Дом на Арбате

При этих мыслях Рита содрогнулась и попыталась прочь прогнать их из головы. «Об этом и думать страшно, я не перенесу развода!» Она сразу же начинала плакать, убегая в ванную комнату, где включала воду в умывальнике, чтобы никто не слышал её слез, или запиралась в своей спальне, объясняя это тем, что сильно разболелась голова от вдыхания химикатов на работе.

Герман опять собрался в командировку, никаких сожалений или вины на его лице не было заметно. Он умело собрал свой кейс, который собирать-то было не надо: там всё нужное давно лежало, он не успевал и распаковывать свой дипломат.

В этот раз Рита молча кивнула головой мужу в прихожей, а Влада даже не подошла попрощаться. Такого никогда прежде в их семье не было, это был уже край. «Уходя – уходи», – подумала про себя Рита и быстро ушла к себе в спальню.

Нельзя сказать, что Герман ничего не видел и не понимал. Он продолжал любить свою семью, а сейчас буквально попал в капкан. Его раздирала внутри страсть к молоденькой секретарше Милочке, и в то же время он не хотел терять своих близких. Вот чего-чего, а позавидовать Герману было не в чем! Сам поддался этой страсти, из которой никак не мог выпутаться.

Герман, молодой мужчина сорока пяти лет, был хорош собой. На курсе в институте он считался самым красивым и умным студентом, а также был выгодной партией для всех учившихся с ним на факультете девчонок. Но внезапно, учась на последнем курсе, он женился на какой-то простушке, как судачили вокруг однокурсники, с которой познакомился в кинотеатре.

Рита понравилась ему сразу. Сидя в третьем ряду кинотеатра «Ударник», он как-то невзначай, повернув голову направо, во втором ряду с края увидел необычное, очень привлекательное лицо девушки. Он смотрел на её профиль, который был явно хорош: точёные скулы и слегка выдающийся подбородок выдавали в ней личность. Лицо её обрамляли светлые пушистые волосы до плеч, а глаза были большие и широко расставленные, что очень понравилось Герману. Девушка была с подружкой, они весело о чём-то перешептывались и тихонько смеялись. При каждом повороте меняя ракурс, лицо незнакомки нравилось Герману всё больше и больше.

Для Германа выискивать каких-то красавиц, тем более в кинотеатре, было совершенно не свойственно. Вокруг него всегда крутилось много красоток, разодетых по последней моде, живущих в богатых семьях дипломатов и мечтающих о выгодном замужестве. Герман сам удивлялся себе, что это вдруг с ним случилось? Почему его тянет смотреть и смотреть на эту девушку? Странно. По окончании фильма подружки направились к выходу. Герман не знал, как остановить девушку и что её спросить, в таких делах он был слабоват. Он привык, что к нему всегда девушки сами приставали, и ему не приходилось никогда ни за кем бегать. Пока он размышлял, девушки скрылись за поворотом, и, выбежав на улицу, он потерял их из вида. Герман, конечно, расстроился, но хорошенько подумав, решил: «Не судьба, значит!»

Прошло полгода, стояла холодная зима, метель завывала на улице, людям хотелось скорее спрятаться в доме. Но Герману пришлось тащиться в библиотеку имени Ленина, так как некоторых книг, нужных для написания диплома, в их институте не было.

Он шёл, весь облепленный снегом, обернув шею несколько раз длинным шарфом, и быстро поднявшись по высоким скользким ступеням к входу в здание библиотеки, резко открыл тяжёлую помпезную дверь и вошёл внутрь. Раздевшись и поднявшись по широким ступеням лестницы, он подошёл к выдвижным шкафчикам с напечатанными на картонках названиями разных книг, которые показывали где, на каких полках, в каких шкафах библиотекарю придётся искать нужную ему книгу. Он полностью погрузился в это занятие, при этом изредка постукивая ногами друг о друга, чтобы как-то согреться. Карточек было великое множество, из его заиндевевших пальцев они почему-то постоянно выскакивали и падали на пол. Приходилось их поднимать и заново находить место в картотеке, где они раньше лежали. Наконец-то Герман нашёл, что ему надо, и медленно пошёл к стойке, чтобы заказать библиотекарю найденные книги.

Подождав определённое время и наконец-то получив свои книги, он направился в читальный зал и вдруг, бросив быстрый взгляд на лестницу, по которой поднимались входящие люди, он внезапно увидел её, прекрасную незнакомку из «Ударника». Она медленно поднималась по лестнице, как бы плыла, как ему показалось. Одета она была просто, не как его расфуфыренные сокурсницы, имеющие все самые модные вещи, привезённые родителями из-за границы. Девушка была худенькая и очень привлекательная. На ней была длинная в клеточку юбка и водолазка, поверх которой была накинута короткая замшевая безрукавка без застёжек. Герман опять отметил её нежный овал лица и широко посаженные глаза, придающие ей вид инопланетянки. Он редко видел у кого-то такие глаза, придающие девушке загадочный вид.

Тут уж Герман решил, что ни за что её не упустит. Дождавшись, когда она подойдёт к картотеке и не начнёт в ней рыться, он быстро подошёл к ней и решительно произнёс:

– Здравствуйте, вы, наверно, не помните меня, но мы сидели с вами друг за другом в кинотеатре «Ударник» и смотрели фильм «Унесённые ветром». Я хотел бы с вами познакомиться. Фильм вам понравился?

Девушка внимательно посмотрела на незнакомца, разумеется, она его не видела, оттого была очень удивлена его словами.

– Я вас не помню совсем, извините, но фильм я смотрела, он просто замечательный!

Она замолчала, как-то с недоверием посмотрела на Германа и продолжила копаться в картотеке, давая понять, что разговор окончен. Герман первый раз был в таком положении, но на то он и был будущим дипломатом, чтобы уметь выйти из любой нестандартной ситуации.

– Меня зовут Герман Кучеренко, я оканчиваю в этом году институт международных отношений. Хотите, я вам помогу найти нужную книгу? Вы ищете материалы в какой области знаний? Я за все годы учебы очень наловчился это делать, мне не трудно. Странно, что за эти пять лет я ни разу не встретил вас в читальных залах. Хотя, что и говорить, народу тут приходит в день очень много, пересечься трудно.

Рита опять вскинула на него удивлённый взгляд и, немного осмелев, тихо ответила:

– Меня зовут Рита, я тоже оканчиваю институт, но по профессии я будущий химик, так что вам нелегко будет найти для меня нужные книги и брошюры.

– Нет, не сомневайтесь! Дайте мне в руки ваш список, а сами посидите и отдохните вон в том кресле, что стоит в углу у пальмы.

Рита спокойно протянула листок со списком книг, который держала в своих замёрзших пальцах, Герману и подумала: «В конце-то концов парень производит приятное впечатление, да и список этот не представляет из себя никакой ценности».

Быстро найдя нужные книги, Рита и Герман направились в огромный читальный зал, который каждый раз производил на девушку большое впечатление. Высочайшие потолки, множество рядов с довольно длинными столами для занятий, на которых стояли зелёного цвета настольные лампы, сразу же настраивали на серьёзный лад.

В зале стояла тишина. Все сидящие за столами были углублены в изучение книг и рукописей по разным областям науки. Народ сидел серьёзный, чинно склонившись над своими бумагами, слышно было только шуршание при перелистывании страниц и изредка покашливание кого-то в зале. Никаких разговоров не допускалось, здесь царствовала тишина.

Рита и Герман сели за свободные столы недалеко друг от друга и уткнулись в свои блокноты и тетради. Поработав примерно час, Герман решил потихоньку рассмотреть девушку, она ему явно нравилась. Рита сидела выпрямив спину, и с глубоким вниманием изучала какие-то непонятные схемы, формулы и рисунки. Её профиль был безукоризнен, чуть-чуть курносый носик придавал ей явно шарм, припухлые губки так и манили. Герман практически уже не мог дальше копаться в книгах, интерес к ним угасал с каждой минутой.

Через какое-то время Рита как бы кожей почувствовала, что на неё кто-то неотрывно смотрит. Она подняла свои большие глаза и повернула голову в сторону нового знакомого. Тот сидел, смотрел на Риту и улыбался. Рита тоже улыбнулась в ответ. Какая-то невидимая искра вспыхнула в это момент между ними.

Промучившись за столом ещё около часа и дождавшись, когда Рита стала собирать свои материалы для сдачи назад в библиотеку, Герман тоже встал с места и, уверенно подойдя к девушке, шёпотом произнёс:

– На сегодня хватит, наверное, с нас науки. Таким молодым девушкам вредно так долго сидеть на одном месте и перегружать себя, верно?

Рита приставила палец к своим губам, намекая, что в зале нельзя говорить даже шёпотом, и быстро пошла к выходу. Выйди из зала, они сдали свои книги, переглянулись, оделись в гардеробе и вместе вышли на улицу. Герман успел заметить, что на девушке была надета тоненькая дублёнка, на голове шапка из замши, отороченная натуральным мехом.

С тех пор роман между ними развивался в довольно быстром темпе, оба были молодые, задорные, чувства их кипели через край. Пришла настоящая любовь, а после того, как они защитили дипломы, Герман и Рита поженились. Завистливые сокурсницы Германа были страшно удивлены выбором первого красавца их курса и сильно расстроены, что потеряли такого выгодного жениха. Но… браки, как известно, заключаются на небесах, и обижаться долго девушки не стали, направив свои взоры и старания на других перспективных парней.

Эти воспоминания почему-то нахлынули на Германа, когда его самолёт взмывал вверх над посадочной полосой. Он так привык часто летать, что уже не чувствовал никакого волнения ни при взлёте, ни при посадке. Около него, как всегда, сидела его помощница Милана. Она привычно положила свою ладонь на его руку и стала смотреть в иллюминатор. Их роман длился уже два года, пока это Милу устраивало, но она, разумеется, хотела большего. Последнее время Милана всё чаще и чаще стала намекать Герману о разводе с женой и последующем браке на ней.

Но видя, что её намеки раздражают, а порой и злят его, она замолкала, надувала губки и держалась отстранённо, показывая, что обижена. В полёте они оба старались поспать, приготовиться к трудным переговорам с зарубежными партнёрами, а все командировочные дни делали перед сослуживцами вид, что между ними ничего нет, они просто сотрудники.

Первое время Герман очень переживал, что обманывает жену, такую любимую прежде. Да, случилось то, чего он никак не ожидал от себя, их любовь с Ритой за почти двадцать лет потихоньку растворялась в потоке суеты. «Как это мерзко и банально!» – думал Герман, ненавидя себя в такие моменты. Но тут же, взглянув на очаровательное молоденькое личико Милочки, сидящей рядом и рассматривающей себя в красивое овальное зеркальце, он успокаивался. «Хороша, конечно, ухоженная, никогда не бывает усталой, энергии у неё не занимать!» И сразу же вспоминал Риту, такую родную и верную.

Эти воспоминания мучили его, иногда бесили. Да, он запутался! И выхода у него никакого нет! Надо что-то решать, а как, он не знал, сердце его разрывалось от боли. «Так и инфаркт можно получить!» – даже такие мысли посещали молодого Дон Жуана.

Сердце у него стало болеть всё чаще и чаще. Воспитанный в очень интеллигентной семье родителей-дипломатов, Герман всегда был честен перед собой и теми, кто рядом. Что же случилось теперь? Как надоели эти бесконечные перелёты и командировки, как надоела ложь! «Рита права, – думал Герман, – девочки мои уже всё понимают, надо принимать решение».

Сидя в одном из парков Лондона, чувствуя любовь прелестной девушки, положивший ему голову на плечо, казалось, что он растворяется в любви и нежности к ней. Милана умела многое: отлично знала иностранные языки, быстро печатала, вела запись переговоров, успевала обойти все модные магазины и накупить и ему и себе массу разных красивых галстуков, рубашек, обуви и костюмов самых последних моделей.

Но иногда Милана удивляла Германа своими желаниями. Её почему-то не интересовали никакие достопримечательности в городах, где они бывали. Музей восковых фигур мадам Тюссо или дом-музей Шерлока Холмса были ей абсолютно безразличны, а что уж говорить о театре «Глобус» Шекспира или о Британском музее Лондона? Её туда никогда не тянуло, ей интересны были только крупные магазины «Селфридж» или «Праймарк», в которых она могла находиться часами. То же самое было и в других городах, в музеях Барселоны или Рима она очень уставала. Но стоило ей попасть в бутики этих городов, глаза её загорались и откуда-то появлялась бешеная энергия. Здесь она была в своей тарелке, мода и вещизм были её стихией.

В голове Германа опять всплывали воспоминания о том, как они с Ритой, совсем молоденькие, простаивали часами в очередях, чтобы попасть в Третьяковскую галерею или Пушкинский музей. Как-то в Ленинграде, стоя в длинной очереди в Эрмитаж под проливным дождем, они, тесно прижавшись друг к другу, страстно целовались, прикрывшись раскрытым зонтом, не замечая ни дождя, ни холода, ни людей. «Вот было время, – подумал Герман и тут же нашёл оправдание, – просто мы были очень молодыми и время другое было!»

Понимая, что время здесь совсем ни при чём, он расстраивался и утешал себя тем, что Мила нужна ему, как воздух, как глоток чего-то свежего, что будоражит душу. Сейчас они сидели прямо на траве в Гайд-парке, Герман постоянно смотрел куда-то в небо. Милана чувствовала, что в данный момент он не здесь, не с ней, а где-то далеко.

– О чём ты всё время думаешь, милый? – нежно произнесла Милочка.

Герман как бы очнулся ото сна и мягко ответил:

– Да так, ни о чём, смотрю на облака и вижу, что они везде одинаковые, что в Москве, что в Лондоне. Пейзажи кругом разные, а облака одинаковые, плывут, куда их гонит ветер. Вечные странники! Ни от кого не зависят!

– Что-то ты расфилософствовался! А ведь нам пора бежать в сторону центра, я ещё не успела сделать себе модную стрижку, которую планировала давно. Я знаю один салон на Оксфорд-стрит, там отличные мастера! Вставай, хватит расслабляться!

Герман нехотя поднялся с травы, отряхнул свои наглаженные серые брюки и медленно побрёл за Миланой. Создавалось такое впечатление, что она просто околдовала и подчинила его себе полностью.

Летя обратно в Москву, сидя у иллюминатора и смотря в небо, Герман окончательно решил, что пора принять непростое решение: надо определиться наконец-то, с кем он останется. Он видел, что домашние его всё понимают и страдают, Рита постоянно плачет. Хватит! Нужна определённость в конце-то концов! Сначала всем, включая и его, будет тяжело, но потом со временем все успокоятся. Время лечит, это давно доказано. Девочки его уже большие, будут приезжать к нему, или он к ним, и они со временем поймут отца, в конце-то концов, он не первый и не последний!

Так рассуждал Герман, смотря на грозовые тучи над Москвой, подлетая к Шереметьево. Вызвав такси, они уселись сзади на мягкое сидение, и тут Герман выдавил из себя:

– Я всё решил, завтра переезжаю к тебе, больше мучиться нет сил. Позже снимем квартиру побольше.

Милана кинулась на шею к любимому и начала его неистово целовать, радуясь, что Герман наконец-то принял решение. «Он теперь мой и только мой!» – появилась у неё в голове счастливая мысль. С Германа как бы свалился тяжелейший груз, он сразу же расслабился и прямо в такси, не доехав до дома, крепко заснул. Ехать от аэропорта было долго, за это время мужчина успел выспаться, набраться сил и удостовериться, что принял правильное решение. Выйдя из такси, он поцеловал Милу на прощание, весело помахал ей рукой вслед удаляющемуся такси, быстро вошёл в подъезд и стал подниматься пешком по лестнице к себе на четвёртый этаж.

Дверь открыла Элечка и, не издав при этом никаких шумных и радостных возгласов, тихо сказала:

– А, это ты, папа, а мама с Владой пошли прогуляться в парк, у мамы разыгралась мигрень.

Произнеся это, она быстро шмыгнула в свою комнату, в квартире стояла удручающая тишина. Только слышно было, как гудит стиральная машина в ванной и доносящийся через открытое окно лай выгуливаемых вечером соседских собак.

Герман, как последний трусишка, в спешке собрал из шкафа свои вещи, быстро засунул их в чемодан и, вырвав листок бумаги из телефонного блокнота, крупным почерком написал: «Не ищи меня. Ухожу. Прости».

Он положил листок на видное место на прикроватной тумбочке Риты, посидел несколько минут на краешке её кровати, огляделся, пристально посмотрев на хрустальную люстру, которую они когда-то с Ритой купили в Карловых Варах, быстро встал и, ничего не сказав Эле, закрывшейся у себя в комнате, открыл входную дверь. Нажимая кнопку лифта, Герман поймал себя на мысли, что, наверное, он всё делает правильно, но сердце отчаянно стучало, причиняя сильную боль. Он быстро достал из кейса таблетку валидола, рассосал её, а когда лифт опустился на первый этаж, Герман, спотыкаясь, быстро сбежал по ступеням подъезда.

В конце октября Максиму исполнилось восемнадцать лет. Он очень хотел собрать своих друзей у себя дома, но мать как-то смущённо отреагировала на это:

– Сынок, денег сейчас нет, последние я истратила, чтобы заплатить за квартиру. А на родительском собрании в твоей школе нас предупредили, что уже в марте надо будет сдать приличную сумму на проведение выпускного вечера, начинаю потихоньку откладывать. Давай отметим эту дату просто по-семейному, дома? Никого звать не будем, папа согласен со мной. Ведь в Москве жизнь оказалась очень дорогая, цены на всё не такие, как были у нас в Армавире. Купим шампанское, ведь ты уже большой у нас вырос, вручим тебе подарки, я испеку шарлотку из яблок, ведь ты всегда её любил. Согласен? Не обидишься?

Максим молчал, но вида, что расстроен, не подавал. Конечно, родителям виднее, как распоряжаться деньгами. Обняв мать за плечи, он ласково проговорил:

– Что ты, мама, конечно, ты права во всём, и я совсем не расстроен, отмечу ещё в следующем году! Жизнь – она длинная! Какие мои годы?

Мать ласково поцеловала его в макушку и тихонько произнесла:

– Какой же ты у нас большой и умный вырос! Всё понимаешь, спасибо тебе.

– Ну, что ты говоришь, мама, за что спасибо-то? Сами меня таким и вырастили!

Оба громко рассмеялись и разошлись каждый по своим делам. Максу надо было много заниматься, здешняя школа была намного труднее, чем прежняя. К тому же из-за постоянных переездов и смен школ он потерял один год обучения. Он позвонил Эле, Славику, Владе и Кате и извинился, что отмечание его дня рождения не состоится.

Катю это совсем не тронуло, а Эля, конечно, расстроилась, что не увидится с Максимом. Она очень ждала их встречи, а во время телефонного разговора решила подбодрить друга:

– Максим, не расстраивайся, в другой раз отметим. Хорошо, что скоро у меня день рождения, вот все и увидимся. Квартира у нас большая, места всем хватит, а подарок я тебе уже приготовила, при первой же возможности подарю.

– А что это за подарок? – поинтересовался Максим.

– Не скажу, секрет. При встрече сам увидишь, а то не интересно будет. Потерпи два месяца, встретимся у меня в декабре.

– Да, согласен, буду ждать этого дня. Так хочу увидеть в первую очередь тебя, да и ребят, конечно, – смущённо проговорил Максим и добавил: – Буду считать дни до встречи! Пока!

Положив трубку, Максим подошёл к окну и стал рассматривать осенний пейзаж. Почти все деревья сбросили уже сухие листья, и они кучками лежали на влажной земле. Когда был сильный ветер, они при каждом его порыве взмывали ввысь и, медленно кружась в воздухе, падали на землю. Их микрорайон был весь раскрашен разным цветом от осенних листьев. Вид из окна вызывал у Макса непонятный восторг, краски осени будоражили его, вызывая радость. «Рыжая подружка-осень!» – пронеслось в его голове.

Он долго стоял у окна, заметно потемнело, на земле лежала сумеречная дымка. На улице, шурша ногами по влажным листьям, гулял старик в потёртом плаще и в стоптанных ботинках. Он держал на поводке чёрного пуделя, который дрожал от холода, а дети столпились вокруг собаки и пытались погладить её.

Макс словно окаменел, что-то непонятное овладело им, он ощутил какое-то новое, совершенно незнакомое ему раньше чувство. Это чувство было обращено к девушке, к Эле. Он хотел её видеть, хотел любоваться её нежным обликом и слышать её голос. Что с ним происходит? Он же всю жизнь бредил только самолётами, полётами, думая, что это самое главное в его жизни, и ничего главнее не бывает! Оказывается, бывает, и уже случилось! Он понял, что по уши влюбился в Эвелину! До встречи с ней он не замечал ничего вокруг, в его жизни присутствовали только переезды из одного города в другой, сплошная учёба и мысли о своих родителях, папиных полётах, помощи маме. И вдруг всё изменилось! Ведь, наверное, не просто так написано столько книг о любви, об этом всепоглощающем чувстве. И это мгновение прекрасно так же, как был прекрасен тот момент, когда он впервые увидел Элю на даче в Серебряном Бору. Какая, оказывается, прекрасная штука жизнь, когда она наполнена любовью!

Так рассуждал про себя влюблённый Максим, пока в комнату не вошёл отец. Он был на вид очень усталый, глубокие морщины пролегли у него на лбу, первым вопросом у него был:

– Сынок, а где мама?

– Мама ещё не пришла, наверное, по магазинам бегает. Я пойду её встречу.

– Пойди, пойди, я пока прилягу тут на диванчике, без неё ужинать всё равно не будем, дождёмся.

Максим с интересом посмотрел на отца. «Он всё делал и делает ради любви к матери, – подумал он, – ну и, конечно, ради меня». Мысль эта была стара, как мир, но почему-то именно сейчас сразила юношу прямо в сердце. «Я сделаю всё возможное и невозможное для своей семьи и Эли, – подумал он, – я люблю её».

День рождения Эвелины отмечали в начале декабря. Она сразу предупредила маму и Владу, что будет отмечать дома и хотела бы, чтобы на столе лежали самые хорошие и вкусные продукты.

– Я всё куплю сама, уже не маленькая, – заявила девушка, – съезжу на рынок, выберу всё самое лучшее и свежайшее!

– Мы тебе с мамой поможем, – добавила немного грустная Влада, но своё плохое настроение в этот день она старалась не показывать. Пусть Элька отметит свой день рождения как следует и повеселится!

После сильного стресса, вызванного уходом отца, все женщины в семье находились во взвинченном состоянии. Рита вообще держалась только на таблетках, поэтому Влада, как старшая сестра, решила, что сегодня надо всем отвлечься от невесёлых дум, связанных с семейной драмой, и дать Эле возможность повеселиться на собственном празднике.

С того дня, как ушёл Герман, прошло уже три месяца. Сначала все ощутили шок, не веря, что такое может случиться в их семье, такой дружной и образцовой все эти годы. В самом плохом состоянии находилась Рита, которая полностью лишилась сна, не могла есть и еле передвигала ноги. Дошло даже до того, что ей пришлось взять больничный лист и пить массу различных лекарств.

Мать её, Варвара Петровна, жившая с ними, проявила такой характер, что девушки диву давались, слушая речи бабушки. Характер её был волевой и крепкий, чему способствовало то, что она всю жизнь проработала врачом и в последние два года войны работала в военном госпитале, спасая от смерти самых тяжёлых раненых. Заслуженным врачом СССР был и её муж, Александр Михайлович, прошедший всю войну, а в послевоенные годы возглавлявший крупнейший медицинский институт. Два года назад он скоропостижно скончался, находясь уже в преклонном возрасте.

Варвара Петровна постоянно внушала Рите, что жизнь ещё не кончилась, что в ней бывает всякое, а женщина обязана всё вынести, на то она и женщина. Бабушка часто приводила в пример массу разных случаев, происходивших на войне, рассказывала о женщинах-героинях так доходчиво, что Рита даже прекращала плакать. При чём тут война, она никак не могла понять, но всё-таки некоторые рассказы матери явно влияли на её психику. Слабым голосом, жалея мать, Рита говорила:

– Мама, успокойся, у тебя поднимется давление, не забывай о своём возрасте. Я всё выдержу, не переживайте только вы все. Не я первая, не я последняя, из окна выпрыгивать не собираюсь. «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».

– Да знаю я всё, мама, – стонала Рита.

Но если она слышала поворот ключа во входной двери и что кто-то заходит в дом из дочерей, сразу же кончала хандрить, так как не хотела, чтобы девочки видели её постоянно расстроенной.

– Ритулечка! Вот увидишь, найдётся другой мужчина, который по достоинству оценит твою красоту и ум. Не плачь, доченька, – говорила Варвара Петровна и смахивала слезу со своих морщинистых щёк.

Варвара Петровна уходила на кухню, долго там копалась в своих коробках с лечебными травами, которые она собирала летом сама на своей собственной даче в Немчиновке. Эту дачу дали ещё давно её мужу, Александру Михайловичу, на ней-то и выросла её дочка Рита, пока не вышла замуж. Но последние годы туда все редко ездили, предпочитая своей даче Серебряный Бор, где всё было благоустроено, и даже еду они приносили в судках из столовой. Но чаще всего она собирала травы, когда уезжала в подмосковные санатории по путёвкам, которые ей выделяли, как ветерану войны. Она не сидела там часами, болтая со старушками в холле, а ходила в ближайший лесок и собирала там лечебные травы: мяту, зверобой, ромашку, цветки и листья липы, кору дуба и так далее.