Она перевела взгляд в толпу, чтобы отвлечься от давящих мыслей. Посреди зала был установлен проектор, повсюду стробоскопы, пришлось присмотреться повнимательнее, тем более с ее близорукостью.
– Пойдем уже, – повторила Энн, – хватит смотреть в никуда.
Вот они обе на улице, на обжигающем январском холоде. Ткань блузки Фел продувается, тонкие колготки прилипли к ногам и остекленели от мороза, она поежилась. Энн вдруг заговорила:
– Сигарету, Фел?
– Пожалуй. Спасибо.
– Ну и вечер. Ты заметила того волосатого? Он тебя, по-моему, преследует.
– Волосатого? Того, который у экрана?
«Значит, не показалось» – подумала она про себя.
Но вслух ответила:
– Брось. Я даже не разглядела его лицо как следует.
– Ну как же. Ты просто подслеповата. Он все время искоса на тебя поглядывал. То и дело.
– Ты его знаешь?
– Да нет же. Откуда?
Сзади вдруг послышался звук открывающейся двери. Раздался вкрадчивый низкий голос:
– Простите.
– Хм? – отозвалась Фелиция.
– На улице чрезвычайно морозно. Вам не стоит быть здесь в таком легком наряде.
– Что ж, да. Вы, конечно, правы. Но знаете – бывает такое состояние эйфории, когда холод вообще не ощущаешь, потому что целиком занят другими мыслями?
– И? Остроумно.
Ее по-прежнему не покидало ощущение, что они где-то раньше встречались; однако великого значения этому Фелиция не придала, потому как знала, что мозг склонен дорисовывать странные образы и искать совпадения. Ведь существует теория в психоанализе, подтверждающая выбор человека исключительно на уровне подсознания.
– И все же. Да, вы прекрасны в этой легкой блузе. Но вы хрупки. Не надо так рисковать. Возьмите это – он протянул большой клетчатый плед цвета красного кирпича.
Фел слегка улыбнулась, она отчего-то совсем не чувствовала неловкости. Наоборот. По внутренностям разливалось тепло, и она решила выкинуть сигарету. Ей дышалось удивительно легко, а морозный воздух здорово прояснял голову.
– А с чего вдруг незнакомцу беспокоиться обо мне? – обратилась к нему она.
– Это потому что вы крохотная. И совсем без защиты, как мне кажется.
– Вот как?
– Да. Вы наверняка много пишете или преподаете. Я прав?
–Да. Я…– она запнулась, – я веду собственную программу и преподаю параллельно. Но как вы…
– Как я догадался? У вас наполненный взгляд, осознанный, ясный. Это об интеллекте, как правило.
– Здорово все-таки…Да еще и в таком месте.
– В каком таком?
– Явно не ассоциирующимся с подобной беседой.
Ей совсем не хотелось говорить с ним выспренными фразами, не хотелось бахвальства по поводу ее профессии. Этот незнакомец был удивительно открыт, светел, искренен. Такой лучистый, с неторопливой и вдумчивой речью. Даже внешне он совсем не пытался понравиться: на нем был черный пиджак с закатанным рукавом, простые джинсы и футболка с абстракцией. Выглядело крайне минималистично, незамысловато.
Он невзначай опустил руки, чтобы помочь ей завернуться в теплую ткань, и Фел заметила на его левом предплечье совсем свежее изображение. Она тотчас узнала «Сотворение Адама» – фреску Микеланджело. Отчего-то она не удержалась и провела по нему рукой, чтобы ощутить контуры подкожных чернил подушечками пальцев. Хотя ее и нельзя было назвать кинестетиком (скорее аудиалом), коснуться его руки хотелось страшно, поэтому Фел опешив от самой себя, просто дотронулась. «Как нетривиально» – мелькнуло в ее голове.
Если утрировать, «Сотворение Адама» – это касание Бога, которое дает всему телу Адама невероятный по силе импульс.
– Почему именно это изображение? Это связано с религией?
– Отчасти. Я путешествовал по Италии прошлым летом и вдохновился. На другом предплечье у меня изображено око на фоне непроглядного леса.
Фел захотелось рассмотреть его. То первое прикосновение ее несколько взбудоражило, отдалось вибрациями. Она робко коснулась другого рукава.
Они молчали и всматривались в лица друг друга, как будто пытаясь сфотографировать то, что видели, но лишь одними глазами, без подручных средств. Хлопья снега падали и вихрем поднимались у фонарных столбов, отбрасывая непропорциональные тени. Он крепко сжал ее окоченевшие руки.
– Все-таки можете простудиться. Даже если эйфория. В эйфории еще проще заболеть, – заметил он.
Фел хотела что-то возразить, как внезапно его окликнули:
– Роб! Как там твоя Игги? Все такая же красавица? Ох, как она поет! – сказала рыжеволосая девица в зеленом, – она где-то здесь? Я обожаю вашу пару!
Фел отчего-то стало крайне неловко. Внутри неприятно клокотало.
– Вы… вы встречаетесь с певицей? – вымолвила Фел.
– Я… да, то есть нет. Это сложно.
– Простите. Мне пора, – откликнулась она.
Энн с кем-то болтала, Фел накинула шубу, которая висела в фойе, выскочила на тротуар и поспешно поймала такси. Он крикнул:
– Постойте! Как вас найти?
– Попытайтесь сами. Я не даю наводок. Да может это вовсе и ни к чему.
Она торопливо села на кожаное кресло блестящего бьюика, захлопнула за собой дверь и попыталась восстановить неровное дыхание. А тем временем комета уже начала свой путь.
«Все-таки он не один. Как глупо вышло» – подумала она.
