Злой человек

Она говорила:

– Я всегда улыбаюсь. Мне плохо, но я улыбаюсь.

– Это хреново.

– Ну что ты? Всегда улыбайся! Когда тебе больно, одиноко и грустно. Улыбка даст волю отпустить свое горе. Человек может быть кем угодно. Если действительно чего-то желаешь, мечтаешь. Ты сможешь. Продолжай улыбаться. Верь! Все случится.

Он подумал о своих передних зубах. Они подгнивали. Хочешь не хочешь рот держишь закрытым. Скрываешь все недостатки. Молчаливый мужчина. Умный. Таинственный незнакомец с гнилыми зубами. Пора бы к дантисту, чтобы опять улыбаться. Но есть кое-что хуже, чем кариес в каждом резце.

– Ты умерла.

Простые слова гулко звучат в пустом доме, будто падают на пол под тяжестью веса.

Он поджег желтое платье, лежавшее у изголовья кровати, и наблюдал за пожаром до тех пор, пока пламя не тронуло его волосы и одежду.

Где-то внизу все еще звонил телефон.

Иван спустился на первый этаж и снял трубку в прихожей.

– Алло.

– Ты еще на Земле?!

Он посмотрел в потолок и прикинул, как скоро огонь расплавит крышу и все кирпичи вперемежку с цементом, балками, черепицей и прочим дерьмом рухнут ему на голову, вызвав смерть. Что будут делать глупцы, когда последний пророк окажется шарлатаном?

Иван бросил трубку и вышел во двор.

Шлейфы песка затмили часть неба. Ветер гнал пыльную бурю по всему побережью. Тучи ползли к маяку массивной волной, которая клубилась подобно туману и с каждой минутой поднималась все выше.

Лопата бродила в саду между могил.

Он позвал, но собака не подошла. Иван улыбнулся. Сам не знал почему. И сколько не пытался вернуть контроль над лицом, всякий раз терпел неудачу. Безумие подступило так близко и вот наконец воплотилось. Безудержный смех и веселье разрывали Ивана на части. Лопата бросила на него осуждающий взгляд и ушла.

В доме что-то трещало, ломалось и падало вниз. Стекла на втором этаже потемнели, а потом лопнули. Огонь вырвался наружу и тронул крышу.

Иван обернулся и понял, что больше никогда сюда не вернется.

На Земле все сгорит.

Он прошел через сад и забрался в машину.

В салоне всегда было тесно. Он вспомнил, как прятался здесь от проблем под юбкой жены: соленый вкус её тела и хохот. Алиса смеялась раздражающе громко. Так, словно знала, что навсегда останется глупой девчонкой.

– Жить, Ванечка, значит когда-нибудь умереть. Поцелуй меня там. Сорви еще одну розу в саду.

Он покачал головой.

– Я выцвел, как фотография. На старом снимке только куски слизи из носа. Белые, желтые, черные пятна. Я медуза в мертвом, испарившемся океане.

Иван глянул на пассажирское место, желая убедиться, что Алиса его понимает, но там было пусто.

Он вырулил на дорогу и поехал в сторону города.

Пыль и мусор. Трещины на земле. Ограда шатается под натиском ветра. Кажется, осень. Зима? Или лето? Трудно сказать. Всё увядает. Небо превратилось в песок и шелестит по асфальту.

На обочине погибают брошенные автомобили, останки заправочных станций, руины придорожных кафе, мертвые пальмы и провода.

Под мостом дрожит старая церковь.

Все двери закрыты, но служба идет.

Из динамиков на крыше часовни звучит старческий голос:

– Это не оживленная магистраль, что ведет ввысь. О нет, это дорога в ад.

Иван не смог разобрать другие слова.

Ветер задул с новой силой и все звуки слились в диком стоне и свисте надвигавшейся бури.

Город заносит песком. Вечный прилив. На улицах царит запустение. Автобусные, троллейбусные, трамвайные маршруты ведут к заводам, которых давно уже нет. Плакаты вдоль дороги рекламируют лучшую жизнь и продают барахло. Здания без окон и дверей зияют черными дырами. Тысячи пустых глазниц следят за Иваном. Школа, детсад, поликлиника, торговый центр, жилые дома. Одинаковые микрорайоны тянутся до самого центра. В большинстве из них давно нет ни воды, ни электричества. Многоэтажки превратились в семейные склепы. В квартирах валяются книги, фотографии, детские игрушки, мебель и трупы.

Городской парк с аттракционами выглядит скверно. Карусели покрылись ржавчиной и скрипят на ветру. Всюду ямы, камни, разрывы. Зал игровых автоматов, «Дом вверх дном», «Комната страха» и «Замок с приведениями» рассыпаются в прах, но все еще ждут новых клиентов. В торговых павильонах лежат сувениры, одежда и обувь, пляжные аксессуары, сумки и рюкзаки.

На площади у кинотеатра валяется памятник миру. Скульптуры людей несут на руках земной шар. Прикрытое трауром лицо женщины лежит на плече мужчины и плачет. На постаменте граффити: проклятия и молитвы.

Gott ist tot.

Отче! Прости им, ибо не знают, что делают!

Иван едет дальше.

Колеса автомобиля скребут по асфальту. Старая резина протерлась до корда. За целую вечность, что прошла с момента покупки машины, он так и не смог найти время поменять шины. Сделать что-то маленькое, никому ненужное, кроме себя самого. Впереди всегда маячила главная цель. Работа. Казалось здесь больше нечем заняться. Он обязан работать. Иначе все поглотит чувство вины.

Иван пробовал вспомнить, что же ему нравилось в жизни, но в голову лезли лишь глупости. Вкус сладкой ваты, книги, разговоры шепотом. Важное куда-то исчезло, высыпалось из карманов вместе с острым, скрипучим песком, который поднимался все выше в небо, готовясь накрыть город огромной пыльной тучей.

В конце улицы он заметил двух мужчин и женщину. Они рыскали по всему кварталу в поисках еды и припасов. Худые, грязные, в струпьях на коже. Больше не люди. Крысы на груде стекла от разбитой витрины продуктового магазина. Их засушенные голоса подстать ветру. Бессильное бормотание.

Женщина заметила машину и выбежала из тени подворотни на улицу под палящее солнце. Она потянула к Ивану свои худые, длинные руки: ветки мертвого дерева. Еще чуть-чуть и они сломаются под натиском ветра. Иван остановился и заглянул ей в глаза. Она не смутилась, даже не подумала отвести взгляд, только придвинулась ближе.

Безумная.

Одержимая.

Чудовищно уродливая.

Счастливая.

И это – последнее – вывело Ивана из оцепенения.

Он отдал ей остатки воды и собачью еду.

5

Больница едва уцелела в недавнем пожаре. Большое обгорелое здание без рам, без крыши. Трещины и тёмные провалы на стенах. Все вокруг покрыто чёрной коростой.

Люди и вещи исчезли.

Ветер поет.

Эти странные, одинокие стоны будто пришли с другой стороны. Трубадур запустения и развалин метет пыль и пепел по вспухшей земле. Он вроде как рад, что все здесь погибло. Теперь у него есть с чем играть.

Иван бросил машину на парковке для персонала и прошел через пост охраны в приемное отделение.

В зале ожидания пахло дымом и гарью. Пол в пятнах крови. На стойке регистратуры разбросаны документы. Смотровые завалены мусором. В шкафах и ящиках пусто. Ни лекарств, ни шприцов. Все разграблено и следы преступления исчезли в пожаре.

Он прошел по узкому коридору в глубь здания и замер у входа в центр сканирования и картрирования головного мозга. Левое плечо предательски дернулось. Дыхание сбилось. Иван опустился на колени и провел ладонью по остаткам скамьи у стены. Пальцы покрылись сажей. На оплавленном металле остался след. Четыре неровные полосы, будто шрамы на теле.

Здесь он впервые встретил Алису.

В тот день Владивосток номер 1 оторвался от земли и направился к звездам, но через несколько минут после старта разрушился и взорвался. Обломки корабля упали на город. Жилой квартал рядом с побережьем оказался охвачен огнем. Несколько зданий рухнули, похоронив под собой сотни людей.

В морге нет мест. Солдаты приносят тела и бросают их вдоль стены.

Все столы в центре сканирования и картрирования головного мозга завалены мертвецами. Врачи пробуют вытянуть из них хоть какую-то информацию.

Иван снял перчатки и швырнул Радость-17 на пол. Он не знал, что еще можно сделать. Труп маленькой девочки никуда не годился. Затылок расплющен, мозг вытекает наружу. Она умерла навсегда.

Коллеги пялились на него отовсюду. Если на них не смотреть, то они вовсе будто исчезли. Здесь только шорохи-скрипы и далекий-далекий, едва различимый гул океана.

Себя так легко обмануть.

Мелатонин, серотонин, адреналин, тестостерон, прогестерон. Эта реальность никогда нереальна.

В лаборатории пахнет кровью, плотью, металлом. Вентиляция не работает. Старые аккумуляторы, едва держат заряд. От солнечных батарей ночью нет проку.

Он больше не может дышать этим смрадом. Ему нужна сигарета. Он взглянул на часы. Была полночь. Самое время сходить распечатать последнюю пачку.

Он вышел в коридор и какое-то время стоял в тишине.

Сигарета тлеет сама по себе, но вонь табака не спасает.

Руки по локоть в крови, от одежды смердит мясом и гарью.

Он закрыл глаза и на секунду отключился.

Кто-то плакал во тьме.

Всхлип.

Стон.

Задержка дыхания.

Выдох.

Снова всхлип.

Тихие, сдавленные матюки.

Он огляделся по сторонам и увидел девушку в грязном, кровавом, но все еще желтом платье. Вся в мелких ссадинах и порезах, посыпана пеплом. Она сидела на скамейке ожидания у стены смотровой и баюкала на весу свою обожжённую руку. Другой рукой она крепко держалась за сиденье скамейки. Её сломанные ногти царапали обивку. Костяшки пальцев на сжатом кулаке побелели.

– Эта часть больницы закрыта для посетителей. Вам лучше вернуться в приемное отделение.

– Там нет мест. Все врачи заняты.

Шепот. Почти шорох.

Сухие, потрескавшиеся губы.

Блуждающий взгляд, который избегает зрительного контакта.

– Здесь может находиться только медперсонал.

Она выдохнула, а затем, набрав в легкие как можно больше воздуха, сказала ему и всей этой чертовой больнице:

– Я жду уже десять часов. Гребанных десять часов, доктор! Хотите человечину с кровью на ужин?

Алиса протянула ему увечную руку.

И не то, чтобы она сказала что-то уж слишком мерзкое для слуха Ивана, но он почувствовал в себе это. Нечто безумное, готовое согласиться на предложение. Ведь никто не узнает. Ненависть, скука, страхи, сомненья, ложь и молчанье. Все сгорит под прямыми лучами звезды ровно в полдень, когда тени исчезнут и человечество вымрет.

Он открыл смотровую и принялся искать обезболивающее. Так проще бороться с кошмаром. Работа всегда помогает. Это единственное, чем здесь еще можно заняться. Иначе все поглотит пустота. Краем глаза он видел с каким трудом девушка встала со скамейки. Она сделала шаг и едва не упала. Глубокий вдох. Задержка дыхания. Выдох и всхлип. Шарканье ног. Шелест платья. Все раздражает. У этой незнакомки есть своя миссия: доконать его окончательно.

Алиса присела на край кушетки в углу смотровой.

– Говорят, Бог покарал нас.

Иван промолчал.

Он вколол ей анестетик и дал выпить жаропонижающее.

– Боль куда как реальнее, чем Господь.

– Хотите отрезать мне руку, потому что я в него верю?

– Я должен осмотреть ваши раны и обработать место ожога.

– У вас улыбка кота.

– Ничего не поделаешь. Все мы не в своем уме.

– Нет. Здесь просто все размывается. Эта комната кружится. Кружится. Кружится.

Иван кивнул и потянулся за инструментами.

Он очистил ожоги от грязи и обрывков кожи. Раны обработал раствором антисептика и удалил вскрывшиеся пузыри. Некоторые из них уже загноились и стали похожи на капли застывшей пластмассы. Пришлось надрезать их у основания, чтобы гной вышел наружу. Признаков инфекции не было, и он не стал трогать свернувшийся сухой фибрин, боясь травмировать подлежащее ткани.

Девушка отвернулась к окну. Она терпела боль молча, но Иван видел, какими тонкими стали её губы, а из-под крепко-крепко сжатых век выступили слезы.

– Сегодня утром я проснулся от того, что кто-то чужой бубнил на весь дом. Телевизор на первом этаже работал всю ночь. Наверное, мои собаки решили, что я обезумел и устроил марафон старых фильмов. Они лежали на диване и слушали проповедь о конце света. Мужчина в деловом костюме сказал им, что в одной только Франции работает более восьмидесяти атомных станций. Он попросил собак приготовить себе кофе, сесть у окна и представить мир, в котором вдруг исчезли все люди. Потом он щелкнул пальцами, изобразив, как разом грохнули атомные станции мира, и Земля раскололась на части. Мармелад громко завыл, а Лопата спрятала морду в подушку. Дом немного тряхнуло. В тот самый момент Владивосток номер 1 взорвался и упал на город.

– Ему не стоило этого делать.

– Щелкать пальцами?

– Пугать ваших собак.

Алиса улыбнулась. Тихая, грустная.

Их взгляды встретились и замерли. Город исчез. Они остались одни на планете.

Тогда и много позже Иван думал, что всему виной чувство жалости. Теперь он понимал, что ошибся. Мертвое, почерневшее здание больницы нашептало ему правду. Он пережил воспоминание еще раз и наконец-то разглядел, какой на самом деле была его жена.

Он ухватился за нее, когда все вокруг рухнуло.

6

Иван прошел по коридору больницы в сторону лестницы.

– Мы умрем не на самом деле, – говорил он когда-то Алисе, – Существование человека на Земле лишь нечто временное и несовершенное. Сеющий плоть пожнет тление, но сознание – это не материя и не энергия. Это – информация. Вот в чем разгадка. Вот что удивляет. Сведения о любой системе, о её структуре и функции можно изменить, превратить из одной модели в другую, переписать исходный код и представить факты и понятия в новой форме, породив различие от первоначальной интерпретации. Владивосток номер 5 всего лишь огромное хранилище данных с возможностью их редактирования.

Иван ускорил шаг.

Лестница, ведущая вниз, оказалась разрушена. Несколько пролетов и перила валялись на дне колодца площадки. Двери в подвал погнулись и едва держались на петлях. Иван кое-как расчистил проход и протиснулся в темное помещение.

Всюду кабели и провода.

Пол усеян комками полусгнившей студенистой массы. Большая часть оборудования вышла из строя и ни на что не годится. На серверных стойках у дальней стены редко-редко вспыхивают огоньки ожидания системы хранения данных. По всему помещению расположены бассейны цилиндрической формы. Они заполнены серым гелем. В центре по кругу стоят металлические колбы и холодильные камеры. Некоторые из них пустуют, в других разлагаются человеческие тела: мужчина и женщина.

Иван сел за стол у стены и включил компьютер. Он уставился в монитор, сосредоточив внимание на загрузочном экране, чтобы не видеть труп женщины. Её лицо изменилось. Она открыла рот и стала похожа на птицу. Это мешало ему. Все вокруг казалось ненастоящим. На руках была кровь. Во рту вкус океана. Прошлое и настоящее смешались и превратились в кошмар.

Женщина-птица спросила:

– Разве одна и та же личность может существовать в нескольких местах пространства одновременно?

– Замолчи.

Он отмахнулся от призрака и попробовал связаться с Владивосток номер 5.

Компьютер издал слабый писк, когда спутник-ретранслятор вошел в зону видимости и направил антенны в сторону корабля. Сигнал с трудом прорвался свозь космический шум и достиг Владивосток номер 5, но связь была неустойчивой и постоянно прерывалась.

Иван взглянул на шкалу помех. Приборы показали выброс на Солнце. Вся планетарная система оказалась заполнена солнечным ветром и магнитным полем звезды. Передать данные без ошибок не выйдет. Часть информации будет утеряна. Воспоминания о матери и отце. Память о глупых собаках. Гул океана. Вкус лимонада. Фильмы, музыка, книги. Что-то еще? Желания, убеждения, взгляды, характер. Всё то, что нельзя свести к знаниям. Миллиарды зеттабайт информации исчезнут по методу Гутмана. Пространство заполнится другими данными. И нет никакого способа восстановить удаленные файлы.

Мысль была неприятной. Она сводила с ума.

Иван огляделся по сторонам.

Мертвецы в колбах молчали.

И все же кто-то шептался с ним в темноте дрянным голоском, который проникал в мозг, будто червь и выедал там остатки разума:

– Заколдованный топор отсекал конечности, взамен которых кузнец выковывал новые до тех пор, пока человек не превратился целиком в Железного Дровосека.

Она рассмеялась.

Тьма скрывала её. Звенел только голос. Он звучал отовсюду. Эхо отражалось от стен и смех повторялся снова и снова до тех пор, пока не стал частью песчаной бури, которая скреблась по стенам больницы, будто безумец. Призраки прошлого бродили среди руин. Шепотки-разговоры. Стоны и крики. Ветер выл сердито, тревожно.

Пора уходить.

Настоящее разрушается.

Его невозможно исправить. Разобрать на части. Понять в чем причина поломки. Сегодняшний день давно вышел из строя, остается только уничтожить его. Больше нет чувства вины. Только ощущение отчужденности и беспомощности. Никакой веры и надежды в будущее. Только негативное отношение к самому себе. Здесь и сейчас. Эмоции переходят в действия.

Иван вынул из ящика стола Радость-17.

Небольшой черный квадрат бросил мрачную тень на потолок. Под трещинами на поверхности прибора проступил красный цвет. Тайна, которую он скрывал, вызывала чувство тревоги. То был всего на всего инструмент, который казался ценным, но на самом деле являлся проклятием. Физическое воплощение стремления к переменам. Желание изменить жизнь. Отбросить настоящее и найти что-то другое. Отчаянная попытка освободиться от бремени природы. Перестать быть человеком.

Иван подключил Радость-17 к компьютеру и закрепил силиконовые электроды на голове и груди. Пластины пахли грязью и потом. Эта вонь никуда не исчезнет. Она будет здесь еще много лет. Может быть, лишь в самом конце, когда планета превратится в огненный шар, последняя молекула с запахом человека обратится в ничто.

Нервная дрожь.

Руки живут своей жизнью. Им нужна сигарета. Достаточно просто зажать фильтр между пальцев. Это всегда помогает. Переизбыток эмоций. Сильный страх. Нет. Это усталость. Нужно мыслить рационально, Иван. Поговори сам с собой. Успокойся. Ты же знаешь. Смерть нужна лишь для того, чтобы обрести жизнь вечную. В конце времён состоится всеобщее воскресение из мёртвых. Сейчас даже вообразить невозможно, но ты родишься вновь. Вперед ногами. Твоя воля никогда не умрёт. Она сохранится после распада тела и со временем окажется в новой оболочке. Зачем же, бояться?

Иван подождал пока соединение с кораблем станет стабильным и ввел команду на передачу данных. В ушах затрещало.

Стены качнулись и задрожали.

По монитору компьютера побежали цифры.

Загрузка через:

– Три.

– Два.

– Один.