Затемнение

© Дмитрий Ардшин, 2021

ISBN 978-5-0055-3397-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Затемнение

1

1—1

Как только стукнет восемнадцать, сразу же покупаю машину, – решила Маша и прибавила скорость. Еще быстрее перетасовывались окна панелек справа и окопавшиеся в зарослях гаражи слева. В середине сентября Маша Шумилина неслась по глухой дороге на дребезжащей семерке приятеля. Она убедила Костю, что будет очень, очень осторожной. Сам он ждал на пустыре вместе Кристиной, подругой Маши. Свет сгорбленных фонарей, казалось, подбавлял потемок, которые кое-как разгребала фара семерки… Жаль, что ждать целую вечность: два года. Да и мать такая невротичная стерва, а отец совсем никакой. Хотя бы завязал с водкой и на том спасибо. Ладно, проехали под грохочущий гранж. Хотелось только одного: мчаться, куда глаза глядят, и ни о чем не думать. Пусть Костя подергается, а Кристина выкурит еще одну сигарету. В крови клокотал коктейль из «Петушка» и адреналина. И, казалось, что машина ожила и неслась сама… Меня не догонят ни гаеры, ни тем более потемки взрослости. Все еще было впереди и меня не касалось… Черная тень обрушилась на лобовое стекло. Эринниями взвизгнули тормоза. Маша захолонула и побелела.

Маша выскочила из машины и содрогнулась. На дороге неподвижно лежала старуха в черном балахоне. Загустевшая темень сомкнулась и стала душить Машу. Лицо Шумилиной исказилось, подбородок мелко затрясся. Она громко и отрывисто задышала, но заплакать не смогла. Так и подмывало смыться, чтобы не видеть это черное и такое мертвое… Старуха простонала и слегка шевельнулась. Маша вздрогнула и бросилась к машине, открыв перекошенный рот и вытаращив глаза. Как только охваченная дрожью Маша оказалась в семерке, та точно сама собой завелась с пол-оборота и с утробным рокотом рванула с места в потемки, как нашкодившая кошка…

1—2

Только теперь, когда зарысили столбы и деревья, Шумилина поняла, что протрезвела. Хотя это произошло еще в тот момент, когда Маша увидела лежащую на дороге старуху. Ощущение кошмарной, стеклянной ясности нагнало, оглушило и заиграло на нервах. Из Маши вырвался истошный крик… Где же они? Неужели ушли?

Уже не надо было ни своей машины, ни взрослой жизни. Только бы вернуться в то время, когда еще не было старухи, растекшейся на дороге черной кляксой. Или хотя бы найти Костю и Кристину. Да вот же они, у заброшенной голубятни. Долговязый Костя слегка сутулился, смахивая на придорожный фонарь. Маша выбралась из машины.

– Чего так долго? – проворчал он.

– Я… Она… – залепетала трясущаяся Маша, подергивая поднятыми плечами и стискивая пальцы рук.

– Да что еще? – встревожился и разозлился Костя.

– Я не хотела… Она сама… там, – Маша кивнула в ту сторону, откуда приехала. Задыхаясь и стуча зубами, Шумилина рассказала о том, что произошло.

Кристина и Костя испуганно переглянулись. Обнаружив вмятину на капоте, Костя со стоном схватился за голову и зашагал взад-вперед по пятачку.

Выругавшись, он метнулся в семерку и рявкнул обмершим девушкам:

– Вам что особое приглашение?

Едва лишь Маша и Кристина оказались на заднем сиденье, семерка дернулась и понеслась, заполняя тревожное молчание нутряным грохотом и дребезжанием.

– Здесь! – Маша уронила лицо на ладони.

Выйдя из семерки и хлопнув дверью, которая тут же приоткрылась, Костя недоуменно огляделся. Он шмыгнул в темные заросли. Но и там – никого.

– Может, это было не совсем здесь, – поежилась Маша, стоя с Кристиной у «семерки» и растерянно оглядываясь.– Или совсем не здесь…

– А может, померещилось? – покачав головой, Кристина нервно закурила.

– Пить надо меньше, – сквозь зубы бросил Костя.– И тогда старухи не будут с неба сваливаться.

Надув губы и опустив плечи, Маша сомнамбулой поплелась в сторону автомойки и мерцающего неонового света, который вытекал из-за угла девятиэтажной панельки и разъедал темень. Где же старуха? Неужели ничего не было? Так хотелось в это поверить, и в тоже время было страшно. Такое не могло привидеться. Или все-таки могло?

– Шумилина! – окликнула Кристина.

– Маша, да что с тобой такое? – смягчился голос Кости.

Действительно, что с ней такое? Маша остановилась, словно очнувшись.

На машине от поворота до поворота прочесали всю сумрачную дорогу, которая протискивалась между гаражами и панельными коробками. Ни одной старухи. Встретился лишь крупный мужчина, которого на длинном поводке тянула за собой маленькая ушастая собачка в желтой жилетке… Маше казалось, что ее занесло куда-то не туда. Привычный мир искажался, выворачиваясь наизнанку, исчезая прямо на глазах.

2

2—1

Маша смутно помнила, как добралась до дома. Вроде бы ее подвез Костя. Всю дорогу отмалчивались, как на похоронах. Только вместо Шопена на уши давил Кобейн. Притормозив у подъезда, Костя убавил громкость и о чем-то предупредил Машу, оглушенную всем произошедшем. Маша кивнула и что-то машинально ответила ему, поспешно расцеловалась с Кристиной и вышла из машины. Все еще слегка потряхивало, а в голове ворочался гул. Лифт прокрался на шестой этаж. Зайдя в прихожую, Маша напоролась на строгий сверлящий взгляд матери. Она была в банном халате и явно не в духе.

– Нагулялась? – сказала мать, сдерживаясь.

Опустив голову, Маша прошмыгнула мимо матери к себе в комнату. Закрыв дверь, Маша, не раздеваясь, упала на кровать и уставилась в мучнистый потолок. Перед глазами черно-белыми кадрами кинохроники или обрывками сна завихрилась сцена столкновения… А все-таки: была ли старуха?

В комнату зашла мать с каменным лицом. Маша приподнялась с кровати и уставилась на пол.

– Пила? – сказала мать с порога.

Вздохнув, Маша покачала головой. «Достала уже».

Мать подошла к Маше и, наклонившись к ней, потребовала:

– Дыхни.

Маша выдохнула в полное каменное лицо. Все равно ведь не отстанет… Лунное лицо еще сильней окаменело, мать выпрямилась и сказала:

– Когда поумнеешь?

– Завтра, – Маша легла на кровать и отвернулась к стене.

Мать убралась из комнаты. Но дверь, конечно, она оставила приоткрытой. Маша почувствовала это спиной, словно из коридора кто-то подглядывал за ней. Маша вскочила с кровати и захлопнула дверь. Когда она вставит мне замок? Наверное, никогда. Может вломиться в любой момент, даже не постучавшись. Сваливается, как снег на голову. Или как старуха… Ну вот, опять эта черная старуха! Сейчас бы водки…

2—2

С цоканьем пришло сообщение от Кристины:

– Ты как?

– Никак, – сухо ответила Маша.

– Больше старухи не падали? – подмигнул смайлик.

– Не смешно, – смайлик навыворот.

– Костя сказал, что больше никаких гонок, – вытаращился смайлик.

– Плевать, – заявила Маша. – Напоремся завтра?

– Будет день, будет и бухло! – от радости смайлик стал приплясывать, сжав кулачки и оттопырив большие пальцы.

В комнату каменным гостем вторглась мать и застыла у порога.

– Чего? – Маша покосилась на плинтус на стене напротив.

– Хотя бы переоденься, – сказала мать.

– Достала уже, – тихо огрызнулась Маша.

– Чего-чего? Побурчи у меня еще! – вырвалась из матери злая училка и удалилась разобиженной.

Маша закрыла дверь и вернулась на кровать. «Точно: свалю к отцу. Он хотя бы не так достает».

…Некоторое время заволокло выхлопным газом. Маша оказалась за рулем семерки, которую швыряло из стороны в сторону и подбрасывало на ухабах. Черный промельк, глухой и ощутимый удар по лобовому стеклу. Бабах! Машу сильно тряхнуло, и она проснулась, пропитанная ознобом.

Вокруг громоздилась темнота, словно комнату накрывала хламида. В коридоре тяжело шаркали. Это была не мать. Та двигалась быстро и решительно, точно сваи забивала в пол. А там волочили ноги. Шарканье выдохлось у порога. Маша впилась туда глазами. Глаза – это все, что от нее осталось. До такой степени ее пробрало и укоротило. Она вздрогнула и поджала ватные ноги, когда дверь поползла в сторону. Черная расщелина между дверью и косяком медленно раздавалась, в ней прорастало какое-то шевеление… Зажмурившись, Маша метнулась к двери и избавилась от черной расщелины, как от нарыва.

Когда она вернулась в кровать, то увидела, что дверь опять позевывает, а из нее выпрастывается что-то узкое и длинное, похожее на руку.

На этот раз, закрыв дверь, Маша подперла ее стулом.

2—3

Какой уж тут сон. Поднявшись с кровати, Маша босиком подошла к темному окну. Двор напоминал старую открытку с одним загибом. Открываешь, а там шеренга машин вдоль бордюра, доходяга-фонарь флиртует с долговязой березой. Маша захолонула, – мимо дома плыла черная хламида с капюшоном на голове. Остановившись у трансформаторной будки, фигура медленно обернулась и, глядя на Машу, укоризненно покачала головой. Маша отскочила от окна и зажала ладонями рот, давясь криком, словно рвотой.

Через некоторое время окно все-таки притянуло к себе. За стеклом мертвым умиротворенным насекомым распластался опустевший двор. Стало легче… немного.

Маша уже одной ногой была во сне, когда в окно шестого этажа извне постучали. А потом вкрадчиво поскреблись…

2—4

То еще утро. На кухне заторможенная Маша залила хлопья молоком недельной давности и нехотя захрустела, глядя в условную точку. Перед Машей возникла босая мать в серых домашних штанах и майке, и жующая Маша тут же подняла взгляд на выключенный телевизор, который вскарабкался на холодильник… Мать работала учителем информатики в гимназии с математическим уклоном. Там же до поры до времени училась и мучилась Маша. А потом из-за неладов с алгеброй, физикой и поведением Машу пришлось пристраивать в гимназию уже с гуманитарным вывертом… Маша почувствовала, как на кухне между ней и матерью выросла невидимая звуконепроницаемая стена.

– Ты хоть что-нибудь учила? Сколько сегодня уроков? – скрестив руки на груди, завела свою шарманку мать.

– Приду в четыре, – машинально отозвалась Маша, с ложкой у рта и мутными глазами в темном прямоугольнике телевизора.

– Когда придешь? – гнула свою тему мать.

– Сегодня пять уроков и классный час, – процедила Маша, надеясь, что впопад.

– В молчанку решила поиграть? Ну-ну… – мать исчезла, хлопнув дверью.

Вздохнув, Маша отправила в рот хлопья, уже размякшие и безвкусные.

2—5

…Конечно, Шумилина припоздала на первый урок, на котором препарировали образ Раскольникова и иже с ним… Кристина одновременно перелистывала глянцевый журнал, лакировала идеальные коготки и подкалывала в сети над якобы хаосистом, загнанным на энтропии и всём таком. За партой Маша с тревогой стала поглядывать на приоткрытую дверь кабинета, невольно вспоминая другую дверь, за которой прошедшей ночью шаркала темень. Надо встать и захлопнуть… Встать и… Надо… надо…

Не смотри, – повторяла себе Маша и отдирала взгляд от двери. Но через секунду-другую глаза опять невольно приклеивались к дверной расщелине, которая распухала, нарывая десной.

Маша с опаской наблюдала, как дверь уподоблялась оскаленной пасти. Вот так же щелистая темь этой ночью взращивала сухопарое шевеление…

Маша дернулась, словно от удара, когда в проеме просквозило что-то черное.

Кристина с вопрошающей улыбкой вытаращилась на подругу:

– Ты чего? – соскользнувший с колен журнал, шлепнулся на пол.

Маша выскочила из класса под рассерженный клекот учительницы.

За дверью Маша остановилась и с обескураженным видом оглядела опустевшую рекреацию. Что ж, надо возвращаться к Соне Мармеладовой и старухе-процентщице.

И тут краем глаза Маша заметила шмыгнувший за угол черный холм. Маша кинулась вдогонку. Что она творит? Куда ее несет? А чернота уже выскользнула на лестницу. И Маша через рекреацию младших классов – туда же…

Лестница быстро разрешилась глухим вестибюлем, где у раздевалки Маша столкнулась с завучем. Моложавая женщина, у которой нос заострялся совиным клювом, спросила:

– Почему не на уроке?

Маша почему-то смешалась и, опустив голову, что-то залепетала, под когтистым взглядом завуча чувствуя себя тупо виноватой и пропащей, словно спалившись на краже дешевого шампуня или плитки молочного шоколада в супермаркете.

2—6

Тряхнув за плечо, кто-то раздраженно потребовал:

– Просыпайся уже.

Открыв глаза, Маша увидела недовольную мать, которая стояла над кроватью и над душой.

– Опоздаешь, – предрекла мать и, взглянув на будильник, покачала головой.

Утро скатывалось в голимый плагиат, под чистую сдирая рисунок сна… Маша ела хлопья в молоке недельной давности, слушая и не слыша давным-давно просроченные слова матери, что-то и как-то отвечая, всё равно, что и как, лишь бы отстала.

2—7

Опоздавшая на первый урок Маша села рядом с Кристиной, которая позевывала над журналом, маникюром и чатом. Взгляд Маши остановился на приоткрытой двери и стал увязать в ней. Чем пристальнее Маша глядела на дверь, тем отчетливей проступала оскаленная пасть. Неужели нельзя закрыть? Обмирая, Маша ждала, когда дверную щель перечеркнет черный промельк. Пробрала мелкая дрожь. Внутри все пересохло и склеилось то ли от похмелья, то ли от нарастающего напряжения… Вот-вот чернота застанет врасплох, полыхнет там, за дверью, холодом ожжет.

– Шумилина! Так почему же Раскольников убивает старуху-процентщицу?

Маша приподнялась и, помаргивая, растерянно взглянула на учительницу, как будто только что и не совсем еще очнулась

– Хватит спать, – с досадой сказала учительница.

Покосившись на дверь, Маша содрогнулась. Дверь была закрыта… Сквозняк что ли постарался? А может быть, действительно, хватит спать.

– Шумилина? – нахмурившись, училка бросила недоуменный взгляд на дверь, а через секунду – опять на помертвевшую Машу. – С тобой все в порядке?

Маша не ответила, продолжая таращиться на дверь. Облепило насмешливое шушуканье и хихиканье класса.

– Да сядь же ты, – шикнула Кристина, дернув Машу за рукав. Обмякшая Маша упала на стул. Просыпайся уже…

3

Маша и Кристина брели по местному Бродвею. Уже очухались фонари, вечерний воздух остывал и густел синим студнем. Впереди взгорье мешало дым со светом, заволакиваясь ими. Слева дорога изображала море, шелестела так, словно волны ухлестывали за берегом, накатывались одна за другой. Остановившись, Кристина достала из черного пакета коробку вина, свинтила пластиковую пробку и, воровато оглядевшись, отхлебнула. Маша в свою очередь сделала два больших глотка крепленого приторно-сладкого напитка. Маша считала, что для нее вино – это вроде пепси-колы, захмелеть невозможно. Но все же ей сделалось так легко и ненапряжно, такое приятное тепло разлилось по телу, что захотелось запеть или хотя бы закричать. И она крикнула. Кристина рассмеялась, схватила Машу за руку и устремилась к дымчатому свету. Вот бы разбежаться и полететь, куда глаза глядят, на все четыре стороны, впрочем, Маша чувствовала, что этих самых сторон гораздо больше…

Внезапно Кристина замерла и шедшая следом Маша столкнулась с ней.

– Что еще? – Маша досадливо поморщилась.

Кристина молча уставилась на тротуар. Там чернела птица похожая на очень большую ворону.

– Мертвая? – носок Машиного ботинка осторожно коснулся смоляного крыла.

– Мертвее не придумаешь, – отпив из коробки и продолжая глядеть на птицу, Кристина передала вино подруге.

Вот так же неподвижно лежала та старуха… Вспомнив ужастик, который на днях попался ей в сети, Маша озорно улыбнулась и окропила птицу вином.

– Хватит тебе, – Кристина отобрала у Маши коробку.

– Надо ее воскресить, – ухмыльнулась Маша, остекленевшими глазами изучая черную птицу. – Птица, проснись и пой…

– Ну-ну… – Кристина фыркнула и, неодобрительно покачав головой, приложилась к коробке.

Маша почувствовала себя марионеткой, которую невидимый кукольник дергает за невидимые нити, заставляя делать, черти что. Экран смартфона озарил и обескровил до мертвенной синевы Машино лицо, споря с тыквенным светом кривого фонаря над головой… Чего только не найдешь в сети. Из вороха заклинаний Маша выбрала одно. Надо было только скачать звуковой файл. Через секунду-другую, затаив дыхание, Маша нажала на воспроизведение.

Раздался скребущийся голос:

– Берг ерцук чемурк мааром…

– Берг ерцук чемурк мааром, – машинально повторила Маша, нервы зачесались, и внутри что-то темное встрепенулось и заколыхалось, отходя от вроде бы необратимого оцепенения… Экран телефона моргнул, словно передернулся, ему вторил криво стоящий фонарь. На Кристину напал визгливый смех, она скорчилась и схватилась за живот.

– Нович сопо яседе манабра, – продолжала Маша, слегка покачиваясь, словно в трансе. Ветер швырнул в лицо песок и как свечу попытался погасить фонарь. Кристину вырвало на остролистный куст. За строительным забором, где на остове торгового центра висела растяжка: «Сдам! Продам!» – завыла собака.

– Хватит… Пойдем уже, – позеленевшая Кристина вытерла губы. – Мне нехорошо.

– Просто скажи, что струхнула, – Маша усмехнулась так, словно ее заставили это сделать, подергав за нужные ниточки.

– Да пошла ты, – огрызнулась Кристина и поспешила к торговому центру из дымчатого света.

Некоторое время Маша с кривой улыбкой смотрела на быстро удалявшуюся подругу, а потом из нее вырвалось или из нее вырвали, как признание:

– Горм керберра цуседе чекмом оч мунея евисоп анабар, – и она три раза плюнула на мертвую птицу.

Фонарь вспыхнул, судорожно моргнул и погас. Озадаченно покосившись на фонарь, Маша стала озираться, словно ища кого-то. Так и не нашла. Маша поежилась, а когда посмотрела на асфальт, то увидела, что птица исчезла.

Маша попятилась, попятилась, быстро глядя по сторонам, а потом развернулась и припустила прочь, чувствуя спиной, как оживающие тени расправляют крылья

4

Как обычно Маша опаздывала. Но ей было наплевать. Словно на автопилоте она брела по улице, уткнувшись в смартфон. От Кости пришло очередное сообщение: «Ты долго еще?» Заждался, бедненький… Она не хотела с ним встречаться, обламывать его, или, поддавшись на его глупые, мальчишеские уговоры, уламываться, сломаться самой. Она ровно к нему дышала. Для нее он был кем-то вроде брата, с которым она убивала время. Переспать с условным братом? Совсем не прикалывало. Но оставаться в пустой квартире было еще тяжелее и неприятнее. Казалось, что черная старуха затаилась на кухне, в гостиной или в ванной…

Маша почувствовала, что кто-то пялится на нее. Оторвавшись от смартфона, она огляделась. На пустой площадке тихо поскрипывали качели, пакет скомкался у бордюра серым зверьком. Посредине дороги между домом и ларьком мороженого что-то потрошила ворона. Проехавшая «Газель» вспугнула птицу, она отлетела и тут же вернулась к своей трапезе. Приглядевшись, Маша оторопела и скривилась. Ворона лакомилась своим мертвым подобием. Маша зачем-то навела на лакомку смартфон и нажала на видеозапись. Оторвав очередной кусок, черная птица заглотнула его, подергивая шеей. Черные бусины заметили Машу, посмотрели на нее, как на падаль. Птица недовольно вскрикнула и улетела.

Пришли три грустных смайлика, а потом «Это уже не смешно!» Маша вздохнула и заторопилась в сторону Кости.

5

Когда Костя совсем осмелел, стал напирать и настаивать, Маша вдруг вспомнила о вороньей трапезе. Посмотрев видео на Машином смартфоне, Костя поморщился:

– И зачем тебе это?

– Прикольно ведь, – Маша поежилась оттого, что Костины губы стали щекотать шею, подбираясь к уху.

– Сотри, – Костя задышал в самое ухо.

– Еще чего, – Маша тряхнула головой, отгоняя назойливое сопение и щекотку.

За наглухо задернутыми шторами полусвет и тревожная музыка как бы спрашивали Машу: что она забыла в этой душной комнате? Там ноутбук делил стол с початой всячиной: двумя бутылками выдыхающегося пива, жестянкой шипучки, большим пакетом чипсов со вкусом сметаны и лука, плиткой молочного шоколада, пачкой легких сигарет. Казалось, что настенные часы о том же самом стучали по голове и заодно подыгрывали пожилому негру с плаката, который закатывал выпученные глаза и надувал щеки с помощью трубы. Что она здесь забыла? Зачем все это?

Костя поспешил оголиться по пояс, ожидая от Маши хотя бы того же. Но Маша, скрипя сердцем, сняла лишь белые носки.

Он срывающимся голосом все бормотал:

– Расслабься.

А она все сильнее напрягалась и нервничала, сожалея, что все-таки уступила, переступив через себя, как последняя дура, приперлась к нему, надеясь забыться и забыть о старухе… Ни к чему все это было. Нетерпеливые Костины губы и руки не справлялись со старухой, не избавляли от этой занозы. Костяной стук часов в душном полумраке все глубже вколачивал темный образ в Машину память.

Костина рука нырнула под Машину майку со знаком кирпича на груди. Машинально схватив Костину руку, Шумилина отстранилась от него.

– Ты чего? – спросил маленький мальчик, которому не дали обещанную конфету

– Ничего, – Маша почувствовала, что краснеет.

– Я тебе противен? Так и скажи…

– Мне не по себе, – призналась Маша, упав на спину и уставившись в потолок. – И еще эта старуха…

– Не думай… Расслабься, – пробормотал Костя, скорее самому себе и торопливо присосался к Машиным губам.

Она опять попыталась раствориться в поцелуе, мысленно отмахнуться и убежать от старухи. От возни с перекатами стал покряхтывать диван, издавать прерывистый пилящий звук, кое-как подлаживаясь то под клацанье настенных часов, то под басовитый морок трип-хопа.

В коридоре тяжело зашаркали. Маша замерла, расширенными глазами глядя на дверь.

– Да нет там никого, – тихим, неуверенным голосом проговорил Костя и попытался улыбнуться.

– Нет, ты проверь, – сжавшись в комок, прошептала Маша.

Сутулясь, он вышел в коридор. Там вспыхнул свет.

– Я же говорил! – обрадовался Костя и, приободренный, вернулся в комнату на диван.– Продолжим?

И они продолжили. В Машиной голове туман сгущался до сумбура. Плакатный трубач расплывался и покачивался. Рано или поздно это случится, – утешала себя Маша. Опять же будет, что рассказать любопытной Кристи.

Кто-то звонил. Смартфон гундосил жуком: вжик-вжик… Кристи, что ли легка на помине? Оттолкнув перевозбужденного Костю, Маша схватилась за смартфон, словно за последнюю соломинку… Номера не было. Но было нечто вроде шелеста ветра, хлопанья крыльев, а еще звук глухого удара и визг тормозов. Связь оборвалась одновременно с сердцем. Машу подхватила ледяная волна.

– Я ухожу, – Маша вскочила с дивана и стала лихорадочно оправляться.

– И это все? – разочарованно усмехаясь, Костя покачал головой.

Маша хотела что-то объяснить, но осеклась и, кусая губы, направилась к двери.

– Лучше бы не приходила, – с обидой бросил ей вслед Костя.

– Лучше бы заткнулся, придурок озабоченный – не оборачиваясь, парировала Маша, под ногой хрустнул картофельный ломтик.

6

Встревоженная Маша вышла из Костиного подъезда и побрела по тротуару, испещренному трещинами-морщинами. Что это было? Кто-то прикололся что ли? Может, это Кристина? Ведь она сохнет по Косте. А Косте хоть бы хны. Но уж больно все как по-настоящему. Это отвратный голос, этот звук удара и хлопанье крыльев. Все это было слишком. Лучше не думать об этом… Так быстро стемнело и похолодало, словно солнце взяли и выключили. Днем осень искусно прикидывалась летом. А ночью расслаблялась и становилась сама собой. Эти перевоплощения сбивали с толку и разочаровывали.

Ее склоненное лицо выбеливал свет смартфона. Последние прохожие уплощались до оживших мертвецов из старого фильма. Желтоглазые светофоры подмигивали машинам, изредка шнырявшие мимо. Березы застыли черными водопадами.

Маша не ответила на шесть пропущенных вызовов от матери. Уже семь… Маша знала, что и как скажет ей мать. Конечно, можно было сослаться на беззвучный режим и севший аккумулятор. Еще что-нибудь наплести. Но разве та успокоится? Сама же все время врет и чего-то не договаривает. А если ей не так ответишь, или обижается или руки распускает. С ней совершенно невозможно разговаривать. Только и ждешь от нее или слез или оплеухи. Истеричка. Кстати, надо поменять сетевые пароли. А то, кажется, она опять читает мою переписку.

Как же не хочется возвращаться и в очередной раз собачиться с матерью. Может переночевать у подруги? Или зависнуть на съемной квартире, где приятель закатил чумовую вечеринку?

Маша нигде не чувствовала себя дома. Что у матери в ежовых рукавицах, что у папани Маша жила, как в гостинице или как у хаоса за пазухой. В ее комнате царил беспорядок переезда. Но вот только куда? Маша давно мечтала снять квартиру, жить отдельно, подальше от контроля и загонов матери. Но мать уверяла, что Маша одна пропадет, ведь она даже в комнате не может убраться. Почему Маша не летает? Почему у нее нет крыльев? Сейчас бы взмахнула ими и улетела. Только бы ее здесь и видели.