Отражения одиночества
– Та он эту гитару весь день ищет, словно подругу потерял, – по отряду прокатились смешки. Но Лешу это определённо не смутило.
– Ну и пусть ищет. А вечером найдет. Она вообще мне нужнее, этот Федя даже играть на ней не умеет и хранит под кроватью, она пылью покрылось. А мы все без гитары так и смена пройдет.
– Александра Николаевна, скажите ему!
Саша вздохнула. Обижать Лешу не хотелось, но и потакать такому порыву тоже нельзя было.
– Леша, владелец гитары разрешил тебе на ней играть?
– Ну он сам-то не играет! И вообще – это не Федина гитара, он ее нашел просто, и все. Спрашивал всех – никто не знает, чья. Вот и хранит у себя.
– Я так понимаю – она не твоя, так что имя предыдущего владельца неважно. Тебе понравится, если завтра ты не найдешь любимые штаны, а кто-то другой в них ходить будет, верно?
– Да пусть ходит, мне не жалко!
– Ничего не жалко? Никакой вещи? Позволишь ребятам из всех отрядов взять все что хотят без спроса, чтобы потом как-нибудь вернули?
Леша насупился.
– Сегодня будем просто петь. А завтра, если тебе владелец гитары разрешит – сыграешь обязательно. Договорились?
– Ну вы все равно по-другому не позволите – явно расстроился парень.
– Увы. Брать без спроса чужое нехорошо.
– Ладно, ладно, понял, отдам этому жирдяю гитару, пусть спит в обнимку с ней, – с досадой Леша плюнул на землю. И протянул гитару Саше так, словно она ему руки жгла. – Пусть у вас пока побудет, после огонька зайду и отдам.
– Хорошо, – Саша кивает и принимает инструмент, ставя его на свободное место позади себя. И замечая с любовно выведенные на боку гитары буквы, складывающиеся в нехитрые слова. «Алене от Виталика. 09.09.2001»
Не могла же гитара храниться в санатории больше пятнадцати лет, верно? Или кто-то в сердцах мог оставить столь важный для себя инструмент здесь?
Но поразмыслить об этом Саше не дали.
– Пора, собирайтесь скорее,
Мы что-то бездарно стареем,
Пора разобраться по реям
И рвать якоря.
Затянула Соня высоким, красивым голосом, мигом меняя настроение вечера.
– Чтоб снова пройти нам ребята
Речные судьбы-перекаты
Покатим туда, где по небу
Восходит заря.
Саша эту песню знала. И Леша, внезапно, тоже знал, подтягиваясь третьим.
– Мы время свое не забыли,
Нам ветры побудку трубили,
Нас женщины в шутку любили,
А мы их всерьез.
Оставим на завтра заботы,
Оплатим все сплетни и счеты
И вновь ощущенье полета
И высохших слез.
Постепенно песню подхватывали и остальные. Даже Женя – тихо, почти про себя, но его голос Саша слышала. Едва закончили эту – как затянули другую, теперь ее начал мощный бас Ильи.
– Все расстояния когда-нибудь в круг замыкаются…
Саша подпевала, рассматривая в отблесках костра лица ребят. Сегодня был финал конкурсной программы, пусть до конца смены было еще далеко. Но все же – в этом тоже был определённый итог. Пока – итог не смены, а их фестивальной жизни. И пусть завтра все определённо расслабятся и будут нарушать режим, подбивать всех остальных на то же самое, опаздывать и отказываться купаться без мяча и ныряния с головой, пока физрук отвернулся – это не имеет значения. Сегодня они прекрасно поработали.
Изнанка пульсировала ровными, яркими цветами, лучилась счастьем, переливалась наслаждением и радость. Даже рядом с вечно сдержанным Женей, что танцевал в последнем ряду и имел столь флегматичный нрав и худощавое телосложение, что казался незаметным и на танцевальной сцене, и на общих посиделках. Но теперь он присоединился к веселью, пусть сдержанно – но и это было немаленьким шагом вперед. До того он даже не пытался петь вместе со всеми.
Седьмой отряд, вы нам мешаете!
Саша фыркнула, прочитав сообщения. От Тамары, вожатой четвертого, чье костровое было недалеко от них. Сегодня ее ребята были вторыми и громко возмущались, обвиняя жюри в нечестном судействе. Дети.
Но шуметь и правда не стоило.
– Эта ночь легла как тот перевал, за которым исполненье надежд, – негромко начинает Саша. В ноты она редко попадает, но это сейчас и не страшно.
– Все нам вспомнится на страшном суде, – Леша поет тоже негромко, с чувством. И Женя – вместе с ним.
Остальные молчат. Не то не знают, не то не хотят мешать. Так они и заканчивают – втроем.
– Увы, из меня не лучший исполнитель, – чуть извиняясь, говорит Саша. – И кому-то эта песня может показаться грустной. Но я, приехав первый раз вожатой, ее услышала в свой первый вечер у костра, и мне тогда казалось, что вот это мой перевал. И мне хотелось, чтобы она прозвучала здесь. Было много ночей и много перевалов – и еще будет. Сегодня вы выиграли. И важно не то, как оценило вас жюри и что скажут другие, а то, что вы сегодня превзошли сами себя. Стали чуть лучше, чем были. Вы вышли на сцену, не позволив волнению и страху остановить вас, и сделали все прекрасно – и ради своей радости, и ради радости других. Я мало что понимаю в танцах, но это было захватывающе. И я верю, что сегодня – еще один перевал. Вы вместе создали прекрасный рисунок, историю в движении, которую не создать одному. У вас будет много выступлений и конкурсов, и я желаю, что бы вы помнили – важнее всего победа над собой. Важнее всего то, что вы создаете, что творите в самом широком смысле и ради собственного удовлетворения и для тех, кто оказывается рядом. Что бы это ни было – искусство, наука, спорт, общение, отношение. Все едино. Будьте счастливы и творите!
Ответом ей была секунда тишины – и громкое шуршание аплодисментов.
Радость витала в Отражении, и Саша позволила себе слиться с ней, отдавая свои чувства и присоединяясь к чувствам других.
– Кораблик детства, уплывает в детство,
Белые большие трубы скошены назад.
Дайте наглядеться, на прощанье наглядеться,
Дайте мне наслушаться, как они гудят.
Телефон опять завибрировал и Саша даже отсюда чувствовала раздражение Тамары, вложенное в очередное сообщение. Ну и пусть. Оно не имело никакого значения. Здесь и сейчас у костра она и ребята были счастливы. И остальное не было важным.
Глава 11
– Ты в последнее стала раньше ложиться спать, – замечает Катя, когда Саша, уже который день подряд не обнаружив Василия в беседке или рядом с ней, возвращается в комнату.
Подруга сидит на кровати одетая даже не на работу, а на выход в свет. Коли нет, хотя следы его недавнего присутствия в комнате ощутить может, кажется, любой способный прикасаться к Грани. Как и то, что бежал Коля отсюда едва одевшись.
– Правда?
– Ага.
Саша чуть пожимает плечами.
– Мой знакомый местный паренек после расспросов об исчезновениях сам исчез, и, похоже, появляться вновь не собирается.
– Подожди, так ты все это время общалось с ребенком что ли вечерами, а не на свидания ходила?
Саша фыркает.
– Конечно. Только свиданий здесь мне не хватало. У меня не то чтобы есть хоть малейшее желание общаться с этими студентами-качками без капли разума больше, чем приходиться по работе.
– Да? Зря. Они неплохие парни, пусть и своеобразные. И нас, кстати, всех троих звали отдохнуть вечером в кафешке, что в поселке рядом. У Вани Митина день рождения. Я тебе написала, но ты как всегда ничего не читаешь.
– Ты говоришь так, словно я этого Ваню Митина знаю, – беспечно отмахивается Саша, – и до поселка полчаса только в одну сторону топать, а в местном кафе обшарпанном, догадываюсь, будет одна водка… В общем – я буду спать.
– Туда все пойдут.
– Ну и пусть идут. Мне как бы завтра с утра работать. Как и вам, кстати. И без репетиций теперь детей будем развлекать своими заготовками еще больше чем раньше.
– Пф. Саш, тут три дня осталось. Всего три дня, к тому же вон уже часть завтра-то и уедут, кого родители заберут. У меня двое, например. Три дня – это фигня.
– Это заключительный период смены, Кать. Не только вожатые, но и тоже чувствуют что скоро конец и начинают на ушах ходить.
– Скучная ты. Пойдем, хоть с кем-нибудь пообщаешься, а то сидишь вечно нахохлившись что в столовой, что на планерке, одна работа, ни с кем словом не перемолвишься.
– Катя, – усталость давала о себе знать, и в голос Саши прорвалось раздражение, – давай договоримся – что и как делать я сама решу. У тебя есть ко мне вопросы по работе? Претензии по тому, как мы ведем расследование?
– Нет. Да и расследования нет никакого, ничего по тем медкартам не нашли. Пусто все и тихо. Нас просто сюда сослали, смирись и получай удовольствие от происходящего. Пошли, развеемся.
– Катя, нет. И мне все равно, что скажут остальные. Я устала, и я буду спать. Можешь съесть мою порцию и передать этому Минину искренние поздравления.
– Митину.
– Хоть Пожарскому.
Саша отвернулась к окну, привлеченная едва заметным движением около любимой беседки. Кажется, там кто-то был. Вася все-таки пришел, может удастся с ним поговорить? Почему он перестал появляться?
Дверь открылась.
– Коля, хоть ты на нее повлияй!
– Что? Зачем? – непонимающе спросил появившийся на пороге парень.
– Саша намеревается киснуть тут в одиночестве.
– Катя, отстань ты от человека – Саша легко ощутила расходящуюся по Отражению радость.
Коля определённо не горел желанием развлекаться в ее компании. Интересно, почему? Раньше вроде не возражал. Спросить, что ли? Вряд ли он сам понимает, что его чувства ощутимы на Изнанке. Вон Катя этой радости и не чувствует явно. Или из них троих вообще только она способна напрямую эмоции понимать? Мда, а ведь и не спросишь же.
Сегодняшний день выдался суетным, а Саша, уже уставшая невероятно, с трудом сдерживала свое раздражение. И эта вот радость ее кольнула больно.
– Коля, ну неправильно это!
– Отстань от него, – Саша повернулась к Кате. – По-моему, твой друг вполне рад тому, что я не буду виться где-то рядом и претендовать на твое внимание. Разве нет?
– Как ты могла такое подумать… – Коля смутился.
– Могла. И думаю все еще – эмоции тебя выдают, я вижу их на Изнанке. Так что, Кать, для всех будет лучше если вы насладитесь на этом празднестве обществом друг друга в полной мере, а я буду наслаждаться тишиной и одиночеством здесь. И все будут в плюсе.
– Саша, это не то, что ты могла подумать, – Коля выглядит сконфуженным.
– Да неважно, что я могла подумать, – отмахивается Саша. – Все пройдет и изгладится. У всех свои тараканы. И мои не хотят никуда идти, только и всего. Это не преступление. Идите, развлекайтесь, пейте и веселитесь. Я вам не мешаю и не запрещаю ничего. Просто меня не трогайте.
Катя несколько секунд явно колебалась, потом все-таки повернулась к Коле.
– Ладно, если ты готов, то идем.
– Удачно отдохнуть.
Катя кивает, выталкивает Колю за дверь, и уже на пороге оборачивается.
– Саш, я тут вспомнила. Я сегодня с последней из работниц кухни поговорила, и только у одной есть ребенок, он живет в поселке с бабушкой, сюда не приходит. И это девочка.
Дверь закрылась, оставляя Сашу в одиночестве – и в недоумении.
Какого черта?
Она не почувствовала никакой лжи в словах Васи. Но и Катя – ей-то врать зачем? И тоже никакой лжи в Отражении.
Из окна Саша наблюдала, как компания вожатых отправилась из корпуса. В беседке все еще кто-то был. Но по аллее удалялись все двенадцать человек вожатых. Кто-то из персонала сидит там?
Вася верил в то, о чем говорил. Мать врала ему о своей работе? Или он сам создал эту легенду, а на деле был детдомовским или сыном алкоголички, вот и решил выдумать «маму»? Вопросы, вопросы. Жизнь-то у парня была нелегкая. Есть все время хотел, взрослый не по годам. Попрошайка, приходящий по всем окрестным санаториям и деревням и столь раз повторявший, что его мать работает на кухне, что сам в это поверил?
Саша прижалась лицом к окну. Гнев и раздражение выгорели, оставляя в душе какую-то мешанину чувств, ни одно из которых не было светлым. Загадочный подросток, друзья, которые рады ее отсутствию рядом… Разумно было бы предположить, что Коля просто ревнует. Катя старалась и ей уделять внимания, а он явно желал быть единственным претендентом на все свободное время своей подруги.
Как будто Саша в этом виновата. С самого приезда она чувствовала себя третей лишней, и теперь это чувство вылилось хоть и в приглаженную усталостью, но ссору. Да и не стоило ничего насчет Грани говорить, ей еще общаться с ребятами, с Катей жить. Едва ли им теперь будет комфортно, зная, что она способна ощутить те эмоции, которые люди хотели бы скрыть.
Словно чувствовать или нет было ее каким-то выбором.
Сидящий в беседке человек подвинулся, и Саша даже на таком расстоянии смогла различить проглядывающую сквозь прутья беседки рыжую макушку.
Вася.
Она почти бегом отправилась вниз, едва накинув куртку. Но опоздала. Выходя из холла она заметила, как из беседки быстро вышел худой невысокий парень в белой рубашке, но совершенно точно не рыжий, и отправился в детский корпус. Саша прибавила шагу, но к моменту, когда она поравнялась с любимым местом вечернего отдыха, там было пусто. Вася ушел, и куда ушел – видно не было.
Может о нем что-то расскажет собеседник? И кто вообще в такое время еще не спит из детей? И как выпустили на территорию после отбоя?
Саша отправилась в детский корпус. В холле свет не горел, только за столом вахтера сидела привычно-дородная вахтерша Нина Васильевна и разгадывала кроссворд при свете настольной лампы.
– О, Александра. А твои-то тихие сегодня, видать вымотались со всеми этими игрищами. Ты чего тут? Отбой уже и у вас, спать надо.
– Все в порядке, – Саша улыбается. – Я скоро и пойду к себе. Вы только подскажите, тут сейчас пацан проходил, он…
– Нет.
– Что?
– Не проходил никто. Ни единого человека.
–Такой худой, волосы черные, рубашка еще была белая…
– Александра. Я тут, на этом вот месте сижу уже пять часов. Не сдвигаясь. И никто тут не проходил до тебя, суетная. Ни одного мальчика в рубашке, ни девочки без рубашки.
– А может вы вышли…
– Нет, – Нина Васильевна начала злиться. – Я стара, но не слепа.
– Извините, – Саша пошла на попятную, – мне показалось. Простите, доброй ночи.
Ругаться еще и с вахтером – уже слишком на сегодня.
Но какого же черта? Она парня видела. Что, галлюцинации из-за переутомления? Саша осмотрелась в Отражении, ища спрятавшегося в холле или где-то рядом ребенка. Никого.
Она вышла из корпуса, неспешно возвращаясь к себе. В беседке было пусто.
Наваждение? Но на ней висело немало защит и амулетов помимо того, который блокировал активную магию. Да и тут не было тут ни одного Затронутого. Просмотрели кого-то? Или тоже такой амулет имеет, и снял на время? Но все равно, будь это магия, она что-нибудь бы почувствовала. Хоть что-то. Нечаянную радость Коли она чувствовала, а магию, объяснившую растворение в воздухе ребенка – нет, что ли? Или и не было никакой магии…
– Вот так и сходят с ума, – пробормотала Саша, возвращаясь к себе в комнату. – Вот так и сходят.
Она подошла к окну и кинула взгляд на беседку. Пусто. Наверное, и правда привиделось с недосыпу.
Надо отдохнуть. Еще три дня – и домой. Домой, где будет Боня, будет ее личное пространство и не будет соседок по комнате, их парней и исчезающих мальчиков-галлюцинаций.
Глава 12
Звонит телефон. Требовательно, нудно и нескончаемо.
Саша переворачивается набок, бросая взгляд на Катины электронные часы. Шесть утра. Она прикрывает глаза, в надежде заснуть вновь, но это совершенно бессмысленно – вибрацию смарта все сложнее игнорировать.
– Господи боже, ну кто может звонить в такую рань?.. – Саша нашаривает телефон в глубине тумбочки.
Катя, кажется, и не собирается просыпаться. Впрочем, если учесть, что ввалилась она сюда в полпятого, громко смеясь и никак не желая спровадить Колю, разбудив Сашу и нарвавшись на пару словесных проклятий, то ничего удивительного. До подъема еще полтора часа, и тот, кто лишил ее этих полутора часов отдыха, определённо, очень нехорошая личность.
Саша наконец нашаривает телефон, разворачивая его экраном вверх, видя звонящего. И ругается про себя.
Начальник. Это не к добру, определённо.
Саша несколько секунд раздумывает о том, чтобы малодушно выбросить телефон в урну и сбежать на другой конец света, хотя никаких косяков вроде за ней и не водится. Но потом берет себя в руки, расставаясь с остатками сна, и принимает вызов.
– Александра. Доброго утра. Сразу к делу – где вы были прошлой ночью? – Михаил Ефимович говорит совершенно спокойно, как и всегда, но это спокойствие таково, что у Саши медленно начинают становиться дыбом волосы на затылке. Но она все же старается не паниковать раньше времени.
– Мы?
– Вы. Втроем.
– Эм… Честно говоря, я не смогу ответить на этот вопрос исчерпывающе. Я была в санатории, где мы и работаем.
– Екатерина и Николай?
– Не знаю. Они день рождения ходили отмечать коллеги.
Спросонок Катю она сдает быстрее, чем понимает, что вообще-то в шесть утра просто так такие вещи не спрашивают. Но слово не воробей. Да и в любом случае если Михаил Ефимович захочет что-то узнать – он узнает. Наверняка.. Просто так главой регионального отделения Ордена не становятся.
– Ты была с ними?
– Нет.
– Отрываешься от коллектива. Ладно, Екатерина сейчас с тобой? Дай ей трубку, я очень хочу побеседовать.
Саша сглатывает. По тону мага – ни о чем хорошем этот разговор не будет.
– Секунду, – она подходит к Кате. – Эй, вставай. Вставай.
Ноль реакции.
– Вставай, – Саша чувствительно трясет ее за плечо.
Катя только всхрапывает.
– Михаил Ефимович, возможно ли, что Катя вам перезвонит? Через пару минут.
– Жду.
Маг отключился.
– Катя, подъем, я не знаю, что вы там натворили, но начальство зло.
В ответ – только мычание.
Саша тяжело выдыхает, берет со столика недопитую вчера воду – и выливает Кате прямо на лицо.
Через минуту мата и ругательств соседка садится ровно на своей кровати.
– Какого хрена? – Катя точно не до конца трезва. Еще и синяк под глазом где-то получила.
– С тобой начальник поговорить хочет, – Саша показывает на телефон. – И сейчас.
– Какой-такой начальник?
– Наш начальник, Катя. Михаил Ефимович.
– Да пошел он…
– Вот ему это и скажешь – телефон опять вибрирует – сейчас.
– Я тут спала ночью и ничего не знаю.
– Боюсь уже поздно, – Саша вталкивает в руку Кати мобильник. – Держи.
– Ты меня сдала? Какого черта?
– Врать главе Ордена – плохая идея, – пожимает плечами Саша. – Я не знаю что вы там сделали и почему он звонит мне. Но это и не мое дело.
– А ты руки умыла? Предательница.
Саша только вздыхает – и нажимает вызов, оставляя трубку у Кати.
– Сама натворила – сама со всем и разбирайся.
Саша натягивает куртку и выходит из комнаты прямо в спортивном костюме, в котором спала, прихватывая со столика кружку и чай.
Предательница.
Если посмотреть – пожалуй. С Аней она обошлась по-свински, сейчас… А что сейчас? Она не пошла на гулянку в том числе и потому, что опасалась сама что-нибудь не то сотворить от усталости и алкоголя. Все сложнее и сложнее становилось держать себя в руках. Магия в венах, сила, текущая по телу, позволяла ей все же куда лучше, чем раньше справляться с усталостью, но даже пределы этой силы существовали. Она работала без выходных все три недели, была со своими ребятами на организации «Дня Самоуправления» без всякого злобного указания Марины Владимировны, спала все это время в лучшем случае по четыре часа – и при том была вполне бодра телом. Но усталость разума накапливалась, как и желание решить все проблемы просто выпустив магию на волю. И на празднике ей пришлось бы сидеть в углу и не отсвечивать, стараясь отгородиться от суеты и портя всем отдых, иначе, выпив, она могла бы утратить и так небольшой остаток самоконтроля.
И теперь Коля с Катей куда-то влезли, а она еще и крайняя. Прекрасно.
Саша наливает кипяток в кружку со старым чайным пакетиком. Кофе хочется, сил нет, но растворимый закончился еще на исходе первой рабочей недели, после того как Коля его «одолжил» и вернул с жалкими остатками на дне банки. А идти в поселок ради него не было сил и желания. Да и времени, откровенно говоря – круглосуточных магазинов там не было, а обращаться к кому-то, кто работал с напарниками на отрядах и мог отлучиться на час ради банки, которая через три дня стараниями парней закончится, не хотелось.
Подходя к беседке Саша поняла, что она не пуста.
Только, к ее удивлению, был там не Вася, а Женя из ее отряда. Такой же худой и невысокий.
Не его ли вчера она видела?
– Доброго утра. Ты чего тут так рано?
– Доброго. Выспался уже, – Женя пожимает плечами.
– Ты один тут давно сидишь?
– Почему один? Я с другом был, он ушел уже. Тоже рано просыпается.
– Я рада, что ты нашел, с кем пообщаться, – Саша улыбается, вполне искренне, – кто-то из отряда, если не секрет? Мне казалось, что ты можешь найти с ними общий язык, несмотря ни на что.
Всю смену Женя тенью следовал за всеми, но ни с кем, кроме нее, не общался и стремился быть как можно дальше от любых контактов – и от физических, и от социальных вообще. Парень был умен не по годам, хотя воспитывала его явно бабушка или пожилая мама. Это чувствовалось – в общении, в речи, в интересах. Даже в любимых книгах, многие из которых у Саши и у него были общими. У них вообще нашлось немало тем для разговора. Выяснилось, что помимо любимых обоими Стругацких, были и другие точки соприкосновения. Вчера, например, все время, что Саша не была в воде с отрядом, они обсуждали концовку Фауста «Гете». Женя тоже считал ее нелогичной и был уверен, что изначальная задумка автора отличалось от итоговой, но сам предполагал иной вариант, чем тот, что считала правильным сама Саша, и спорили они не без обоюдного удовольствия. Было ощущение, что по возрасту Женя старше не только ребят из отряда, но и ее коллег-вожатых.
– Не, это мальчик из другого отряда, – Женя чуть отмахивается. – С ним интересно, правда.
Саша искреннее улыбается.
– Вот видишь, иногда разделить свои увлечения с кем-то – хорошая идея. А то ты всю смену сам и сам.
– Почему сам? Я с вами общаюсь. Или это не считается?
– Считается. Но со сверстниками ведь тоже по-своему интересно.
– Не сказал бы. Мне со взрослыми только общаться нравится.
– Ну это пока тебе с ними неинтересно. Но так не всегда будет. Я тоже общаюсь с людьми старше себя, но им не все и не всегда скажешь, а с ровесниками свои темы и возможности. Это нормально. К тому же со временем ты сам станешь взрослым и поймешь, что взрослых не существует.
– Как это? – кажется, эта фраза Женю почти обидела.
– А так. Страшный секрет – ты вырастешь и останешься собой, как и был, только будет задач побольше и возможностей тоже. Опыта. Книги почитаешь, попробуешь много что. Но будешь собой и так же будешь со всем справляться, как и сейчас. Это мало меняется. Поэтому в оставшиеся три дня, потом все равно разъедитесь – общайся как можно больше. Терять нечего все равно.
Женя чуть усмехается.
– Ладно, я не буду тебя смущать, – парень явно был погружен в свои мысли, и не стоило навязываться. – Только это, – Саша чуть колеблется, но все же говорит: – если тебя куда-то пацан рыжий позовет, который Вася, не ходи с ним, ладно? Мне скажи.
– А что? Он плохой?
– Нет, – Саша качает головой. – Почему же? Хороший парень. Пропал только куда-то с половины смены, хочу узнать все ли у него в порядке.
И почему он мне соврал. И не является ли он тем, кто с собой детей забирает…
– Ладно, я скажу вам если увижу.
– Просто не с кем никуда ходить не надо, ни со взрослыми, ни с детьми.
– Знаю, не маленький.
– Определенно, – мягко говорит Саша. – Просто мне будет спокойнее, если я это скажу.
Женя пожимает плечами. Саша поднимается, выходя из беседки. Чай остыл, а перед детским корпусом дежурный сегодня пятый отряд уже устанавливает аппаратуру.
Она очень быстрым шагом припускается к своему корпусу – не хватало еще опоздать на зарядку и дать повод Марине Владимировне для недовольства. И куда время подевалось? Только ж полтора часа до подъема было…
Глава 13
– Следующий знак – Илье, – Саша подбросила дров в костер. Прошла уже половина прощального огонька, и большой поначалу костер сейчас прогорел, освещая только детские лица, сидящие близь него привычным полукругом.
Все шло своим чередом.
Прощальный огонек. Все как в Орленке, разве что без посвящения, а только с подарком из небольшого значка в виде трех дубов, тех же, что и на гербе пансионата. Знак Опоры. Марина Владимировна, явно вдохновлённая при придумывании этого знака орлятскими идеями, рассказывала, что вручать его надо всем, подчеркивая то, в каждом ребенке есть что-то, на что можно опереться. И создавая «положительное подкрепление» любым, даже минимальным успехам ребенка, о которых и требовалось рассказать на огоньке. Все так же, как и в Орленке – два свидетеля, возражения, и вручение знака под общие тихие аплодисменты.