Погонщики ветров

Глава 1. Я от Соломона Даивидовича

…Вообще-то, в Главном Институте Погоды, учиться престижно. Если учиться, конечно, а не балбесничать на протяжении пяти лет, как ваш покорный слуга. Кстати, разрешите представиться: Иванушка. Не Иван, не Ваня, не Вано, а именно Иванушка. У меня и в паспорте так написано. Не верите? Могу показать при встрече! Это такая шутка от моих родителей! Они у меня вообще, большие шутники. Маму зовут Василиса, а папу – Серый Волк.

Вот и получился я Иванушка Сероволкович Премудрый, если по маме. Хотя, дед всегда называл меня дурачком. Дед мой – личность легендарная, заведует Главным Департаментом Вековой Мудрости. Зовут Его Соломон Давидович и знают его все. Ну, или почти все. Я, как вы понимаете, пошел не в деда. С мудростью у меня не очень, с осмотрительностью и смекалкой, как у мамы – тоже довольно напряженно. Единственное, что я умею делать действительно хорошо, так это кататься по ночной Москве с моим братом Емелей – таким же лоботрясом, как и я, на его печке, распугивая прохожих и изредка попадая в выпуски новостей. Поэтому, как сказал отец, практика на Фабрике Ливней, Гроз и Ураганов после окончания института, пойдет мне на пользу. С отцом спорить я не стал, конечно же – сами понимаете, если ваш отец – Серый Волк, желание спорить с ним не появляется вообще. А если и появляется, то пропадает сразу же после того, как вы видите вздыбившуюся шерсть на его загривке. Нет, вообще-то, отец у меня добрый. Работает он оборотнем в Отряде быстрого реагирования в полиции. Да, вы верно поняли – мой отец – Оборотень в погонах. Не тот оборотень в погонах, который берет мзду. Настоящий оборотень, который до полуночи – человек, а после – превращается в волка. Все эти байки про полнолуние – выдумки писателей и киношников. Просто им самим страшно, что оборотни могут, как у них это называется, перекидываться каждую ночь. Так вот, посовещавшись с дедом, мои родители устроили меня на эту самую Фабрику Ливней, Гроз и Ураганов, чтобы я проходил практику или, как выразился дед, «понюхал настоящего озона после славной грозы». Дед мой вообще был человеком суровым и волевым. И даже бабушка моя, знаменитая на весь мир, директриса Главных Анналов Мудрости Человечества, Шеба Савская, слегка побаивалась моего деда. Семейные наши предания рассказывают, что в юности, когда дед и бабушка только познакомились, был у них какой-то то ли конфликт, то ли спор, после которого бабушка признала, что дед действительно достоин быть ее мужем. Не помню точно, что там произошло, в общем! Что-то там с загадками связанное. Бабуля, конечно, в молодости была отчаянной! Тягаться в загадках с самим Соломоном! Правда, звали бабулю в ту пору Царицей. Царицей Савской, если точнее. Чтоб вы понимали, вообще, все-все загадки на свете, придумал именно мой дед! И я этим горжусь! А чем еще может гордиться Иванушка, который за свою жизнь не придумал не то, чтобы хоть простенькой загадки, но даже пословицы даются ему с превеликим трудом! Не то что маме моей, которая просто, можно сказать, разговаривает пословицами! Иногда это, честно скажу, страшно бесит! Но, как вы знаете, родителей не выбирают! А вообще, я очень люблю свою семью! И деда и бабулю, и отца, и маму с ее бесконечными пословицами, и даже шебутного братца своего Емелю! Я отвлекся, да? Извините! Видимо, дед был прав и есть во мне что-то от дурачка! Так вот, определили меня на практику на Фабрику Ливней, Гроз и Ураганов, значит. И вот я, тридцатитрехлетний детина – косая сажень в плечах (прямая сажень досталась Емеле), в один прекрасный летний день, подходил к воротам этой самой Фабрики. Выглядели они странновато – огромный, в семь обхватов, многовековой дуб с дуплом у самых корней в виде арки, куда запросто могли заехать мы с Емелей на его печке. Вокруг дуба, непонятно зачем, была намотана массивная, почти якорная цепь из чистого золота. Подойдя к дуплу, я принялся искать звонок или что-то в этом роде – хотя бы кнопку вызова охраны. Камеру, глядящую прямо мне в лицо, я видел, а вот кнопки не замечал.

– И что это мы тут ищем? – раздался сверху какой-то мурлыкающий голос.

Я поднял голову. По нитке цепи вышагивал важно огромный пушистый черный кот с наглой мордой (кто видел котов, у которых морда была бы не наглой, покажите мне этих уникальных существ!).

– Здрассьте! – поздоровался я, доставая из внутреннего кармана парадной своей косоворотки, направление на практику.

– Ты кто? – спросил кот, жмурясь на солнце.

– Иванушка – ответил я, разворачивая направление и показывая коту.

– Ты дурачок что ли?! – кот возмутился. – Зачем ты мне показываешь эту свою грамотку?! Ты где видел, Иванушка, чтобы коты читать умели?! – Однако, кот лапой взял мое направление, поднес к наглой своей морде и прочитал его.

– А говорил, что читать не умеешь! – проворчал я.

– А я и не умею! – продолжал упорствовать кот. – Я понюхал и все понял! – Ты, вообще, откуда?!

– Я от Соломона Давидовича! – ответил я.

– Так надо было сразу волшебное слово говорить! – кот хлопнул меня мягкой лапой по лбу. – Ты, видимо, действительно, дурачок! Давай, проходи! Тебе на третий этаж – к директору! Покажешь ему свою писульку, он, как раз, читать умеет! Ну, чего встал, как истукан?! Иди уже давай! Я двери из-за тебя неделю открытыми держать должен?!

И действительно, как оказалось, дупло оказалось открытым и я шагнул в него, оказавшись в длинном коридоре, тускло освещенном зеленоватыми гнилушками на стенах.

– Свет можно было и поярче сделать! – подумал я. И тут же гнилушки загорелись ярко-зеленым светом, освещая коридор, красиво отделанный полированным дубом и блестящие двери лифта передо мной. Я нажал кнопку, створки бесшумно разошлись в стороны. Лифт поднял меня на третий этаж. Сейчас я находился где-то на уровне ветвей дуба. Выйдя из лифта, я оказался в просторном холле, богато украшенном росписью по белым стенам, витыми колоннами и большими зеркалами из полированного серебра в золоченых рамах. В дальнем конце холла, была высоченная дубовая дверь с золотой табличкой «Директор Фабрики Ливней, Гроз и Ураганов, Чародей Некромантович Кощей-Бессмертный».

Перед дверями в кабинет, стоял деревянный письменный стол, за которым сидела очень красивая секретарша с длинными русыми волосами, в которые были вплетены нитки зеленого бисера.

– Вы к кому? – спросила меня секретарша, очень мило улыбаясь.

– К директору – ответил я, разглядывая эту красавицу и тут же смутившись от ее внешнего вида. Дело в том, что секретарша директора, видимо, забыла одеться, а точнее, забыла надеть верхнюю часть своего гардероба, так как выше пояса была абсолютно голой. Что было прикрыто столом, я не видел.

– Что с тобой? – спросила секретарша – Почему ты так покраснел?

– У вас.. – замялся я. – Грудь голая!

– Ты что, дурачок? – смеясь, спросила секретарша. От смеха ее грудь заволновалась, а вместе с ней заволновался и я.

– Я Иванушка – сказал я, дождавшись, когда секретарша перестанет смеяться.

– Оно и видно! – улыбнулась красавица, выезжая на кресле на колесиках из-за своего стола. Ниже пояса секретарши я увидел рыбий хвост, покрытый серебристой чешуей. Русалка!

– Теперь понятно? – улыбнулась секретарша. – Я Русалка! Русалка Ундиновна Сирена!

– Иванушка – представился я.

– Я запомнила! – подмигнула мне русалка, снова улыбнувшись. – Давай, Иванушка, проходи! Тебя уже ждут!

Двери в кабинет директора открылись и я вошел в кабинет. Наверное, правильней было бы назвать его «чертог» – стены, отделанные грубым камнем, каменный полированный пол, сводчатый черный потолок. Посреди кабинета – огромный, как двухкамерный холодильник, сундук, окованный железом с открытой крышкой. Сундук до краев был заполнен золотыми монетами.

– Иванушка? – из-за каменного длинного стола поднялся очень худой, похожий на скелет, человек, в дорогом черном костюме. Лицо у него было очень худым, с крючковатым носом и глубоко посаженными глазами. Кощей был абсолютно лыс – на его лысине играли блики от освещающих кабинет факелов.

– Так точно – робко ответил я. Скажу честно, обстановка кабинета немного угнетала. Особенно действовал на нервы этот сундук с золотом.

– Кощей! – представился Кощей, в мгновение оказавшись передо мной и пожимая мою руку своей сухой горячей ладонью.

– Очень приятно – ответил я.

– Взаимно! – отрывисто сказал Кощей. – Мне твой дед звонил насчет тебя. Эх, Иванушка! Знал бы, как мы с твоим дедом славно кутили в юности! Хотя, лучше, наверное, тебе не знать! А то ты расскажешь бабушке, а бабушка твоя не отличается мягкостью нрава, знаешь ли! И даже трехсотлетней давности невинные забавы могут стать причиной для ее гнева! Я бабушку твою помню еще молодой и прекрасной! Хотя, она и сейчас очень хороша, конечно! – спешно поправился Кощей. – Ты ей не рассказывай только, что я о ее красоте в прошедшем времени…

– Хорошо! – улыбнулся я.

– Ты дурачок? – спросил меня Кощей.

– Да блин! – подумал я – Прямо вопрос дня!

– Почему? – спросил я вслух.

– Улыбка специфическая у тебя – пояснил Кощей. – Как у дурачка! Открытая! Искренняя! Сегодня такие улыбки уже не носят, Иванушка! Устарели! Сегодня в тренде улыбки заморские! Чтоб все тридцать три зуба было видно!

– Тридцать два – поправил я.

– Это у вас, у смертных! – отмахнулся Кощей – У меня тридцать три! Обычные зубы, плюс зуб мудрости, плюс зуб бессмертия!

– Не игла? – спросил я.

– Какая еще игла? – не понял Кощей.

– Ну, которая в яйце, а яйцо в утке, а утка – в зайце?

– Что за чушь?! – возмутился Кощей. – Это ты сам придумал?!

– Нет, это в сказках! – ответил я.

– Тогда все понятно! – сказал Кощей. – Люди! Что с них взять!? Вот скажи, разве это рационально – держать свою смерть где-то на каком-то дереве в сундуке?!

– Нет, конечно! – ответил я.

– Вот и я о том же! – сказал Кощей. – Самое дорогое нужно носить при себе! Поэтому зуб! Из серебра! Чтобы не болел никогда! А ты говоришь, игла! Да пусть вот, кто эту ахинею придумал, сам свою смерть в иглу спрячет, а я посмотрю! Он же, бестолковый, тогда от этого дерева своего дурацкого с сундуком и всеми этими животными, вообще отходить не будет! Охранять же придется! Без сна, без отдыха! Так?!

– Так! – кивнул я головой.

– Ну вот! – Кощей сел за свой стол – Давай свое направление!

Я протянул ему «грамотку», как назвал направление кот.

– Ну что же – задумчиво сказал Кощей. – Куда же мне тебя определить? Летать любишь?! – неожиданно спросил он.

– Не знаю – ответил я. – Не пробовал еще никогда…

– Как?! – удивился Кощей. – Как это не пробовал?! Совсем, что ли, ни разу?! А во сне?!

– Во сне летал. А наяву никогда, к сожалению… – мне стало немного стыдно за такое упущение. – Не доводилось как-то…

– Решено! – решительно сказал Кощей и хлопнул ладонью по столу. Звук раздался такой, словно доской ударили по деревянному ящику. – Будешь работать погонщиком ветров! Рад?!

– Я не знаю – честно ответил я. – Я не знаю, что это такое.

– Точно дурачок! – сказал Кощей. – Врать не умеешь! Но ничего, научим! И врать, и летать, и ветрами управлять! Хочешь?!

– Что? Врать? – не понял я. – Не особо, если честно.

– Не врать, а летать! – Кощею, похоже, я стал действовать на нервы. – Летать и управлять ветрами! Как звучит, а?! Романтика!

– Летать очень хочу! – сказал я. – И ветрами управлять, пожалуй, тоже интересно…

– Молодец! – сказал Кощей. – Значит, так! Сейчас идешь к коту, покажешь ему этот пропуск – Кощей подал мне свернутую трубочкой бересту. – Он тебя проводит к погонщикам! Познакомишься там, посмотришь, что и как, а завтра с шести утра – чтоб был на работе! Я сейчас позвоню ветрогонам, предупрежу, что ты придешь! – Кощей снял трубку с телефонного аппарата, полностью сделанного из горного хрусталя и замахал мне рукой, чтобы я уходил…

– Ну что? – спросил меня кот, когда я вышел из арки ворот Фабрики – Взяли тебя на работу?

– Взяли! – почему-то с гордостью сказал я, хотя понятия не имел, хорошо это или плохо.

– Ну и кем сейчас берут на нашу фабрику таких дурачков?! – скептически спросил кот. За его спиной я заметил прикрученную к дубу на шурупы, табличку «Начальник охраны Кот ученый Василий Барсикович».

– Погонщиком ветров! – так же гордо сказал я.

– Ну-ну! – усмехнулся кот. – Ты, наверное, думаешь, это про полеты, про романтику, да? Ты ведь дурачок, иначе думать и не можешь! А это, дорогой мой человек, тяжелейший труд! – кот улегся на цепь и принялся вылизывать свою переднюю лапу.

– Ну чего смотришь стоишь?! – недовольно сказал он – Терпеть не могу, когда смотрят на меня во время умывания! Давай, Иванушка, шагай восвояси!

– Куда? – не понял я. – Мне сказали, что ты проводишь!

– Домой, говорю, иди! – проворчал кот. – Свалился на мою голову! Ходят, бродят, тревожат почем зря! Завтра придешь к шести утра и начнеш… Биографию свою трудовую!

– Сейчас уйду! – сказал я и протянул коту рулончик бересты.

– Ты бы ее еще на ниточку привязал! – проворчал кот. – Ну, что там у тебя? – он понюхал бересту. – В общем, так. Сейчас идешь по этой тропинке – кот указал на тропинку, петляющую между кочек по поляне перед дубом. – Увидишь камень с надписью! Там разберешься! Все, сгинь с глаз моих! Брысь! – сказал кот и махнул лапой. И я пошел по тропинке, удивляясь, для чего ее нужно было делать такой извилистой. Наконец, я дошел до большого замшелого валуна, на котором, действительно, была надпись, сделанная то ли маркером, то ли краской. От камня разбегались три тропинки: прямо, направо и налево.

«Прямо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – богатство потеряешь., направо пойдешь – покажешь бересту Старичку-Лесовичку, он все расскажет!» – гласила надпись на камне. Я пожал плечами. Надпись эта, явно, не предлагала уж очень широкий выбор. Коня у меня не было, богатства тоже. Была только береста, поэтому я пошел направо. Тропинка, по-прежнему, петляла между кочек, как сумасшедшая, выделывая такие петли, что если бы я шел по прямой, клянусь, дошел бы до этого толстенного пня, минут за пять, а не за час! Пень был диаметром метров в пять. Мощные корни его сплошь поросли опятами и мне даже захотелось их собрать. Но я вспомнил, что у меня нет с собой ни сумки, ни корзинки, поэтому порадовать семью богатым грибным уловом у меня не получится.

– Корзинку я тебе дам, если хочешь! – сказал внезапно появившийся в центре пня маленький, не больше метра ростом, старичок в длинном плаще зеленого цвета и широкополой камуфляжной панаме.

– Здравствуйте – поздоровался я со старичком.

– Здравствуй, Иванушка! – ответил мне Лесовичок. – Давай свою бересту!

Я протянул ему свиток. Старичок развернул его, начал читать.

– Значит, к ветрогонам тебя направили? – спросил он. – Ну-ну…

– Что-то не так – спросил я, немного встревоженный этим его «ну-ну».

– Все так – сказал Лесовичок, поглаживая седую бороду. – Все так, Иванушка. Давай, шагай вот за этим клубочком – старичок вручил мне клубок красной шерсти. – Он и приведет тебя к ветрогонам! Бегаешь-то хорошо?

– Неплохо! – ответил я, усмехнувшись.

– Ну, милок – сказал Лесовичок – Убегать от стрельца-гаишника, когда превысил скорость на печке – это не то! Здесь надо бежать быстро! Так быстро, как ты еще не бегал! – и старичок бросил клубок на землю. Тот попрыгал, как сумасшедший мячик, пару секунд на одном месте и помчался куда-то к горизонту. Я, естественно, со всех ног припустил за ним. Бешеный клубок летел, как пуля и очень скоро я стал переживать, что так мы добежим до самого края Земли и упадем с земного диска в Пространство, но клубок остановился перед высоким теремом, сложенным из толстенных бревен. Терем был высотой почти до небесного купола. Я постучал в железную дверь, задыхаясь от погони за проклятущим клубком.

– Кого там черти принесли?! – раздался над моей головой рычащий голос и в воздухе запахло серой. Я поднял голову и чуть не плюхнулся на зад от удивления. Надо мной, высовываясь из трех окон терема, нависали три головы Змея Горыновича Змиева. Змей Горыновыч, или как его называли в народе, Горыныч, был фигурой довольно известной. Он занимался чем-то очень серьезным и непонятным, помимо своей работы, и его огненный след, часто видели то тут, то там. Поговаривали, что он поддерживал огонь в угасающих вулканах. Мол, приработок такой у него был. Не знаю, спорить не буду. Как говорится – за что купил, за то и продаю. А еще, Горыныч очень любил красивых женщин и частенько его видели в компаниях красоток, на лучших курортах мира. Что находили в этом огромном трехголовом змее, красивейшие девушки мира, я не знаю. И предполагать даже не берусь. Может, их привлекал ум? Не зря же говорят, что одна голова хорошо, а три… Опять я отвлекся!

И сейчас, сам Змей Горынович, нависал надо мной всеми своими тремя головами, выдыхая желтоватый серный дым.

– Я к погонщикам ветров – ответил я робко.

– Иванушка? – спросила одна из голов Горыныча. – Мне звонили насчет тебя!

– Он дурачок, ты что, не видишь?! – спросила еще одна голова, усмехаясь и выпуская большое облако дыма.

– Я бы не делал таких скоропалительных выводов! – возразила третья голова. – На первый взгляд, согласен, похож на дурачка! Но это, прошу учесть, внук самого Соломона! Так что, коллеги, давайте поуважительнее! Ты чего оробел-то? – это голова уже спрашивала у меня. – Давай, проходи, знакомится будем!

Железная дверь в терем со скрипом открылась, и я вошел в просторные сени. Туловище Горыныча восседало на бревенчатом троне, а головы выставлялись в окна. Наконец, Горыныч втянул головы внутрь терема и на меня уставились три пары желтых змеиных глаз размером с большую тарелку.

– Ну, рассказывай! – сказала одна голова.

– Что рассказывать? – не понял я.

– Я же говорю – дурачок! – сказала вторая голова. – Ты присядь, в ногах правды нет! – голова указала мне на кряжистый табурет. Я сел.

– Правды вообще ни в чем нет! – категорично заявила третья голова – Весь мир – сплошная иллюзия, сиречь – обман! Как ты считаешь, Иванушка?

– Не знаю – честно сказал я. – Я об этом еще не думал!

– Точно, дурачок! – сказала вторая голова – А пора бы уже задуматься! Здоровый лоб! Скоро жениться время придет! А ты даже не думал! Ну что, ветрогоном тебя определили?

– Да, ветрогоном – сказал я. – погонщиком ветров.

– Это одно и то же! – заявила первая голова. – Хорошо, Иванушка, считай, что познакомились. Я буду твоим начальником. Завтра к шести утра без опозданий! А то придется тебя съесть!

Я вздрогнул.

– Да ладно, дурачок, не бойся! – сказала вторая голова, оскалив длинные желтые зубы. – Я людей не ем. Вы невкусные!

– А откуда знаете? – спросил я.

– Известно, откуда! – Горыныч подмигнул первой головой. – Людоед рассказал! А я ему верю! Нельзя не верить существу, которое познало внутренний мир человека до глубины! Понимаешь меня? – Горыныч захохотал всеми тремя головами.

Я кивнул.

– Молодец! – сказал Горыныч – Должны сработаться! Завтра с остальными познакомишься! А сегодня – иди домой, отдыхай. Завтра…

– К шести утра – сказал я.

– Молодец – кивнул Горыныч всеми тремя головами. – До завтра, Иванушка!

– До свидания! – сказал я и вышел из терема. До Москвы, где я жил в доме своих родителей, было далековато, поэтому я нашарил в кожаной переметной суме (между прочим, модная штука – от фряжского портного сумок. Суму мне подарили родители на совершеннолетие), телефон и вызвал такси. Самобеглая коляска приехала очень быстро – примерно через час, и я даже не успел как следует развести костер, чтобы пожарить пойманного в небольшом озерце, маленького зеркального карпа. Извозчик – румяный парень в летней белой рубахе, которая, явно, знавала и лучшие времена, так как была мятой и не совсем свежей, недовольно покосился на меня.

– В Москву? – недружелюбно спросил он, сплевывая шелуху тыквенных семечек, которые грыз без перерыва. Самобеглая телега его не вызывала уверенности в том, что мы доедем. Какая-то кривая, на деревянных колесах, скособоченная, вся в лохмотьях облезшей голубой краски. На задней доске была выведена белой краской корявая надпись «Рябина»

– Ага – сказал я, убирая телефон обратно в суму.

– Ну, садись, коли так! – сказал извозчик. – Как звать-то тебя?

– Иванушка – ответил я, усаживаясь на телегу и подкладывая под себя для мягкости, пук соломы.

– А я Дунай – представился ямщик. Был богатырем, ходил в походы, бился с Добрыней даже как-то раз! Дунай Иванович – может, слыхал?

Я попытался вспомнить. Мне даже показалось, что я что-то такое слышал в одной из передач по зеркалу, но точно припомнить не смог.

– Не помню – честно признался я.

– Аааа! – понимающе протянул Дунай. – Ты из этих!

– Из каких? – не понял я.

– Ну, дурачок? – ухмыльнулся Дунай.

Это начинало действовать на нервы. Почему-то мой первый день самостоятельной жизни проходил под девизом «Назови всяк Иванушку дурачком!». Я промолчал и решил обсудить этот феномен с Емелей, когда вернусь домой. Дунай Иванович взялся за вожжи самобеглой телеги, и мы понеслись к Москве. «Рябина» грохотала и тряслась на неровностях грунтовой дороги, Дунай Иванович затянул какую-то заунывную песню.

– Не нравится песня? – вдруг спросил он. – Что же, могу и другую! – И он запел что-то плясовое, с залихватскими присвистываниями и бодрыми выкриками. Так мы доехали до Москвы. Кремль распахнул перед нами ворота в город, и я, спрыгнув с тряской телеги с именем «Рябина» Дуная Ивановича, похромал домой – в двухэтажный терем, который отец сложил из вековых дубовых бревен еще лет пятнадцать назад. Крыша нашего фамильного терема была крыта полированной медью и сейчас она сверкала в лучах заходящего солнца, словно расплавленный металл.

– Лучшая дорога – это дорога домой, правда, сынок? – встретила меня в сенях мама с караваем. Мама у меня была красавицей! Высокая, стройная, с красивым лицом, большими голубыми глазами и длинной, до земли косой из золотистых волос, в которую была вплетена алая шелковая лента. – Ну что? Устроился на работу? В народе тот не забудется, кто честно трудится!

Видите, я же говорил! Мама этими пословицами просто сыпет!

– Привет, мам! – сказал я, целуя ее в щеку. Я попытался вспомнить или придумать какую-нибудь пословицу по случаю, но не смог. – Да, взяли – ответил я просто.

– Кем и куда? – спросила мама. – Но ты ведь знаешь, что не место красит человека, а человек место?

– Да, знаю, мам! – ответил я и пошел в нашу с Емелей комнату.

Емеля, как всегда, бездельничал. Он болтал по зеркалу с какой-то красивой зеленоволосой девицей с карими глазами.

– О! – воскликнул он, когда я вошел в комнату. – Иванушка, познакомься, это – Щука! Щука, познакомься – это Иванушка, мой младший брат! Будет работать погонщиком ветров!

– Ого! – Щука в зеркале округлила глаза – Я еще никогда не видела ветрогонов!

– Я только с завтрашнего дня ветрогон! – сказал я, – А пока – просто Иванушка, которого все почему-то называют дурачком! Как сговорились, блин!

– Не расстраивайся, Иванушка – сказала Щука из зеркала – И совсем ты не дурачок! Емеля, приглашай Иванушку на дачу ко мне в выходные!

– Да, Иванушка – сказал Емеля – у Щуки в субботу день рождения и она приглашает к себе на дачу! Поедем?

Если честно, телега Дуная Ивановича, видимо, так растрясла мою голову, что я так и не понял – хочет Емеля, чтобы я поехал с ними, или не хочет. Не заметив от него никаких намеков, я согласился. Щука обрадовалась, а вот Емеля, как мне показалось, не особо. Подумав про себя, что на подобные случаи, у нас с Емелей должна быть какая-то система тайных знаков, я пошел к отцу в кабинет, чтобы рассказать о том, что меня взяли на практику. Отец встретил меня с радостной улыбкой. Оказывается, ему уже позвонили и сообщили новость. Еще бы! Самому Серому Волку, да чтобы не позвонили! Все-таки, полковник полиции – это вам не гном какой-нибудь или Барабашка! Фигура значительная и значимая!

– Ну, сын – сказал отец – Горжусь тобой! С самим Горынычем работать будешь! Дай-ка я обниму тебя! – и отец сгреб меня в объятия. Вас никогда не сдавливал кольцами своего тела удав? Меня, честно скажу, тоже нет, но мне кажется, по сравнению с объятиями отца, сдавливание удава – просто легкое прикосновение. Отец обнимал так, что у меня хрустели кости и я начал задыхаться. Решив уже было, что так и погибну в горячих отцовских объятиях, я внезапно оказался на свободе. Отец усадил меня на диван, обшитый красным бархатом, на который он позволял садиться только маме или особо дорогим гостям и налил мне чарку хмельного меда.

– Вот, сын! – сказал он, вкладывая чарку мне в ладонь. – Вот ты и стал совсем взрослым и можешь себе позволить осушить чарку с отцом!