Кот не ответил. Он лишь беззвучно открыл и закрыл рот, дёрнул хвостом и пошёл проверять свою, разорённую наглыми птицами, миску…
Саксум надел верхнюю тунику и критически оглядел себя. Туника висела на нём, как на огородном пугале. Теперь всё висело на нём, как на огородном пугале. Во всяком случае, в эту тунику, которая после нескольких стирок слегка подсела и которая, помнится, в Тубуске была Саксуму уже слегка маловата, сейчас совершенно свободно можно было всунуть двоих Саксумов и ещё, пожалуй, хватило бы места для одного Олуса Кепы.
Саксум вздохнул, потуже затянул пояс и загнал образовавшиеся складки назад, за спину. Некоторое время он размышлял, надевать или не надевать повязку для раненой руки, и в конце концов решил, что не сто́ит. Затем обулся, накинул плащ и вышел из комнаты.
От тыльных ворот, недалеко от которых располагался госпиталь, к центральной площади вела прямая, как стрела, пересекающая весь лагерь вдоль, Преторианская улица. Саксум шёл по отсыпанной мелким щебнем дороге, с удовольствием вдыхая свежий утренний воздух и с любопытством поглядывая по сторонам. По сути, он, провалявшись почти безвылазно три с половиной месяца в местном госпитале, толком и не видел ещё Ламбессы.
Рабочий день был в разгаре. Вокруг кипела работа. В гарнизоне шла большая стройка. Ламбессу, до сих пор бывшую стационарным, но всё же полевым лагерем, было решено превратить в крепость – основную базу Третьего «Верного Августу» легиона.
На настоящий момент в лагере были закончены лишь четыре каменных здания: храм Юпитера, преторий, термы и саке́ллум – небольшое хранилище, где содержались значки когорт, легионный орел и бюсты императора, и в подвале которого разместили кассу с солдатскими сбережениями, а также склад металлолома, который здесь, в Нумидии, ввиду отсутствия местного металлопроизводства, ценился чуть ли не наравне с золотом. На разных стадиях строительства находились акведук, амфитеатр, комендатура, несколько домов для старших офицеров и четыре каменные латрины – в каждом из четырёх углов лагеря. Началось строительство и внешней каменной стены – на расстоянии одного стадия от опоясывающего лагерь земляного вала. Параллельно перекрывались деревянные казармы легионеров – на месте соломенных крыш появлялись черепичные. Две большие мастерские, расположенные снаружи лагеря, недалеко от тыльных ворот, исправно поставляли на стройки терракотовую черепицу и кирпич.
Медленно идущего декуриона то и дело обгоняли обливающиеся потом рабы с доверху загруженными ручными тележками. Рабы с уже пустыми тележками спешили навстречу. Между двумя этими потоками неспешно прогуливался кентурион-надсмотрщик, выразительно похлопывая себя по голени узловатым ви́тисом – тростью из виноградной лозы – ускорителем нерадивых.
На углу, на выходе с Преторианской улицы на центральную площадь, на подиуме у позорного столба, стояли двое солдат. Один – заросший по самые глаза густой двухнедельной щетиной, высокий и кривоногий – явно тяготился похмельем. Он был красен и потен, налитые кровью глаза его опасно выкатились, острый кадык елозил вверх-вниз по длинному волосатому горлу. Он хрипло дышал и то и дело быстрым движением языка облизывал серые, все в неопрятной коросте, губы. На табличке у ног легионера было написано: «Тур Герра. Пьяница». На соседней табличке значилось: «Лукий Гонорат. Сплю на посту». Её обладатель – молодой, лопоухий, стыдливо прячущий взгляд, – держал в руках глиняный ночной горшок, судя по расходящемуся от него «аромату», – полный. Оба солдата были при полном снаряжении, то есть в тяжёлых пластинчатых кольчугах, плащах и даже в шлемах, но, как и положено провинившимся, без форменных ремней-ки́нгулумов. Саксум замедлил шаг и вгляделся. Чем-то молодой легионер напомнил ему Ашера – такой же совсем юный, почти мальчишка, такой же тонкошеий, горбоносый и густобровый.
– Эй, браток! – сиплым шёпотом окликнул декуриона волосатый Тур Ге́рра. – Попить бы мне. А?.. Хотя б глоточек!.. Может, принесёшь, браток? А?
Саксум остановился и пристально посмотрел на говорившего.
– Чтоб рядом с тобой встать? Ты что, правил не знаешь? Нет, солдат, даже не проси! – он круто повернулся и пошёл дальше.
– Ну и провались!.. – крикнул, не крикнул даже, а каркнул ему вслед Тур Герра. – Чтоб тебя лярвы забрали! Пропади!..
Саксум не обернулся. Он пересёк центральную площадь – уже на три четверти замощённую жёлтыми квадратными плитами из песчаника – и поднялся по ступеням претория.
– Декурион Симон Саксум. К проконсулу. По вызову, – отчётливо сказал он в пространство между стоящими по обе стороны открытой двери двумя преторианцами – такими же рослыми, розовощёкими и «замороженными», как и его госпитальный визитёр.
– Декурион Симон Саксум. К проконсулу. По вызову, – обернувшись, крикнул в дверь стоявший справа гвардеец; он был чуть постарше своего напарника и, судя по шраму на подбородке и по перевязи с посеребрёнными медалями, надетой поверх кольчуги, успел побывать в деле.
– Пропустить! – после небольшой паузы донеслось из претория.
Обладатель шрама движением меченого подбородка указал Саксуму на дверь. Саксум шагнул через последнюю ступеньку и вошёл в полусумрак вестибюля.
Напротив двери, широко расставив ноги и положив ладонь на рукоять меча, стоял офицер с висящим на груди значком дежурного кентуриона.
– Декурион Симон Саксум. К проконсулу. По вызову, – повторил Саксум.
Кентурион критически оглядел его.
– Почему не по форме, декурион? – строго спросил он. – Порядков не знаешь?
– Я из госпиталя, – ответил Саксум, кляня себя за то, что не надел повязку. – Нахожусь на излечении после ранения.
Кентурион ещё раз оглядел его, посопел носом, пожевал нижнюю губу и наконец буркнул:
– Ладно. Пошли… После ранения он…
Они поднялись по гладкой мраморной лестнице на второй этаж и двинулись через бесконечную анфиладу комнат. Всюду кипела работа. В одних помещениях за заваленными папирусами столами уже вовсю скрипели перьями писцы, сновали, увешанные целыми гирляндами свитков, делопроизводители, громко отдавали распоряжения штабные офицеры. В других – ещё стояли стремянки, ползали под потолком заляпанные мелом и позолотой маляры или стучали молотками каменотёсы и висела в воздухе мелкая, лезущая в ноздри, каменная пыль, – строители доделывали недоделки и исправляли недочёты.
Миновав ещё одну, на этот раз уже плотно закрытую, дверь, возле которой опять дежурили двое угрюмых преторианцев, они вошли в просторную светлую комнату, где из-за широкого стола с резными, чёрного дерева, боковинами и блестящей мраморной столешницей им навстречу поднялся невысокий пожилой человек в белой, с узкой красной полосой, тунике трибуна-ангустиклавия.
– Декурион Симон Саксум, трибун, – почтительно тряхнув нашлемным гребнем, негромко произнёс кентурион. – К проконсулу, по вызову.
Трибун цепким взглядом близко посаженных глаз оббежал фигуру Саксума и кивнул кентуриону:
– Спасибо, Квинт. Свободен.
Кентурион вновь тряхнул гребнем, развернулся налево кругом и вышел, плотно, но бесшумно прикрыв за собой дверь.
Трибун продолжал пристально смотреть на Саксума. Лицо у него было гладко выбрито, узкие губы плотно сжаты, над прямым эллинским носом залегли две глубокие вертикальные морщины. Стрижен трибун был коротко, «ёжиком», волосы имел густые, чёрные, обильно пересыпанные сединой – «соль с перцем».
– Ты – Симон Саксум из Галилаи? – вдруг быстро спросил он.
– Да, трибун, – ответил декурион.
– Зачислен в легион в июне шестьдесят восьмого в Кирте?
– Да.
– Где проходил службу? В каких подразделениях? Под чьим командованием?
– Кирта, вторая учебная кентурия, – начал старательно перечислять Саксум, – кентурион Гней Корнелий Ски́пион… Потом Гиппо-Регий, шестая турма алы префекта Нумы Прастина Фи́лия… Командир турмы Гай А́спренас… Потом Тивеста. В составе той же турмы… Потом Тубуск. Декурион второй декурии третьей турмы алы префекта Тита Валерия Аттиана Красса. Командир турмы Сертор Перперна… Всё.
– Хорошо…
Трибун, потирая гладкий подбородок рукой, прошёлся по комнате, мягко ступая по ковру изящными котурнами из светлой телячьей кожи. Дойдя до окна, он некоторое время стоял, глядя наружу и покачиваясь с пятки на носок. Потом резко обернулся.
– Ты знаком с Такфаринасом?
– Д-да… – запнулся Саксум. – Он был моим декурионом в Гиппо-Регии… Чуть больше года, – подумав, добавил он.
– Почему ты сбился? – сейчас же «вцепился» трибун.
Декурион откашлялся в кулак.
– Да так… Нипочему. Просто… давно это было… Да и потом… Ты же знаешь, трибун, Такфаринас, он ведь… – Саксум замолчал.
Трибун подождал продолжения, не дождался, кивнул и опять быстро спросил:
– Какие у вас были отношения?
Саксум повёл плечом.
– Он был моим декурионом… Иногда хвалил, иногда ругал… Нормальные отношения…
– Он звал тебя с собой, когда решил дезертировать?
– Нет, – на этот раз быстро и без запинки сказал Саксум.
– Как ты думаешь, почему?
Саксуму опять захотелось откашляться, но он сдержался.
– Не знаю… Наверно, потому, что я не местный. Я ведь был единственный в декурии не нумидиец, – он криво усмехнулся. – Я ведь даже не понимал, о чём они там между собой разговаривают.
– Ну, а если б он позвал тебя тогда с собой, ты бы ушёл?
– Нет, – твёрдо сказал декурион. – Я ведь давал клятву императору… К чему этот вопрос, трибун? Меня в чём-то подозревают?
Трибун отмахнулся.
– Никто тебя ни в чём не подозревает. Не в этом дело… Ты – храбрый воин, декурион. Ты неоднократно доказал свою храбрость и преданность императору на поле боя. Так что не переживай и выкинь все свои ненужные вопросы из головы. Здесь дело совсем в другом. Просто мне надо было кое в чём убедиться…
Он вновь подошёл к Саксуму и встал перед ним, по-прежнему потирая подбородок и внимательно глядя исподлобья.
– Меня зовут Ма́ний Клавдий Карзиа́н, – после непродолжительной паузы сказал он. – Я – советник проконсула. Префект-эксплора́тор… Я… и проконсул, мы хотим дать тебе одно поручение. Сразу скажу – сложное и опасное поручение… Но сначала ты должен мне поклясться – своей жизнью и своей честью поклясться! – что ничего из того, что ты услышишь за этой дверью, – он кивнул в сторону портьеры из плотной, тёмно-синей с золотыми полосами, ткани, – никогда, ни при каких обстоятельствах не узнает ни единый человек. Никогда и ни при каких обстоятельствах!
– Хорошо, – подумав, сказал Саксум. – Я клянусь.
Брови Мания Карзиана удивлённо поползли вверх. Декурион спохватился. Он приложил правый кулак к груди и отчётливо произнёс:
– Я, Симон Саксум из Галилаи, клянусь своей жизнью и своей честью, клянусь здоровьем моей матери, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не разглашу ту тайну, которая будет мне доверена… э-э… префектом Манием Клавдием Карзианом.
– И проконсулом Долабеллой, – подсказал префект.
– И проконсулом Долабеллой, – послушно повторил Саксум.
Префект удовлетворённо кивнул.
– Хорошо. Теперь пойдём к проконсулу, – он вновь оглядел декуриона. – М-да… Видок у тебя, конечно, ещё тот… Ну, ладно, чего уж теперь. Пошли!
Он отодвинул портьеру, за которой оказалась массивная дверь с позолоченной ручкой в виде головы льва, держащего в пасти кольцо, и осторожно потянул на себя створку.
– Ты позволишь, проконсул?
Ответом ему был звонкий собачий лай.
– Фу, Амата! – раздался за дверью густой, чуть хрипловатый голос. – Фу! На место!.. Входи, Маний!
Легат и проконсул Африки, сенатор Публий Корнелий Долабелла оказался грузным мужчиной лет сорока, с короткими и редкими, чуть седоватыми волосами на массивной круглой голове, посаженной на короткую шею. Широкое лицо его было обрамлено аккуратно постриженной рыжеватой бородкой. Слегка приподнятые уголки пухлых губ придавали лицу проконсула нестрогое, немного даже ироничное выражение. Этому же способствовали и короткие морщинки, лучиками разбегающиеся от внешних уголков глаз.
Долабелла, облачённый в вызывающе роскошный плащ-палудаме́нтум – тончайшей му́тинской шерсти, пурпурный, с массивной золотой застёжкой на левом плече, – сидел в кресле с высокой спинкой и специальной подставкой для ног и держал на коленях развёрнутый книжный свиток.
– Фу, Амата! – ещё раз сказал проконсул. – Свои. На место!
Белая поджарая узкомордая Амата, недовольно ворча, отошла от Саксума и Карзиана, остановившихся на пороге, и, покрутившись, улеглась у ног хозяина.
– Это – Симон Саксум, проконсул, – негромко сказал префект, делая жест в сторону декуриона. – Я тебе докладывал.
– Да-да, – сказал сенатор, откладывая свиток на маленький, инкрустированный слоновой костью, столик. – Я помню. Проходи, Маний, присаживайся… И ты… э-э… Симон, тоже.
Маний Карзиан прошёл в комнату, взял стоявший у стены стул и, развернув его, сел к проконсулу лицом. Саксум, оглядевшись, сделал два шага и осторожно опустился на краешек широкой кушетки. Он чувствовал себя неуютно под взглядом сенатора, который с неприкрытым любопытством разглядывал его.
– Э-э… Симон… – начал Долабелла, вдоволь насмотревшись на декуриона. – Префект доложил мне о твоих подвигах… И на Пагиде. И под… э-э… Тубуском… Ты – храбрый воин. И умелый… И ты пролил свою кровь за… э-э… императора. Мы ценим это… Кстати, как твоя рука?
Саксум откашлялся.
– Лучше. Гораздо лучше. Уже почти не болит.
Долабелла покивал.
– Лихорадка тоже… э-э… я надеюсь, тебя больше не мучит?
– Да… Тоже… Благодарю тебя, проконсул.
Долабелла улыбнулся.
– Не за что. Забота командира о своих… э-э… солдатах есть его первейший долг. Не так ли, Маний?
Трибун невнимательно кивнул, он, не отрываясь, смотрел на декуриона.
– Скажи, Симон, – продолжал тем временем проконсул. – Ты ведь, кажется, родом из… э-э… Палестины?
– Да, – подтвердил Саксум. – Из Галилаи.
– У тебя там остались родственники?
– Родители, – сказал Саксум. – И две сестры. Младшие… И старший брат. Андреас… Но он уже отдельно живёт, – подумав, добавил он.
– Андреас? – тут же откликнулся Маний Карзиан. – Почему греческое имя? Твой отец – грек?
– Нет, – покачал головой Саксум. – Просто у нас там много выходцев из Македонии живёт. Стадиях в десяти от нашей деревни у них целая община… Андреас-македонец был из этой общины. Он был учителем. Это он научил грамоте моего отца… Он умер незадолго до того, как у отца родился первенец… А старший сын Андреаса-македонца, Нико́лас, учил уже нас с братом. И грамоте, и романскому, и греческому…
– Мила́с эллиника́? – сейчас же спросил Маний.
– Э-э… мила́о ли́го эллиника, – с трудом вспомнил декурион. – Я лучше читаю, чем говорю.
– Похвально… Похвально… – покивал проконсул. – Не так часто приходится видеть столь образованного легионера… Твой отец – мудрый человек, коль он учит своих детей грамоте и языкам. Я надеюсь, он в добром здравии?
– Прошлым летом всё было в порядке.
– А твоя… э-э… матушка?
– С ней тоже всё было хорошо. Благодарю тебя, проконсул.
– Ты скучаешь по своим родным?
– Пожалуй, да.
– Как часто ты… э-э… думаешь о них?
– Думаю… – сказал Саксум. – Не так часто.
– Но ты бы хотел к ним вернуться?
Декурион повёл плечом.
– Хотел бы… Конечно… Но не сейчас. Мне надо заработать денег… Достаточно денег, чтобы завести своё хозяйство. Купить лодку… Чтоб можно было жениться… Ну и там… – он замолчал.
– Хорошо… Хорошо… – задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику Долабелла. – А скажи… э-э… Симон, – опять обратился он к декуриону, – кто убил твоего младшего брата?
Саксум почувствовал, как кровь прилила к его лицу.
– …Мусуламии, – наконец сдавленно ответил он.
– Ты видел, кто конкретно это сделал?
– Нет.
– Ты нашёл брата уже мёртвым?
– Да.
– Его, кажется, убили трагулой, ударом в лицо?
– …Да.
– Скажи, что бы ты сделал, если бы… э-э… узнал, кто убил твоего брата?
– Ашер… – тихо сказал Саксум. – Его звали Ашер.
– Что?.. А, ну да… – проконсул опять покивал. – Так что бы ты сделал с тем, кто убил твоего… э-э… Ас-шера?
Саксум помолчал.
– Я бы порвал его голыми руками, – наконец сказал он.
– Очень хорошо… – кивнул Долабелла. – А скажи… э-э… Симон, а если бы тебя, к примеру, попросили встретить этого… э-э… человека… ну, который убил твоего брата… Ас-шера… Если бы тебя попросили встретить его, как… э-э… дорогого гостя, пригласить его, к примеру, к столу, лично подливать ему вина… э-э… произносить здравицы в его честь… Ты бы смог это сделать?
– Зачем? – спросил Саксум.
Проконсул замялся.
– Н-ну… Низачем. Просто попросили.
– Кто попросил?
– Ну… к примеру, я… Или… э-э… сам кесарь Тиберий.
– Чтоб потом… после всего этого… я смог бы… его убить? – тихо спросил Саксум.
– Э-э… Да, – слегка замешкавшись, подтвердил легат.
Саксум помолчал.
– Да. Смог бы.
Долабелла удовлетворённо кивнул и откинулся на спинку кресла. Саксум вдруг почувствовал, что у него онемело лицо и горячие ручейки пота стекают из подмышек.
– Хорошо, – сказал проконсул. – Я полагаю, Маний, он… э-э… нам подходит… Продолжай.
Всё это время молчавший и наблюдавший за декурионом префект встал и, потирая подбородок, прошёлся по комнате.
– Мы хотим поручить тебе одно дело, декурион, – сказал он, останавливаясь напротив Саксума. – Задание… Трудное задание… Очень опасное задание. Я бы даже сказал – смертельно опасное задание… Ты, разумеется, можешь отказаться. Никто тебя за это не осудит. Если ты откажешься, то ты вернёшься к себе в турму, в Тубуск, и спокойно продолжишь службу… Но в любом случае, согласишься ты или откажешься, я напоминаю тебе о той клятве, которую ты дал мне в соседней комнате. Ты меня понимаешь?
Саксум кивнул.
– Да.
– Хорошо… – Маний вернулся к своему стулу, сел и задумчиво потрогал пальцем кончик носа. – Хорошо… Ладно!.. – он хлопнул себя ладонями по коленям. – Значит, так. Слушай меня внимательно, декурион… Ты должен будешь отправиться на юг. В Туггурт… Или дальше. Не важно. Твоя задача – найти Такфаринаса. И не просто найти, а вступить в его войско. И не просто вступить в его войско, а наладить связь с Такфаринасом… Войти к нему в доверие. Подружиться с ним. Понимаешь?
– Нет, – сказал Саксум. – Зачем?
– Затем, – нетерпеливо сказал префект. – Твоя задача – подружиться с Такфаринасом, стать ему необходимым, стать, как говорится, его правой рукой. Вы же служили вместе! Значит, тебе это будет несложно… Ну, я, пожалуй, неточно выразился. Не то что несложно, а… возможно. Легче, чем другим. Легче, чем кому-либо ещё… Теперь понимаешь?
Саксум медленно кивнул.
– Да… – сказал он, – кажется, понимаю… Я должен буду подружиться с Такфаринасом, войти к нему в доверие, а потом… убить его. Так?
Маний замотал головой.
– Не совсем так. Нет, то есть потом ты, конечно, сможешь его убить, но сначала ты должен будешь убедить его выйти из песков. Уйти из Туггурта. Уговорить его направить свою армию на север. Далеко на север. Желательно, к са́мому морю… Во всяком случае, выйти из-за Атласских гор на равнину.
Саксум усмехнулся.
– Так он меня и послушает…
– А ты сделай так, чтоб он тебя послушал, – наставительно, с мягким нажимом сказал префект. – Поэтому я и говорю, что тебе надо будет с ним подружиться, войти к нему в доверие… Понимаю, – сказал префект, – задача непростая. Очень непростая. Сложная… А может, даже и вовсе невыполнимая… В любом случае ты в конце концов сможешь Такфаринаса убить. Но сначала… Сначала ты должен попытаться – хорошо попытаться, постараться изо всех сил! – выманить его армию из-за гор на равнину, сюда. Понимаешь?.. Ну? Что ты скажешь на это? Ты согласен?
– Не знаю, – сказал Саксум. – Мне надо подумать.
– Думай, – жёстко сказал префект. – Но только здесь. Не выходя из этой комнаты. Ты должен принять то или иное решение, не выходя из этой комнаты. Ты понял?
Саксум кивнул. Наступила тишина.
Декурион сидел на роскошной кушетке проконсула, напряжённо выпрямив спину и глядя прямо перед собой, в окно в противоположной стене. За окном на фоне синего неба сверкал свежей позолотой скат крыши храма Юпитера. Над крышей носились стрижи.
Амата, лежавшая у ног хозяина, вдруг приподняла свою узкую лисью морду, широко, с прискуливанием, зевнула и вновь уронила голову на лапы.
– Хорошо, – сказал Саксум. – Я согласен.
Проконсул и префект переглянулись.
– Ну вот и славно! – сказал Долабелла. – Я рад, что ты… э-э… декурион, согласился вновь послужить императору. Учти, если твоя миссия удастся, тебя ждёт не просто щедрое, а очень щедрое вознаграждение.
– Более того, – подхватил префект, – даже если ты погибнешь при выполнении задания, вознаграждение всё равно будет выплачено. Его получит твоя семья в Палестине. Помни об этом.
– Ну-ну, не будем о грустном, – ободряюще сказал проконсул. – Я почему-то думаю, что всё закончится… э-э… благополучно. Я надеюсь, что я сам, лично, вручу… э-э… декуриону именной меч от кесаря Тиберия, – он прищурил глаза и плавно повёл рукой. – Торжественно. Перед развёрнутым строем всего легиона. На форуме, у стен храма Юпитера Освободителя…
– Однако не будем терять времени, – Маний вновь поднялся. – Как у тебя со здоровьем, декурион? Ты уже в состоянии отправиться в путь? Или тебе требуется какой-то срок на долечивание?
Саксум открыл было рот – он предвидел этот вопрос и уже собирался испросить себе ещё недельку на блаженствование в термах да на лениво-неторопливые сборы – но тут перед его глазами вдруг всплыла во всех своих страхолюдных подробностях угрюмая рожа Кэсо Прастины Кека, плечо немедленно заныло, как будто его уже схватили железные пальцы одноглазого костолома, ноздри декуриона вдруг уловили тошнотворный сладковатый запах подгоревшей полбы на козьем молоке, и он тоже встал.
– Благодарю тебя, префект. Я вполне здоров. Я готов отправиться в путь немедленно.
Маний кивнул:
– Я почему-то так и думал… Что ж, затягивать с выходом не станем. Весна в этом году ранняя, снег на перевалах уже сошёл. Такфаринас, наверняка, тоже об этом знает и готовит свою очередную вылазку. Нам надо, чтоб эта вылазка пошла уже по нашему плану… Значит, так. Сегодняшний вечер и весь завтрашний день – тебе, декурион, на подготовку, а послезавтра с утра – в путь. Управишься?
– Управлюсь, – сказал Саксум. – Но у меня есть одно… уточнение.
– Какое? – немедленно спросил префект.
– Мне нужен помощник…
– Зачем? – всё так же быстро спросил Маний.
– Ну… – Саксум тщательно подбирал слова. – Скорее, даже не помощник, а… связной. Как иначе я сообщу вам, куда направляется Такфаринас?.. И вообще, откуда вы узнаете, успешно ли прошла моя… моё внедрение к нему?
Проконсул и префект опять переглянулись.
– Ну, допустим, обо всех перемещениях Такфаринаса мы и так узнаём достаточно быстро, – сказал префект. – Хотя, конечно… одно дело – знать после того, а другое дело – знать заранее. Определённый резон в твоих словах есть… – он погладил пальцами подбородок. – У тебя есть подходящая кандидатура?
– Есть, – сказал Саксум. – Олус Кепа. Мой помощник. Он сейчас находится здесь, в Ламбессе. Это он привёз меня сюда после ранения… Он сейчас временно приписан к восьмой когорте.
– Хм… – сказал Маний Карзиан и медленно прошёлся по комнате.
Долабелла постучал пальцами по подлокотнику:
– Я надеюсь, он умеет держать язык за зубами, этот твой… э-э… помощник?
– Умеет, – твёрдо сказал Саксум.
– Ну, хорошо, – префект остановился и круто развернулся к декуриону. – Хорошо. Я не возражаю. В конце концов, на кону стоит т в о я жизнь. Хорошо! Пусть будет Олус Кепа… Проконсул?
Долабелла кивнул:
– Я тоже не возражаю. На кону действительно твоя жизнь… э-э… декурион, так что решение привлечь помощника – целиком на твоей совести… Кстати, а он, твой этот… э-э… помощник, он согласится?
– Согласится, – сказал Саксум. – Он – рисковый парень. Да и вообще, мы с ним – не разлей вода. Куда я – туда и он.
– Это замечательно, – одобрительно закивал Долабелла. – Замечательно. Войсковое, так сказать… э-э… товарищество. Замечательно!
– Хорошо, – решительно сказал префект. – Договорились. С помощником своим поговоришь сам. Но чтобы больше – ни одна живая душа! Ты меня понял?.. Кстати, помощнику своему тоже объясни как следует, чтоб язык держал за зубами!
– Я понял, – сказал Саксум.
– Так… – Маний Карзиан шагнул к большому столу, стоящему у окна. – Теперь детали. Подойди.
Декурион подошёл и увидел расстеленную на столе карту Африки, густо испещрённую непонятными значками и символами.
– Знаешь, что это такое? – спросил префект, обводя рукой папирусную склейку.
– Да, – сказал Саксум. – Карта. Я видел когда-то такую же в Гиппо-Регии. Нас тогда отрядили помогать тамошнему корникуларию… Это – Африка.