Валькина жизнь

Глава 11

На следующий день Вале приходится идти на службу. Их общение с Натаном сводится к необходимому по работе минимуму. Лишь после обеда Валя набирается смелости, заходит в кабинет к Натану и отдает ему ключи от его квартиры.

– Зачем прямо сейчас? – возражает Натан. – Тебе надо вещи забрать.

– Вещи? – шипит Валя. – Оставь себе. Мне от тебя ничего не надо.

– Мне твои юбки не подойдут, – хмыкает Натан, но ключи берет.

– А мне верни ключ от моей комнаты, – словно не слыша его, заявляет Валя.

Натан кивает. В тот же вечер он привозит ей в общежитие все ее пожитки, а заодно и ключ. Валя сухо благодарит его, а он лишь неопределенно разводит руками, как будто говоря:

– Ну что ж я могу поделать, если ты так решила.

– Мужская привычка, – злобно думает Валя, – обставить все так, чтобы женщина была виновата. Словно это не он, а она его бросила.

Почти с ненавистью посмотрев на Натана, она злобно заявляет:

– Чайку?

Натан отказывается и поспешно уходит.

– Попробовал бы он не отказаться! – думает Валя, закрывая за ним дверь. – Кровь бы пролилась, ей богу!

Отношения закончились, но жизнь продолжается. Работа превращается для Вали в настоящий ад. Она не знает, как себя вести, постоянно нервничает и боится, что сорвется на людях. Продолжающиеся заискивания девчонок-плановичек заставляют ее внутренне содрогаться. Когда они узнают о ее падении с пьедестала, их месть будет ужасна.

В последующий месяц Валя передумывает столько мыслей, что хватило бы, наверное, на всю жизнь. И основной вопрос, который она раз за разом себе задает, сводился к следующему:

– Может быть, она погорячилась? Сама все придумала в тот вечер, неправильно истолковав нервозность Натана, и сама же обиделась. Он просто повел ее в театр. У него были проблемы на работе. Он нервничал. Она вспылила. Возможно, зря?

Валя понимает, что при ее характере извинения дадутся ей очень тяжело. И после всего, что произошло за последние недели, они будут выглядеть унизительными и неприличными. Валю терзают сомнения. Но она уже почти готова пойти на попятную, когда вдруг замечает, как к Натану в кабинет все чаще заходит кассирша Люба. Вместо прилива злобы Валя чувствует неожиданное облегчение, словно тяжелое бремя свалилось с ее плеч. Она понимает, что все сделала правильно. Не было бы никакого предложения. Ни в тот вечер, ни в какой другой. Никогда бы не было. И Натан все равно бы ее бросил. Он лишь искал предлога, который она ему и дала.

– Все к лучшему, – решает Валя. – Не для того я ехала на край света, чтобы сидеть в приемной и сторожить от нападок конкуренток дряхлеющего сожителя.

В тот же день она пишет на имя управляющего трестом заявление с просьбой перевести ее мастером на стройку. Заявление спускают Натану. Тот вызывает Валю к себе, смотрит на нее и бормочет:

– Может, останешься в конторе? Я тебе место подберу.

– А что, – огрызается Валя, прямо глядя ему в глаза, – есть еще неразобранные престарелые холостяки кроме тебя?

– Зачем ты так, – бурчит Натан и аккуратненьким, почти женским своим почерком выводит в углу заявления фразу «не возражаю».

С этим заявлением Валя отправляется в отдел кадров, где ее встречают с распростертыми объятиями.

– Мастеров катастрофически не хватает, – радостно сообщает кадровик, потирая от удовольствия руки. – Прекрасно, Валентина Николаевна, что вы решили перейти на производство. Нечего штаны, простите, юбку протирать по приемным. Вы строитель, а не секретарша.

– Это точно, – мрачно произносит Валя.

– К лучшему прорабу вас направим. Мужики там хорошие, план перевыполняют, премии получают. Так что в накладе не останетесь, – продолжает кадровик. – Будете строить новый микрорайон города.

Глава 12

На стройке к Вале поначалу относятся с легким пренебрежением. Прораб с мрачной фамилией Погребельный называет ее не иначе, как «девушка», а представляя бригадирам, шутливо грозит им пальцем:

– Вы уж ее слушайтесь!

– Нам чего, нам – как скажут, – фыркают мужики, – не обидим.

Валя до крови прикусывает губу, но сдерживается. Поначалу она решает, что насмешки – следствие ее падения с поста фаворитки. Ей стыдно, и она считает такое отношение к себе оправданным. Даже откликается на прилипшее к ней с подачи прораба прозвище «девушка».

– Так мне и надо, заслужила, – грызет она себя.

Впрочем, вскоре Валя соображает, что мужики на стройплощадке вряд ли знают интриги конторской жизни. А даже если и знают, то наверняка не придают им никакого значения. Их больше интересует своевременный подвоз песка, цемента (она вспоминает треклятую оперу), панелей и лестничных пролетов.

Поняв это, Валя приходит в ярость. Да как они смеют? Она им не девушка, она – дипломированный специалист. Она приехала сюда работать, строить жилье или что там еще нужно стране. Валя вспоминает об укрощении девчонок-плановичек. Этот опыт приходится теперь весьма кстати. При общении с бригадами Валя добавляет в тон металла. А всякий раз, когда ее называют девушкой, она, переходя почти на шепот, объясняет очередному озадаченному мужику его задачи и обязанности. В результате ее начинают называть не девушкой, а другим словом, не обидным разве что в кинологии. Но называют уже, правда, за глаза. Так что Валя обводит покоренную стройку взглядом победительницы и строит планы усмирения прораба.

Погребельный остается единственным человеком, который продолжает подшучивать над Валей, не воспринимая ее всерьез. Однако повод поставить прораба на место вскоре представляется. Заработки на стройке действительно большие. Бригады, ведомые Погребельным, исправно закрывают наряды с перевыполнением, а значит, получают процентовки, квартальные и прочие премии. При обычном строительном бардаке это кажется чудом. Но Валя довольно быстро раскрывает механизм подобного благополучия. А раскрыв, содрогается.

Наряды закрываются на освоенные средства, куда закладываются рассчитываемая по нормативам стоимость произведенных работ и цена самих стройматериалов. Манипулировать этими ресурсами надо весьма осторожно. На одном доме идет монтаж стенных панелей, на другом ведутся отделочные работы. В первом случае цена железобетона позволяет перекрыть все показатели. А вот кропотливые отделочные работы обходятся по нарядам в сущие копейки. Так что, как правило, внутри подрядной организации стоимость основных конструкций разбрасывается по всем объектам более или менее равномерно. Чтобы во время отделочных работ не сесть в лужу.

Прораб Погребельный, однако, идет другим путем. Весь железобетон – панели, лестничные пролеты, межэтажные перекрытия нещадно забиваются в наряды. Причем даже с опережением реальных сроков монтажа. План освоения средств зашкаливает. Чем это грозит в дальнейшем, понять нетрудно. Именно это на повышенных тонах Валя и высказывает Погребельному.

– Что же вы делаете, Петр Самсонович? – возмущается она. – У вас все стеновые панели на объектах уже закрыты нарядами. К весне пять домов выйдут на отделку. Вы чем будете закрываться? Штукатуркой и побелкой?

– Не твое дело, пигалица, – рявкает прораб. – Ты свою каракулю поставь на бланке. С тебя больше никто ничего не требует.

– Нет уж, товарищ Погребельный, – побледнев от ярости, ледяным тоном продолжает Валя, – это как раз мое дело как мастера. И я вам не пигалица. И с меня надо требовать. Потому что я – специалист-строитель. С меня мой профессиональный долг требует. И я такие наряды не закрою. У вас плиты на стройке лежат в штабелях, а вы их по бумагам уже все установили. Чтобы план сделать на двести процентов.

– Не тебе меня учить, – огрызается прораб, – подписывай наряды.

– Нет, – мотает головой Валя.

– Так, – цедит сквозь зубы Погребельный и, злобно обведя взглядом толкущихся вокруг бригадиров, добавляет: – А ну-ка, вышли все из прорабской. Оставьте нас с девушкой потолковать с глазу на глаз.

Мужики, кто со смешком, а кто и с сочувственным вздохом, выходят из комнаты. Валя съеживается, ожидая криков и ругани прораба. Однако Погребельный решает сменить тактику.

– Девонька моя, – почти ласково обращается он к Вале, – есть теория, а есть реальная жизнь. И в этой жизни не все идет согласно теории. Тебя учили одному, правильно учили, хорошо. И ты это запомнила. Но людям нужны заработки. И все плиты мы поставим, и всю штукатурку положим. Всему свой срок.

– Железобетон надо попридержать в нарядах. Иначе на стадии отделочных работ нам нечем будет их закрывать, – упрямо повторяет Валя.

– Почему нечем? – поглядев на нее снисходительно, качает головой прораб. – Будут другие объекты, новые. С них закроемся.

– А дальше? – бурчит Валя. – Конец этому порочному кругу когда-нибудь будет?

– Когда-нибудь будет, – философски замечает прораб. – Когда-нибудь и Земля упадет на Солнце. У всего есть конец. А пока мне надо своих работяг кормить. Так что ты подпиши наряды, будь умницей.

– Не подпишу, – мотает головой Валя.

Глаза прораба темнеют от злобы, но, сдержав гнев, он продолжает:

– Я все понимаю. Ты принципиальная. Это хорошо, действуешь по правилам, как учили. Здорово это. Но ты сначала подрасти, наберись опыта. Потом будешь меня учить. А пока не лезь не в свое дело, не порти мне показатели. Ты вот говоришь, что ты – мастер, твое дело во всем разбираться. Ладно. Но тогда ты и ответственность свою должна чувствовать. За тех людей, что у тебя под началом работают. А у них семьи, им заработки нужны. Почему ты о них-то не думаешь?

– Петр Самсонович, – опустив голову, чтобы не смотреть на раздраженного прораба, бормочет Валя, – я о них думаю. И мы закроем наряды ровно на уровне реальных объемов. И ни копейкой больше. Потому что никаких приписок нам не надо. И то, что вы делаете, в конечном счете будет хуже для всех.

– Значит, не подпишешь? – рявкает Погребельный, устав от политесов.

– Нет, – отрезает Валя и вжимает голову в плечи, ожидая криков прораба.

Но прораб неожиданно успокаивается. Он вздыхает, садится на стул и, утерев рукой выступившие на лбу капельки пота, тихо говорит:

– Ладно. Твое дело. Только не думай, что в тресте ничего обо всем этом не знают. Я твою принципиальность на себе тянуть не стану. Будешь сама с начальством разбираться.

Валя в ответ угрюмо кивает.

– Так не подпишешь? – делает последнюю попытку Погребельный.

– Нет, – подтверждает Валя.

– Как угодно, – сухо произносит Погребельный. – Не смею больше задерживать. Будем разбираться в другом составе.

На следующий день разбираться с мятежным мастером приезжает лично Натан Ефимович. Погребельный вызывает Валю к себе, не предупредив о госте, чтобы усилить драматический эффект. Но ожидаемого испуга в глазах предполагаемой жертвы он не видит. Более того, хоть и не силен прораб в анализе психологических тонкостей, но даже он замечает, что гораздо более смущенным, чем Валя, выглядит заместитель управляющего трестом. Разочарованный Погребельный лишь устало машет рукой в сторону Вали и цедит:

– Ну вот, Натан Ефимович, наша декабристка. Что делать – ума не приложу.

Натан уже, конечно, в курсе всего скандала с нарядами. Очевидно и то, что весь этот не совсем законный механизм не является для него новостью. Зябко потирая руки, Натан, косясь куда-то в сторону, объясняет Вале примерно то же, что за день до этого пытался втолковать Погребельный. Но Валя стоит на своем. И разговор постепенно переходит на повышенные тона.

– Валентина Николаевна, – взвивается, в конце концов, Натан, – вы нам предлагаете перестроить всю систему ведения работ?

– Нет, – огрызается Валя и нечаянно переходит на «ты», – я тебе ничего не предлагаю. Я настаиваю, чтобы наряды закрывались с учетом сохранения равномерности выполнения работ.

– Вот как! – выдыхает Натан. – Учить меня будешь?

– Я тебя не учу, – шипит Валя, – я требую. И лучше тебе со мной не спорить, Натан!

Прораб Погребельный, уже ничего не понимая, почти со страхом посматривает на разгорячившуюся Валю. Натан между тем выглядит смущенным. Он хочет что-то возразить своей собеседнице, но сдерживается и лишь с шумом выдыхает воздух.

– Слушай, Самсоныч, – поворачивается он к прорабу, – если откровенно, то она ведь права. И ты это знаешь, и я.

– Дык, – неопределенно разводит руками Погребельный. – Теория она завсегда с практикой расходится.

– Черт бы побрал всю эту практику, – бурчит Натан. – Ладно, – он смотрит на Валю, – пусть будет так, как вы говорите, Валентина Николаевна.

– По теории? – уточняет, не веря собственным ушам, Погребельный.

– По теории, – кивает Натан.

– Хорошо, – разводит прораб руками. – Как скажете, Натан Ефимович.

– Я могу идти? – интересуется Валя.

– Угу, – кивает Натан.

– В коридоре подожди, – добавляет Погребельный. – Мы сейчас с Натаном Ефимовичем разговор закончим, потом будем с тобой наряды закрывать. По теории, как ты хотела.

Натан выходит от прораба минут через пять и, даже не взглянув на Валю, выскакивает по коридору на улицу. Валя выжидает еще несколько секунд и, постучавшись, приоткрывает дверь в прорабскую:

– Можно?

– Да тебе теперь и стучать не надо, Валентина, – хмыкает Погребельный. – Ногой дверь открывай и заходи, когда надо. Эка ты Ефимыча уделала. Чистый нокаут. Садись, будем с нарядами разбираться. Настояла на своем – теперь помогай мне теорию-то осваивать. Революционерка.

Глава 13

С этого момента прораб Погребельный начинает уважать Валю за ее принципиальность и смелость. Особенно его поражает тон, с которым она разговаривала с Натаном Ефимовичем, несколько раз сорвавшись на «ты». Погребельный прямо заявляет ей об этом. В глазах прораба блестит что-то похожее на восхищение. Валя, конечно, понимает, что Петр Самсонович не знает всех нюансов ее предыдущих отношений с Натаном, но не считает нужным посвящать прораба в подобные тонкости. К чему? Должны же быть на стройке свои герои? Скромно потупившись, она лишь говорит, что тут, мол, дело принципа, а в таких вещах не до политесов. Прораб снова блестит глазищами и произнес единственное слово:

– Мужик!

Так из девушки Валя в одночасье превращается в мужика. Усмиренные бригадиры и восхищенный прораб позволяют ей утвердиться на стройке. Теперь она вышагивает по объектам с гордо задранной головой. А к лету доходит уже до полного форса, надев обувь на шпильке. Со злобной усмешкой она выбирает именно те дорогущие туфли, которые подарил ей в свое время Натан. Ходить в них по графию, обдирая каблуки об острые краешки камней, доставляет Вале почти физическое удовольствие. Ей снова припоминается уже полузабытое слово «фаворитка». Но теперь она всего добилась сама. Хотя, как ни смешно, опять же, не без помощи все того же Натана. Впрочем, сам Натан об этом, естественно, и не догадывается.

Рабочие одобрительно смотрят Вале вслед, бригадиры издали приветливо кричат:

– Здорово, Николаевна!

А шоферы заезжих самосвалов, подвозящие на стройку материалы, только рты раскрывают, увидев ее в каске и на шпильках. Впрочем, Валя не позволяет им долго разглядывать подобную красотищу.

– Накладные давайте мне, – командует она, – разгружаться вон туда, к бытовкам.

– Ага, – растерянно кивают шоферы, а Валя, вскинув подбородок, уже идет дальше – руководить и организовывать.

Прораб Погребельный настолько проникается к ней уважением, что, надев парадный костюм в полоску и побегав в тресте по нужным кабинетам, добивается для нее комнаты в коммуналке. Это уже самое настоящее жилье, не общага.

Узнав о стараниях прораба, Валя бросается к Погребельному на шею и целует его в щетинистую щеку.

– Да уж ладно скакать, – бурчит прораб, похлопывая Валю по спине. – Свои люди, чай, не чужие. Строитель строителю – друг, товарищ и брат. На новоселье-то меня пригласишь?

– Приглашу! А как же иначе? – прыгает Валя от радости. – И вас приглашу, Петр Самсонович, и бригадиров наших, и ребят. Всех приглашу!

– Ну и хорошо, – снова бурчит Погребельный. – Замуж теперь выйдешь.

– Чего? – удивляется Валя.

– Замуж, говорю, выйдешь, – хмыкает прораб. – Я когда комнату тебе выбивал, мне один в тресте нашем сказал: мол, жилье даем только семейным. А я ему и ответил: как же, говорю, человеку семью-то завести в общежитии? Смотрите, говорю, на вещи шире: будет у девушки жилье – она тут же кого-нибудь и найдет. Так ведь?

– Так, именно так, – подхватывает Валя дрогнувшим голосом и снова обнимает прораба за могучую шею.

– На меня не рассчитывай, – хмыкает Погребельный. – Я уже двадцать два срок мотаю со своей благоверной.

– Ой, Петр Самсонович, – хохочет Валя. – Я теперь с собственной комнатой кого угодно заполучу.

Глава 14

Отгуляв новоселье, Валя с головой окунается в коммунальную жизнь, которая, как оказывается, порой она требует от человека неимоверных усилий.

– С соседями мне повезло, – бодро отвечает Валя на вопросы любопытных приятельниц. – Люди замечательные!

В реальности это бравурное утверждение справедливо лишь отчасти. Просторная «сталинка» состоит из трех комнат. В одной живет Валя. Другую занимает тихая семья Кузнецовых. Вадим работает на стройке каменщиком. Его жена Лена нянчит грудную дочку. Супруги, хоть и Валины ровесники, относятся к ней с уважением, граничащим с почтением.

– Вы, Валентина Николаевна, если что-то надо по хозяйству, сразу говорите, – не раз увещевает ее Лена. – Полку прибить или еще чем помочь. Вадик все сделает. Без мужчины в доме никак.

Валя благодарит и обещает непременно в случае чего обратиться за помощью. И, надо сказать, порой действительно приходится обращаться. Вадим привешивает Вале карниз над окном и помогает расставить купленную мебель.

Это, если так можно выразиться, светлая сторона коммунальной жизни. На ее темной стороне, в третьей комнате обитает старуха с никому не известным именем. Какое отношение она имеет к строительству, а квартира эта числится за Валиным трестом, тоже остается тайной.

У старухи жидкие волосы, взбитые химзавивкой в почти негритянские кудряшки. Но сквозь них все равно предательски проглядывает розоватое темя. Старуха передвигается по квартире необычайно тихо. И только свистящий шепот за Валиной спиной выдает ее присутствие.

– Проститутка, – шипит старуха, невзлюбившая Валю с первого дня ее вселения в коммуналку, – шею на шпильках себе не сверни.

– Бабушка, зачем вы так? – удивляется поначалу Валя. – Давайте лучше познакомимся.

– Я с тобой на гульки бегать не буду, – шипит старуха.

– Да какие гульки, бабушка? – возмущается Валя, изо всех сил стараясь сохранить доброжелательность в голосе. – Я на стройке работаю, мастером.

– Мастером по мужикам бегать, – резюмирует старуха.

– Да что же вы так? – сдерживая слезы, бормочет Валя. – Как вы можете? По какому праву?

– Я свои права знаю, не сомневайся, – огрызается старуха. – Я еще тебя переживу.

– В этом уж я точно не сомневаюсь, – всхлипывает Валя и, не выдержав пререканий, убегает прочь.

Вскоре ее терпение иссякает, и она начинает по возможности избегать старухи. Сталкиваясь с ней на кухне или в коридоре, Валя съеживается, отводит глаза и непроизвольно напрягается всем телом, словно ожидая удара. И удар не заставляет себя ждать.

– Халат бы запахнула, шалашовка, – шипит старуха, – коленки голые торчат.

Теперь, когда Лена в очередной раз интересуется, не нужна ли ей помощь Вадима по хозяйству, Вале хочется ответить:

– Да, нужна! Очень нужна! Пусть возьмет топор и убьет старуху из соседней комнаты!

Впрочем, она прекрасно понимает, что Раскольникова из тихого Вадима не получится. Кузнецовы боятся старухи не меньше самой Вали. Она так же донимает их бесконечными оскорблениями и ходит по квартире, как хорек по курятнику, – дерзко и безнаказанно.

Глава 15

Валя давно забыла, как, уезжая в Мурманск, звала с собой своего дружка Пашку. И вот, спустя пять лет Пашка неожиданно приезжает. Впрочем, никакой неожиданностью тут на самом деле и не пахнет. Из писем тети Поли Валя знает, что Пашка ушел с завода, окончил какую-то школу матросов и стал ходить в море. Но и там у него что-то не ладится. Так что при встречах он жалуется тете Поле на жизнь.

– Надо хлопцу сменить обстановку, – предлагает тетя Поля. – Может, Валюша, приедет он к тебе в Мурманск? Пойдет там в плавание. А ты его приютишь на первое время, чтобы не маяться ему по гостиницам. Сама знаешь – хлопотно это. Да и дорого.

Неожиданно для себя самой Валя соглашается.

И Пашка приезжает. На дворе конец августа. Валя отпрашивается с работы пораньше и встречает Пашку на вокзале. Моросит нескончаемый по-осеннему холодный дождик. Пашка выходит из вагона с чемоданом в руке. Он еще больше похудел, загорел до черноты и выглядит каким-то потрепанным. Валя уже не может признать в нем своего прежнего ухажера. Да и то сказать: за прошедшие пять лет столько всего изменилось в ее жизни.

– А ведь и в его жизни наверняка тоже, – внезапно думает она.

Валя стоит и разглядывает Пашку. Выходящие из вагона люди толкают ее. Они что-то радостно сообщают встречающим их родственникам, расспрашивают последние новости из городской жизни. А она все смотрит и смотрит на Пашку, не в силах что-то сказать или сделать. Пашка – словно материализовавшееся воспоминание из ее прежней жизни.