Всю ночь он провел без сна, охраняя покой своей Анечки. Его сердце напоминало сердце разъяренного быка, а кипевшая кровь носилась по разгоряченному телу с быстротой горного ручья, спешившего вниз по гладким обкатанным камням. Стараясь не разбудить девушку, он боялся изменить положение тела. Пересиливая себя, Леха не замечал отекших от однообразного положения рук, ног, спины. Лишь под утро, когда в разбитом оконце забрезжил рассвет, он осмелился дотронуться ладонью до волос Анечки, за что тут же получил звонкую пощечину:
– Ах ты… Приставать вздумал?..
Но счастливый Леха не обиделся. Он не заметил рукоприкладства девушки. В ответ на удар ладошкой он осветился улыбкой, а губы еле слышно прошептали:
– Первый поцелуй!..
И вот теперь, добиваясь от Анечки настоящего первого поцелуя, Леха изо всех сил старался понравиться девушке. Он стал умываться по утрам, может быть, впервые в жизни расчесывал волосы. Стараясь быть на высоте, Леха самостоятельно стирал затасканные штаны и рубаху, и, наконец, произошло самое впечатляющее событие – бросил курить! Этого хотела Анечка. Пообещав ему свой заветный поцелуй, она намекнула:
– Как можно поцеловать табакерку?..
Леха все понял, поэтому отказался от вредной привычки. Однако сила притяжения к зелью оказалась сильнее его: после одного дня воздержания он старался курить втихаря и только до обеда. Ближе к вечеру, подготавливаясь к «ответственному мероприятию», изнывал от соблазна, забивал рот терпкими листочками смородины и дикорастущей мяты, жевал конскую травку.
Но Аннушка была непреклонна. Хитро улыбаясь, она не давалась в руки медведю, но и не отвергала его, кормила завтраками и обещаниями:
– Не сегодня, Лешенька. Потом… Ну, может быть, завтра или когда-нибудь!
Леха вывел собственную формулу успеха на любовном фронте – путь к сердцу возлюбленной лежит через ее хорошее настроение. Это открытие стоило ему нескольких бессонных ночей. Леха рассуждал: «Если Анечка будет весела, то до благосклонности – один шаг!» У девушки был веселый и легкий нрав, она смеялась над любой мелочью. Лехины забавы, шутки и баловство удавались на славу: он то старался кого-то копировать, то, шутливо балуясь своей удалью и силой, легко перекладывал в соседний двор бревна, приготовленные кем-нибудь на дрова. Но пиком его концертной активности была сценка «Ночной петушок», исполняемая с азартом и надлежащим артистизмом.
Среди молодежи конца тридцатых годов подобная злостная шутка была широко распространена. Глубокой ночью шалун подкрадывался к окну преспокойно спавших жителей и громко кричал петухом. На того, кто жил по природным часам – вставал и ложился с зарей, – подобный сигнал действовал безотказно. За окнами сразу же загоралась керосинка, и обманутые люди начинали новый трудовой день. Восторженная молодежь смеялась от души.
Особенно всех развеселила эта шутка, когда разыгрывали зловредного старовера деда Мирона, проживавшего на окраине поселка среди нескольких семей родственного клана. Соблюдая неукоснительные требования древних законов, по которым надлежит жить всему человечеству, дед Мирон был строг к себе и держал в кулаке всю свою большую семью. Как и все члены общины, он не пил, не курил, вставал с первыми лучами солнца. Как и многие люди его возраста, был он привередлив и необычайно сварлив. От грозного деда страдали все: и семья, и родня, и окружающие люди. Особенно доставалось поселковой молодежи. Деда возмущали «полуношное» хождение по улицам, громкий смех и отсутствие платочков на головах девчат. У староверов считалось непростительным грехом открывать напоказ свои косы. Дед Мирон, завидев прогуливающихся девчат, плевался и зло шипел:
– У-у-у, простоволосые! Комсомольцы проклятые! Креста на вас нет! Бог накажет!..
Защищая своих подруг, парни мстили деду. Одним из способов «вендетты» было петушиное пение, и главную роль здесь исполнял Леха.
Подкравшись под окно, он громко и заливисто кукарекал. В ответ на это в избе незамедлительно происходила надлежащая реакция. С шумным кряхтением дед Мирон слезал с печи, шлепал по полу босыми ногами, проходил к столу и, зажигая керосинку, баритонил:
– Бабка, вставай! Слышишь, петух поет? Пора корову доить!
Бабка вставала и будила невестку, которая топила печь и разогревала завтрак. Невестка будила мужа, он, нехотя вставая с теплой кровати, недовольно ворчал на темноту за окном. Бабка пинала спящую корову, та не понимала, чего от нее требуют в ночное время. Сам Мирон, теряясь в догадках о неопределенном времени суток и не изменяя своей привычке ходить на зорьке за ключевой водой, крался под горку к шумному ручью:
– Что-то темно сегодня… Странно! Все спят, и огней не видно… И собаки не лают!..
Но собаки залаяли на всю округу от неожиданного грохота покатившихся под горку ведер, выпущенных из рук деда Мирона. Дед летел вслед за ведрами, а спрятавшаяся за забором молодежь едва сдерживала смех, торжествуя победу. Леха спешил убрать с тропинки чурку.
Потом в староверческом доме начиналась перепалка: бабка ругала Мирона за то, что он, старый хрыч, не отличает ночи от утра. До рассвета оставалось еще не мене трех-четырех часов.
Эта шутка так понравилась Анечке, что Леха «пустил петушка» деду Мирону и в следующую ночь. Полученный эффект превзошел все ожидания. Невыспавшаяся бабка огрела своего возлюбленного ухватом по сутулой хребтине. Сам же Мирон рано поутру обежал весь староверческий клан, задавая один-единственный вопрос, который заставлял задуматься не только его:
– У вас по ночам петухи под окнами кричат?..
Но ни у кого петухи по ночам не голосили. Озадаченный дед терялся в догадках еще больше, набожно крестился и, выпучив в испуге глаза, шептал посиневшими губами:
– Не иначе как знамение посетило!..
Леха был на вершине блаженства. Он уже несколько дней ходил в героях. Но самым важным для него было настроение его возлюбленной, которая вместе с подругами от души смеялась над проделками Алексея и не переставала одаривать многообещающими взглядами.
Третья ночь была решающей: Анечка пообещала одарить Леху поцелуем. Лишь бы только дед Мирон откинул что-нибудь посмешнее.
Андрей пророчески предупреждал зарвавшегося друга:
– Леха! Хватит, больше не стоит этого делать! Три раза в одно место камень не падает!
Но где там! Леха, ослепленный любовью и подбадриваемый толпой, гордо и вызывающе шел на очередной подвиг. Хрипло, протяжно и громко закукарекал он всем знакомую песенку.
Ответом была тишина. По всей вероятности, заспавшийся дедок не услышал залихватского голоса и не проснулся с первого раза. Подождав какое-то время, Леха повторил неудавшуюся попытку, прибавив своему баритону большее усилие. Но и после второго раза тишина не нарушилась, как будто за забором деда никого не было. Алексей помнил уговор: ему предстоит познакомиться с территорией деда с более близкого расстояния. Он осторожно, но грузно перевалился через забор и замер, прислушиваясь, не проснулся ли на своей печи вредный дедок.
Дед Мирон не спал и слышал все! И не только слышал, но в свете месяца прекрасно видел крадущегося парня. И не только видел, но уже выцеливал из косозатворой фроловки тридцать второго калибра в Лехин зад, желая излить накопившуюся обиду двойной порцией крупной соли.
Леха не знал, что сегодня утром дед отрубил петуху голову, сварил его в пятилитровом чугунке и, насытившись безвинной птицей, засел в дозор в старой собачьей будке.
Парень, затаптывая босыми ногами уснувшие на ночь георгины, крался по цветочной клумбе и не подозревал о грозящем возмездии. Благополучно подобравшись к завалинке, под окна, где предположительно спал дед Мирон, Леха похлопал ладошками по карманам штанов и, пытаясь изобразить только что проснувшегося петуха, набрал в легкие воздуха. Но спеть заветную песенку не успел: его настиг хлесткий заряд.
Первые секунды Леха был полностью парализован и походил больше на застывшую сушину, чем на человека, у которого в заднице находилось тридцать граммов соли. Он пытался осмыслить происходящее: «Что бы это могло быть?» Казалось, что его огрели кожаным бичом, в конец которого была вплетена свинцовая картечина, разорвавшая ягодицы на портянки. Но лязг звонко щелкающего затвора Леха услышал отчетливо. Да и грохот выстрела не оставлял никаких сомнений. В тот же миг он представил себе, как старый хрыч своей костлявой, но проворной рукой досылает в патронник очередной патрон с зарядом соли. От этой мысли на лице несчастного парня выступил холодный пот…
Времени на раздумья не было, надо было срочно убегать. Схватившись за пылающие ягодицы, Леха, окончательно затаптывая корни обреченных георгинов, бросился к забору. Первые три метра Алексей преодолел благополучно. Но далее на дороге, будто часовой на посту, встал дощатый забор, на котором он минуту назад едва не оставил штаны. Прыгать в высоту и бегать с препятствиями Леха не умел. Да и высокая скорость не позволила вовремя сориентироваться. Парню ничего не оставалось, как брать тараном.
Почувствовал ли Алексей удар в грудь, воспрепятствовавший его стремительному галопу? Неизвестно. А вот забор – почувствовал. Он отлетел на несколько метров вперед, словно бежал не Леха, а трехгодовалый жеребец, впервые поставленный под седло.
Пока дед Мирон выбирался из собачьей конуры в намерении схватить «петушка» за кудри, ночной гость уже исчез. В поле зрения опешившего деда уже никого и ничего не было. Ничего, кроме восьми метров забора, валяющегося «железной дорогой»… А Леха чесал ногами дорожную пыль, на огромной скорости преодолевая каменистые метры поселковой улицы.
Последующие поиски подстреленного товарища не дали положительного результата. На голос Анечки и Андрея Леха не отвечал. Ему было некогда: он всю ночь просидел на поросячьем корыте, вымачивая место поражения. Чтобы его не нашли, он предусмотрительно укрылся в центре огорода и, выглядывая из картофельной ботвы на встревоженную Анечку, удрученно повторял:
– Вот это поцелуйчик!
– Что с ним случилось? – спросила запыхавшаяся Маша, когда они остановились на краю деревни.
– Подстрелили «петушка». Но нет ничего страшного. Через несколько дней рассосется, – ответил с усмешкой Андрей и наклонился к лицу девушки для поцелуя. Она не противилась.
– Ты сводишь меня с ума… А зачем я тебе безумная? – шутила она, вглядываясь ему в глаза.
– Ты и безумная будешь прекрасной! Для меня ты лучше всех! Ты нужна мне как воздух! Как солнце! Как вода! Как…
Андрей не договорил и вновь коснулся губами девичьих губ.
– И что же дальше? С чем еще ты можешь меня сравнить? – кокетливо пытала она.
– С чистейшим родником! С теплым, свежим ветерком! С белым пушистым снегом! С переновкой!
– С переновкой? А что это такое?
– Это новое снежное покрывало, покрывающее землю осенью и зимой.
– Брр-р! – передернула Маша плечами. – Такое сравнение не хочу!
– Почему?
– Потому что не люблю зиму. Люблю лето! Летом хорошо – все цветет, благоухает. Летом… мы с тобой вместе! – мечтательно отвечала девушка, увлекая Андрея за собой в сторону своего дома.
– Но теперь мы всегда будем вместе: и летом, и зимой! Всю жизнь! – сказал Андрей.
– А как это, всю жизнь? – стараясь показаться удивленной, как бы не понимая смысла сказанного, прошептала Маша.
– Потом скажу.
– Потом? Это когда? – настаивала она.
– Когда-нибудь, через некоторое время. Пусть это будет для тебя неожиданностью, подарком!
– Подарком – это хорошо. У меня скоро будет день рождения! – хитро улыбнулась Маша.
– Когда?
– Скоро. Через две недели.
У своего дома Маша проворно выскользнула игривым веретеном из крепких объятий Андрея.
– Ты что, Машенька? – недоуменно прошептал Андрей и вновь протянул навстречу ей свои руки.
– Так, просто… Остынь немного… – с отрезвляющей насмешкой в голосе ответила девушка и торопливо спряталась за калитку своего дома.
– Боишься меня, милая? Но… Но ведь у нас с тобой уже все было… – шептал он, стараясь открыть калитку.
– Да, боюсь, – как-то особенно тихо и подавленно ответила Маша из глубины двора. – А вдруг что-нибудь случится, если уже… Ты осенью уйдешь в армию, а что буду делать я?
Не дожидаясь ответа, девушка круто развернулась и убежала в дом.
Андрей долго стоял за воротами, ожидая возвращения Маши, но в тот вечер девушка больше не вышла.
Теплая летняя ночь дышала свежестью. Шум реки перемешивался с шумом листвы, трепещущей на деревьях. Бледный рожок зародившегося месяца повернул острые рога на ведро, предвещая хорошую погоду. Мириады звезд, рассыпанных в бесконечности неизвестной щедрой рукой, мерцали и подмигивали идущему по ночной улице Андрею, как старому другу. Негромкая поступь его шагов не нарушала покоя спящего поселка, как не препятствовала его «отсутствию» в реальном мире. Он был далеко от звезд, не слышал бесшумных вздохов благоухающей земли.
Перед его глазами стояло милое лицо любимой Машеньки и ее глаза, на которых блестели искры слезинок. Он вспоминал ее слова, полные тревоги.
Андрей знал, что все беспокойства ее напрасны. Знал, что он и Маша – одно целое. Верил, что Маша не предаст его, как и он ее. И если их чувства так крепки и верны, то остается всего лишь поставить точку. Он решил раз и навсегда: они теперь будут неразлучны.
«Две недели… День рождения… – вновь и вновь повторял Андрей. – В этот день я попрошу Машеньку выйти за меня… А потом – как жизнь рассудит».
Глава 8
С запада потянуло теплым влажным ветром. От его резких порывов закачались и зашумели деревья, заметался рвущийся шум реки, зимней поземкой закружилась по дороге пыль. Сгустившиеся над Безымянкой грозовые тучи закрыли вечернее небо.
Стараясь как можно быстрее скрыться от надвигающейся непогоды, хозяйки резкими окриками разгоняли по пригонам вернувшихся с дневного выгула коров. Попрятавшись по конурам и укромным местам, умолкли собаки. В старательских домах хлопали двери и щелкали замочки окон. Поселковая улица быстро опустела и притихла, как в ночное время. И только ласточки черными молниями все еще метались низко над землей.
– Может, вернемся? Смотрите, сейчас гроза будет. Вымокнем, да и поздно, ночь наступает, – сказала Маша, искоса посмотрев на неторопливо вышагивающих подруг.
– Да ты что?! Уже недалеко осталось. Нас ждут, – торопливо ответила Татьяна.
– Но только недолго… Полчасика – и домой. Мне родители разрешили только до одиннадцати, – с робостью в голосе предупредила Аня и посмотрела на Машу.
– Как скажешь, так и вернемся. Только больше не плачь. Сама пошла, и нечего здесь ныть, – нахмурила брови Татьяна и ускорила шаг.
– А удобно ли? Скажут, девки сами в гости пришли! А что люди подумают? Плохо это все… – продолжала Аня, поглядывая на Машу.
– Ох и надоела ты мне! Не хочешь – не ходи! – сказала Таня, но, видя, что подруги продолжают идти, стала подбадривать девчат. – Не переживайте, все будет нормально. Посидим часок – и домой. Был бы Федя один, я бы вас никогда не позвала. А получается, что их трое, а я одна. Как это будет выглядеть? Некрасиво. А так их трое и нас трое, – хитро улыбнулась и подмигнула подругам Татьяна.
– Но только пусть ни на что не надеются! Мы идем только из-за тебя! – строго предупредила Маша.
– Да что ты! Они парни культурные, городские, интеллигентные, приветливые! Ничего лишнего! Просто посидите вместе с нами и все!
– А у кого день рождения? – поинтересовалась Аня.
– У Сергея! Ох и красивый парень! Стройный, высокий, черные кудри, с усами…
– А что, наши чибижекские парни хуже? – спросила Аня.
– Это ты про кого говоришь? Может быть, Леха лучше всех? Кроме него ты в своей жизни никого не видела! И я тебе скажу, что наши и городские – большая разница. Огонь и вода!
Маша смотрела на покрасневшую Аню, которая прикусила язык и растерялась, не находя слов в защиту того, кто казался ей настоящим, пусть немного грубоватым и неотесанным. Конечно, у Татьяны с Лехой старые счеты, это было понятно всем. Но зачем равнять всех парней? Это Маше было непонятно. Татьяна продолжала:
– Вот скажи, что может твой Леха? Он и не знает, как связать пару ласковых слов. Он не знает, как и с какой буквы начинается слово пожалуйста!.. Как верблюд над Честноковским проспектом. Только и знает, что курить да плеваться при всех!
Аня и Маша посмотрели направо, где над поселковой дорогой на высокой горе располагалась скала с таким названием. В действительности природное изваяние чем-то напоминало издали двугорбого верблюда, но никак не походило на Алексея. Однако это сравнение им показалось забавным, на что они отреагировали дружным смехом.
Завидев барак для приезжих, они взяли друг друга под ручки и пошли медленно, степенно, как гусыни, возвращающиеся от реки к дому. Казалось, что каждая из них хотела сказать: «Посмотрите, какие мы красивые и недоступные! Нам никто не нужен, и здесь мы оказались совершенно случайно!»
Однако каждая косым взглядом наблюдала за окнами, в нетерпении желая поскорее увидеть тех, ради кого они пришли этим вечером.
Их уже ждали. Из глубины барака за ними наблюдали три пары оценивающих глаз. Как только троица поравнялась с покосившимися воротами, дверь барака противно скрипнула, и на крыльце появился чернявый парень. Обворожительно улыбаясь, он приветливо воскликнул:
– Красавицы! Далеко ли путь держите?
– Гуляем от скуки, делать нечего, – как бы нехотя ответила Татьяна.
– Может быть, заглянете на огонек, составите нам компанию? Да, кстати! У нашего Сергея сегодня день рождения! – соблюдая приличия и не упоминая о тайной договоренности, ласкал девичьи ушки парень.
После приглашения девчата зашептались между собой, а Федя уже настойчиво подталкивал их к крылечку и, не переставая рассыпаться в любезностях, незаметно для всех ущипнул Татьяну за бок.
Перед девчатами услужливо открылась входная дверь, и подруги очутились в полусумрачном помещении, напоминающем мамаево побоище.
Перед глазами предстала неприглядная картина быта временных жителей: давно не видевший веника и тряпки дощатый пол, закопченные стены и печь, грязный стол, разбросанное на нарах постельное белье. Маше показалось, что она попала в какой-то погреб, где царствовали крысы. Окружающая обстановка была настолько мрачной и неприветливой, что девушке тут же захотелось убежать на улицу, на свежий воздух и не заходить в этот балаган никогда. Но пропустивший их невысокий щербатый парень уже закрыл за ними дверь и, улыбнувшись кривой улыбкой, протянул вперед руку:
– Добрый вечер, милые дамы! Пожалуйста, проходите, присаживайтесь к столу!
Последнее приглашение показалось Маше странным и каким-то неестественно торопливым – ни знакомства, ни приветствий, ни праздных пожеланий. Создавалось ощущение, что это не вечер в честь именинника в кругу приглашенных девчат, а очередная пьянка собутыльников. Краюха ржаного хлеба, разломанного руками, раскрытая банка тушенки да несколько молодых огурцов, сорванных втихаря с парниковой грядки у глуховатой бабки Маланьи, – вот и весь праздничный стол.
– Вы уж извините, мы только позавчера приехали и не успели обжиться. Сами понимаете – птицы перелетные, – суетился щербатый, рассаживая девчат на кедровые чурки, служившие стульями, и, смеясь неприятным, отталкивающим смехом, первым протянул руку для знакомства: «Ваня!»
«Что же ты, Ваня, хоть бы для приличия со стола грязь убрал! Да и руки надо помыть», – подумала Маша и, коротко кивнув головой на приветствие, резким жестом разогнала рой мух на столе.
Виновник торжества представлялся в последнюю очередь. Он приподнялся с нар и, поправив на себе модную косоворотку, обворожительно улыбнулся белозубой улыбкой:
– Для меня ваше присутствие – настоящий праздник! Думаю, что этот вечер запомнится нам всем. Сергей!
– Извините, Сергей, что мы без подарков. Но я думаю, что мы это исправим, – сказала Аня и посмотрела на подруг.
– Ну что вы! Какой может быть подарок! Самый прекрасный подарок – это вы! А тем более твоя прелестная улыбка… – подмигнул ей парень.
Маше речь Сергея показалась странной и настораживающей, однако Аня была в восторге.
Иван торопливо нырнул под стол и торжественно вытащил початую бутылку спирта:
– За день рождения надо обязательно выпить!
Маша и Аня отпрянули и, посмотрев на окружающих испуганными глазенками, отрицательно закачали головами. Но тут, забирая бразды правления, поддерживая парней, свое веское слово сказала Татьяна:
– Именинника обижать нельзя! Надо обязательно выпить! За знакомство, за здоровье, за продолжение дружбы, наконец…
От настойчивых просьб, приятных слов, сопровождавшихся обязательной и многозначительной улыбкой Сергея, Аня сдалась очень быстро, вместе со всеми стала упрашивать Машу.
– Только немного, – после долгих уговоров согласилась девушка.
Звякнула алюминиевая посуда. Содержимое кружки жаром обожгло губы, язык, горло. Маша задохнулась, не в силах что-либо сказать, но услужливо поднесенная Иваном берестяная чаша с водой помогла девушке.
Через какое-то время от выпитого по телу Маши покатилась хмельная волна. Голова закружилась. Руки и ноги наполнила приятная ватная теплота. Как будто само собой улетучилось нервное напряжение, стало легко и весело.
За столом быстро завязался непринужденный разговор. От легких шуток всезнающего Сергея небольшое помещение наполнилось звонким смехом расслабившихся девчат. Более всего это относилось к Ане. Стараясь заострить внимание именинника на себе, девушка от всей души заливалась над словами понравившегося ей парня. А Сергей увлекал девушек анекдотами, вставлял в свою удалую речь комплименты и многозначительно стрелял взглядом в Аню.
Маша смеялась вместе со всеми, с нескрываемым удовольствием поглядывая на окружающих. Ей нравилась эта небольшая компания, нравились шутки и теплота, которая появилась во всем теле. Все было очень хорошо, просто замечательно! Она радовалась вместе с Аней, с интересом слушала Сергея, и даже Иван, казавшийся ей суетливым и противным, теперь походил на обыкновенного, нормального парня. Лишь притихшие Татьяна и Федя реже всего удостаивались ее внимания.
Маша не замечала частых, косых взглядов Татьяны на себе. Она не видела, как та была довольна. Осуществлялась часть ее коварного плана: Маша была в обществе мужчин в вечернее время, и этому есть свидетели. Этот факт может стать причиной бесповоротного разрыва с Андреем.
Через небольшой промежуток времени предусмотрительный Иван вскочил из-за стола и, схватившись рукой за горлышко бутылки, забулькал по кружкам:
– Давайте выпьем по второй!
Маша торопливо убрала свою и наотрез отказалась:
– Все, хватит!
– Да ты что, Машенька! Уважай именинника!
– Поддержи компанию!
– Последний раз, Машенька, – наперебой заговорили окружающие.
– Нет! Все, хватит! Уже поздно, надо идти домой! – запротестовала Маша, вставая из-за стола.
– А куда идти, Маша? Смотри, сейчас будет дождь! – воскликнул Сергей и указал пальцем за окно.
И действительно, в серости сгущающихся сумерек метнулась молния, фосфорической вспышкой ослепив небольшой отрезок улицы рабочего поселка. Через пару секунд небеса расколол гром, от которого заплясало пламя в керосиновой лампе.
Пока Маша смотрела в окно на зарождавшуюся стихию, Иван торопливо плеснул в ее кружку спирт.
– Ну вот! А выливать и отказываться нельзя! Давай, Машенька, по последней, и больше к тебе никто приставать не будет, – певучим голоском протянула Татьяна и посмотрела на подругу лисьими глазами.
Маша послушалась и последовала примеру окружающих. Вновь полыхнуло пожаром, обожгло, расслабило и притупило. Раскрасневшаяся девушка чувствовала, что очень быстро хмелеет. Очертания помещения и силуэты людей поплыли в разные стороны. Руки и ноги не хотели подчиняться. Обрывки разговоров становились более громкими, быстрыми и резкими. Маше стоило огромных усилий держать себя в руках. Ей казалось, что подобное ощущение только лишь у нее, что она одна пьяна в окружении подруг и парней. Но, посмотрев вокруг, девушка поняла, что алкоголь завладел всеми.
Аня оказалась самой пьяной. Покачиваясь из стороны в сторону, не стесняясь Сергея и не обращая внимания на одергивания Татьяны, она смотрела только на него. С восторгом она ловила каждое слово Сергея. А он, чувствуя, что уже почти завоевал сердце девушки, продолжал рассыпать комплименты. Но вершиной лести было не соизмеримое ни с чем вранье о том, что он никогда не встречал такого милого и прелестного создания, как Анечка.
Для Ани комплименты – что радуга в феврале! Еще немного, и к сердцу девушки, как через невидимую пропасть, ляжет шаткий мостик коварства Сергея. Еще чуть-чуть, и Аня влюбится в опытного донжуана, ловко расставившего свои сети на очередную жертву.
Татьяна была на вершине блаженства! Все идет так, как хотела она. Этот вечер изменит ее жизнь. Сегодня она отомстит всем, кто насмехался над ней когда-то. Сегодня произойдет то, о чем она так долго думала. С сегодняшнего вечера сердце Андрея будет принадлежать ей и только ей. Пока же можно наслаждаться происходящим, наслаждаться лестью Федора, застилающей ушко девушки персидским ковром. Она счастлива видеть Машу и Аню сидящими в окружении малознакомых парней, да к тому же в нетрезвом виде. Она одержима мыслью, что приближается минута расплаты, поэтому трепещет от волнения.