А может, сам Всевышний послал ему это тяжёлое испытание, чтобы проверить его моральный дух и человеческие качества? В данный момент старшина автороты оказался между двух огней: с одной стороны, жизнь одного солдата, а с другой – благополучие всей колонны в количестве ста бойцов.
– Господин командир, – продолжил аксакал, – нам этот вопрос нужно решить немедленно, прямо сейчас же, иначе будет поздно. Сынок, я вижу, ты ещё не оценил ситуацию. Внимательно посмотри на крышу соседнего дома, там сидят гранатомётчики с Пакистана, эти головорезы с гранатомётами ждут от эмиссара сигнала к нападению. Вот этот молодой человек в кожаной куртке является командиром этой наёмной группы. Он эмиссар бандгруппы, пришёл агитировать пуштунов воевать против шурави. Но мы не хотим с вами воевать. У него небольшая группировка, и поэтому против нашей воли, без нашей поддержки они на вас нападать не посмеют. У нас есть договорённость держать с вашим командованием нейтралитет. Мало того, мы гарантируем безопасное продвижение ваших колонн через наши земли. Взамен мы также получаем от вас помощь.
Большое спасибо вашему командующему армией Ермаку (командующий 40-й армией генерал-лейтенант Ермаков). В прошлую зиму, когда мои соплеменники умирали от голода, не Пакистан, не Иран, а именно он дал нам хлеба, крупы, одежды, обуви, тем самым спас нас от смерти. Если сейчас по вашей вине произойдёт вооружённое столкновение, то потери с каждой стороны будут большие. Я чётко представляю: при нынешней ситуации ваша колонна находится в очень опасном положении, в течение нескольких секунд колонна может взлететь на воздух. В итоге также пострадают и мои соплеменники. В случае кровопролития и гибели ваших бойцов, прилетят ваши вертолёты и самолёты, произведут ракетный удар, и от нашего кишлака останется мокрое место. Таких случаев в последнее время было немало. Поэтому этот конфликт нужно решить малой кровью – смертью одного человека, а не всей вашей колонны, и тем самым мы выполним «пуштунвали». Если сейчас мы решим этот конфликт мирным путём, то обещаю, колонна ваша не пострадает. Вы, господин командир, о принципах и правилах «пуштунвали», наверное, не слышали и не знаете, что это такое.
Не зная, что предпринять и как выйти из этой тяжелейшей ситуации, чтобы спасти от верной смерти своего подчинённого, старшина Сафин начал прокручивать все варианты решения этого проклятого конфликта. Он предстал перед неразрешимой проблемой: как спасти от смерти своего подчинённого, не допустив нападения на колонну гранатомётчиков, тем самым сохранить военное имущество, безопасность колонны и водителей боевых машин, а также не нарушить закон «пуштунвали».
Услышав из уст аксакала слово «пуштунвали», Сафин вспомнил о своде законов этого племени и сказал:
– Простите меня, уважаемый аксакал, но я ещё у себя на родине подробно изучил и хорошо знаю ваши законы и обычаи, в том числе и «пуштунвали». У каждого народа своя конституция, свой свод законов, и только сам народ решает, по каким правилам им жить. Находясь на вашей земле, мы также стараемся соблюдать ваши законы. К сожалению, не все наши шурави придерживаются этих правил. В «пуштунвали» написано, что пуштун должен быть храбрым воином и признавать право кровной мести, но при этом он обязан быть милосердным.
В данной ситуации, пользуясь законами «пуштунвали», я прошу вас в отношении бойца, виновного в гибели вашей соотечественницы, не применять принцип кровной мести, а проявить к нему милосердие. Мы со своей стороны пострадавшей семье компенсируем ущерб. Оттого что вы убьёте этого парня, оставшимся сиротам никакой пользы не будет, а для матери погибшего бойца это будет огромным горем.
Старик, услышав из уст парня эти слова, проникся к нему большим уважением. Ему и самому не хотелось лишать жизни этого солдата, но жестокие правила «пуштунвали» от него требовали принять равноценные этому преступлению меры. Если он сейчас не защитит честь и достоинство своего племени, то это на него и его племя ляжет позорным пятном, и ничем его не сотрёшь, к тому же это за собой повлечёт всеобщее презрение как со стороны его соплеменников, так и других племён.
– Сынок, – сказал аксакал Ринату, – ты храбрый, мужественный воин, как настоящий командир, защищаешь своего подчинённого. Сынок, я с твоим предложением согласен на сто процентов, но последнее слово остаётся за родными погибшей женщины. Я им сообщу о вашем предложении. Родственники погибшей женщины от вас могут потребовать неподъёмную компенсацию, поэтому по секрету скажу, этой семье достаточно дать пять мешков муки, риса, сахара, а также стиральный порошок, соль, спички. Не скупитесь. Это будет благородно с вашей стороны. Аллах вас в будущей жизни за это отблагодарит. В трудную минуту Всевышний и вам также придёт на помощь.
Сейчас Сафин оказался меж трёх огней: к предыдущим проблемам прибавилась статья за разбазаривание военного имущества, а это – прямая дорога в дисбат.
Старшине Советской армии впервые в своей жизни пришлось, как заядлому торгашу на базаре, торговаться с родственниками погибшей. Как тут не торговаться, ведь он распоряжается не своим личным, а государственным военным имуществом.
В конце концов переговоры прошли успешно. Когда старшина автобата из рук пуштунов вызволил «пленника», от всего пережитого в его чёрных, как смола, волосах появилась седина. Он, упав на землю, обнял ноги своего спасителя и, не веря в происходящее, безудержно рыдал.
Сафин прекрасно понимал, что за разбазаривание военного имущества ему придётся ответить по всей строгости советских законов.
Показательный детдом
В этом заведении, которое располагалось на окраине города, на первый взгляд всё было идеально. Большая территория была огорожена высоким забором, а на проходной круглосуточно дежурил секьюрити. Здесь был железный порядок. Сюда вход посторонним был строго запрещён, а выход воспитанникам – только по разрешению самой Бандерши, как за глаза называли директора детдома Элеонору Ашотовну обитатели этого закрытого заведения.
Здесь так же, как и на зоне, ходили строем и пели патриотические песни. Для непослушных и нарушителей дисциплины успешно функционировал карцер, который представлял из себя неотапливаемое помещение без окон, где «воспитатели» из непослушных «маленьких преступников» ремнём выбивали всю дурь, после чего они становились шёлковыми. По правилам, которые установили уже сами детдомовцы, для неподдающихся воспитанию детей была своя иерархическая лестница, среди которых были даже «неприкасаемые». Их место было возле параши – возле дверей или в тёмном углу комнаты. С такими запрещалось не только дружить, но даже общаться. Учреждение, чем-то напоминавшее колонию для несовершеннолетних, было известным на всю область показательным детским домом для трудновоспитываемых детей.
Воспитанники детдома славились своими спортивными, трудовыми успехами, и в учёбе они были на передовых ролях.
Сюда привозили целые делегации, чтобы перенимать такой «передовой» опыт. Посетители, увидев на территории детдома идеальную обстановку, поражались чистоте, порядку и дисциплине. Воспитанники детдома ходили по струночке. Членов делегации интересовал только результат, а вот каким образом всё это достигалось, то, что у этих детей не было детства и нормального человеческого отношения со стороны воспитателей, их мало интересовало.
Территория была разделена на две части. На одной были расположены два двухэтажных здания и несколько подсобных помещений, а на другой – подсобное хозяйство с теплицей, где выращивали огурцы, помидоры, лук, чеснок и зелень, и картофельное поле. Была хорошо оборудованная спортплощадка, где ежедневно по распорядку дня все, без исключения, усиленно занимались спортом.
Рядом с детским домом располагался городской парк отдыха, где счастливые молодые мамаши на красивых колясках катали свои сокровища – маленьких малышей.
По установленным жёстким правилам детского приюта, детям выходить за пределы территории строго запрещалось. Правда, как исключение за хорошую работу и примерное поведение можно было получить увольнительное – двухчасовое посещение парка, но только с жёстким условием: за пределы парка – ни ногой.
Чтобы получить это увольнительное, нужно было совершить небольшой подвиг. Все дети хотя бы изредка своим трудом старались получить разрешение сходить в парк и посмотреть, как нормальные люди живут на воле.
Одиннадцатилетней Лене Сакирко приходилось лезть из кожи вон, чтобы получить это заветное разрешение и изредка посетить парк. Вот сегодня ей посчастливилось: наконец она сидит в парке и любуется, как мальчишки играют в мячик, девчонки прыгают со скакалкой, а взрослые культурно отдыхают, сидят на скамейке и читают газеты, книги. Глядя на этих счастливых детей, она так им завидовала, мечтала, что когда-нибудь и у неё появится такая возможность.
Большинство детдомовских детей были сиротами при живых родителях. У многих из них родители были алкоголиками, а у некоторых были и бабушки, дедушки, дяди, тёти, братья, сёстры. Но они никому не были нужны.
Правда, к некоторым детдомовцам иногда, в перерыве от пьянок, изредка приходили горе-мамаши, они обильно лили крокодиловы слёзы и опять пропадали на несколько месяцев, даже годы. Этих горе-родителей, какими бы пропащими людьми они не были, дети по-своему любили и с нетерпением ждали их прихода. Хоть детей дома и били, не кормили, всячески обижали, тем не менее они стремились домой к своим непутёвым родителям.
Есть такое понятие – родительская любовь. Любому малышу она нужна как глоток воздуха, как кусок хлеба.
Дети подразделялись на несколько категорий: отказники, от которых мамаши отказались ещё в роддоме; неблагополучные – дети из неблагополучных семей-алкоголиков, среди них были дети и из нормальных семей, родители которых свои обязанности переложили на плечи государства; дети-подкидыши, которых мамаши оставляли умирать в лесу и в поле, некоторых выбрасывали в помойную яму. У отказников была хоть какая-то надежда узнать о своих предках, а вот у подкидышей вероятность найти родителей или хоть кого-то из родни равнялась почти нулю. Правда, случались чудеса, через много лет состарившиеся предки их находили, но такая запоздалая встреча сиротам радости, тем более счастья не приносила.
Среди детдомовцев, пожалуй, не найдётся ни одного ребёнка, который не хотел хотя бы издали посмотреть на маму, которая подарила ему жизнь.
Лена с огромным вниманием и завистью наблюдала за игрой детишек. «Интересно, – думала она, – хоть одним глазком посмотреть бы, как дети с родителями в домашней обстановке живут». Она от взрослых слышала, да и в кино видела, у многих «домашних» детей имеется своя отдельная комната, свои игрушки, телевизор, магнитофон. Это ведь, наверное, какое счастье жить в своей семье, быть свободной, никто тобой не командует, хочешь – готовь уроки, хочешь – играй на улице, хочешь – смотри телевизор.
И самое главное, они постоянно испытывают родительскую любовь. А это чувство сродно солнцу и воздуху не только для детей, но и для всех людей, без которых жизнь на земле невозможна.
А у них в детдоме всё по-другому. Здесь всё как у солдат в армии, всё по распорядку, ни минуты свободного времени, весь день приходится пахать как ишак, мало того, ещё заставляют по плацу маршировать, петь патриотические песни, до упаду заниматься бегом и разными физическими упражнениями, чтобы на соревнованиях и конкурсах завоевать первое место. К тому же ещё нужно готовить уроки. За полученные двойки, даже и тройки, воспитатели наказывают строго – сажают в карцер.
Кызым, ты моя внучка
– Доченька, можно я рядом присяду? – Лена, очнувшись от своих невесёлых мыслей, рядом с собой увидела модно одетую, со следами былой красоты женщину.
– Пожалуйста, садитесь, тётенька, здесь свободно, – ответила Лена приветливо.
– Скажи, доченька, ты по документам Сакирко Елена?
– Да, а откуда вы меня знаете? – спросила Лена взволнованно.
Женщина несколько минут, не отрывая своего взгляда, смотрела на Лену, а потом, резко обняв, начала её без конца целовать, а потом долго, не отпуская её из своих объятий, молча плакала. В её взгляде была огромная любовь к этой девочке, большое горе из-за невозможности исправить содеянное.
Лена, ничего не понимая и не зная, как ей поступить в этой ситуации, сидела в объятиях этой незнакомой женщины. Она также в ответ своими тонкими ручонками обвила её шею. Ей в эти минуты было безумно хорошо. За всю её сознательную жизнь, с самого дня рождения, как она себя помнит, никто её ни разу не обнял и не поцеловал. О материнской ласке она и понятия не имела. Других красивеньких малышей воспитательницы частенько брали на руки, обнимали, целовали, а вот её, страшненькую, никто не хотел ласкать. В такие минуты она всё равно в душе надеялась и ждала, что хоть один раз кто-то обратит на неё внимание, возьмёт её на руки и, как других детей, обнимет, прижмёт к груди, но до сих пор такого желания ни у кого не появлялось.
Но вот, наконец, сегодня её мечта сбылась: она находится в нежных объятиях чужой тётеньки. Она готова была находиться в таком блаженном состоянии бесконечно.
– Доченька, почему ты такая худая, прямо кожа да кости, тут вас совсем не кормят, что ли? – с дрожью в голосе спросила женщина, обнимая её всё крепче и крепче.
– Тётенька, мне здесь так плохо, – сказала Лена, рыдая, – все надо мной постоянно издеваются, бьют. Заставляют меня выполнять всю грязную работу. В шутку в мой стаканчик с чаем сыплют соль, а в суп – перец, и я частенько остаюсь голодной и постоянно хочу кушать. Я маленькая, худенькая, поэтому дать им отпор у меня сил не хватает. Меня обзывают уродиной, а старший воспитатель Клаша-палач меня называет жертвой неудачного аборта.
У Клаши-палач (Клавдию так называли между собой детдомовцы) своих детей не было, и, видимо, поэтому она ненавидела всех детей, без всякой причины могла своей тяжёлой рукой отхлестать – бить по лицу не понравившего ей малыша, даже сажать в карцер. Дети боялись её как огня и старались не попадать в поле её зрения.
– У меня нет подруг, со мной никто не хочет дружить, – продолжала Лена свой рассказ. – Таких, как я, в нашей группе три девчонки. Нас называют неприкасаемыми подкидышами.
Услышав эти слова, у женщины из глаз ручьём потекли слёзы.
– Тётенька, а вот та девочка что кушает? – спросила Лена.
– Как я вижу, она кушает мороженое, – ответила женщина.
– А мороженое, наверное, вкусное?
– А ты что, ни разу не пробовала мороженого?
– У нас в детдоме кушать мороженое запрещено, говорят, что это вредно для здоровья, что дети от мороженого болеют и могут отравиться.
– А вы мне мороженое купите и, если можно, вкусный пирожок?
– Что же это я сама не догадалась? – воскликнула женщина. – Сейчас, доченька, я тебе куплю много мороженого и вкусных пирожков. – Буквально через десять минут перед Леной был целый набор мороженого, пирожков и шоколада.
Лена, не веря своим глазам, начала с жадностью кушать всё, что было перед ней.
Через полчаса она, насытившись, спросила:
– Тётенька, а вы про мою маму ничего не знаете? – спросила Лена уже второй раз, с трудом сдерживая своё волнение. Она каким-то шестым чувством поняла, что эта женщина неспроста к ней подошла. Должно быть, она имеет какое-то отношение к её маме.
– Доченька, если сейчас я тебе расскажу всю правду о тебе и твоей маме, то это для твоей неокрепшей души будет огромным ударом, к тому же после этого ты на всю жизнь возненавидишь свою бабушку.
– Тётенька, ради бога, я прошу вас, расскажите мою историю, как я сюда попала, кто мои родители, бабушка, дедушка? Я так хочу о них что-нибудь узнать. А свою маму, папу, дедушку, бабушку я уже давно простила. Я у Марьи Васильевны, она у нас самая старая воспитательница, о себе расспрашивала. Она лишь сказала, что я, должно быть, из богатой семьи, так как лежала в дорогой коляске возле дверей дома малютки и была завёрнута в дорогое одеяло, распашонки. В коляске был набор для новорождённого и довольно большая сумма денег. Была ещё записка с просьбой принять ребёнка в дом малютки.
– Доченька, хоть я и не хочу тебе об этом рассказывать, но перед смертью я должна покаяться в содеянном. Доченька, я тяжело больна, мне неизвестно, сколько мне ещё осталось жить на этом свете. Я много раз сюда приезжала, искала и никак не могла тебя найти. Вот, наконец, слава Аллаху, я нашла тебя, родимую. – Она опять неистово начала её целовать.
Женщина, тяжело вздохнув, собрав свою волю в кулак, тихим, дрожащим голосом начала рассказывать:
– Это была дружная, благополучная во всех отношениях семья, и они жили в городе, в Поволжье. Хозяина этой семьи звали Мансуром. Мансур Мустафин в городе был большим начальником – хозяином этого города. В то время эта должность называлась «председатель горисполкома». У него была жена по имени Лейла и дочь на выданье – Лиана. Он в них души не чаял. Они жили в достатке в богатом двухэтажном доме. Их дочь Лиана училась на последнем курсе химико-технологического института и была помолвлена с сыном директора крупного завода. Дело шло к свадьбе. И вот тут случилось непредвиденное. Лиана, очень даже некстати, забеременела от своего друга из простой семьи Роберта Галиева, с которым дружила с детского садика. Это событие рушило все планы этой известной не только в городе, но и республике семьи.
Мама Лианы, Лейла, гинеколог высшей квалификации, в то время работала заведующей роддомом. Узнав об этом, потребовала от дочери, чтобы та срочно, пока не поздно, избавилась от ребёнка, Лейла прекрасно знала, что её дочь в дальнейшем может остаться бездетной. Она всеми силами старалась убедить свою дочь, что такая экстренная мера нужна для благополучия их семьи. Лейла, упав перед дочерью на колени, умоляла:
– Доченька, скоро ваша свадьба, если сейчас не сделаешь аборт, об этом позоре нашей семьи узнает весь город. Многие недруги будут злорадствовать: дочь-мусульманка самого мэра принесла в подоле, и это будет позором на весь наш род. И это как раз в тот момент, когда буквально через месяц-другой должна состояться ваша свадьба, и самое главное, твоего отца ждёт повышение по службе. Если всё будет нормально, скоро твой отец станет большим начальником в области. Если ты меня не послушаешься, то повышения твоего отца в должности не будет, а ваша свадьба не состоится. Пока твой отец находится в Москве, защищает диссертацию, нужно уладить это дело до его приезда, чтобы ни он и никто из знакомых об этом не узнал.
– Мама, ты же сама гинеколог и прекрасно знаешь, по закону шариата – это большой грех, как я могу убить своего ребёнка, – сказала надрывно плача Лиана, – ведь он моя кровь и плоть от моей плоти, и твой внук, ведь он живой человек. Лучше меня убейте, но я на такое преступление не пойду. Ведь он ни в чём не виноват. Не хочу я выходить замуж за нелюбимого человека. У меня есть парень, которого зовут Роберт, его я безумно люблю и замуж пойду только за него. Если вы боитесь людских пересудов и сплетен, то мы с Робертом сегодня же уедем на Север, а там нас никто не знает. Обещаю: мы отсюда уедем и в свой родной город никогда не вернёмся. А вы будете жить спокойно, и никто вас не будет позорить, сделаете себе хорошую карьеру, ещё больше наживёте добра. От вас никакой помощи нам не надо. Скоро получим дипломы, у нас руки-ноги есть, себе и ребёнку на жизнь заработаем сами.
Лейла не смогла уговорить дочь. Лиана твёрдо решила оставить ребёнка.
Лейла – опытный гинеколог, видя бесполезность уговоров, пошла подлым путём.
– Доченька, – сказала она Лиане, – ты думаешь, мне легко пойти на такой шаг? Я и сама не хотела этого. Раз ты приняла такое решение, то тебе нужно будет пройти полное обследование, чтобы родить нам здорового внука.
После проверки здоровья молодой мамаши и развития плода Лейла сказала дочери:
– Поздравляю, доченька, у тебя будет дочь. Она хорошо развивается, отклонений от нормы не выявлено, так что не волнуйся, всё будет хорошо. Единственное, для подкрепления твоего здоровья и чтобы не было выкидыша, я тебе буду давать дорогие импортные лекарства. А то, что ты беременна, раньше времени никому не рассказывай, могут сглазить.
После этого разговора она свою дочь беспрерывно пичкала какими-то непонятными препаратами. Лиана полностью доверяла матери, у неё и в мыслях не было то, что её родная мать может так подло поступить.
Лейла, с целью избавления от внучки ещё в утробе дочери, давала ей препараты, которые должны были убить ребёнка, она своими руками травила малыша, что отрицательно отразилось на здоровье её дочери. Испугавшись, что с дочерью может произойти непоправимое, Лейла прекратила пичкать Лиану этой отравой. Она уже и сама не рада была, что пошла на убийство своей внучки. Тем более зная, что после употребления таких сильных препаратов малышка может родиться уродом.
Лейла с нетерпением ждала, что у дочери вот-вот произойдёт выкидыш, но время шло. Малышка не хотела умирать. Жажда жизни оказалась сильнее коварства её родной бабушки.
Иногда Лейле в голову приходили нехорошие мысли, просыпалась совесть: «Что же ты делаешь, бездушная, подлая бабушка? Ради чего ты хочешь угробить свою внучку и исковеркать судьбу своей единственной дочери? Тебе чего не хватает, денег, шмоток? Твоя семья самая богатая в городе. У тебя есть всё, что душа желает: двухэтажный особняк, машина – иномарка, импортная мебель, японская видеотехника. Ты первая леди в городе. Может, тебе не хватает ещё больше славы? Тебе не кажется, что ты играешь с огнём. Как бы не получилось, как в сказке у Пушкина, оказаться у разбитого корыта. Тебе мало того, что за свою врачебную деятельность ты своими руками убила столько безвинных малышей и исковеркала судьбы многих будущих мамаш? Не боишься божьей кары? Ведь Аллах может послать тебе наказание. В священной книге Коран сказано, что человек рождается по воле Аллаха, и только он имеет право отнять у него жизнь. А ты занимаешься детоубийством. Врач, убивающий детей в утробе матери, из ангела в белом халате превращается в палача с косой. Каждая женщина должна познать счастье материнства, ухаживать, лелеять и кормить грудью своего ребёнка – чудо природы, данное самим Господом Богом, и заложить в его душу доброту, сопереживание и милостивое отношение к людям. А ты – сволочная женщина, свою единственную дочь хочешь лишить такого счастья!»
Наконец Лейла дождалась этого дня: у дочери произошли преждевременные роды, но, вопреки принятым мерам и стараниям бабушки, девочка родилась семимесячной, что удивительно, вполне жизнеспособной, но с физическими отклонениями, особенно это было видно на её лице. Старания бабушки для новорождённой внучки не прошли даром.
Лейла роды у своей дочери приняла сама и сразу ей сообщила, что малышка родилась мёртвой. В официальных документах также было написано: «Девочка родилась мёртвой».
Лиана после родов долго находилась между жизнью и смертью. Её специальным самолётом отправили на срочное лечение в Московский научно-исследовательский институт акушерства и гинекологии. Только благодаря умению опытных учёных она осталась жива.
А тем временем Лейла оказалась между двух огней. Что-то надо было делать со своей внучкой. Чтобы избавиться от этого нежеланного уродливого малыша, достаточно было сделать ребёнку укольчик, но это была опасная затея, так как среди нянек и санитарок были и недоброжелатели, которые об этом могли сообщить куда надо, ведь умерщвление живого ребёнка – это самое настоящее убийство, а за такое преступление по закону грозит реальный срок лишения свободы. Мало того, о подлом поступке своей матери могла узнать её дочь Лиана, и это могло обернуться для неё большой бедой. Такого коварства своей матери Лиана никогда не простит.
А между прочим, о том, что родная мать травила её вредными препаратами для здоровья, она узнала от врачей института акушерства и гинекологии, которые боролись за её жизнь.
А вот если об этом узнает её муж Мансур, то неизвестно, чем всё это может закончиться?
После прохождения лечения в столице врачи рекомендовали Лиане для продолжения лечения и укрепления здоровья поехать за границу. Чтобы скрыть следы своих преступных действий и избавиться от внучки-урода, бабушка Лейла придумала хитроумный план действий. Пока дома отсутствовали её муж Мансур и дочь Лиана, она заранее купила складную коляску и всё необходимое для новорождённого, наняв за хорошие деньги такси (служебной машиной мужа она не стала пользоваться, так как лишние свидетели ей были не нужны), ночью, открыв своими ключами комнату для новорождённых, с чёрного хода вошла в роддом, забрала её и, посадив внучку в машину, поехала в ближайший дом малютки, который находился в семидесяти километрах от города. Лейла была уверена, что её никто не заметит, но это было не так. В ту ночь в доме малютки дежурила Наташа – подруга, одноклассница её дочери, и она в последний момент заметила знакомую фигуру матери Лианы. Бить тревогу она не стала, так как свою внучку забрала родная бабушка, к тому же она является заведующей этого заведения.