Между тем бегун в крылатых тапочках продолжал:
– Чтобы друг перед дружкой пустить пыль в глаза, они прибегают к таким изощрениям, что диву даешься, как такое может прийти в голову нормальному человеку. Но они ненормальны, уверяю вас, и им все может прийти в голову. Более изобретательного существа нет во всей Вселенной. Когда женщину полностью разденешь и посмотришь на нее в нагом виде, то не найдешь ничего такого, чем бы они отличались одна от другой. Но стоит на них посмотреть в их нарядах, как кажется, что в каждой из них кроется какая-то тайна, от которой мы, мужчины, начинаем сходить с ума. Да, мы сходим с ума самым натуральным образом. Порой от какого-нибудь милого личика становишься настоящим безумцем. Любая женщина мечтает, чтобы ее раздели. Вся ее одежда создана для раздевания. Впрочем, нижняя и самая привлекательная ее часть уже наполовину раздета. Она как бы манит и приглашает – ну что тебе стоит запустить мне под юбку руку и посмотреть, что там у меня есть. И когда мы их видим, то мысленно снимаем все и пытаемся представить, какие они на самом деле. Нам доставляет огромное удовольствие ласкать женское тело под одеждой. Это даже возбудимей, чем ласкать голую. Кстати, от такой ласки возбуждение охватывает обоих. К чему они только не прибегают, чтобы заставить нас раздеть их. Взять хотя бы их туфли на высоких каблуках. Мужчине никогда не придет в голову напялить на свою ногу такую неудобную обувь. И все это делается с одной целью – привлечь к себе наше внимание. Они так и мечтают загнать нас под свой каблучок. Или приворожить нас. У них даже есть специальный заговор для таких случаев, когда они пришивают нас к себе, словно нитками.
От его болтовни у меня голова идет кругом. Перед моим внутренним взором постоянно возникает то образ Татьяны Викторовны, то Кати, но в каком-то странном незнакомом еще мне ракурсе. Как будто бы этот крылатый бегун начинает их обеих раздевать прямо на моих глазах.
– Возьмите хотя бы их гениальное изобретение – моду. Я думаю, что мода была выдумана ими для того, чтобы они постоянно могли перед нами выглядеть новенькими, или обновленными. Неважно, что ее лапали уже десятки мужских рук, стоит ей надеть новое платье, как она уже выглядит по-новому и, смеясь, как бы приглашает нас: "Ну что, видишь, какая я вся новенькая и чистенькая. Возьми меня, изваляй, испачкай в своей грязи. Все равно ко мне ничего не пристанет".
Я вдруг почувствовал, что от этой пошлятины начинаю возбуждаться. В моем представлении возникает фигура длинноногой Катрин и ее выразительные глаза. Мой "мэтр де плезир" принимает стойку, несмотря на бег, и начинает мне здорово мешать в движении. Но я ничего не могу поделать с собой, я не могу заткнуть уши и не слушать этого развязного болтуна.
– Если вы здоровы и привлекательны, то любая женщина смотрит на вас как на потенциального партнера. Ваши ухаживания будут приняты. Она вам не откажет. Она немного покуражится, чтобы привыкнуть к вам и узнать вас поближе, если вы ей нравитесь, а потом сделает все возможное, чтобы затащить вас в постель. Пойдет на крайние меры, вызовет у вас ревность, и даже, если нужно, ляжет в постель с другим мужчиной, лишь бы вас вынудить к какому-нибудь решению. Она будет на ваших глазах целоваться, если почувствует, что вы к ней неравнодушны. Если она вас возненавидит и решит отомстить, то обязательно окажется в постели с другим. Для нее переспать с другим мужчиной, все равно, что обновить свой гардероб. Если вы попадаетесь к ней на удочку, то она начинает из вас вить веревки, пока вы полностью не превращаетесь в тряпку. Если же мы сопротивляемся, то они сатанеют. Для них нет непреодолимых препятствий. Они готовы заплатить здоровьем, лишь бы вам насолить. Но стоит вам упасть в ее глазах или потерять свое влияние над ней, то она тут же повернется и уйдет от вас, не оглядываясь. Они не прощают нам грубости и цинизма. Им нужны ласки, поцелуи, поэзия, музыка…
Поле кончается. Наша беговая дорожка опять вьется по берегу Эгейского моря с его нескончаемыми пляжами. На этих пляжах много гостиниц и юных дев. Девушек привлекает наш марафон. Многие из них встают со своих лежанок и выстраиваются вдоль дороги. Калейдоскоп симпатичных женских лиц, грациозных ножек и пленительных пупков.
– Фу, – продолжает свои возлияния мой нахальный спутник. – Когда слишком много полуголых женщин, это тоже плохо. Теряется новизна восприятия. Нет уже таких щемящих душу ощущений, которые возникают при виде, когда несколько мужчин насилуют одну женщину. Потому что не всякий мужчина может полностью удовлетворить одну-то женщину, не говоря уже о многих. Но вот, мне думается, что любая женщина, если она захочет, смогла бы вполне удовлетворить всякого мужчину, и даже не одного. Вызовите любую из них на откровенный разговор, и она признается вам, что в день сумела бы насытить шестерых, а то и десятерых мужчин. Наш же самый сильный суперсексуальный плейбой не одолеет и двух в день. Поэтому вид большого количества голых женщин для мужчины не всегда приятен. Нам бы с одной справиться. И как ни странно, женщинам нравятся ласковые мужчины. Ни одна из них не хочет быть изнасилованной. Однако в природе мужчинам свойственно именно насилие над женщиной. Вероятно, это происходит оттого, что часто девушку лишают невинности супротив ее желания. В такую минуту мужчина одерживает над ней физическую победу, ощущая восторг и доставляя женщине боль. Вот откуда начинаются истоки садомазохизма. Мы никогда не должны забывать, что наша подруга всегда нуждается в нежном поцелуе. Если мужчина может ее ублажить, то она готова простить ему все. Вы заметили, что довольно часто красавицы выходят замуж за уродов?
И я тут опять подумал: "И что она во мне нашла. Вокруг нее увивается полно красавцев, но она почему-то выделила именно меня. Как она на меня посмотрела во время тренировки. Что она сейчас делает? Она знает, что я бегу. Интересно, хотя бы разок она вспомнила обо мне с начала нашего старта?" Думы о ней придают мне силы, я почти не чувствую ног. Может быть, я устал? Но нет. Бегу я довольно быстро, обходя многих на марафонской дорожке. Отчего я так легок? Не от ее ли лучезарного образа. Эти выразительные задумчивые глаза. С каким наслаждением заключил бы я ее в свои объятия. Радость моя. Неужели мне удастся когда-нибудь ею овладеть?
– Обычно первый поцелуй все решает, – продолжал Гермес. – Это как жеребьевка – "пан или пропал". Сразу все становится понятно. Или она зажимается, и ты видишь, что ничего не обломится. Или она раскрывается, как цветок, и млеет, и ты уже с ней делаешь все, что хочешь. Такой момент для нее самый незабываемый, она помнит его до конца жизни. Когда еще у нее будет шанс встретить своего суженого. Да и будет ли вообще своя семья. А бывает и так, что муж – инвалид, а она здоровая. Ведь очень трудно предугадать, куда заведет кривая любви.
Случается и такое, что он – телеграфный столб, а она – от горшка два вершка, карлица. Или разница в возрасте триста лет. А вот нашли же друг друга в этой жизни. Какие-то флюиды соединяют людей, а может быть едва ощутимые запахи, как у насекомых. Те чувствуют друг друга за версту.
Я пытаюсь вспомнить, какой запах исходил от Татьяны Викторовны, и не могу.
Может быть, у нее просто не было никакого запаха. Но так, по логике вещей, быть не может. Каждая женщина имеет свой запах. Какой же запах имеет Катрин? И тут в моем воображении, как во сне, возникает картина, как этот нахальный субъект лезет к ней руками под юбку. От этого видения мой напряженный "мэтр де плезир" не выдерживает, и изрыгает из себя струю семени, которая поднимает меня в воздух и несет с космической скоростью вперед, как запущенную на старте ракету.
– Куда ты? – восклицают оба мои спутника в один голос и хватают меня за руки. Но форсаж двигателя настолько силен, что и они взмывают в небо вместе со мной.
"Это так мне удалось сгармонировать свой блеск и воссоединить свои пылинки, – мелькает у меня в голове, – что мне удалось оторваться от земли. Вот что, значит, проникнуть в свою материю и стать самим собой. Наконец-то я смог освободиться от разделённости, притупить остроту, затворить свои врата, преградить свой обмен. Я уже на пути к становлению богом. Еще небольшое усилие, как учила меня Афина Паллада, и можно соединить свою энергию с небом. Я ощущаю, как мое сердце очищается до полной пустоты, и я растворяюсь в ней. Но что это?
Я чувствую, как теряю свой вес и обретаю небывалую легкость своего дыхания. Мне кажется, что усталость проходит, как будто я пробуждаюсь ото сна и слышу рядом с собой чей-то голос:
– Сейчас Гермес доставит тебя на Олимп. Ведь ты – победитель.
– Что за вздор?! – восклицаю я.
– Совсем нет, – слышу в ответ голос четвероногого товарища. – Ты видишь на его ногах крылатые сандалии? Кто, кроме него, их может носить? Ты ощущаешь, что мы в воздухе?
И верно. Мы уже несемся высоко над дорогой. Где-то впереди нас бежит несколько человек. В их числе мой товарищ Андрей. Очень опасный эксперимент. Афина Паллада предупреждала меня об этом. И вот мне удалось это сделать. Я, подобно ангелу, парю высоко в небе и вижу все, что происходит внизу. Вместе с Гермесом и кентавром мы летим в воздухе над головами бегущих по дороге спортсменов. Вот я пролетаю над Андреем, и он с ужасом, задрав голову, смотрит на меня. Впереди нас уже никого нет.
Мы устремляемся к финишу, и я грудью разрываю ленточку, становясь победителем.
Впервые в жизни мне удается завоевать титул чемпиона Олимпийских игр. Какая радость! Но что такое? Я не могу остановиться, я продолжаю лететь над дорогой. Люди с изумлением смотрят на меня. Куда же несут меня крылья? Да и есть ли крылья у меня за спиной? Что это? Неужели я превратился в сгусток неуправляемой энергии? Возможно ли такое? Я улетаю, подобно гигантской птице, все дальше и дальше. Куда же несет меня моя энергия? Ба! Да я лечу к самой высокой горе, к Олимпу. Как это интересно! Вознесение на Олимп чемпиона Олимпийских игр. Во всяком случае, это лучше, чем восхождение на пьедестал почета.
6. Финиш на Олимпе
Coelum, quod tuimur, templum.
"Небо, в которое мы вглядываемся, храм".
Как прекрасно ощутить вкус победы на вершине самого Олимпа. Ко мне со всех сторон сбегаются люди с поздравлениями. Они возлагают на мою голову лавровый венок, поднимают меня на руки и несут к пьедесталу почета. Все же на Олимпе есть пьедестал почета с местами I, II и III. Я восхожу на первое место, мне вручают золотой кубок чемпиона Олимпийских игр. Кроме меня на пьедестале почета никого нет. "Неужели, – думаю я, – больше никто не пришел к финишу? А где же мои спутники, которые вместе со мной пришли к финишу? Или их награждение будет проходить отдельно от моего? Странно". Как только я успеваю так подумать, ко мне подбегают гречанки и буквально забрасывают всего живыми цветами. Я не вижу в толпе ни Андрея, ни Николая Саныча. С Андреем все понятно. Он где-нибудь спрятался и не может пережить моей победы. Страдает от зависти. Но вот почему нет Николая Саныча, моего тренера? Он-то уж обязан присутствовать на моем награждении. Председатель Олимпийских игр произносит длинную речь на греческом языке, без перевода я ее не понимаю. По-видимому, он говорит что-то хорошее в мой адрес. Затем все меня поздравляют бурными аплодисментами.
Я поднимаю руку с кубком, раскланиваюсь на все четыре стороны. Затем схожу с трибуны, и народ начинает расходиться, уже не обращая на меня никакого внимания. Я растерянно смотрю по сторонам, сжимая в руке золотой кубок, пытаюсь взглядом отыскать в толпе знакомое лицо, но бесполезно. Все лица чужие, похоже, что никому нет до меня никакого дела. Ко мне подходит распорядитель церемонии и просит немного подождать.
– Что здесь происходит? – спрашиваю его.
– Как, что происходит? – он пожимает плечами. – Как всегда происходит процедура чествования Олимпийского чемпиона.
– Меня одного?
– Да, тебя.
– Почему чествуют только меня? А где другие?
– Но ведь только ты пришел первым к финишу.
– Как? – удивляюсь я еще больше. – Пока я бежал, изменились правила Олимпийских игр? Никто не занял второго и третьего мест?
– Молодой человек, – строго замечает он. – Если что-то и меняется в мире, то только не правила Олимпийских игр, они вечны и обязательны для всех, как для смертных, так и для богов.
– Но что происходит? – опять восклицаю я взволнованно. – А где все? Где Николай Саныч?
– Я не знаю никакого Николая Саныча, – отвечает он спокойно.
– Тогда где кентавр Хирон? – не унимаюсь я.
– Кентавра я отправил на Остров Блаженных. Они не должны находиться на Олимпе.
– А где Гермес?
– Бог Гермес испарился.
– А кто вы?
– Мое имя Эпиметей.
– Вы – тот самый титан, который "силен задним умом" и у которого на Острове Блаженных осталась жена? – непроизвольно вырывается у меня.
Он резко поворачивается и идет прочь. Его поведение меня еще больше обескураживает. Я не вижу ни прессы, ни повышенного внимания к себе. Все мимо меня проходят так, как будто ничего не произошло.
Вдруг я замечаю одного человека, который привлекает мое внимание тем, что подмигивает мне. Я устремляюсь к нему, но и он поворачивается и ковыляет прочь. Я вижу огромную мускулистую спину, подпрыгивающую то вверх, то вниз от перемещения его кривых ног. Я иду за ним следом и настигаю за поворотом поваленных дорических колонн разрушенного храма Зевса. Я кричу ему:
– Эй, вы не могли бы подождать минутку.
Он поворачивается ко мне и делает удивленное лицо.
– Почему вы мне подмигивали? – спрашиваю я его.
– Извините, у меня нервный тик, – оправдывается он и пытается уйти, но я заступаю ему дорогу.
