– Интересно, он сейчас смотрит за нами? – спросила она тихо, слегка отстраняясь.
– Конечно, он все видит, – кивнул я, думая, что в такие трогательные моменты нашей близости она решила заговорить о Боге.
– Если он смотрит, то это просто ужасно, ужасно, – заволновалась она. – Значит, все это зло, вся эта пошлость и мерзость, за которой он так равнодушно наблюдает, и на его совести. Он такой же соучастник, да, да и даже более преступник, чем мы с вами, – она вдруг посмотрела на меня с долей слабой надежды. – Давайте подождем еще пару минут здесь, может быть, он соизволит и спустится к нам, остановит это безумие?
– Да, о ком Вы? – испугался я вдруг.
Мне показалось, что она не в себе. Все-таки нервное напряжение, которое оно тщательно скрывала все эти годы за игривым взглядом послушной кокетки, не могло пройти бесследно. Я помрачнел, к стыду испугавшись, но незнакомка вдруг весело засмеялась, будто все время разыгрывала меня, и я тоже улыбнулся в ответ.
– Я призналась мужу, что иду на свидание с Вами. Он не поверил и попросил, ну, нахал, заодно купить хлеба. Так что нужно еще сходить в хлебный магазин.
Она посмотрела с негодованием на окна дома, где горел свет, а потом махнула куда-то ввысь розами. Я замер в нерешительности, ожидая скандала. Мне, честно говоря, не хотелось встречаться с ее мужем, вся эта воздушная романтика могла закончиться банальным мордобоем или поножовщиной, но женщина, приняв тревогу на моем лице за разочарование, успокоила меня.
– Не волнуйтесь, те пятнадцать минут только Ваши.
Она сама взяла меня за руку, и мы пошли не спеша и молча по скверу. У нее была теплая приятная рука, и я заметил кольцо на ее пальце, то самое кольцо, которое она надевала, когда изменяла мужу. Это кольцо обладало для нее в такие моменты неким магическим оберегом. Эта женщина искренно верила, что, надевая его на безымянный палец, становится как бы неуязвимой для осуждения, защищенной от мук совести и всего того, что обычно бывает с человеком, который живет постоянным обманом близких ему людей. Это кольцо подарил ей пару лет назад ее первый любовник, с которым она вечерами, бывало, каталась на велосипеде. Любовнику было шестьдесят два года, он был уважаемый всеми профессор, с козлиной бородкой и курчавыми пейсами, женатый, ценящий в женщинах порядочность и верность. У него была больная ревматизмом жена, которую, по его заверению, он очень любил и все время отправлял лечиться по санаториям. Этот профессор носил очки с толстыми линзами, мог часами без устали говорить о политике и науке. Вид у него был гордый, всезнающий. С Послушной Незнакомкой он также размышлял о каких-то мировых и сложных вещах, о которых она никогда прежде и не задумывалась. Но чаще всего он говорил о том, что удел женщины – это очаг и дети, что жена должна во всем слушаться мужа, любить его и прощать все его прегрешения.
– Мужчине простительна измена. По своей природе он охотник, самец, воин. Он всегда должен быть в форме, и ежедневные вечерние велосипедные прогулки с такой красивой женщиной, как Вы, только пойдут мне на пользу.
Как ни странно, но его жена одобряла увлечения мужа спортом. Однажды она даже позвала Послушную Незнакомку в гости попить чаю, так сказать, поговорить о наболевшем, женском. Профессор в это время уехал в Испанию на две недели в заслуженную командировку. В Испанию могла поехать и Послушная Незнакомка, но визу ей задержали. Во всем виновата была скупость профессора. Он не захотел платить лишних двадцать Евро за посредничество в оформлении визы в сжатые сроки.
Его жена была милая, пожилая женщина со страдальческим, каким-то мученическим взглядом своих больших серых глаз. У нее был сильно вытянутый, как у лошади, череп. Когда она слушала собеседника, то немного наклоняла голову вперед, и тогда у окружающих возникало невольное желание покормить ее кусочками сладкого сахара или печеньем.
– Вы тоже любите кататься на велосипеде? – спросила она Послушную Незнакомку.
Они сидели вдвоем на маленькой кухоньке и попивали чай с малиновым вареньем. Варенье было вкусное и полезное. Послушная Незнакомка осторожно забирала его с блюдечка маленькой серебреной чайной ложечкой и подносила к губам, медленно пробовала на вкус.
– Не то чтобы люблю, – честно отвечала она, щурясь от удовольствия, – но мне нравится беседовать с Сергеем Павловичем. Он очень интересный человек.
– Вы так думаете? – улыбалась хозяйка, наливая из фарфорового чайника еще одну чашечку чая, – А по мне Сергей Павлович просто невыносимый, ужасно скучный и заносчивый. О, какой он заносчивый! На днях он повез меня к врачу, и кто-то перед ним медленно ехал, так он сигналил ему и бранился, как сапожник. Я сидела тихо, и мне было стыдно. Ей богу, я даже покраснела от стыда за Сергея Павловича. Я не знаю, что он творит в университете, но студенток он просто замучил, просто замучил. Он очень требовательный, строгий с ними, но и снисходителен. Чего-чего, а всегда дает им шанс исправиться. Некоторые даже домой к нам приходят заниматься. Я на это закрываю глаза. Даже в шутку как-то сказала. Смотри не попорти девок-то. А он осерчал: «да за кого ты меня принимаешь?. У меня, между прочим, простатит». Да, да, у него простатит. Он страдает, ох, знали бы Вы, как он страдает, душечка… И почки у него больные, и печень. Да кто любит о своих болезнях рассказывать? У меня у самой ревматизм. А то бы вам составила компанию. Вы знаете, когда я была маленькой, я тоже каталась на велосипеде, но только тогда велосипеды другие были, простые и надежные, а эти… Каждый раз после прогулки чинит, то шестерня какая-то отвалится, то колесо проколет, один раз пришел домой ночью. Я уже думала, что не придет. Все морги обзвонила, а милиция-полиция у нас с юмором. Ну, вы знаете нашего участкового Егорова. Мол, если бы был он ребенок, то это одно, а взрослый человек куда хочет может уйти. Может, в баре сидит и пьет или с любовницей развлекается. Да что Вы, окститесь! Говорю я им. Сергей Павлович с момента нашей свадьбы уж сорок лет не пьет. Ну, а если он и не ребенок по паспорту, то в душе точно мальчишка, да, да. Ну и какие в его годы любовницы, смешно даже, молодой человек, это у вас, может, любовница, а у него шестидесятилетняя жена и простатит…
В общем, с одобрения этой милой хорошо воспитанной женщины так и катались по городским скверам бородатый профессор, обычно в спортивном костюмчике и в натянутой на голову шапочке, и наша героиня с распущенными каштановыми волосами. Часто она обгоняла напарника на пару-тройку метров и так держалась всю дорогу. Сергей Павлович что-то бормотал ей вслед о серьезных вещах, при этом, не забывая посматривать на женские ягодицы в обтягивающих лосинах, ерзающих на седле. Все это заставляло профессора жать все сильнее и сильнее на педали, что собственно он и делал.
И когда все это произошло само собой, чтобы откупиться, или в знак благодарности, он подарил ей это колечко. Самое дешевое с хризолитом. Послушная Незнакомка приняла подарок на память и попрощалась. От этой минутной связи она не получила никакого удовольствия, разве что опыт, причем не сексуальный, а скорее моральный. Также с этим опытом пришло и убеждение в том, что любовников надо искать моложе и нескучных. Но и здесь наша героиня обожглась по неопытности.
Молодой человек, с которым она познакомилась через родственников мужа, оказался неплох в постели, но совсем инфантилен. Максик, как звали его все, часто был обидчив, плаксив и главное, ненадежен. Он заставил ее ревновать к его сверстницам, часто упрекал ее за то, что она его совратила, хотя, скорее, было все наоборот. И как следствие всех этих выяснений, начинался период страданий, терзаний, каких-то душевных шатаний. Послушная Незнакомка мучилась, осознавая, что вместо мужественного любовника приобрела себе еще второго сыночка. Она даже дарила ему игрушки, одевала, как хотела, кормила в кафе и ресторанах. И между тем, она в какой-то момент даже хотела наложить на себя руки, но в последний момент передумала. Она прощала ему все, при долгих разлуках бросалась ему в ноги и умоляла не оставлять ее. Все это повторялось и повторялось, пока естественно не вылилось в какое-то нездоровое чувство и, в конце концов, молодого человека забрали в армию, а она месяца два лечилась антибиотиками у венеролога.
Потом появился Инстаграм. Кто-то так и назвал ее в интернете Послушной Незнакомкой, что соответствовало ее настроению. Для всех мужчин она хотела быть и таинственной и одновременно послушной. Она довольно ловко вошла в эту роль, притворялась, играла и шалила. Ее фотографии, часто эротического и провокационного содержания, производили фурор в интернете. Популярность росла, как на дрожжах. Мужчины и даже женщины писали ей восторженные комментарии, соблазняли большими деньгами и предлагали встречи. По началу она не хотела никаких приключений. Может быть, она надеялась, что Максик вернется к ней после армии, возмужавший и поумневший, и она сможет удержать его, ну а пока можно было и безобидно развлечься, выкладывая в сеть свои интимные фотографии… К тому же, она собиралась подавать на развод и даже советовалась с адвокатом по этому вопросу. Муж по-прежнему не замечал перемены в ней, да, и она уже старалась не показывать виду. Она даже стала побаиваться, что муж все вычислит и зайдет на секретную страничку. По этому поводу у нее даже началась паранойя. Ей казалось, что он уже догадался и просто делает вид, что ничего не происходит. Что ему не выгодно терять ее, что даже если он и узнает, то постарается не заметить это. Бывало, она пыталась вывести его на чистую воду, намекала ему о своих похождениях, но муж молчал, как рыба, и был слеп, как крот.
– Где ты научилась всему этому? – вяло поинтересовался он, уткнувшись в телевизор.
Он сидел на диване и смотрел по телевизору футбол. Послушная Незнакомка только что застегнула ему ширинку на брюках и поднялась с колен. Она искренно не понимала, что можно найти интересного в этом виде спорта, когда два десятка взрослых мужиков бегают по полю и гоняют мяч. И еще другие за этим наблюдают и орут и кричат, как ненормальные, радуясь и огорчаясь, когда мяч пересекает заветную линию. Послушной Незнакомке еще был понятен театр или велосипедный тур, но чтобы футбол… Все это как-то расстраивало ее. Она еще раз бросила взгляд на мужа. Перед ним на журнальном столике стояла бутылка вина и два бокала.
«Какой он жалкий и глупый, – подумала Послушная Незнакомка. – Я ему только что сделала это, а он продолжает смотреть матч и пьет вино, как ни в чем не бывало».
– Так где ты научилась всему этому? – все же повторил он вопрос, протягивая ей налитый бокал и почти не отрываясь от футбола.
– Научилась чему? – передразнила она его, присев рядом.
Она почувствовала вдруг отвращение и какую-то гадкую брезгливость находиться рядом с мужем, дышать одним с ним воздухом, растить одного общего сына. Все вдруг показалось ей мерзким до невозможности, и даже его липкое семя во рту вызвало тошнотворный рефлекс, и она поспешила запить неприятный вкус хороший вином.
– Ну… это… – муж медлил с ответом, напряженно следя за игрой. – Нет, ну ты посмотри, что творят!
– Тебе что, не нравится? – намеренно обозлилась она. – Научили.
Жена очень надеялась, что неведомая прежде мужу ее раскрепощенная дерзость приведет их обоих к долгожданному объяснению, он проговорится и скажет, что знает о ней больше, чем следует. Тогда она тоже откроет ему все свои карты, и они решат, что им дальше делать. Жить во лжи становилось невыносимо для нее. Она не знала, как растормошить его, встряхнуть, чтобы он хоть на минутку задумался и понял, как она страдает. Но муж смотрел футбол. В конце концов, их общему сыну уже двенадцать лет, и к этому еще двадцать лет скучнейшего брака. Да, он был не против разнообразить сексуальную жизнь с нею, тем более там и так все было отлично. Кажется, она быстрее стала получать оргазм в постели, и он это уже ставил себе в заслугу.
«Главное, чтобы без фанатизма, – думал он про себя, – да, и взрослый сын в соседней комнате. Да даже не в этом дело. Я заслужил право на отдых, я пришел с работы, поел и вот футбол и бутылка вина. Об этом было обговорено еще, кажется, за недели две, что так будет. Ну, хорошо, если ей хочется делать это, пусть делает. Мне то что? Я никогда ей не возражал. Сейчас говорит, что йогой решила заниматься, да пусть занимается, хоть из лука стреляет, а сколько нижнего белья накупила, целый шкаф забила, а, между прочим, это немалые деньги, я себе одни трусы раз в год меняю, а еще новая прическа, кажется. Или нет?».
Муж бросил беглый взгляд на жену и осушил бокал.
«Да как же я забыл, на днях она заходила в салон красоты… Или это было в прошлом месяце?»
– Смотри свой футбол, чего ты на меня так смотришь? – спросила она и отдала мужу свой недопитый бокал.
Он принял его, не глядя, и выпил залпом. У него чего-то начинало покалывать сердце и болеть голова. Поэтому он удобно уселся на диване и поправил за спиной маленькую подушечку.
– Хорошая жена та, которая оставляет мужу допить ее бокал вина, – решил поостроумничать он.
Она злобно улыбнулась.
– Я просто не хочу напиваться. У меня сейчас свидание во дворе.
– Ну-ну… – не поверил муж. – Ты, наверно, опять решила прокатиться на велосипеде с этим бармалеем?
– Что ты! Сергей Павлович в прошлом, к тому же, он не в моем вкусе. Может быть, ты помнишь, того странного типа, который сидел за соседним столиком, когда мы были в торговом центре?
– Больно мне надо следить за всеми кобелями, вертящимися у твоей юбки… – ухмельнулся муж и вдруг вжался в диван.
В телевизоре взвыли трибуны болельщиков. Комментатор что-то комментировал несуразное. Она ничего не понимала, почему люди ликуют.
– Между прочим, тот тип, который продал нам бутылку, был вовсе не тип, а женщина. Ты совсем заврался, милый, и перестал замечать, что вокруг происходит. Для тебя работа прежде всего. Вот уже десять лет, кажется, ты ждешь повышения, и рад, как полоумный безумец, что тебя не уволили в прошлый месяц за прогул.
– Помилуй, но на работе возникло ЧП, прорвало трубы, нужно было срочно спасать товар, и шеф приказал всем явиться. Это нормальное явление. А я, между прочим, физически не мог. Ты сама знаешь почему. Как ему было объяснить мое отсутствие? То, что жена не пускает из дома?
– Ты мог перелезть через балкон к соседям, в конце концов, применить убеждения или даже силу, чтобы отобрать у меня ключи.
– Ну да, ну да… Убеждения… Тебя убедишь… Это уж точно. Ай, черт! Что творят!
И муж опять вжался в диван и схватился за голову. С экрана телевизора снова послышался вой разгоряченных трибун, переходящий в протяжное и радостное «Гоооллл!!!».
– Мне ужасно душно тут, – вдруг повысила голос жена. – Понимаешь? Да и не хорошо заставлять себя ждать.
– Ну-ну… Еще скажи, что он ждет тебя сейчас у подъезда, – усмехнулся муж, напряженно наблюдая за контратакой своей команды.
– А ты посмотри в окно.
– Буду я еще в окно смотреть… Важная птица. Ты бы его домой к нам пригласила что ли… Надо как-нибудь уже встретиться на Эльбе, а то неприлично даже становится.
– Зря ты иронизируешь, милый. Вот возьму и приглашу. Да только ты психанешь, наверно.
– И чего это я психану?
– А я думаю, психанешь.
Жена поднялась с дивана, подошла к зеркалу и стала наносить макияж, вглядываясь в свое отражение.
– Ну и чем Вы там займетесь? – проговаривал про себя муж.
Жена взяла в руки губную помаду и поднесла к губам.
– Не знаю, – сказала честно она, – я обещала ему, что выполню все его желания. Что мне скажет, то я и сделаю. Вот так.
– И с какой радости ты стала золотой рыбкой? – спросил муж, наливая себе вина из бутылки.
Сейчас он убедил себя окончательно, что жена специально пытается вызвать в нем приступ ревности и посмеивался про себя. В груди опять кольнуло. На этот раз боль была долгая и ноющая. Мужчина потянулся за бокалом в надежде, что это поможет.
– Адьёс, – поцеловала его в лоб супруга. – Вернусь через пятнадцать минут, не скучай.
Он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.
– Только пятнадцать минут, не более! – перекричал он телевизор. – Заодно хлеба купи.
– Тсс, сын спит! У него завтра контрольная, – приложила указательный палец к губам жена.
Она наклонилась, чтобы надеть сапоги. Молния заедала, но все же потом поддалась.
4. Если позволите, я все сделаю сама
Ее практически трясло от злости и той самодовольной иронии, которую излучал ее муж. Слезы наворачивались на глаза, когда она царапала дверцы лифта, торопя их открыться, чтобы выскочить в объятия неизвестности. Ей было все равно, что будет вытворять с ней этот мужчина. Она готова была удовлетворить его похоть без колебаний и угрызений совести. Ей вообще не хотелось возвращаться домой. Дом как будто перестал существовать для нее в этот миг. Он не был больше ее крепостью, ее убежищем, где она могла чувствовать себя в безопасности. Ее трясло от мужа, от его прикосновений и объятий, от того, чем она с ним только что занималась. Теперь в ее доме жили чужие люди, и даже сын, казалось бы, ее родной мальчик, был ненавистен ей только потому, что был похож на мужа. Такой же безразличный, такой же прожорливый и упрямый. Муж, муж, муж, она вдруг захотела убить его, но не просто лишить его жизни, а чтобы он помучился перед этим, чтобы осознал всю степень своего преступления по отношению к ней. Именно он, как она считала, был виновником ее падения, именно он бросил ее в бездну разврата, жестоко унизил и оскорбил ее женскую натуру.
«Хлеба захотел! Ишь ты! Ну, ничего, будет тебе и хлеб, и масло! – выговорила она сквозь зубы. – Уж лучше бы он ревновал, уж лучше бы он бросился за ней следом. Нет, лежит на диване и посмеивается. А, между прочим, сейчас почти ночь, и мало ли что может произойти».
Выбежав из лифта и спускаясь по лестнице, стуча громко каблуками, Послушная Незнакомка на ходу надела заветное кольцо на палец. Теперь она была неуязвима и невидима. Никто не имел права упрекать ее.
– Господи, Господи, спаси и сохрани! – шептали ее губы, а сердце болезненно и тоскливо билось в груди.
Выскочив из подъезда, она не сразу заметила сидящего на лавке мужчину. Потом, когда он окликнул ее и их глаза встретились, она про себя назвала его Повелителем. Впрочем, она называла так всех своих любовников из интернета, с которыми она решалась встречаться для измены мужу в последнее время.
Пожалуй, этот был немного странный, уж слишком ранимый и какой-то правильный. Далеко не красавец, но вполне симпатичный для одного вечера, с восторженным слезным взглядом, да еще в каком-то черном китайском френче. Когда он поднялся, то оказался высок ростом и при этом немного сутулился. Взгляд у него был добрый, располагающий, глаза смотрели прямо, проникая в душу. От этого пытливого взгляда ничего не могло ускользнуть. Казалось, он видел ее всю насквозь и много понимал. Такому человеку не нужно было признаваться и даже каяться, он не должен был обидеть, обмануть.
– Ах, это Вы…? – устало обрадовалась она.
При нем, как и в торговом центре, была старомодная шляпа, удивительным образом замечательно подходившая к его странному китайскому френчу с блестящими пуговицами. Послушная Незнакомка сразу приметила, что Повелитель нигде и ни при каких обстоятельствах не снимает свой головной убор и лишь в первые моменты приветствия почтительно сдвигает эту примятую шляпу себе на лоб. Ботинки у него тоже блестели, казалось, в любую погоду были чистые и ухоженные. К ним не приставала никакая грязь, даже когда он шел по лужам. В глазах мирно созерцающей его женщины на протяжении всей прогулки он оставался каким-то утонченным эстетом, умным, образцовым, благородных редких кровей, разве что немного придавленный жизнью. Она замечала, как он немного прихрамывает на левую ногу, и признавалась себе, что для полноты картины ему не хватало трости с каким-нибудь художественным резным набалдашником.
– Старые раны, – словно извинился он перед ней. – Упал с большой высоты. В одной израильской клинике берутся восстановить сустав, но я пока не решаюсь.
Еще у него была одна примечательная деталь, о которой Послушная Незнакомка все время думала. Мужчина носил свободные брюки, и там, на причинном месте, у него явно что-то болталось тяжелое и неприлично выпячивало. Одних женщин это несомненно смущало и даже пугало, другие находили это забавным, но были и такие, которые в преступном любопытстве своем даже хотели проверить, что же все-таки он там прячет и как это работает. В любом случае держался он с женщинами уверенно, достойно, давал им высказаться и никогда не дерзил. Повелитель был высок ростом и немного полноват, гладко брил лицо, а во всех его движениях угадывалась медлительная, скорее врожденная грациозность, что входило в противоречие с его старомодной выцветшей шляпой.
Они шли за руку по дорожке сквера подальше от света домов и уличных фонарей. Она прижимала к груди эти красные розы, чтобы ночной сквозняк не смог повредить их, и сама тянула его куда-то вперед, а он как будто останавливал ее, совсем никуда не спешил, хотя знал, что сильно ограничен по времени.
– Какая чудесная ночь, – вздохнул он печально, сжимая ее руку. – Я никогда тебя не забуду!
В глазах его заиграла какая-то сумасшедшая искорка. Сквер ему понравился. Под кронами деревьев все затихало, все терялось… Вдоль аллеи, по которой шли Повелитель и Послушная Незнакомка, росли раскидистые липы. Воздух был прохладен и свеж. Пахло сиренью, скошенной травой, влажным туманом. Иногда навстречу им попадались припозднившиеся собачники. Их чада были на коротких поводках, в мигающих в темноте ошейниках, вдоволь нагулявшиеся, умиротворенные, плетущиеся с высунутым языком к своей домашней похлебке. Но почему-то многие из них проявляли агрессию к Повелителю. При встрече они начинали рычать, щетиниться, пытались наброситься на него и даже укусить. Их хозяева ничего не понимали и извинялись, едва сдерживая своих спятивших питомцев.
– Почему Вас так не любят собаки? – улыбнулась Послушная Незнакомка, показывая на болонку, исходящуюся пеной от ярости. – Даже этой милашке, кажется, Вы далеко не безразличны.
– О, я давно замечал за ними такое отношение… – ответил Повелитель, когда они миновали опасность. – Думаю, это от одиночества.
– От одиночества? – переспросила его спутница и наивно хлопнула ресницами.
– Да, я очень одинок по жизни. В сущности, я никому не доверяю, увы… А одиночество, как известно, делает из человека зверя. Вот собаки и реагируют.
– Давайте тогда свернем с аллеи, – предложила женщина. – Я не хочу, чтобы моего Повелителя загрызла у меня на глазах какая-то бешеная Жучка.
Они, и вправду, свернули с аллеи и стали пробираться чуть ли не на ощупь, куда-то в темноту, откидывая от себя ветки кустов и деревьев.
– Через тернии к звездам, – ухмыльнулся Повелитель, придерживая одной рукой шляпу.
Скоро парочка вышла к невысокой из красного кирпича кладке. Это был монумент, сохранившийся с советских времен, в виде ракеты, как бы вылетающей из чаши бассейна. Алюминиевые листы, судя по всему, украли охотники за цветметом, и сейчас от нее остался лишь ржавый металлический остов. В лунном сиянии он напоминал очертании Эйфелевой башни. Вода стояла в чаше где-то наполовину. Пахло тиной. Послушная Незнакомка даже видела однажды, как мальчишки тут сидели с удочками и что-то ловили. Власти давно обещали жителям района навести порядок, но дело так и не трогалось с мертвой точки, а пока тут квакали лягушки и плавали утки.
У этого остова Повелитель вдруг обнял Незнакомку и поцеловал. Она не сопротивлялась, давно ждала этого и, обхватив мужчину за плечи, трогая его лицо, закрыла глаза. Он был выше ее, и она, словно повиснув на нем, для удобства согнула ножку в колено и элегантно приподняла ее назад каблучком вверх.
– Так Вы и, правда, послушная? – спросил он, расстегивая несколько верхних пуговок на своем френче.
Послушная Незнакомка понимающе улыбнулась. У нее у самой на всякий случай в сумочке были презервативы. Ей показалось, что Повелитель замешкался, и она прижалась к нему вплотную, чтобы успокоить.
– Если, позволите, я все сделаю сама.
Сейчас она готова была отдаться этому человеку, и ей хотелось немного проникнуться к нему, словно, полюбить на минуту, почувствовать его доброе сердце. В какой-то степени он ей нравился, как мужчина. Не грубый, аккуратный, с какой-то долей почтения и спокойствия. Спокойствия ей явно не хватало, в глубине души она волновалась, переживала, иногда озираясь по сторонам, боясь, что кто-нибудь заметит их. И хотя здесь у пруда было темно, но свет от фонарей все равно просачивался сквозь крону деревьев, и их силуэты могли быть заметны с дороги. Послушная Незнакомка была на две головы ниже. Она смотрела на Повелителя взглядом полной смиренности и даже испуга, как смотрит на грозовое черное небо застигнутый в поле путник.