Мы с папой гуляли и пели песни» Не кочегары мы, не плотники», " По долинам и по взгорьям»,» Чилита «…Песенка на итальянскую тему» Чилита» была очень популярна: " Ай -яяяй, зря не ищи ты – в деревне нашей право же нет другой такой Чилиты! «В общем, сумасбродная красотка из народа, веселая, шустрая и острая на язычок, которой все соседи и окрестные жители за веселый и непокорный нрав и восхищаются и возмущаются одновременно! Помню нашу радиолу с ярко- зеленым глазком, как огонек вечернего такси, шкалой далеких городов: Прага, Варшава, Берлин, Париж, Марсель, Лондон, мощную, произведенную еще, пожалуй, при товарище Сталине.. И я ставил на диск тяжелую черную пластинку с красным кружком посредине и катил пальчиком по кругу …и пел. А еще мне папа рассказал какие -то смешные куплеты из репертуара, наверно, еще дореволюционных конферансье: " Два певца на сцене пели: Нас побить, побиить хотели …Так они противно выли, что их и вправду отлупили!»))
Глава третья. Не только в садике
Весна и лето шестьдесят третьего в Свердловске выдались солнечными. Помню, по городу из громкоговорителей слышалась не только музыка, но и актуальные международные новости. В апреле – мае шестьдесят третьего года радио буквально взорвалось новостями о смертном приговоре испанскому коммунисту, активному участнику борьбы против франкистского режима Джулиану Гримау! Солнце сверкало, никакого снега уже не было, мы с мамой идем мимо штаба военного округа и из уличного радио слышится имя Гримау. Но я тогда не знал о чем говорят, узнав всю историю значительно позже. А повсюду сверкает весна моего детства!!! Очень воодушевляют наших людей первые полеты в космос! «Я верю, друзья, караваны ракет помчат нас вперед – от звезды до звезды! На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы!» – пели мы с папом. А по радио еще пели: «Давайте -ка, ребята, закурим перед стартом… У нас еще в запасе четырнадцать минут…» Потом кто-то вдруг вспомнил, что космонавты не курят и слова заменили на» споемте перед стартом».
Летом в киоске на Ленина перед университетом, а тогда еще Совнархозом, мама купила мне тонкую книжку с картинками про детей -космонавтов. Там двое советских малышей – мальчишек на советском космическом корабле летят на Луну. Прилетают, обследуют и оставляют там металлический пятиугольный вымпел с гербом нашей страны! Книжка, состоящая из картинок с короткими текстами. Что-то вроде комикса. Вообще, наших советских комиксов в разных видах выпускалось множество. И никакими» комиксами» они не назывались. Эту книжку мне мама купила, как я уже сказал, в киоске около Совнархоза. Там же мы до этого, помню, купили подобную книжечку с картинками про Деда Мороза и Нового Года в образе мальчика с цифрами на груди, как у спортсмена. Год наступил шестьдесят третий, а книжка была выпущена значительно раньше и взрослые, чуть хмыкая, удивлялись, когда я им показывал эту книжку как купленную на днях. Лето шестьдесят третьего, когда я подошел к пяти годам, дало мне много новых знаний и эмоций. Мы много гуляли с бабой Верой и мамой по городу.
Наш детский сад находился на перекрестке проспекта Ленина и улицы Восточной – Ленина 56, детсад номер 60. Массивный серый жилой дом, с магазином Мясо- молоко был построен еще пленными немцами с реминисценцией на барокко и немалым числом, как говорили в хрущевские годы, архитектурных излишеств. Строгость силуэта и помпезность внешних украшений не мешали одно другому, да и сейчас не мешают. Рядом была детская площадка за чугунной оградой. Вход в младшую группу был как раз за этой оградой, за чугунной калиткой. В среднюю и старшую группы вход был с проспекта Ленина, тогда как в младшую —с торца дома.
Вспоминая о своей последующей садичной жизни, еще разок вернусь к ее началу. И прошу прощения, если где – то чуть повторюсь. В садик меня привели, вроде бы, первого сентября шестьдесят второго года. Мария Протасьевна, заведующая детсадом, всегда была с моими родителями очень вежлива, приветлива, но во всей ее внешности и манере держаться была какая-то стать государственного человека, члена партии. Очень приятное поле шло от нее. Ростом чуть выше среднего, стройная, лет сорока пяти, синеглазая с каштановыми волосами, скрученной на затылке косой и темно- синем, на манер мужского, послевоенной моды женском пиджаке. Когда она общалась с людьми разного возраста, то голос ее звучал красиво, убедительно, располагающе:" Здравствуй, давай знакомиться. Я – Мария Протасьевна!» Она во время разговора поднимала брови моршила лоб гармошкой, но это ее не портило. Наоборот, глаза переливались золотыми огоньками. Она несла собой эстетику сталинского времени, но при этом была не просто искренним борцом за мир, но и уже никак не характерный для эпохи Иосифа Виссарионыча (скорее, для новой, хрущевской) заряд пацифизма. Выдвижной ящик ее стола был до отказа наполнен игрушечными наганами, ружьями и автоматами. Потом это все возвращалось родителям со словами о мире и разоружении.
В первый день в садике меня встретили очень приветливо и воспитательница, и дети. Большая зала младшей группы освещена полуденным солнцем уходящего лета и со мной приветливо, но чуть с ответственностью старших товарищей, пионервожатых играют стройная кареглазая Ирина в зеленом клетчатом платьице и крепенький кругловатый с коричневыми волосами и глазами Сережа Кобяшов. Играли мы в розово-синий резиновый мяч и говорили без умолку. Тихий час называли в то время Мертвым часом. А спали на имеющих трубчатую основу (как у раскладушек) маленьких синих коечках. После пробуждения я даже не заметил как дети быстро оделись. А я так и сидел в одном носочке и тапочке, кем-то наспех на меня надетыми. И тут я изрек фразу капризного барчонка, ставшую в нашей семье сатирической классикой: " Когда ж вы меня всего-то оденете!» После этого Сережа Кобяшов, сопя, усердно застегивал на мне пуговки рубашечки. Конечно, по просьбе начальства, то есть нашей воспитательницы. Они с такой как Ирина могли бы стать хорошей парой, она четкая и слегка надменная, он- покладистый, положительный, например, замдиректора по снабжению и сбыту некоего предприятия.
Кроме Александры Александровны как некоей старшей воспитательницы нашей младшей группы у нас были и другие воспитательницы, в том числе чуть полноватая тридцати с небольшим с короткой стрижкой. Забыл ее имя —отчество. А еще была молодая пышная блондинка с яркими карими глазами Валентина Васильевна Лядова, которая общается с моей мамой, живет в соседнем от мамы доме. И которую я недавно видел у Шарташского рынка. В начале весны воспитательницы с веселым хитрым видом мне, как и другим мальчишкам, сказали: «А у нас сегодня в гостях медвежонок, подойди к занавеске чулана и протяни руки». Когда я так сделал, то сквозь занавеску меня стали хватать… лапы медвежонка! Похоже немного, что кто-то из молодых наших воспитательниц забрался в толстых вязаных варежках и шерудит, шалит с нами. Но нет, все же это и впрямь медвежонок!
В средней группе, куда мы пришли следующей осенью уже шестьдесят третьего все было уже как-то привычнее. Погода осенью стояла холодная, туманная, нас приводили и привозили в садик еще не до конца проснувшихся. Я снимал пальтишко и бежевый в рубчик свитер и слушал радио. Передавали передачу «Земля и люди» c песнями сельскохозяйственной тематики, я называл их про себя коуровскими и ностальгически слушал во все уши. В своем шкафчике для одежды я нашел видимо оставшуюся от кого-то из предыдущего поколения середняков книжку автора Кононова «Рассказы о Чапаеве» с простенькими, но выразительными иллюстрациями и цветной иллюстрацией на обложке – Чапаев на коне и с шашкой. Некоторые фрагменты текста помню с тех пор и сейчас. Он стоял невысокого роста, но ладный, статный… тронул усы и оглядел площадь ясными синими глазами… Чапаев поднял коня на дыбы и выстрелил из револьвера. Киношедевра я тогда еще не смотрел, но образ Василия Иваныча уже благодаря этой неизвестной широкой публике книжке уже покорил мое детское сердечко. Мальчик Слава Завьялов, толстощекий и голубоглазый в широком флотском ремне с якорем и звездочкой на пряжке изрекал что-то вроде: «Я сплю, а вы все – просто мой сон!» Мы посчитали это очень несправедливым и чуть не побили за склонность к субъективному идеализму в его крайней форме, за солипсизм. Где же вы теперь, друзья- однополчане?
Моим садичным другом был беленький и пухленький в очках с пластмассовой оправой Коля Удилов, добряк и тихоня. Один и наших утренников, помнится, ознаменовался выступлением его под наши звонкие аплодисменты с пением детской арабской грустной песенки:" Мой маленький кот совсем не растет …и даже усы не растут. Он супа не ест, он каши не ест- попробуй-ка вырасти тут! С утра этот кот конфеты жует, грызет шоколад он потом. Так вот почему коту моему не быть настоящим котом!» При этом во время исполнения Коля сочувственно поглаживал свернувшегося у него на руках воображаемого кота! Вот сколько лет прошло, а я запомнил эту песню сразу навсегда. И больше не слышал. Невысокого роста, с коричневыми волосами Гриша Эркомайшвили был сыном позднее известной свердловской телерадиожурналистки. Прямой высокий блондин в сером жакетике искусственной кожи Гера Агачев, которого я почему-то мысленно назвал – Горшков. Худенький благородный брюнет Женя Горовец. Выше среднего роста блондинистый зеленоглазый и какой-то слегка приблатненный Вовка Федотов стоял во главе небольшой группировки. Его телохранителем и нотступной тенью был худой как вешалка, но крепкий Наиль Сабитов, в правом кармане его всегда была мощная деревянная рогатка с упругой черной резиной и дермантиновым седлом для камня. Тоже худой, кареглазый Серега Теплоухов и примкнувший к ним …Серега Сысоев – светленький, голубоглазый, некрупного телосложения, но ловкий, быстрый. Как Сысойка плясал русского в присядку – залюбуешься! Старше нас по возрасту и группе был высокий, стройный, очень хороший Миша Петров, знавший т всех наших. Сашенька Борисов кругленький и небольшой, стриженый под бокс был сыном нашей поварихи и поэтому держался вальяжно. Садик с его дисциплиной уже изрядно подсогнал с меня апломб, и я был в те годы скромным середнячком. Меня иногда называли Вадиком, иногда Егоровым, а иногда (с легкой иронией) как сына художника – Художником. При этом к папе относились с пиететом. Узнав, что я отказываюсь есть овсяную кашу, папа так смачно рассказывал мне, что это каша лошадиная, поскольку кони всегда в восторге от овса, что воспитатели и нянечки заслушивались. Один раз, будучи дежурым по обеду, я случайно грохнул вдребезги довольно высокую горку тарелок и чашек. Мне сказали, чтоя виноват, что родителям придется платить за этот нанесенный мной ущерб, и я расплакался. Папа, узнав об этой истории, рассмеялся и они купили в садик много новой посуды. Да еще зачем-то отдали несколько чашек и блюдец из дома- ночного цвета с золотой каймой.
Девочки нашей группы были очень разные. Среди них выделялась рыжеволосая, белокожая и синеглазая оптимистка Лена Ганс, всегда при ней был кто-то из кавалеров! Худенькая Галя Сесекина, потом, наверно, ввиду замужества мамы ставшая Яранцевой, красивая синеглазая и с сакой-то наподобие ранней седины, дымкой в волнистых волосах Оля Суворова. Оля была какой-то паталогической ябедой и доносчицей. Чуть что – она как в замедленной съемке грозила жертве пальцем и нараспев, со смаком вещала:" Все будет сказано». Света Ложкарёва, сообразно втрой половинке своей фамилии, была жуткая рёва! Чернокудрая и белокожая толстушка Иринка Лядова была дочкой очень уважаемой нами воспитательницы Валентины Васильевны Лядовой, с которой в нашем большом городе я вижусь на улице то здесь, то там и сейчас! Очень любили мы и нашего» доктора» (на самом деле – фельдшера) дядю Эдика. Высокий стройный красавец лет тридцати с небольшим, с атласными, черными, как воронье крыло, зачесанными под струей воды назад волосами. Он был очень добрый. Даже когда он держал нас, наиболее трусливых, во время приезда в садик карательной медбригады врачей по прививанию широких детских масс. Помнится, и я не раз проявлял в эти минуты малодушие и от ужаса весь в слезах орал, а добрые и сочувствующие руки дяди Эдика были при этом как стальные! Помню еще как я ревел, когда мне прищемило голову. В средней группе нас научили самих стелить постель, вдевать одеяла в пододеяльники и подушки – в наволочки. Постельное белье каждого из нас в свободное от сна время хранилось на полках в мешках. Мой мешок мне сшила баба Женя, он был светло- желтый с едва заметной синей ниткой вышитой монограммой В. Е. Но однажды мячик закатился под нижнюю полку с мешками. Я полез и …голова застряла. Я заплакал, заорал, воспитательница выдернула меня за ноги.
Осенью к нам пришел стройный, белокожий, синеглазый, с копной рыжих волос Серёжа Ершов. Он явил мне пример юного – пятилетнего- интеллектуала. Хотя, возможно, он был на год старше меня и ему было шесть. Его любимой книгой был» Спартак» Джованьоли., которую он с восхищении цитировал. Кстати, были в ту пору хорошие цветные карандаши «Спартак» в узкой черно- белой коробочке. Но это так, к слову. Он читал наизусть Лермонтова – Белеет парус одинокий. Причем, произносил не ОдинокИй, а ОдинокАй… Когда Мальчишки нашей группы частенько прилипали носами к стеклу и, тыча пальцами в проезжавшие по проспекту Ленина автомобили, наперебой кричали: «Моя, моя, моя!» – подружившийся со мной Сережа говорил (на лучшие машины!):" Твоя, твоя, твоя!» Когда, перелистывая книжки с картинками, мы наперебой, тыча пальчиками на героев, орали: " Я, я, я!» – Сережа, показывая на богатырей, иван- царевичей, во всеуслышание говорил мне;" Ты, ты, ты! «Это был царский подарок! Жаль, что потом изумительный характер Сережи стал портится, и наша дружба расстроилась. Помню сочиненные Сережей стихи, что называется, на злобу дня… с лирическим финалом:" Трамвай ползет, как черепаха, кондуктор спит, разинув рот, вожатый лает, как собака:" Пройдите, граждане, вперед!» Пришла пора рубить дрова… верблюд из Африки приехал на коньках!)) Ему понравилась колхозная телюшечка в короткой юбочке и шелковых чулках!..
Поздней осенью и зимой нам крутили чудесные цветные диафильмы. В том числе- Голубая стрела, по сказке Джанни Родари о мальчике, приходившем всегда полюбоваться в маленьком магазине игрушек игрушечной электрической железной дорогой с поездом под названием Голубая стрела… И как дед- хозяин магазинчика подарил мальчику этот поезд, оказавшийся волшебным, и что из этого стало. Мексиканец, по Джеку Лондону – про жестокие бои без правил на ринге.
В средней группе в нашей жизни появилась воспитательница Тамара Гавриловна. Это что-то из ряда вон …Наверно около сорока лет, чуть скуластое лицо с глубоко посаженными зеленоватыми глазами и вся ее крепко сбитая фигура выражали твердость и уверенность. На меня она смотрела как видавший виды старшина на зеленого и чуть нелепого первогодка из богатенькой семьи. Иногда, если я что -то делал не так, она мотала головой и, нарочито окая, произносила Егоров, Егоров… О своей двухсполовинойлетней дочке она говорила так: «Девка у меня кровь с молоком! Я ей налью наперсточек водочки (полезно ж для здоровья) – она выпьет, огурцом солененьким закусит да вот так пальчиком покажет! No comment. Показывая нам диафильм вместо: " Cел старик, почесал свою голову» – Читает: «Сел старик, почесал свою попу!» Дети, конечно, смеются, но дешевый популизм очевиден многим. Я называл ее Говориловной.
В канун наступающего шестьдесят третьего года нас посетил Дед Мороз. И мы с Женей Горовцом выступили в маленькой репризе, но зато перед всеми родителями, воспитателями и детьми на болшом новогоднем утренники. Я волновался как настоящий актер перед спектаклем. И вот он настал, час моего триумфа или моего провала!) Я был клоуном в остроконечном красном колпаке, бежевом типа комбенизона клоунском костюмчике с большими накладными красными карманами. Мой партнер Женя Горовец был в таком же наряде, но костюмчик ыл серый с красным. Клоун – Женя выбегал с возгласами: «Потерял, потерял!» Я- клоун:" Что потерял?«Клоун – Женя: «Конфету!» Были долгие смешные поиски пропажи Публика хохотала! Под конец мы съедали найденную конфету напополам! А потом появился в парчовой шубе с посохом и мешком с подарками сам Дед Мороз! Я напрямик рубанул: " А Вы- настоящий?» Он ответил уверенно, степенно: " Да, конечно, настоящий!» Зал зааплодировал. Я был посрамлен в моем атеизме. Точнее, был бы посрамлен, если б не мой клоунский успех!)
Наступал шестьдесят четвертый год. Мой папа просто всех потряс своими шедеврами! Как -то после сна мы вышли на площадку и под слоем свежевыпавшего снега обнаружили очень натурального зеленого четырехметрового ледяного крокодила! Потом мы оглянулись и оторопели. На нас сверху вниз добродушно взирали ледяной Дед Мороз в красной шубе и с огромной белоснежной бородой и в голубой ледяной шубке Снегурочка ростом более трех метров! Никто из детей даже не мог поверить, что это все мой папа изваял! Я даже сам не очень верил. А наш доктор дядя Эдик был ему помощником. До этого осенью папа уже отличился расписав нашу горку красными ягодами и зелеными листочками, золотыми цветами на черном фоне. По скату горка была так тщательно обита шоколадным ленолеумом, что с нее мы с удовольствием катались круглый год! А на дверях в нашей группе были прекрасные росписи листьев и ягод на одной и осеннего леса с уходящим по тропинке вглубь его коричневым медведем! А на дальней нашей беседке на темно- синем фоне неба полыхали два красно- оранжевых, мчащихся вперед, космических корабля! Даже одного из этих артефактов с лихвой было достаточно, чтоб навсегда вписать имя моего папы в историю нашего прекрасного детсада.
Перед Новым годом, как и сейчас, сооружался на площади 1905 года снежный городок с огромной елкой в игрушках и блестящих гирляндах, на вершине- горящая красная звезда.
Ярмарочная торговля, горки. Елки покупали только натуральные, пластиковых попросту не было. Елочные базары были в нескольких местах, но, пожалуй, самый главный был на площади пятого года! А какая радость нам, детям, наряжать вместе с родителями, домочадцами новогоднюю елку. Помню новогодние сказки, книжки- «Морис… в стране…» Картинку из какого-то журнала, где радостные люди в карнавальных масках несутся с крутой горки на санях. Мои любимые елочные игрушки – сказочный месяц с шершавой белой заостренной бородой, Черномор – в малиновый шароварах с длиннющей белой бородой (который через леса- через поля нес на бороде богатыря – Руслана). Но я называл этого персонажа почему-то Шах- ин- шахом, избушка под снежной крышей с разноцветными окошками, золотые и зеленые грозди винограда… серебристые картонные клееные игрушки- полугаи и т. д. Елка моя первая на новой квартире, вот ведь- сейчас только вспомнил видимо еще встречу шестьдесят первого года! – была очень высокая, и папе пришлось отпилить ее верхушку, но и тогда она упиралась в потолок!..Живя на Ленина, мы покупали отличные, пахнущие лесным ароматом, елки!
Накануне Нового шестьдесят четвертого года я поехал с мамой и бабой Женей на елку на площади и в мой родной до умопомрачения Детский мир!!! Наверно, такие сильные чувства испытывают только завзятые модницы при виде новой коллекции нарядов, театралы, да пьяницы при виде чудом оказавшейся на опустевшем, вроде бы, столе новой бутылки!))
Обомлевший от восторга, я бродил по нашему ребеночному эльдорадо, ощупывая взором и ручонками разные богатства. Мне был куплен сверкающий черным лаком металлический револьвер с крутящимся барабаном и несколько пачек синих пистон! Наверно, кто-то вспомнит, что синие – это не то что белые. Вообще-то, белые – невзрачные с маленьким коричневым пятнышком серы стреляли плохо, и слабенький хлопок редко сопровождался искоркой. Маленький пакетик стоил дешево и продавался чуть не в каждом киоске. Сами понимаете, наверно, что ребенку, если это мальчик, без пистонок никуда. Они нужны везде и всюду, без них ребенок, как без папирос курильщик. А синие пистоны были хороши- заряд серы выпирал на них ощутимым круглым бугорком. При выстреле из нового ружья или пистолета хлопок был четким, звонким. И сопровождался огоньком из- под курка! Особенно вечером, в темноте. не 2, а 5 или даже 7 копеек пачка. Впрочем, подзабыл… кто помнит- подскажите!) Чуть позже появились целые пистонные ленты для детских автоматов – опять же двух разновидностей – синие и белые. Эти автоматики были металлические черные, почему-то на манер немецких шмайсеров. А те, что по виду напоминали ППШ были деревянными, соответственно, с круглым диском и деревянным же гладким коричневым, оранжеватым или красным прикладом и стреляли как маленькая трещотка или шарманка для уж самых малышей. Наверно, партия и правительство и власти на местах делали упор на дешевые белые (де факто, какие-то бежевато- серые) пистоны, чтоб поберечь трудовую копейку наших родителей. Ведь при наличие синих ребенок белые не возьмет, устроит шум, а так нет и… нет! Так вот, мне купили синих – это вам, граждане, не Прима, а, пожалуй, Мальборо. Револьвер еле влез в небольшую черную кобуру с кнопкой, купленную еще раньше мне папой в Москве по моей просьбе. Кожаная, черная, с теснением на крышке, она продавалась почему-то в комплекте с невзрачным черным пластмассовым пистолетиком, никак не подходящим для настоящих мужчин. Когда кобура была совсем новенькой, в нее ничего приличного не влезало. Но потом она, как чуть ношенная обувь растаскалась и, пусть с трудом, вместила мой более массивный револьвер! Кобура висела на правом боку, а на левом – черная деревянная шашка (сделанная мне папой) с желтым веревочным темляком. Вполне типичная для того времени детей черная овчиная шубка (и такая же была шапка с завязками под подбородком) была подпоясана кожаным узким ремешком. На ногах черные валенки. Так ходили мальчики лет до восьми. Еще баба Женя мне купила шутливую бумажную игрушку Мачехин язык. В него дуешь, и он становится длинным! Но настоящим подарком была большая, хоть и тонкая, книжка с крупными цветными картинками» Дядя Стёпа» Сергея Михалкова! Я и сейчас помню ее всю наизусть. «Он через любой забор с мостовой глядел во двор. Лай собаки подымали – думали, что лезет вор! Брал в столовой дядя Степа для себя двойной обед. Спать ложился дядя Степа – ноги клал на табурет!) И особенно мне нравилась часть книжки «Дядя Степа- милиционер». «Что случилось на вокзале? Плачет мальчик лет пяти – потерял он маму в зале- как теперь ее найти?» Когда я, быстро выучив эту почти поэму)) наизусть, рассказывал моему дяде Алеше Мещерякову, он хвалил меня (не захваливая, а честно, по- дружески) и на этом месте спросил:" А тебе сейчас сколько лет?» И я ответил:" Пять!..с половиной!)» Половины еще не было.
Помню хорошо свои короткие зеленые лыжи и зеленые же металлические санки со съемным дермантиновым седлом, а также распространенные тогда среди детей и взрослых кожаные лыжные крепления, бамбуковые лыжные палки (дюралюминиевые и текстолитовые появились позже) и коньки, привязанные к валенкам то ремешком, а то и попросту веревкой… Вот как из далекого прошлого в телефонном разговоре на днях я услышал имя свердловского живописца Николая Собакина! Они были в юности друзьями с моим дядей Витей. У дяди Вити были хорошие друзья всегда. Дядя Володя Мильчаков, дядя Коля Богаткин, они всегда были неразлучны, шутили, шалили. Дяди Витины стишки, каламбурчики. Про меня он напевал:" Шифный Яичка – сто рублей!» Голоском типа Бабки -ежки! Или просто по- бабкиежкински похрипывал: «Шифненький!«Что означать мог бы этот неологизм – я не знаю и сейчас. Очевидно, что -то вроде» дорогой»! Одна знакомая мне говорила, что на блатном лексиконе это вроде как ничего не делающий задарма. Но скорее всего это словечко просто для хохмы, для удивления, вопроса (что это означает) -от которого дядя Витя, сделав еще более хитрое лицо, уходил!
Я увлекался экскаваторами, бульдозерами, тракторами, мечтал во взрослом возрасте стать экскаваторщиком. И эта тема отразилась в дядивитином стишке:" Трактор по полю идет, киросином пахнет – ко мне Яичка придет. И по морде трахнет!» Я хохотал! Мама урезонивала брата:" Виктор, чему ты учишь ребенка!» И дядя согласился, переделав последнюю строфу на нарочито- беззубое: «И помоет трактор.» Получалось еще смешнее – антипедагогичное: И по морде трахнет! – проступало сквозь позднейший блеклый новодел!)) На всякий случай поясняю, что когда-то слово «трахнет» означало только сильный удар или громкий звук!).. Моя детская сильная любовь к технике! Помню, с каким удовольствием и трепетом мы с папой собирали, склеивали большую пластмассовую модель лайнера ТУ-104 (фюзеляж длинной не меньше 40 см), прилаживали по диагонали крылья, наклеивали в виде переводной картинки красный флажок нашей страны!