– …сезон только начинается, – словно сквозь вату, прорывался голос тётушки. – Ты как раз вовремя. Какое счастье, что портниха мадам Жози – моя хорошая подруга! Да, дорогая, не удивляйся, мы не снобы, и позволяем себе дружить с простыми людьми! Так вот, о чём это я? Ах, да, платья. Мы завтра же пригласим мадам Жози, и она пошьёт тебе что-нибудь на первое время. Когда, говоришь, прибудет твой гардероб? Впрочем, не важно, столичная мода так быстро меняется, вряд ли твои платья подойдут для тех приёмов, что мы с тобой будем посещать. КарИ будет твоей горничной, – баронесса обратилась к служанке, терпеливо поджидающей их в гостиной, куда они вошли. – Кари, проводи мою дорогую племянницу в комнаты, что для неё подготовили. Иди, дорогая, отдохни с дороги, завтра у нас будет насыщенный день, – покровительственным взмахом руки девушки были отпущены.
Подъезжая к дому, Сатура не обратила внимания, какой же он большой. Это она поняла только после того, как опять пришлось долго идти за изнывающей от любопытства горничной в противоположное крыло. Наконец, Кари остановилась перед одной из дверей и, приоткрыв её, пропустила молодую хозяйку вперёд.
– Ванна уже готова, мисс Приатт, – почтительно произнесла она. – Давайте, я помогу вам снять платье и помыться, а потом принесу ужин.
– Да, хорошо, Кари, – только сейчас Сатура поняла, как же хочется очутиться в горячей ванной, ведь ей не удавалось помыться все три дня, что они провели в дороге.
Горничная ожидаемо охнула, когда освобождённые из тугого пучка золотистые волосы с лёгким шорохом рассыпались по плечам госпожи.
– Мисс Приатт, – выдохнула она, – с восхищением оглядывая стройную фигурку, шагнувшую к ванной, – да вы красавица! Вы же затмите всех-всех столичных дам! И все-все кавалеры будут у ваших ног!
– Ну что ты такое говоришь, Кари, – отмахнулась Сатура, с блаженством опускаясь в воду, пахнущую розовыми лепестками. – Зачем мне затмевать ваших дам? И уж, тем более, мне сейчас не до кавалеров. Думаю, тебе известно, какая трагедия произошла с моими родными.
– Да, простите, мисс Приатт, – горничная сконфуженно смолкла.
– И, пожалуйста, не зови меня мисс Приатт, моё имя – Сатура.
– Хорошо, мисс Сатура, – Кари присела в полагающемся книксене и, сказав, что пошла за ужином, вышла из комнаты, тихо притворив за собой дверь.
Выйдя из ванны, Сатура как будто не заметила воздушное подобие сорочки и халата, что предложила ей услужливая Кари, и горничной пришлось спешно распаковывать небольшой саквояж, привезённый гостьей с собой и доставать из него привычную для неё одежду – хлопковую сорочку длиной до пят и такой же халат.
– Баронесса будет недовольна, – вздохнула Кари, убирая кружевные вещицы, которые хозяйка щедро пожертвовала своей провинциальной родственнице.
– Да, конечно, благодарю, – невпопад ответила Сатура и невидящими глазами воззрилась на поднос, что принесла служанка.
– Я… пойду? – горничная испугалась, а вдруг племянница хозяйки не в себе? Отказалась от таких замечательных вещей, благодарит её вместо того, чтобы испугаться гнева госпожи и одеться, как подобает родственнице аристократки. Точно! Горе лишило её разума.
Уже поздно вечером баронесса вызвала к себе Кари и поинтересовалась, как устроилась племянница, всё ли ей понравилось.
– Да, леди Санаи, мисс Приатт устроилась в комнатах, – служанка потупилась.
– Ну, что ещё? Договаривай! – хозяйка нетерпеливо топнула ногой в изящной атласной туфельке.
– Она… она отказалась надеть ту сорочку и пеньюар, что вы передали для неё, – как бы извиняясь, но ни в коем случае не жалуясь, сообщила горничная.
– Отказалась? Гордая. Это хорошо, наша порода! Я тоже никогда не любила вещи с чужого плеча. Ничего, завтра придёт эта болтушка Жози с кучей помощниц и ворохом тканей, и мы приведём дорогую племянницу к соответствующему нашему положению виду. Думаю, из неё может выйти что-то приличное. Такое, что будет не стыдно показать и самому императору. Эх, где мои молодые годы, – баронесса мечтательно закатила глаза, уходя в воспоминания.
– Миледи, – горничная неуверенно мялась, не зная, как озвучить свои предположения, но и оказаться в эпицентре споров хозяйки и её странной племянницы не хотелось.
– Ну что тебе? – баронесса уже забыла о том, что служанка всё ещё находится в комнате.
– Миледи, это, конечно, совсем не моё дело, но мне показалось…
– Что ещё тебе показалось, глупая девчонка, говори быстрей или уходи! Что? По дому опять бродят привидения?
– Нет-нет, миледи, что вы! Не видела я никаких привидений! Только вот мисс Приатт…
– Ну что с ней?! Скажешь ты, наконец, или нет! – изменчивое настроение хозяйки начало стремительно портиться.
– Мне показалось, что мисс Приатт совсем немного не в своём уме! – выпалила Кари и замерла, ожидая реакции хозяйки.
– Конечно, девочка не в себе, всего три дня назад ей сообщили, что она лишилась родных и имения, в котором проживала, – баронесса вспомнила, что погибшие и её родственники и промокнула платочком краешек глаза, – завтра начнём приводить её в себя. Поверь, несколько платьев, пара-тройка подаренных безделушек, и любое горе покажется преодолимым, – женщина нежно погладила рубин, игриво прячущийся между пышных грудей. – Можешь идти, – она небрежно махнула рукой.
– Не в своём уме она. Да многое ли мужчинам надо от нас, женщин? – хмыкнула баронесса после того, как осталась одна. – Одно и то же, всем одно и то же. И совершенно никого не интересует, есть у нас голова на плечах, вернее, есть ли в ней хоть капелька мозгов, лишь бы та самая голова была симпатичная, а присутствие мозгов мы, умные женщины, вынуждены скрывать. Так что всё даже лучше, чем я надеялась.
Глава 2
Первый раз за всё время, прошедшее после того, как ей сообщили о трагедии, Сатура заснула спокойно. И дракон, который ей снился с тех пор каждую ночь, не носился чёрной тучей над землёй, сметая всё на своём пути, а золотыми тёплыми прикосновениями невесомо дотрагивался до её зардевшихся щёк. От этого девушка и проснулась. Оказывается, ласковое солнышко неистово прорывалось в комнату сквозь распахнутое горничной окно, осторожно пробираясь по постели и играя своими лучами в рассыпанных по подушке волосах. К тому же щебет пичуг, обитающих в парке при загородном поместье тётушки, добавлял свою долю радости тёплому весеннему деньку. Жизнь продолжается, как будто и не было никогда того дикого дракона, что поделил жизнь Сатуры на «до» и «после». Для кого светит солнце? Для кого поют птицы? Ей всё это совсем не нужно.
– Сатура, дорогая, ты уже проснулась? – в комнату ураганом ворвалась благоухающая терпкими духами и хорошим настроением тётушка. – Как спалось? Как тебе твоя комната?
– Благодарю, тётушка.
Только сейчас Сатура обратила внимание на обстановку в комнате, в которой провела ночь. Стены были обиты шёлком преимущественно красных и золотистых оттенков, на полу лежал огромный ковёр, в расцветке которого присутствовали всё тот же красный и золотой, щедро разбавленные антрацитово-чёрным. Бюро чёрного дерева, золотая парчовая обивка дивана, двух кресел и пуфика, что стоял около трюмо ожидаемо красного дерева. За ширмой, расшитой золотыми драконами и диковинными красными птицами, пряталась дверь в ванную комнату. Всё очень дорогое. Видно, что тётушка старалась угодить племяннице, и не её вина, что девушку пугает такое обилие красного и золотого. Со своими порядками в чужие дворцы не лезут.
– Ах, ну что ты, дорогая, – баронесса порхала по комнате, переставляя изящные безделушки, – не стоит благодарности, я так хочу, чтобы у дочери моего любимого брата было всё самое лучшее! И потом, да, я твоя тётушка, но посмотри на нас! Мы же с тобой, как две сестрички! Пусть ты и совершенно не похожа на бедного Риго, вся в мать пошла, с этим уж ничего не поделаешь. Но по возрасту мы могли бы быть сёстрами, разве не так? Мне всего двадцать семь! Зови меня Раиной, это будет правильно!
– Хорошо, тёт… Раина, – Сатура не стала признаваться, что ей известен точный возраст папиной сестры. В конце концов, человеку столько лет, на сколько он себя ощущает. И если тётушка чувствует себя почти на десяток лет моложе, почему бы и не поддержать это невинное заблуждение.
– Прекрасно, моя дорогая! Но нам нужно спешить! Мадам Жози очень занятая портниха, и кое-как смогла выкроить время, чтобы прийти и снять с тебя мерки. Да-да, Жози сама прибудет к нам в дом! Поверь, это многого стоит, и в прямом, и в переносном смысле. Всего несколько дам, в том числе и из императорской семьи могут похвастать, что мадам Жози сама приезжает к ним. Но что значат деньги в этом случае! Мы должны получать самое лучшее, и мы получим это, – тётушка игриво подмигнула. – А сейчас надевай этот пеньюар, – она протянула вчерашнюю кружевную тряпицу, – и будем завтракать!
– Раина, – Сатура отодвинула протянутую руку, – я не надену это.
– Почему? – бровки у баронессы поднялись беззащитным домиком, и вообще, всем своим видом тётушка показывала поистине детское недоумение.
– Раина, у меня траур. Траур в душе! А это, – Сатура отодвинула от себя ни в чём не повинную вещицу, – я не носила такие вещи даже в лучшие времена.
– Ну, конечно, не носила! Где бы ты в своей провинции достала такое! Уж мне ли не помнить, как мы сами себе шили платья, сидя у окна в комнате рукоделия! Бр-р, как же хорошо, что всё это позади!
– А я бы с радостью вернула те времена, – печально проговорила Сатура, разглядывая двор за окном.
– Ох, дорогая, послушав тебя, я начинаю ощущать себя жестокой, – тётушке удалось выдавить слезинку – Да, я тоже глубоко скорблю по безвременно погибшему брату и его семье. Но их уже не вернуть, и им, умершим, уже всё равно, что мы на себя надели. А наша жизнь продолжается! Пойми, время летит быстро. К сожалению, мы с тобой не родственницы императора или кого другого из драконов. Наша жизнь коротка! И жить её нужно сейчас! У нас нет веков времени, чтобы предаваться трауру и унынию! Сколько её осталось, твоей молодости? Десять лет? Больше? Если и больше, то ненамного, – горько сообщила она. – А потом, потом ты превратишься в старую брюзгливую матрону, которой только и остаётся, что стоять в углу возле чаши с пуншем, нюхать табак и осуждать с такими же старухами современную молодёжь, – баронесса зябко передёрнула плечиками.
– Раина, у меня такое чувство, как будто моя душа ушла вслед за ними, – попыталась убедить тётушку Сатура. – Я не могу наряжать тело в яркие обновки, в то время как в нём нет души, что радовалась бы им. И, прости, но я счастлива, что не принадлежу к племени драконов.
– Родная, – тётушка приобняла племянницу и осторожно, чтобы не повредить нанесённую на губы краску, прикоснулась щекой к её щеке, – как я тебя понимаю! Может, моя душа уже давно кровоточит. Ведь я потеряла гораздо больше близких, нежели ты. Меня навсегда оставили родители, любимый муж, Риго с семьёй – но я держусь, нахожу в себе силы жить! Для чего-то же боги оставили мне мою жизнь. Как ты думаешь, для чего-то и я нужна на этом свете? Вряд ли для того, чтобы тосковать и предаваться унынию, – словно в подтверждение этих слов она улыбнулась и сменила тему: – Хорошо, я не тиранка, надевай свой халат и давай завтракать, до прихода мадам Жози осталось не так уж и много времени, – баронесса сделала вид, что уступила.
После завтрака Сатуру атаковала чернявая говорливая мадам Жози, заявившаяся с целой кучей помощниц. Она обнялась с баронессой, произнесла несколько слов утешения самой миледи и отдельно пожалела «бедную сиротку», восхитилась добротой «милой Раины», что не позволила пропасть на улице прелестному цветку, и всё это мадам совершала, одновременно развивая кипучую деятельность. Пришедшие с ней работницы почти насильно раздели опешившую девушку до нижней рубахи и принялись обмерять её, громко выкрикивая какие-то числа и, не стесняясь, обсуждая фигуру, подвергшуюся столь жестокой экзекуции.
– Грудь маловата, придётся добавлять вставочки…
– Зато линия талия-бёдра почти совершенна, девочке должно быть удобно в нынешнем корсете…
– Рукав – пятнадцать на три семьдесят…
– Нога – восемьдесят пять…
– Спинка чистая, можно открывать…
