Няня по контракту

Глава 12

Дмитрий

Её невозможно было пропустить – кидалась в глаза. В розовом халате, с розовыми от ярости щеками. Анька всегда хорошела, когда злилась. Впрочем, она хорошела и когда радовалась. Ей почти любые эмоции к лицу – слишком живая и выразительная. На неё нередко залипали окружающие. Особенно мужики. Удивительно, что она до сих пор не замужем.

Ну, да. Я изучил её досье, каюсь. Успел. Не расспрашивать же о личной жизни? На правах старого «друга» как бы могу, но лучше головой в стенку, чем вести скучные светские беседы, выпытывая подноготную, как сплетница на лавочке. Ни к чему ей знать о моём жгучем интересе к её весьма нескромной персоне.

– Иванов! – прошипела Анька, как только я попал в поле её зрения. И по сторонам оглянулась, нет ли детей поблизости. Детей не было. Ромка ещё спал, Мишка предпочёл глаза не мозолить и спрятался. Я решил дать ему очухаться немного. Тем более, что его проделку с рук спускать не собирался.

– Да, Анна Валентиновна, – нацепил я на лицо суконку. Какая молодец она, что не скандалит при детях. Это похвально.

– Это что, Иванов? – вцепилась она наманикюренными коготками в край рукава и потрясла им, как половой тряпкой.

– Халат? – рискнул я предположить очевидное и чуть уши не прижал, ожидая взрыва. – Размер не подошёл? Мой верный глазомер подвёл? Вроде бы хорошо сидит. В груди жмёт?

– Я тебя придушу! – прошипела она с чувством, и я вдруг представил, как она страстно обнимает меня за шею, как её ногти впиваются в кожу, и вздрогнул. Лучше не фантазировать в этом направлении, а то тело из-под контроля выходит и начинает собственное восхождение вверх с высоко поднятой головой.

– За что? – притворился я недалёким валенком, стараясь не смотреть на её разрисованное лицо. Анька выглядела… забавно.

– Это ты называешь одеждой? – кажется, ещё немного, и в её лёгких кислород закончится от возмущения.

– Пусть любой кинет в меня тапкой, если это еда или вещь домашнего обихода, – невозмутимо парировал я.

– Я поняла, – перешла Анька в атаку, – ты решил меня тут навеки приковать? Сделать рабыней?

О, да… хорошие фантазии. Я сразу на свой манер все её выпады представил. И наручники, и рабыня… кажется, давно никто меня не будоражил настолько. Но это Анька. Ей простительно и можно. Я ей всё прощу – любые издевательства. Или не прощу. Отомщу. Да. Месть. Кажется, я именно на этом желал сосредоточиться, когда впервые за много лет увидел в своём кабинете.

– Ты о чём думаешь, Иванов? – спросила Анька уже поспокойнее, но с подозрением.

К счастью, отвечать не пришлось: служба доставки прибыла. Оперативно, а главное – вовремя.

– Водка! – щёлкнул я пальцами и отправился открывать дверь. А Варикова так и осталась стоять в боевой стойке «щас всех порву». На фоне розового халата это смотрелось изумительно.

Я оттягивал момент нашего воссоединения как мог. Нуждался в перезагрузке. Даже закурить захотелось, хоть я бросил эту пагубную привычку сто лет назад, в тот день, когда Мишка родился.

– Пошли на кухню, – потряс я пакетами, – будем из тебя человека делать, Варикова.

– А сейчас я кто? – возмутилась Анька.

Зайка. Моя нежно-розовая зайка. Но вслух я ничего не произнёс. Шёл мужественно впереди, изо всех сил подавляя в себе желание обернуться.

От Аньки вкусно пахло. Моим шампунем и гелем от душа – да. Но и ещё чем-то, давно позабытым, сжимающим сердце так сильно, что я даже на миг испугался.

Подумал малодушно: а может, ну его? Всю эту катавасию с контрактом, местью, прочей ерундой? Пусть катится на все четыре стороны. Жил же я как-то без неё все эти годы? Долгие годы даже и не вспоминал – что правду таить?

– А сейчас ты восьмая няня, которую разрисовал под хохлому мой сын, – всё же сказал, кидая на неё безразличный (как мне казалось) взгляд.

Анька упала на стул. Сникла. Плечи у неё сдулись. Тоже на мгновение. А затем она встала и, держа спину ровно, как на подиуме, вышла походкой от бедра вон.

Я растерялся. Смотрел ей вслед. Думал чёрт знает что. Она собралась в таком виде бросить меня с водкой наедине? Я не согласен. Не согласен я!

Пока я паниковал, Варикова вернулась. Уселась назад, достала из сумочки зеркальце и ватные диски, разложила их, как хирургические инструменты, и потянулась к пакету. Достала бутылку, сама открутила пробку. А я только сидел болван-болваном и наблюдал за её действиями.

Её стремительное бегство из меня дух выбило. Соображать здраво я не мог. Сидел и пялился, как она ватный диск щедро поливает водкой и деловито трёт нос, разглядывая себя в зеркальце.

– Ой, Аня, а что ты делаешь? – это сонный Ромка появился в дверях. Заспанный, волосы торчком. В груди снова всё сжалось. От умиления и любви. От тревоги, что я в очередной раз – плохой отец. Так хотелось сделать для сыновей больше, гораздо больше, а у меня никак не получалось.

Ромка таращился. Аня повернулась к нему лицом. Маркер не особо оттирался, а нос покраснел у неё ещё больше от интенсивной тёрки.

– Смываю боевую раскраску. Пока мы с тобой спали, твой брат Медведь играл в индейцев. Маркерами меня разрисовал.

– Медведь? – у Ромки заливистый заразительный смех. Я ещё не видел ни одного человека, кто бы устоял перед его обаянием и хотя бы не улыбнулся в ответ.

А ещё я знал одну страшную вещь: Ромка не такой уж невинный цветочек и обаяшка. Если человек ему не нравился, он похуже Мишки будет. Не пакостить, нет. Для этого он чересчур бесхитростный, но и прямота его приводила к тому, что уж если Ромке кто не нравился, то это надолго, если не навсегда.

Анька ему нравилась. Вольно или невольно – вопрос десятый. Но то, что он её принял – факт, который ещё больше убеждал меня: она нам нужна. И пока что в качестве няни куда больше, чем на должности руководителя.

Компания не умрёт, а вот остатки моей семьи разваливаются на части. Кто-то должен быть цементом. Возможно, именно Варикова – та самая надёжная субстанция, что сумеет склеить невозможное.

– Ага, – подтвердила Анька. – Медведь-топтун, видишь – наследил. И теперь я Харли Квин1. Биты мне не хватает.

– Будешь Мифку бить? – округлил глаза Ромка.

– Скорее, отбиваться, – вздохнула Анька и продолжила водочные процедуры.

Она повернулась к Ромке почти спиной, когда потянулась за очередной порцией водки.

– Ой! – восторженно воскликнул мой сын. – Зайка! – бесхитростно озвучил он мои мысли.

Анька недоумённо обернулась. Рука её застыла возле рта, который она тоже без особого успеха пыталась оттереть. А я замер. Неужели она не заметила? Да быть такого не может!

– Какой зайка? – испуганно посмотрела она на пол, выискивая мифического зайца. Она что, думает, у меня здесь зверинец? Вполне хватает помоечного Фиксика. На большие подвиги я вряд ли согласен.

Ромка снова рассмеялся. Смех его рассыпался солнечными бликами, отскочил от стен и застрял где-то на уровне сердца.

– Ты – зайка! – ткнул в Аньку пальчиком мой сын и уверенно полез к ней на колени. Варикова опешила и застыла с ватным диском в руках, а Ромка тем временем, пыхтя, надел на неё капюшон. Дурацкий капюшон с забавными заячьими ушами, что повисли слева и справа от Анькиной головы двумя вислыми лопухами.

А что. Ей идёт. Супер. Она ещё на халат ругалась.

И тут я услышал другой смех. Редкий. Это смеялся Мишка, сползая по стенке на пол.

– Она похожа не на зайца, а на осла! – заявил мой старший сын, и на какое-то мгновение в воздухе повисла тишина.

Анька с круглыми беззащитными глазами, как собака, которую неожиданно пнули под рёбра. Ромка с испуганно-виноватой мордашкой. Я, понимающий, что всё вышло из-под контроля. И только Мишка по инерции продолжал хохотать.

Кажется, пора брать контроль над ситуацией в свои руки. Иначе беда.

Глава 13

Анна

Не знаю, что я чувствовала. Наверное, боль. Немножко. Это когда локтем приложишься – прошивает насквозь, аж в глазах темнеет, а потом боль уходит, ты начинаешь дышать и понимаешь: просто удар, всё на месте, кости целы, голова не отвалилась.

Ну, ребёнку показалось, что я похожа на осла. Халат и правда смешной. Я даже не заметила эти заячьи уши. Злилась на Димку, когда его напяливала на себя, не до осмотра «достопримечательностей» было. Нет ничего такого в том, что все смеются. Вон, Ромашка смеялся, мне и не обидно было. Только потому, что Зайка звучит приятнее, чем Ослица?

Пока я выстраивала логические цепочки и пыталась успокоиться, Димка времени даром не терял.

– Извинись! – дёрнул он Медведя за руку, поднимая пацана на ноги. – Сейчас же извинись! Мало того, что ты Аню… Анну Валентиновну разрисовал и решил, что тебе сойдёт это с рук, так ты сейчас намеренно обозвал её! Это грубо и некрасиво, Михаил! Не по-мужски! А это значит, что я тебя плохо воспитал, не вбил в голову простые истины.

– А если не извинюсь, то что будет? – он похож на упрямого бычка и боевого петушка одновременно. Взгляд исподлобья, головой дёргает, пытаясь казаться смелым, хотя видно: он боится отцовского гнева, но бунтует по одному ему понятным мотивам.

– Кого нельзя обижать, Михаил? Мы с тобой этот урок проходили. И не делай вид, что ты меня не слышишь или не понимаешь.

Я почувствовала, как жмётся ко мне Ромашка. Испуган, хоть влетело не ему. Я сжала его покрепче и успокаивающе погладила по спине. Посчитала позвонки. Худенький какой, маленький. Беззащитный котёнок.

– Слабых, женщин и детей, – перечислил безлико Медведь. Как скучный вызубренный урок: знать – знаем, но понимать – не понимаем. А ещё и хочется сделать назло, чтобы не приставали со своей мурнёй.

– А ты что только что сделал? – тряс Мишку, как грушу, Иванов. – Надсмехался и обзывался!

– Я не специально! – у старшенького как голова не оторвётся – так он старается марку держать, но выходит уже плохо. Иванов давит, как каток, не замечая, что уже сплющил сына своим напором. – Вырвалось! Уши не заячьи, а ослячьи какие-то! Ну убей, убей меня за это!

По-детски смело, но истерично даже. Мне показалось, что он провоцирует Димку. Хочет, чтобы тот действительно ему двинул, и это будет повод ненавидеть отца. А Иванов близко к тому, чтобы поднять руку. Я вижу, как он хватается за пряжку от ремня.

Вот только стриптиза мне здесь не хватало – Иванова со спущенными штанами.

Я вскакиваю со стула, осторожно сажаю Ромку на своё место и кидаюсь к любителям разборок.

– Всё, Иванов, хватит! – толкаю Димку в грудь. – Ты же его пугаешь!

Иванов от неожиданности попятился. Посмотрел на меня озадаченно. А затем улыбнулся. Нехотя. Пытаясь улыбку удержать, но она расползалась на его лице, как радужное пятно по луже, куда бензин попал.

– Зайка, – прошептал он с нежностью, а у меня сердце подскочило, кувыркнувшись. Я так и стояла в капюшоне с ушами. Надо хоть в зеркало будет посмотреть, настолько ли у меня дурацкий вид, как кажется.

– Иди к себе в комнату, – обернулась я к Медведю. Он дрожал, напряжённый, как струна. Губы сжаты, наверное, чтобы не тряслись. А в глазах – слёзы, ещё не пролитые, но чуть-чуть – и брызнут. – Ромашку забирай и идите. Мы тут с папой поговорим.

Дважды упрашивать не пришлось. Ромка сам спрыгнул со стула и потянул Мишку за руку. Их уход напоминал позорное бегство, а не достойное отступление. Улепётывали. Я провожала их взглядом. Ромашка оборачивался. Кидал на меня взгляды. Медведь рвал когти без оглядки.

– Это не воспитание, – ударил меня сурово в спину Иванов, как только дети скрылись за поворотом.

– А за ремень браться – воспитание? – крутнулась так, что заяче-ослиные уши хлопнули меня по лицу. В сердцах я содрала капюшон с головы. – Этим ты ничего не добьёшься, Иванов. И тем, что насильно заставляешь Медведя извиняться – тоже. Он не чувствует вины. А если и чувствует, то не до конца. Я для него чужая, понимаешь? Вражеский лазутчик, проникший в дом. А тут ты: Аня, – передразнила я его, – халатик этот дурацкий. Это опасность. Тётка незнакомая, которую папа знает. Подсунул им в очередной раз, сплавил с рук – и доволен.

– Ты будешь меня учить, Варикова? – задрал вверх подбородок Димка и сразу же живо напомнил мне юного диверсанта, что стоял тут как партизан на допросе.

– Буду! – я тоже распрямила плечи. Я ему не Мифка, пугать меня не надо своим авторитетом и властным голосом. На меня подобные штуки не действуют, до свидания. Я девушка опытная, и не такие монстры рычали.

– И что ты предлагаешь? Спускать ему всё с рук? А он и дальше будет пакостить, мотать нервы, издеваться?

– В любых переговорах выигрывает не тот, кто слюной брызжет и психует, а тот, у кого голова холодная, а сердце горячее. Кто умеет разговаривать.

– А я, по-твоему, танцы здесь хороводил? – Иванов распаляется ещё больше и слышать меня не желает.

– А ты командовал и навязывал свою волю. Это разные вещи. К беседам твой давильный аппарат никакого отношения не имеет. Приказами добьёшься того, что сын твой будет всех ненавидеть. Особенно тех, кого ты ему навязываешь.

Иванов неожиданно расслабился и окинул меня жадным взглядом с головы до ног. Так зыркнул и глазами сверкнул, что у меня колени подогнулись.

– Говоришь, нет педагогического образования? – поинтересовался он, закладывая руки в карманы брюк. – Ты точно мне голову не морочишь?

– Нет, всё верно. Но, как работать с коллективом, я знаю. И прошла не один психологический тренинг, чтобы правильно понимать и расставлять приоритеты. К каждому сотруднику нужен индивидуальный подход, если ты хочешь, чтобы у тебя была команда, а не сборище змей подколодных, готовых тебя подосрать в любой момент.

– Ах, вон оно что, – протянул он издевательски, – психоло-о-гия. А я-то думал… Грамотная, говоришь?

– Вполне. Дай слово, что не будешь на Медведя орать. С ним нужно разговаривать. Провести беседу. Не нудную лекцию: «сын, ты всегда не прав», а по душам.

– Удивляюсь я и поражаюсь тебе, Ань, – Иванов злился и спорил лишь бы не согласиться с моими доводами. – Он же тебя несмываемым маркерным позором покрыл, обидел, нахамив. Да его выпороть мало! И нормальная девушка потребовала бы его крови.

– Значит, я ненормальная, – развела я руками. – Я лучше потребую сатисфакции, но не у тебя, прости, а мы сами с Медведем разберёмся, кто из нас сильнее и в чём. Ну, а пока… мне, наверное, домой пора. На сегодня рабочий день закончился.

– Подожди, Ань, – забеспокоился Димка, – как же ты с таким лицом-то?

– Дома ототру, – не моргнула я и глазом. – Ты же презентуешь своей восьмой няне бутылку водки? За моральный ущерб? А в такси меня любую примут, если купюрой перед носом помашу. Мне ещё машину забирать. Ну а ты подумай над своим поведением, список моих обязанностей не забудь составить и контракт набросать. Небось и не приступал ещё, – поцокала языком и гордо удалилась в ванную, прихватив свои вещи – юбку рваную да блузку грязную, от потопа пострадавшую. Колготы я в мусорку выкинула. Хорошо хоть лето, не околею.

Но первое, что я сделала, как дверь за собой закрыла, напялила капюшон на голову и в зеркало на себя посмотрела. А что, мне идёт. И уши очень даже симпатичные.

– Сам ты осёл, Медведь, – пробормотала я и показала своему отражению язык.

Странно, но с халатом я сжилась, даже жаль стало расставаться. Он такой пушистый и уютный. А мне домой пора. Морду лица оттирать и лечить душевные раны. Со вздохом я скинула халатик с плеч и влезла в свои многострадальные шмотки.

Чёрт. Я няня. А самое страшное – завтра я снова приду, потому что… нет, Иванов никакой роли не играет. Я просто хочу место руководителя. И я его получу. Обязательно!

Глава 14

Дмитрий

Анька… другой такой нет. И дикая тоска нападает на меня, как только она уходит, гордо задрав нос. Не отпущу. Ни за что. Иначе наша подводная лодка утонет и больше никогда не всплывёт. Нам даже перископ не выдвинуть – заело что-то, не все механизмы работают. А я уже отчаялся, что получится найти что-то стоящее – ту самую идеальную няню, которая наконец-то расставит всё по своим местам.

Из ванной Варикова выходит строгая и независимая. Ну и что, что у неё порвана юбка и кофта с пятнами? Это типа боевые шрамы, полученные в борьбе за место под солнцем и со стихийным бедствием.

Она, не глядя на меня, усаживается на стул и снова трёт лицо водкой. Результат так себе. Эффект есть, конечно, но и следы Мишкиного преступления видны, хоть затрись тут до посинения.

– Ань… – пытаюсь я пойти на мировую, – а я тебе платье купил. Красивое. Примеришь?

О, какой она бросает на меня взгляд! Испепелила бы, моя драконица. А я что… готов сгореть заживо, лишь бы не сердилась.

– Вы бы лучше кран починили, Дмитрий Александрович, – строго складывает она губки бантиком. – А платья ваши мне ни к чему. У меня всё есть, спасибо.

– Почему ваши? – бормочу я покаянно. – Мне платья не к лицу. Для тебя старался.

– Подлизываешься, Иванов? – щурит она глаза. Сложно с ней. Знает меня как облупленного. Ещё бы…

– Да, – не кривлю душой. Ане лгать тяжело, хотя можно постараться, наверное. А то ж съест с костями и потрохами. Но сейчас не тот случай. – Кран починю, с Мишкой поговорю. Не сердись, а?

– Я подумаю, Иванов, – вздыхает она, разглядывая себя в зеркальце. – А сейчас мне пора. Счастливо оставаться.

– Давай я тебя отвезу, – иду за ней вслед, как телок. Анька бросает на меня ироничный взгляд и бровь выгибает выразительно.

– Я на такси. Ты совсем ку-ку, Дим. У тебя дети. Не бросай их. Тебе ещё их кормить, сказки читать, купать, спать укладывать.

Она права. Чёрт. А я точно ку-ку – все мозги растерял. Точнее, они в другое место плавно переместились. Ладно, принцесса Недотрога, мы ещё ко всем пунктам вернёмся. Я точно знаю: у нас как на вулкане. То гром грохочет, то магма извергается.

– Хорошо, – сую я ей в руки пакет, – завтра жду тебя в семь.

Анька от пакета отбрыкивается, но я сильнее – всовываю его почти насильно и рукой пальцы её зажимаю.

– Пожалуйста, Ань, – надавливаю голосом.

Она вздыхает, дёргается. Глаза у неё почти нормальными становятся. А я отпускать её не хочу. Держу руку так, словно от этого моя жизнь зависит. Может, так оно и есть, но пока ей знать об этом не нужно. В себе поковыряться не мешало бы. Остыть. Подумать головой хоть немного, а не другим местом, где пригорает невероятно.

– Пожалуйста, – додавливаю я её, и Анька сдаётся. Мне даже полегчало, когда пакет остался у неё в руке, а не полетел через весь коридор или не очутился у меня на голове, которая нормальные мысли генерировать отказывалась.

Варикова склоняется к телефону, набирая номер такси. А я тем временем кидаюсь назад с воплем:

– Подожди! Минутку!

И пока она таращится, возвращаюсь с бутылкой водки.

– Вот. Ты просила.

Анька начинает хихикать, а затем ржёт в голос, сползая по стенке, как Мишка недавно. Недалеко ушла. Ну, восемь – двадцать восемь – почти одинаково. А ведь она могла бы быть его мамой, – вдруг думаю с какой-то тоской. Если бы… но зачем, зачем об этом постоянно вспоминать? Только душу себе травить. А я ещё не выяснил, есть ли у Вариковой бойфренд.

От этой мысли меня просто на узел завязывает. Кулаки сжимаются невольно. Ладно. Время. И все бойфренды очутятся в баскетбольной корзине, как мяч. Трёхочковые броски я делаю мастерски до сих пор.

– Ладно, Иванов, прощён, – забирает она из моих рук бутылку и засовывает её в пакет с платьем. У неё пиликает телефон. Анька машет мне рукой.

– В семь, не опаздывай, – напоминаю я ей.

– Приеду вовремя, строгий работодатель, – кивает она мне в ответ и уходит. А я, как дурак, стою и пялюсь на закрывшуюся за ней дверь. Никак собрать себя не могу.

– Пап, – окликает меня Ромка. – Там Мифка плачет.

Я вздыхаю и смотрю на расстроенное лицо младшего сына. Он сам, наверное, ревел. Глаза несчастные.

– Пойдём, – беру его за руку, – будем успокаивать Мишку.

– А Аня вернётся? – шёпотом спрашивает Рома, заглядывая мне в лицо.

– Думаю, да, – треплю его по светлым волосам и попутно вызываю слесаря. Надо кран чинить. Отношения снова латать. Беседы вести. Обещал. Я ведь тоже руководитель. Посмотрим, что у меня получится. С психологией или без.

Анна

Таксист смотрел на меня подозрительно и принюхивался. Ну, понятно: рожа размалёвана, воняю водкой. Видон – тот ещё. Хорошо хоть ему мой зад не видно.

– Мне к офису, пожалуйста, – назвала я адрес и зачем-то пояснила: – машину забрать нужно.

– Вы бы в таком виде за руль не садились, – дёрнул шеей и кадыком водила, снова принюхиваясь. – Не моё, конечно дело, простите, но лучше бы не надо.

– Меня ждут, – тряхнула кудрями, не пытаясь объясняться, хотя почему-то жутко тянуло на откровения. Видимо, нанюхалась водки. Угорела. Таксисту точно не нужна моя грандиозная история с леденящими душу подробностями.

А дальше – без приключений, как по нотам. Полчаса – и я дома. Запоздало обращаю внимание на сто пятьдесят пропущенных звонков от Ирки. Совесть цапает меня за горло. Она беспокоится, а я… но у меня есть оправдания. Телефон отключала перед собеседованием и за стремительными событиями забыла, не до того было.

Больше всего хочется упасть и уснуть, но я вздыхаю и набираю сестру.

– Что у тебя стряслось? Мы с Трофимом волнуемся! – отвечает Ирка сразу же, как только проходит первый гудок. – Ань, ну ты как всегда: захотела – появилась, захотела – исчезла, как солнце за тучей, неуловимая наша!

Я прикрываю глаза, чувствуя, что предательские слёзы близко. Так приятно слышать её взволнованный, полный тревоги и заботы голос. Ирка – родной человек. Всегда поможет и поддержит.

– Как собеседование, Ань? – доносится до усталого мозга очередной вопрос сестры.

– Можно сказать, отлично, – вздыхаю я. Только меня взяли не на должность руководителя маркетинговым отделом.

– А куда? – захлёбывается воздухом Ирка.

– Ты лучше сядь, ладно? – я сестру люблю и не хочу, чтобы она упала.

– А-а-ань? – включает сирену Ирка. – А ты куда опять влезла, а?

Я снова закрываю глаза, чтобы не «видеть» слов, что вылетают из меня, как из пулемёта. В признаниях главное – сказать всё быстро, чтобы не свернуть и не начать лгать.

– Я теперь восьмая няня у Димки Иванова. Того самого, помнишь?

Пауза. Тишина.

– Ир? – спрашиваю осторожно. Она что, онемела или в обморок упала?

– А что, Иванов теперь нуждается в персональной няньке? – зло выплёвывает она. – Ты ему теперь сосочку будешь давать?

И во второй раз за день я сползаю по стене от смеха. Ноги не держат, честно.

– Не ему, Ир, – выдавила из себя, отдышавшись. – А двум его сыновьям пяти и восьми лет.

– А теперь сначала и со всеми подробностями! – командует сестра. – Или нет, не надо! Мы сейчас с Трофимом и детьми приедем!

Мне бы мордочкой в постель… Но Ирка уже отключилась. К тому же, наверное, я нуждаюсь, чтобы меня выслушали, пожалели, по голове погладили… Я всё же не железная. Мне тепло и ласка нужны. А кто их даст, как не самые родные, готовые ради меня и в огонь и в воду?

Глава 15

Анна

– Ты с ума сошла! – Ирка разве что по стенам не бегает. – Опять в пасть к этому льву? Ты ж от этого сбежала, Ань!

Я пожимаю плечами. Не хочу ничего объяснять. Ни свои чувства, ни мотивы. Я и так рассказала предельно честно, как смогла.