Отражения судьбы

Миклош отвернулся к рисунку. Саша колебалась несколько долгих ударов сердца.

Сейчас спросить Серафима казалось правильным. Он ведь сам предлагал… Но она четко ощущала напряжение Миклоша. Спросить наставника было бы логично, нормально, Мика сам предложил… Но. Но, всегда есть проклятое но. Она просто-напросто трусила. Потому что сейчас не было великой цели в виде спасения чужой жизни, не было боя, не было никакого противостояния, и тот факт, что ей придется положиться на проводящего ритуал Миклоша, никак нельзя было оправдать. С этим нельзя было смириться.

Как с боязнью высоты и колесом обозрения. Скажем, в момент побега от врага на высоте нескольких сотен метров над землей ты занят другим. Страх отступает, ты делаешь что-то, двигаешься, спасаешь свою жизнь. Да даже если и сам, скажем, стать на крышу высокого здания, зная, что можно отступить и отойти от края в любой момент, то куда легче справиться со страхом, чем садясь в закрывающуюся кабинку аттракциона, поднимающего тебя над землей без всякого твоего участия и контроля.

Саша могла отказаться. Миклош бы ее заставил, она могла сделать по-своему, могла попросить Серафима проверить все, могла уйти, могла настоять на Поиске… Могла.

Вопрос в том, что выбрать. И в том, что Миклош прав. Сейчас речь идет ни о целесообразности, ни о последствиях, о которых ничего не известно. Речь идет о доверии.

После короткого колебания Саша собирается с силами и произносит:

– Хорошо. Но если это не удастся, будет поиск.

Миклош кивает, и Саша ощущает явное облегчение в Отражении, которое парень привычно пытается скрыть, но сейчас сильные чувства побороть не выходит. Она чуть улыбается.

– Что мне делать?

– Сядь напротив рисунка, сосредоточься на его центре и удерживай в разуме тот момент, когда ты оставила платок. Я использую твою собственную силу для работы контура – моей может не хватить. При необходимости просто вспомни, что ты сидишь здесь и разорви плетения. Но все же без крайней нужды так делать не нужно. Так что просто представь момент, когда рассталась с платком…

– Банданой.

– Банданой. Хорошо, пусть так. В общем, представь и смотри. Будет отклик, и это будет значить, что все идет как надо.

– Ладно, – Саша кивает и садится на пол около рисунка, скрещивая ноги по-турецки, – долго ждать?

– Нет, – Миклош сел напротив нее на корточки и сделал длинный, сложный жест рукой, – недолго. Совсем недолго.

Парень сделал сложный, выверенный и удивительно плавный жест, которым Саша на секунду залюбовалась в Отражении. Крохотная искра магии, слетевшая с руки напарника по замысловатой траектории, вдохнула жизнь в рисунок на полу. Магия, заложенная в фигурах, и не только в них, потянулась к Сашиному разуму пеленой плетений, так резко, что она на секунду замерла, но потом все же справилась со страхом и сняла барьер, позволяя разом и чужой, и своей магии коснуться разума, проникнуть за защиты, пройтись по образам в разуме, выхватить ту злополучную бандану, стул в кафе и вечернее солнце. Образы меняются, отражаются от магии, закручиваются в Отражении, вновь прикасаясь к разуму мельканием цветов, звуков и красок, мельканием самых разных и совершенно незнакомых мыслей, мельканием накрывающем с головой. Несколько секунд Саша борется с чужой магией, больше по привычке, не желая подчинятся неизвестным силам, а потом делает над собой усилие и уступает, теряя всякую связь с реальностью.

Воспоминание. 

Она-лежит на стуле. Другая она, Саша, на которую теперь приходится смотреть со стороны, как в кино, которая, кстати, чуть толще на вид, чем в зеркале, отходит прочь с Микой, идет по улице мимо, что-то говоря… И тут стул уносят внутрь помещения. Незнакомая женская рука развязывает узелок с хлопковой ткани, зная, что нужно делать дальше. Ткань в кулаке. Короткий забег по Отражению на третьем шаге, забег к цели – и вот дом, в который Саша узнает. Дом в котором они сами только что были. Дом, подвал, удивленное лицо незнакомца с фонариком, явно узнавшего ее, не Сашу Неродову, а ту, кто держал платок. Взмах кинжала и запах крови. Кажется, в последний момент перед смертью незнакомец даже успевает понять, что именно несет ему смерть, и на лице мужчины застывает выражение обреченности.

Образы меняются, смешиваются, и складываются в иную картину.

Ночь. Пляж. Тишина. И вновь кровь, теперь едва различимая, и падающее навзничь тело незнакомого блондина, пытавшегося поднять руки в сложном защитном жесте, но не успевшего сделать ничего до того, как уже виденный кинжал пробил его грудь. 

Она-платок летит в море. 

В воду, в приятную прохладную воду, в темноту, на дно…

– Саша. Саша, возвращайся. Саша, – кто-то трясет ее за плечи. Кто-то, кто не на дне, не в темноте, не…

Саша моргает, ощущая себя крайне нелепо. Образы вновь смешиваются в какую-то кашу, но все же из них не сразу, но формируется мир вокруг. Обычный, где Саша – это Саша, а не платок, не темнота, не вода. И ее, сидящую сейчас почему-то уже на диване, Миклош трясет за плечи как тряпичную куклу, ругаясь, кажется, на сербском, вперемежку с русским народным.

– Все… нормально, – говорить дается тяжело, словно тело не совсем до конца ее. – Я здесь.

Миклош замирает. Саша ощущает брошенное заклинание и следующее за ним очевидное облегчение от парня.

– Извини, – Миклош ее отпускает, отстраняясь, – я вплел в ритуал твою магию, боясь, что сам не потяну все гладко выполнить в нынешнем состоянии, а вышло, что так я собственный ритуал обратить не смог, магия-то не вся моя, а перебить твою сил не хватило, как и тебя сразу дозваться.

Саша поднимается на ноги, все еще несколько оглушенная происходящим, и нетвердой походкой идет к своему рюкзаку за телефоном и папкой с делом.

– Саша? Что ты увидела?

– Я… я не знаю, Мика. Точно не знаю. Но нас… Меня кто-то хочет подставить. Кажется, – соображала Саша не слишком хорошо, мысли разбегались, – кто-то взял платок, всадил с ним в руках кинжал в человека в подвале дома, в уотором мы были, кажется, это Ренат был, – Саша нашла в папке нужное фото и кивнула сама себе, – потом этим же кинжалом убили парня, мага, он пытался поставить полный Физический Щит, но не смог – кинжал прошил его заклинание, словно ничего не было. Около места этого убийства женщина держала бандану в руке, а потом выкинула в море.

– Море… Вот почему завершение зациклилось.

Саша с удивлением подняла глаза на Миклоша. Это… Именно это ему интересно из всего сказанного? Парень ее взгляд замечает.

– Саша, я услышал тебя. И мы с этим разберемся. Нужно обо всем рассказать до того, как против нас сделают что-то еще. Никто нас ни в чем не обвинит. Есть куча способов выяснить правду, да тот же Круг Истины, так что это как подстава смехотворно. Конечно, если бы нас поймали на месте преступления, то было бы сложнее. Но все равно – с этим мы разберемся.

Саша только кивает, беря в руки телефон. Связью она просто не хочет пользоваться. Да и голова сейчас откровенно болит.

После отправки короткого сообщения ничего не происходит с десяток минут, тянущихся вечность. Но потом Серафим отвечает, прикасаясь к связи сам.

Рассказывай.

Головная боль не утихает, но хотя бы несколько уменьшается. Хотя бы потому, что не придется действовать в одиночку.

На деле рассказ занял немного времени. Как и инструкции от наставника – работать дальше, в петлю не лезть, с местными сотрудничать при необходимости с осторожностью. След, судя по всему, был неофициальным, так что даже в самом худшем случае вменить им никто ничего не смог бы. Даже найдя с тем самым кинжалом над трупом. На поиск кинжала Серафим обещал дать доступ в оцифрованные базы, а сам поискать среди книг, но предположил, что это был какой-то довольно редкий артефакт. По убитому парню пока информации не поступало, так что кто именно погиб, кроме вампира, пока понять было невозможно.

Уже после всех разговоров, для Саши закончившихся в стиле «смотрите в оба, будьте осторожнее», в котором не было ничего нового, они с Миклошем разошлись каждый к себе.

Девушка закрыла глаза, растянувшись на кровати. Но сон не шел. В большей степени потому что за незаданными вопросами начали проступать неожиданно данные ответы. Она коснулась связи, не желая оставлять цифровой след. Несмотря на гудящую голову, поддерживать общение таким контактом не составляло проблемы, и Саша толком не знала – из-за действий наставника или из-за собственной силы. Она коснулась нити, больше обозначая намеренье, чем сообщая что-то.

Я могу поговорить?

Разумеется.

Такое общение передавало лишь образы, слепки мыслей. Лица Серафима и его эмоций Саша не видела, а хотелось бы.

Только я ищу честности.

Теперь Серафим ответил через паузу.

Я постараюсь рассказать тебе все, что смогу.

Саша усмехается. Пожалуй, здесь сама по себе формулировка – уже честность.