Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 3

Глава 12

Языки пламени факела, кажется, лижут изломанные выщербленные камни. Отбрасывают огромные причудливые тени и пускаются в головокружительный хоровод… Комиссар Парахин петляет по выматывающим коридорам, и не может отвязаться от чувства, что за ним кто-то следит. В пересечении проходов даже вроде мелькает тень. Шелестят невнятные, едва уловимые шумы… Кто-то или что-то, словно ветер вьется вокруг. Остановившись, комиссар выжидает, убрав факел в нишу, как охотник вглядывается и вслушивается в чуть колышущуюся темноту. Сколько проходит времени, непонятно… Может секунды, может четверть часа, может неизмеримо ничем какое количество утекшей жизни во мрак! Но все подозрительное внезапно пропадает, по галереям растекается привычная гнетущая каменная тишина. Парахин, еще какое-то время ждет, потом поправив амуницию, продолжает свой путь. Он проходит несколько узких тоннелей в глубине катакомб и попадает в небольшой отсек, весь увешанный, заваленный поблекшим железом – частями различного оружия. Как останки какого-то громадного мифического существа, они тускло поблескивают в призрачном свете огня, поражая воображение, словно свершается какое-то запретнейшее таинство. Несколько солдат при свете коптилок из снарядных гильз, «колдуют» над чем- то, на широком «столе» из армейских ящиков, будто хирурги на операции. Увидев комиссара, оборачиваются в приветствии:

– Здравия желаем товарищ комиссар полка! Рады видеть, Иван Павлович!

– Вольно… товарищи! Как тут у вас?

– Замечательно, товарищ комиссар! – отвечает капитан Фоминых, с засученными рукавами и солидным молотом в руках, – Наша адская кузня полыхает во всю! Куем новое оружие…

– Я вижу, производство кипит! Даже жарковато для наших студеных каменоломен. Удивительно…

– А Вы как к нам добрались, товарищ комиссар? Мы ведь в самых недрах почти сидим. К нам мало кто заходит… Возимся здесь, как древние гномы, в глубинах камня, создаем вещи диковинные.

– Решил посмотреть, как наша знаменитая Мастерская работает! Слышал много, а вот самому побывать не приходилось! Заодно хочу проверить, узнать как ваши дела, не нужна ли помощь какая…

– Справляемся… Нас тут мало, но каждый на месте. Свое дело знает.

– Вижу! Все четко и толково… Как на заводе, до войны! Только там условия были несравнимые, а мы замурованные во мраке глыб копошимся, но свой долг не забываем. Выполняем достойно.

– А что нам сделается, товарищ комиссар? – подмигивает Фоминых, – Волю нашу не сломить ничем, разум не запугать, сердце не погасить. Да и огонь рядом – наш друг и помощник. Мы уже не одни… Пока он светит во тьме этой непробиваемо беспредельной, надежда всегда есть!

– Пламя – это наша стихия! Родная… Это и знамя революции, и порыв свободы, и непреклонный дух равенства… Мы все рождены из Огня, дети его, и будем пылать вечно! Такова наша судьба… Значит вы здесь из разных частей оружие собираете? Как вы умудряетесь, из этой груды металлолома, что-то пригодное делать? – оглядывает Парахин кучи разбросанного железа, так посмотреть, так все уже в безнадежном состоянии… Мусор один!

– Это так кажется! Мы как врачи, Иван Павлович, реанимируем искалеченное оружие. Вправляем, ампутируем, протезируем, заживляем, новые технологии внедряем, – улыбается Фоминых, вытирая копоть с лица, – Весь комплекс оказания первичной медицинской помощи. И санаторный курс вон в тех ящичках, до первого боя.

– Или мы как Иисус, воскрешаем из мертвых, и возвращаем погибшее Железо к новой жизни, – неожиданно из темноты раздается знакомый насмешливый голос, – чудо Веры так сказать… Подземное. Самое реальное, какое может быть!

– Чудес у нас хватает, – откликается Фоминых, – Чего только не случается, каждый день! Но самое главное, что мы живы в этой преисподней, и сражаемся, вот это самое поразительное и есть…

– Горошко? И ты здесь? – восклицает Парахин, – Каким ветром катакомб тебя сюда задуло?

– Я везде… В облаке дыма и серы появляюсь, как Мефистофель, – улыбается политрук, – особенно там где не ждут!

– Как же помню, как ты первый раз красиво нарисовался, – подыгрывает Парахин, – вот уж действительно нас огорошил! И фамилия у тебя под стать… Не удивлюсь если ты через пять минут еще где-нибудь окажешься, у Панова за спиной, к примеру!

– «А як же?» – как сказал бы наш дорогой Аркадий Павлович, – смеется политрук, – «Що за диво? Що це таке? Що за парубок з чортового царства з'явився? Ну и справи!»

– Так ты чего здесь, начальник водоснабжения гарнизона? – напускает строгость Парахин, – Прогуляться решил? Заняться нечем? Решил с железяками повозиться?

– Так он у нас главный! – отвечает за товарища Фоминых, – Без него тут все встанет. Он – центральная ось, вокруг которой все вращается! С его то, руками и поистине с дьявольски изобретательным умом! Чего угодно придумать можно.

– А что вода? Плещется себе по колодцам. Никуда теперь не денется… Там все под контролем, и помощники справляются, – пожимает плечами Горошко, – А я вот еще себе применение нашел.

– То есть как это главный? – сдвигает фуражку на затылок Парахин, – А где Соколов Борис? С ним что?

– Умер в госпитале, уже с недели две тому назад… Жаль хороший был человек, – отвечает капитан Фоминых, опуская молот на стол, и вытирая руки, – Взрывом его привалило, не слабо… От ран скончался! Теперь у нас Николай Прокофьевич правит бал. Мы и не жалуемся… Я сам то, так здесь, на подхвате пока время свободное бывает, размяться! Раньше приходилось артиллерийские орудия на марше чинить, кое-какой опыт имеется… Здесь калибр поменьше, но принцип тот же. Так что помогаю товарищам!

– Понятно. Выходит, Николай, ты еще и здесь успеваешь… И мины я слышал не забываешь ставить у входов, с сюрпризами. И за своим водным хозяйством следить, и партсобрания проводить. Ты точно как колдун Черномор по воздуху летаешь, или сквозь камень! Без магии тут точно не обходиться… Красной! А?

– Возможно… Лучше заниматься чем-нибудь максимально нужным, – поясняет Горошко, – чем киснуть в этом мраке! Наедине с нашей коварной Тьмой лучше не оставаться, сами знаете! Дама не из приятных… Со Смертью в подружках ходит. Поэтому полезнее загрузить себя самой кипучей деятельностью, так всем выгоднее будет! И продвинет нас дальше, к победе!

– Это верно. Темнота у нас особенная, словно живая… И сейчас наверно нас слушает! – подхватывает Фоминых, – Так и висит вокруг. Бывает словно касается тебя, физически, будто тронул тебя кто-то. Даже вздрагиваешь, порой! И еще взгляд этот из мрака, неотступный, часто преследует в дальних проходах! Спину просто прожигает…

– Ну ладно вам суеверия разводить, – раздраженно морщится Парахин, – Сколько можно? Устал я уже это все слушать… Все как один заладили – один другого страшнее случаи рассказывает! Все это расстройство уставшего рассудка, не более! Нужно держать себя в стальных рукавицах, и все!

– Вот мы слышали Вы товарищ комиссар, – неожиданно спрашивает Фоминых, – в шахтах на Донбассе долго работали, под землей немало времени провели, неужели ничего мистического, необъяснимого не случалось?

– Да ходили байки всякие… Но лично я сам не с чем не сталкивался! Может бояться они все меня – нечистые! И духи, и тени, и твари плотские!

– А что шахтерский люд говорил? – интересуется Горошко, – Что за байки? Есть что занятное?

– Ну ходили у нас легенды про Шубина… Это самое громкое что среди горняков гуляло… Историй на книжку бы хватило точно!

– Что за Шубин? Человек, призрак шахтера? – оживляется Фоминых.

– Неизвестно кем он был раньше, – присаживается Парахин, – только окрестили его именно так – Шубин. И считается, что он в шахтах на Донбассе есть первый и последний Хозяин.

– И каков он на вид? – перебирает детали в темноте Горошко, – Его кто-нибудь видел?

– Говорят много народа из шахтерского племени его повстречали.

Предания описывают его как седого старика, обшарпанного, в лохмотьях, но ядреного и весьма жилистого, который носит в руке крючок, каким таскают вагонетки.

Те, кто с ним сталкивался, утверждают, что Шубин свирепствует под землей, громыхает, свистит так, что уши закладывает… Может и пищать, и кукарекать, охать и вздыхать на всю свою пещерную пасть, отчего фуражки с углекопов будто ветром сдувает… Кто-то клянется, что увидеть Шубина – не к добру. Считает, что человека ждет неминуемая гибель под землей. А если люди видели, как незнакомый седой старик садится в клеть и спускается в шахту, – рудник сразу затапливало водой.

– И что он всегда такой злой был? – спрашивает Горошко.

– Нет, бывало совсем наоборот… Он и добра много приносил. Шубин мог и помочь горняку. Рассказывали, что как-то раз в забое работал прилежный трудолюбивый шахтер. Вдруг кто-то дернул его за одежду. Шахтер оглянулся – нет никого. Продолжил работать дальше, опять кто-то дернул. Он решил, шутят над ним, темно ведь кругом, и опять работает, не обращая внимания. И тут дернули его за одежду так сильно, что шахтер выкатился из забоя. В ту же минуту раздался сильный грохот. Оказалось, это обрушился угольный пласт, который мог заживо похоронить горняка. Шахтер присмотрелся – и увидел: да это же богатое месторождение угля! Так он не только спасся от гибели, но и разбогател. Такая вот история!

– Здесь тоже кто-то есть… Рядом с нами постоянно ходит, – задумчиво произносит Фоминых, – а всяких звуков, типа ржания лошадиного или воя дикого, или вообще чего-то зловещего несуразного, еще похлеще случается! Такие кикиморы могут в тоннеле явиться, что и в сказках не сыщешь!

– Везде кто-то есть… Если покопаться усердно! На то она и Жизнь! Чтобы где-нибудь кто-то копошился, – бесстрастно говорит Парахин, – особенно в мозгах наших! Вся эта мистика дешевая и коренится! Если откроете темным фантазиям дорожку, так они всей буйной толпой и реализуются! Смешав вымысел, воображения с явью… Обычная психология, товарищи! А вы все как девицы на святки, развели не пойми, что! Еще гадать тут начните, по теням, да на картах! Не пристало командирам Красной Армии до подобного скатываться! Впредь прошу прекратить подобные разговоры, как разлагающие дисциплину Гарнизона, особенно при солдатах!

– Есть прекратить, только… против природы местной особо не попрешь! – лукаво замечает Горошко, – Ежели оно явилось перед глазами, значит имеет место быть… По всей марксистско-ленинской науке, как материя, данная нам в ощущениях! Может с этим наоборот, разбираться надо. И как-то использовать в нашу пользу?

– Например? – в упор смотрит на политрука Парахин, – Зыбкое видение под ружье поставишь? Присягу принять заставишь? В бой поведешь? Нам не до этого сейчас, Николай! Наверху фашист лютует, а мы будем тут призраков отлавливать? Ну смешно…

– Не совсем так, но… Вот Вы правильно, Иван Павлович, отметили, что корень всего этого в нас кроется, – не унимается Горошко, – может и нужно как-то это все повернуть, чтобы эту Силу, для себя и применить? Какие-то дополнительные способности?

– Огонь и электричество природное, раньше тоже суеверный трепет и ужас внушали, – отмечает капитан Фоминых, – а сейчас мы чайники на этом кипятим, и дома освещаем.

– Ну да! Давайте колдовать еще здесь начнем… Самое время! – качает головой Парахин, – Шинели как балахоны висят, бороды отрастили, глаза во мраке яростным пламенем горят, вылезаем как тени демонов из самых черных углов подземелья. Хоть новый культ религиозный создавай! Думаю, многие бы даже обрадовались.

– Смех смехом, а какую-то Силу мы все равно здесь обретаем…. Этого не отнять! – внимательно смотрит на товарищей Горошко, – Многое, конечно, теряем, даже от своего привычного природного естества, но что-то приходит взамен и укрепляет наш Дух! Это многие заметили… Презрение к смерти, непоколебимая уверенность в себе, страх уходит. Крепость небывалая ощущается, лихость на грани сумасшествия! Будто несешься как паровоз на всех парах, снося все преграды! Так то, вот…

– Чем дальше вглубь этой бездны каменной, тем действительно, мы духом мощнее становимся! – раздумывает Фоминых, – Что же там тогда в самой Глубине? В Конце этого кошмарного пути?

– Чтобы там ни было, нас это не касается! – сурово декламирует Парахин, – У нас дорога одна – к Свету и людям! За это мы здесь и сражаемся… И все соблазны Тьмы нас не должны с пути сбивать. Давайте к делу! Как у вас результаты труда? Чем похвастаетесь? О чем можно доложить в штабе?

– А Вы сами поглядите, у нас на сегодня, за одну смену, уже приличный арсенал скопился, готовеньких! – широким жестом приглашает Фоминых, – Пара наших «трехлинеек», четыре МП-40, три карабина «маузер», пять парабеллумов, один люггер, два «вальтера», есть еще «косторез» – пулемет МГ-42, ствольную коробку заменяли, один ППШ-а, только найдем ли диски к нему…

И все работает идеально. Без конфузов, без осечек… Идеальный ход механики! Можете сами попробовать!

– Отлично! Молодцы! А это что за сооружение? Я такого не видел —не то миномет, не то ствол автоматический заковыристый… Что за произведение неведомого искусства?

– Пулемет это… Новорожденный, – похлопывает Горошко по корпусу оружия, – Изначально – трофей, морпехи Панова его с танка немецкого умудрились снять. Мы его на наш станок поставили, кое-что усовершенствовали, вот он теперь и выглядит как экзотический дракон. И нрав такой же буйный… Мы уже опробовали. Огонь изрыгает и рычит как зверь Апокалипсиса. Хоть святых вон выноси. Мы его Вельзевулом назвали! И не зря… Сносит все на своем пути, а звук такой, что фашисты в страхе разбегаются, думают что новое оружие у нас. Скоро отдадим его на передовую, кое-что еще доработаем, и отпустим в свободном полете! Пусть по степи летает, собирает Славу аджимушкайского гарнизона!

– Ну, вы даете! Умельцы подземные… Один вид чего стоит, – изумляется Парахин, – Солидная штучка! Вы так и танки собирать начнете. Вот Бурмин то обрадуется!

Все смеются.

– А что? – подмигивает Горошко, – Может и соберем! Дело не хитрое. Исходных материалов чуток побольше и выкатим такую машину, немчура ахнет… Кстати, скоро мины собирать начнем новые, мысли есть. С секретом. Строгий немецкий ум вряд ли сможет ее снять.

– Замечательно! Фрицам нас никогда не одолеть, – заключает Парахин, – посмотрели бы они на наш подземный быт, да на ваш цех. Увидели бы, что мы можем. Может тогда бы поняли, с кем имеют дело.

– От нас, они здесь, в Аджимушкае, хорошо получают, – констатирует Фоминых, – каждую ночь! Хоть часового, да снимем. А если уж что посерьезней, так фейерверк по всей степи… И фрицы с румынами бегут до самой Керчи! Потом возвращаются с целыми полчищами! Только так и могут, численным перевесом раз в десять и обязательно с броней и тяжелой артиллерией! А мы с одной винтовкой и ножом в зубах их по степи гоняем… Вот она Красная Армия! Наш дух сильней чего бы то ни было…

– Да, недавно пограничники вместе с Никифоровым славно прошлись, полуночным рейдом, – воодушевленно произносит Парахин, – Опять поселок Баксы попотрошили. По тихому перебили почти всех там находившихся. Остатки к порту убежали… Потом уже фрицев с города навалило, с бронетехникой как саранчи! Да наши соколы уже упорхнули до подземных гнезд, оставили им гостинцев заминированных… Не ожидали они такого. Думали, что мы уже ни на что не способны, или вымерли вовсе… Не дождутся!

– Не ценит нас немец, – усмехается Горошко, смазывая какие-то детали в темноте, – Каждый раз приходится доказывать, кто мы и что мы.

– Ничего, мы терпеливые. Будем методично учить и лечить недоумков-нацистов жизни… Огненной касторкой! – щелкает затвором винтовки Фоминых, – До полного «выздоровления»!

– И как добыча? – спрашивает Горошко, – Богато сходили?

– Не особо! Оружие взяли, конечно, но продуктов маловато. Все разлетелось по батальонам, и ахнуть не успели! Но удар хороший нанесли, ощутимый… Они теперь там весь участок укрепляют, и войск нагнали немеренно. Боятся, нас как огня!

– Еще бы они нас не боялись! – улыбается Горошко, – Мы как кошмарный сон воплотившийся, каждую ночь, неотступный! От нас не убежишь, везде настигнем… И спросим за всю пролитую кровь наших советских людей!

– Что-нибудь еще серьезное намечается? – интересуется Фоминых, – А то пора размяться, воздухом подышать… И сорняки коричневый пожечь!

– За этим не станет! – залихвастски выдает Парахин, – Разведка Бармета работает, ищем наиболее уязвимые места для атак. Как определим так и пойдем громить проклятых оккупантов! А вообще сейчас первая проблема – это продовольствие. Группы по сбору ячменя и другой травы каждую ночь выходят. Но, увы, не все возвращаются. Незаменимых бойцов теряем. Каждая горсть зерна и пучок травы чьей-то крови стоит!

– Да, война дело такое, – вздыхает Горошко, – раны от смерти товарищей, хуже собственных, никогда не заживут….

Фашист за все заплатит сторицей, за каждую каплю крови наших друзей и близких. Расплата будет суровой, ничего не простим!

– Еще как заплатит! – восклицает Фоминых, – Захлебнется в своей же черной отраве!

– Отомстим за всех! Никого не забудем! – с оттенком печали произносит Парахин, – У нас и здесь в подземелье, документация ведет скурпулезно и трепетно. Если не вживую, то на бумаге все фамилии останутся! И каждое наше действие, вплоть до рапортов и строевых записок. Никто в Лету камня не канет, мы постараемся!

– Войну эту страшную нельзя будет забыть. Никогда! – грустно вздыхает Горошко, – Сколько жизней ушло… И подумать, вообразить страшно. И мы погибших наших товарищей не оставим в пропасти Забвения. Они будут жить всегда в наших сердцах, в детях наших. Будут вести вперед целые поколения будущего!

– Так тому и быть! – подытоживает Парахин, – Ну, ладно, орлы, кузнецы бездн затерянных, бывайте! Хорошо у вас, тепло… Огня много! Но работа не ждет. Пошел я посты проверять, и другие объекты осматривать. Еще в госпиталь нужно заглянуть обязательно. Поддержать раненных товарищей наших… А ваш труд бесценный, оружие, смекалкой да талантом несказанным собранное – раскидаем по ротам, где оно нужней. Успехов вам!

– И Вам всего доброго, товарищ комиссар полка, увидимся! – улыбается Фоминых, – Уже наверно в бою… Как обычно!

– А как иначе? – смеется Парахин, – Только так! Когда пойдем фашистских супостатов крушить! Освобождать землю нашу от черной погани… Ну будьте бодры и здоровы! До встречи!

…Как только комиссар сворачивает за угол, Тьма вновь окутывает его своим плотным саваном, если не сказать – околдовывает… Опять путаются уже знакомые проторенные коридоры, мелькают огромные тени за спиной, в голову лезут странные чужие мысли. Но Парахин, размахивая факелом, упрямо продирается через все эти темные наваждения. Усталые измотанные чувства притупляются. Сознание проваливается в сумеречное состояние… Но путь продолжается.

В одном из узких сплетений проходов, он замечает движение, уже явно физического характера. Кто-то проскальзывает мимо, явно пытаясь скрыться. Парахин прикидывая маршрут, и зная эту систему, перехватывает крадующегося, у следующей развилки. Фигура, действительно вполне плотная и внушительная, выныривает из черноты мрака, и замирает в шагах шести-десяти, заметив комиссара.

Парахин поднимает факел. Перед ним стоит что-то странное. Трудно понять человек это или очень хорошо проявленное привидение. На нем не то истрепанном рубище, не то какая-то почти полностью истлевшая одежда. Голова скрыта причудливым зловещим копюшоном из грубой мешковины. В черных глазницах остро поблескивают светлые звездочки, как острие кинжала. В прорези рта что-то недовольно и настораживающе колышется… Тяжелое дыхание кажется касается долетает и обжигающе касается кожи.