Затемнение

10

10—1

Еще один день в аду, – думала Маша, валяясь на кровати в душной палате. Там сонными осенними мухами шевелились сестры по несчастью. Когда же это все закончится? Когда? Маша тяжело вздохнула. Поплакать что ли?

В палату ворвалась медсестра, уставилась на Машу. Маша напряглась. Костлявая женщина, сидя на соседней койке и поглядывая то Машу, то на сердитую медсестру, захихикала.

– И долго тебя ждать? – сказала Полторак и вышла.

Маша с трудом оторвалась от кровати и поплелась в процедурный кабинет за дозой ватного забытья, подменявшее реальность черти чем. В кабинете нетерпеливо ждала медсестра. Шприц – наизготовку.

– Не надо… Я не хочу… Мне от этих чертовых уколов только хуже становится, – Маша с мольбою посмотрела на медсестру и болезненно поморщилась, почесывая запястье.

– Ты только сама себя задерживаешь, – сказала, как отрезала медсестра.

Маша с обреченным вздохом опустилась на кушетку и закатала рукав пижамы. На внутреннем сгибе руки темнели синяки от уколов. Наркоманка поневоле. В вену впилась игла. Обожгло

Накрыла ватная слабость. То ли преодолевая ее, то ли приноравливаясь к ней, Маша потащилась в палату. Мимо проплывали расплывчатые тени. Свет в коридоре задрожал, заколебался, но все-таки не погас, удержался, как акробат на канате. Маша прошла через дверной проем, и свет заметался, словно затравленный заяц, потом ярко-ярко вспыхнул. Маша невольно зажмурилась.

10—2

Когда она открыла глаза, то вместо палаты оказалась внутри того самого дома в лесу. Маша отяжелела, почувствовала себя старше лет на триста, а то и на тысячу. Проходя мимо осколка зеркала, которое висело между дверью и окном, Маша заметила там, в осколке темную сгорбленную фигуру. Маша замерла и огляделась. В комнате никого не было. Видно, показалось. Маша бросила взгляд на зеркало… Оттуда на Машу уставилась старуха в темном. Вскрикнув, Маша отшатнулась от зеркала и выскочила из дома.

Она побежала, спотыкаясь о коряги, корни, бугры, даже на ровном месте. Легкие обжигал ледяной комковатый воздух. Вместе с паром изо рта вырывался хрип. Набегу, на беду оглянулась: оплетавшие дом черные угловатые ветви, сучки сползли на мерзлую землю и кинулись вдогонку… Что-то задышало Маше в спину, обдавая колючим холодом, хрустя и шелестя, словно скрежеща зубами.

Силы быстро оставляли Машу. Вот-вот споткнется и рухнет. И вдруг в просвете между ветками она увидела какой-то дом. Там можно спрятаться! Маша выбежала на поляну и остолбенела. Это был все тот же замшелый дом, из которого она дала деру.

Хруст и шелест подхватили Машу, обвили и потащили к дому. Маша попыталась высвободиться, вывернуться. Но чем отчаянней и ожесточеннее она пыталась, тем жестче сучковатые черные лапы, точно ремни, стягивали ноги и руки. Пастью распахнулась дверь, и черный шорох швырнул Машу внутрь. Деревянный пол прихлопнул Машу, словно мухобойка муху…

10—3

Под веками покойником шевельнулся свет. Сквозь туман проступили контуры больничный палаты. Маша распласталась на спине, вжимаясь в кровать. Маша попыталась приподняться. Какое там, – руки и ноги были крепко-накрепко перехвачены ремнями.

– Ты чего это удумала? – грянул над головой голос медсестры. – Сбежать навострячилась. Больно прыткая больная. Ну, так полежи. Успокойся. Подумай. – Медсестра погрозила пальцем, покачала головой и убралась из палаты.

На соседней кровати сидела женщина с костлявым лицом. Она подмигнула и улыбнулась зафиксированной Маше. Маша подумала, что думать много время и спросила:

– Сколько сейчас вредно?

Та ничего не ответила, поднялась с кровати и пошлепала, куда запавшие глаза глядели. В воздухе над кроватью осталась висеть тихая улыбка. Спохватившись, женщина вернулась за позабытой гримасой, наспех приладила ее к лицу и отправилась смотреть « Пусть говорят».

11

На другой день коридорные шаркуны в больничных робах забрасывали Наталью Анатольевну хмурыми взглядами. До семи вечера, когда заканчивалось время навещающих и начиналось время телевизора, пора вещающих из ящика, оставалось всего ничего, а то и того меньше. А тут какая-то в теле и с черным пакетом заняла диван. Видите ли, ждет. Раньше что ли не могла заскочить? Не могла, – корпела над отчетом. Конечно, это отговорка, попытка оправдаться. Было бы желание… А его как раз и не было. Не хотела она встречаться с дочерью. Лукьяновой с лихвой хватило вчерашнего. Пусть Маша выносит мозг и травит душу Сморыго. Он привык к такому, к таким. А Наталье Анатольевне нужна была передышка. Плохого понемногу. Лукьянова рассчитывала передать пакет для Маши через медсестру.

Но когда железная дверь открылась и медсестра сказала: «Только не долго», – Наталья Анатольевна почему-то смутилась и, опустив голову, прошмыгнула в отделение. В холле она присела на диван и замерла в напряженном ожидании. Сцепив пальцы рук в замок, она впилась глазами в коридор, который все шаркал, все забрасывал хмурыми взглядами. Из этого шарканья, из той хмурости нехотя вышла сонная Маша. Смотреть на нее было жалко и страшно. Выглядела она потерянной, угашенной. Лицо опухло, побледнело. Глаза потускнели и запали.

Мать и дочь пересели за столик у телевизора.

– Фломастеры, блокнот, телефон, – Наталья Анатольевна передала пакет Маше.

– Здесь как в аду, – почесывая синее от уколов запястье, Маша покосилась на шаркающих в коридоре.

– Может, индейку с пюре? – мать вынула из пакета пластиковый контейнер с желтой крышкой. – Еще теплые.

Маша опустила голову и уставилась на ногти, похожие на птичьи коготки. Кожа в основании ногтя большого пальца была содрана до мяса.

– Мне здесь становится только хуже.

– Хотя бы яблоко поешь. Тебе надо лучше питаться, – мать погладила Машу по плечу, взяла за руку и крепко сжала ее, словно удерживая от опрометчивого поступка.

Коридор вышаркал в холл длинного нескладного типа. Он плюхнулся на диван и, положив широкие обветренные кисти – лопаты на колени, уставился на Лукьянову и Машу, словно на экран телевизора. Маша вялым движением высвободила руку из рук матери.

– Мне, наверное, пора? – Наталья Анатольевна взглянула на часы в углу экрана смартфона и кивнула – Пора.

– Так сколько мне тут еще? – спросила Маша. – Ты можешь сказать: сколько?

Мать прижала к себе Машу, поцеловала в висок. Навалилась усталость, взяла за горло, сжала виски. Все-таки надо было через медсестру передать пакет.

12

Маша сидела за столом у зарешеченного окна и рисовала черной гелевой ручкой с игольчатым стержнем. Черная птица летела над тусклыми фонарями, мимо темных окон. У птицы были длинные лапы, похожие на пальцы старухи, заскорузлые, искривленные. В палате было душно. Хотелось разбежаться и если не выпрыгнуть в окно, то, как вариант, размозжить голову о железные прутья оконной решетки.

У стола вырос какой-то дядька. Морщинистое лицо смахивало на пропеченное яблоко. Поправив на носу очки, незнакомец уставился на Машин рисунок. Он стоял тихо-тихо, точно окаменел. Это нервировало. Маша старалась сосредоточиться на рисунке, забыть о незнакомце. Но это было невозможно. От старика так и веяло отвратным холодком, который рассыпался мурашками по телу. Маша резко обернулась и с досадой посмотрела на старика.

– Ты видишь то, чего другие не замечают, – старик улыбнулся, демонстрируя желтые зубы.

– Лучше бы я этого не видела, – процедила Маша.

– Ты понятия не имеешь, кто ты и что с тобой происходит, – старик посмотрел сквозь Машу в окно, за которым метались стрижи.

– И кто же я? – Маша машинально стала расковыривать заусенец на большом пальце.

– Лучше тебе не знать.

– А сам-то ты кто такой? – огрызнулась Маша, надеясь отделаться от старикана.

– Половин Олег Викторович, торговец подержанными демонами, – с добродушной улыбкой проговорил старик. – Могу продать парочку по цене одного.

Клоун ты подержанный, вот ты кто, – подумала про себя Маша, с глухим раздражением глядя, как старик взял ее блокнот и стал медленно перелистывать, внимательно разглядывая рисунки. Маша хотела вырвать из морщинистых в пигментных пятнах рук блокнот, но ее охватила апатия, словно все происходящее ее не касалось, словно она смотрела фильм-сон в духе Дэвида Линча. Пусть глядит, мне то что, – подумала Маша, косясь на старика.

– Ну и попала же ты в переплет, – заметил старик. – Наверняка, спрашиваешь себя: как из этого переплета выбраться?

Маша посмотрела на старика.

– И как же выбраться?

– Это тебе решать… В любом случае прежнего не воротишь. – Положив блокнот на стол, Половин поправил на носу очки. – Судя по твоим рисункам, мы с тобой одного поля ягоды, – он уставился на Машу. Она поежилась от пронизывающего взгляда. – Можно тебе кое в чем признаться? – Маша пожала плечами. – Я хочу убить его, – раздался голос из неподвижного закрытого рта, стянутого сеткой морщин. Маша вздрогнула, невольно отстраняясь, не веря своим ушам. – Да, да. Надо убить Сморыго, – отчетливей некуда раздалось из чрева старика.

– Так ведь посадят.

– Это не важно. Уже не важно. Ты поможешь мне?

– Я!? Конечно, нет! Это же…

Не дослушав, старик разочарованно махнул на Машу рукой и поплелся к двери. Убивать пошел! – подумала Маша. Она привскочила из-за стола. Надо остановить старика! Но тут ее потащило в сон, в серую пелену. Напоминали о себе таблетки и уколы.

А когда сонный морок отпустил и все прояснилось, то никакого Половина в палате уже не было. Маша метнулась к медсестре, листавшую глянец за желтым столом.

– Чего ты несешь? Какой еще Половин? Нет тут никаких Половиных, – разозлилась медсестра, выслушав встревоженную Машу.

– Как это нет? – оторопела Маша. – Он же смотрел мои рисунки, а потом…

– Завязывай со своим рисованием. А то все сидишь-сидишь. Вот и мерещиться черти кто, – медсестра вернулась к журналу.

– Но ведь… – медсестра так взглянула на нее, что Маша осеклась, сникла и, опустив плечи, потащилась в палату. Время от времени она с беспокойством озиралась, искала кого-то глазами.

На следующий день, когда Маша сгоряча рассказала Сморыго о торговце демонами, тот усмехнулся:

– А ведь был у нас какой-то Половин. Он еще с Нечистым воевал. А теперь и со мной решил разобраться что ли?

Свихнуться можно, – подумала Маша, глядя на очки, которые покручивал Сморыго. Темно-коричневая роговая оправа, скотч на левой дужке. Точь-в-точь очки Половина. – Он мне не верит. Он думает, что я совсем того. Так и оставит в психушке.

И тогда Маша пожалела, что не помогла торговцу демонами или кто там он на самом деле.

13

13—1

Этот Сморыго достал уже. То у себя в кабинете копается в ее душе, то притащится в палату, присядет на край кровати и давай опутывать вопросами. А у самого глаза полудохлой вороны.

Маша старалась со Сморыго быть настороже, как преступница со следователем. Она думала, что говорила. И все-таки время от времени на нее что-то находило, и она прокалывалась, болтала лишнего.

Так на днях все в том же в кабинете он спросил Машу:

– Оцени свое самочувствие по шкале от нуля до десяти.

– Два с половиной балла, – сказала Маша. Ее разрисованные черными чернилами руки, словно покрытые татуировками, покоились на коленях. Она горбилась на стуле и смотрела в пол.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.