика». В этом случае нужно признать, что «историзм», понимаемый как использование архитектурных форм отдалённого прошлого, не может характеризовать только определенный период истории архитектуры в XIX веке. В своём исследовании 1992 года мы с соавтором предложили рассматривать период историзма в европейской архитектуре с начала Ренессанса, когда архитекторы впервые взяли за образец архитектуру тысячелетнего прошлого [2]. Эта инициатива нашла поддержку в научном сообществе и через пять лет вышла в свет монография А. В. Иконникова «Историзм в архитектуре», где понятие «историзм» трактовалось именно в предложенном нами смысле [3]. Таким образом, импортированное определение периода в истории архитектуры XIX века, подверглось в отечественной науке серьёзной критике. Тем ни менее, оно всё чаще используется в исследованиях историков архитектуры, постепенно обретая статус общепринятого. Однако это означает, что термин «историзм», повторяя судьбу многих других архитектурных терминов, становиться не определением, а обозначением определённого явления, утрачивая связь со своим первоначальным смыслом. Это обстоятельство не могло не вызвать возражений и в одной из своих недавних статей я попытался проанализировать явление историзма в архитектуре исходя именно из первоначального, философского понимания этого термина [4]. В статье я показал, что при таком подходе оказывается, что архитектуре, как виду искусства, обладающему относительно устойчивым формальным «языком», историзм присущ изначально. И только тогда, когда в исключительных случаях «перерыва постепенности» в развитии этого «языка», происходит принципиальный отказ от традиции, наступает момент «антиисторизма». В этот момент архитектура как бы сбрасывает с себя износившиеся одежды традиционных форм, которые прежде связывали её с миром искусства, и перестаёт быть собственно архитектурой, превратившись в утилитарное строительство [5]. С этого момента, на освободившейся от давления традиционных форм и приёмов функционально-конструктивных основе, начинается формирование нового архитектурного «языка», новой традиции, то есть происходит возрождение историзма. Такой момент «антиисторизма» является симптомом мощных цивилизационных сдвигов и в европейской архитектуре наблюдался дважды. Первый раз такой «перерыв постепенности» возник при переходе от античности к средневековью, когда античная культура и, в том числе и архитектура, целенаправленно уничтожались во имя становления христианской цивилизации. Во второй раз это произошло в первой половине ХХ века, в «эпоху войн и революций», когда в футуристическом порыве апостолы архитектурного авангарда призвали «загнать клячу истории» и объявили «борьбу за конструкции вместо стилей» своей главной задачей. При этом, отказывая архитектуре в праве быть искусством, они претендовали на создание нового интернационального её «языка», то есть на создание новой традиции.
Такое понимание историзма в архитектуре решительно отличается от содержания термина «историзм», обозначающего определённый период в истории архитектуры и не может служить его альтернативой. Поэтому, прежде чем перейти к ответу на вопрос, содержащийся в заголовке статьи, мы должны вновь затронуть тему природы понятий архитектурной науки. Часто эти понятия заимствуются из других областей знания и «приспосабливаются» к предмету этой науки. При этом обычно происходит изменение первоначального содержания и возникает новое понятие, имеющее прежнее название, но иной смысл. Причём смысл этих новых понятий ещё и меняется во времени, что создаёт дополнительные трудности при их интерпретации [6]. Во многих случаях получают статус научных понятий термины, взятые из прессы, частных высказываний, образованные на основе случайных аналогий или словосочетаний. Такие термины как «барокко», «модерн», «современная архитектура» и многие другие являются лишь «ярлыками», условными обозначениями тех или иных явлений в архитектуре никак не раскрывая их сути. Это, однако, не означает необходимости их замены. Сама их укоренённость в понятийной системе архитектурной науки, признание их этой наукой, даёт им право на существование. Поэтому, неоправданное серьёзными аргументам стремление заменить такие термины, нарушить существующую терминологию, является контрпродуктивными. Это стремление оправдано лишь тогда, когда существующий термин вводит в заблуждение относительно содержания обозначаемого им явления, мешает пониманию его смысла.
Учитывая изложенное выше, попытаемся дать ответ на вопрос, содержащийся в заголовке. Термин «историзм», используемый сейчас в историко-архитектурных и искусствоведческих исследованиях отличается по своему содержанию от исходного философского термина. Однако у термина «историзм» есть преимущество перед термином «эклектика», поскольку он снимает остающееся ещё негативное отношение явлению эклектики как таковой. При этом термин «историзм» включён уже в устойчивое словоупотребление искусствознанием и, в этом смысле, обрёл право на использования в качестве «ярлыка» указывающего на определённый период истории архитектуры.
Термин «эклектика» в качестве определения периода архитектуры имеет тот недостаток, что не свободен ещё от некоторого к нему предубеждения. Кроме того, в результате возникшего изменения его первоначального смысла, он указывает лишь на один из возможных способов использования исторических архитектурных форм – их произвольное соединение.
Преимуществом термина «эклектика» является то, что он широко использовался современниками обозначаемого им периода и был традиционным для отечественной науки до конца XX века. Если освободить от исторических наслоений и искажений содержание этого термина и вернуть ему первоначальный смысл выбора, лишь допускающего, но не навязывающего соединение разнородных элементов, то будет возможно объединение в одном термине «определения» и «обозначения».
Вот те аргументы, которые должен учесть исследователь архитектуры XIX века, выбирая между терминами «эклектика» и «историзм».
Примечания:
1. Каган М. С. Отзыв официального оппонента на докторскую диссертацию В. С. Горюнова «Эклектизм и революция в архитектуре». 1995. Рукопись. Архив В. С. Горюнова
2. Горюнов В. С., Тубли М. П. Архитектура эпохи модерна. СПб.: Стройиздат, 1992. Стр. 330.
3. Иконников А. В. Историзм в архитектуре. М.: Стройиздат. 1997. Стр.10.
4. Горюнов В. С. Историзм в архитектуре: историософский аспект. Вестник гражданских инженеров. 2012, №1. (Февраль). СПб.: СПбГАСУ. 2012. Стр. 9—13.
5. Здесь нужно отметить, что являясь на практике главной движущей силой развития архитектуры, утилитарно-практическая её сторона не могла не оказывать влияния и на идеологию зодчества. Убеждение в том, что удовлетворение практический потребностей человека есть главная и единственная задача архитектуры, так или иначе, проявляет себя в её истории. Например, Ф. Бекон писал, что «Дома строят не для того, чтобы на них смотреть, а для того, чтобы в них жить». Однако, как правило, постоянно присутствуя, такая установка находится на периферии профессионального сознания архитекторов. И лишь в моменты антиисторического «перерыва постепенности» она выдвигается на передний план, сливаясь со стремлением авангарда начать всё с начала, «из пустыни», как говорил Малевич.
6. Одним из примеров такого изменения первоначального смысла термина в архитектурной науке является судьба термина «рационализм» в теории архитектуры Х1Х века. Первоначально этот термин обозначал основанный на дедукции метод познания, выдвинутый в ХУ11 веке Р. Декартом. Альтернативой рационализму Декарта явился в это время эмпиризм Ф. Бекона. К середине ХУ111 века содержание термина «рационализм» несколько изменилось. В идеологии Просвещения он стал означать приоритет разумного начала над обычаем и традицией при созидании «царства разума», к которому стремились деятели Великой французской революции. Однако её результаты серьёзно поколебали веру в Разум и вызвали реакцию романтизма, поставившего под вопрос его возможности в целом, и в области культуры и искусства в частности. Понятие рационализма, прочно вошедшее к этому времени в теорию архитектуры, вновь меняет своё значение. Теперь «рациональным» считается «полезное» и рационализм превращается в утилитаризм. Истоки же утилитаризма восходят к эмпиризму Бекона. Таким образом, понятие «рационализм» в теории архитектуры к середине Х1Х века, по существу, меняет своё значение на противоположное. В точном своём значении понятие «рационализм» приложимо только к архитектуре классицизма, теория которой утверждала наличие объективных и умопостигаемых с помощью математических средств законов построения архитектурной формы. Эти представления восходят к учениям Пифагора и Платона и не имеют ничего общего кроме названия с «рационализмом» архитектуры периода эклектики.
Опубликовано: «Архитектура эпохи историзма: традиции и новаторство». Сборник статей международной научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения архитектора Гаральда Боссе (1812—1894). СПб.: Палаццо, 2012. С. 7—11.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги