Руки мои, не опуститесь…

Рука была вся морщинистая, с выпуклыми венами. Катька сжала ее обеими ладонями.

– Я Катя Бондарь, вы должны помнить меня… 1972 год… Я хотела быть врачом, а вы подарили мне…, – Катька не договорила.

Рука в ее ладонях дрогнула, с силой сжала ее ладонь и по лицу Тамары Павловны, вдруг, градом покатились слезы. Екатерина гладила ее руку и сама промокала платком свои глаза. Потом этим же платком стала вытирать лицо воспитательницы, успокаивая ее и заодно себя.

Когда они немного пришли в себя и перевели дыхание, увидели, что все женщины на койках тихо плакали вместе с ними.

«Хорошо, что Али куда-то пропал», – пронеслось в мыслях.

Через три часа Екатерину уже искали по отделению – обход удался на славу.

Уже через два дня Екатерина назначила повторные анализы Тамаре Павловне. Та уже вставала, отеки почти ушли, боль в сердце не беспокоила, сахар был на нормальных цифрах. Впереди предстояло полное обследование. До самой выписки они не могли наговориться, как близкие родственники после долгой разлуки, прячась по уголкам отделения, чтобы им никто не мешал. Воспитательница внимательно слушала о трудностях Кати в пути к врачебной деятельности, плача и смеясь вместе с ней.

Тамара Павловна своими рассказами подняла авторитет Кати в отделении еще больше. Больные из других палат с улыбками дружно приветствовали ее при встрече, чем очень смущали.

Катькино сердце ликовало от радости, которую она находила в своей работе. «Невозможно, как хорошо, – часто думала Екатерина, – разве можно такую радость назвать работой? Для меня это всегда будет образом жизни».

Но образ жизни имеет способность со временем меняться. Дружеская поддержка Игошина и коллег скоро будет далеко. Скоро она останется одна, в чужой для нее больнице наедине с больными, поэтому надо изо всех сил набирать больше знаний и впитывать, впитывать всю нужную информацию.

Никто из молодых дарований и понятия не имел, в какое трудное для всех людей время придется им работать. О частной медицине или своей клинике мечтали все, обсуждая, кто, как и где смог бы применить свои знания и с чего начать врачебную деятельность. Как-то опытный Виктор Петрович, выслушав всех, громко объявил:

– Ни у кого из вас не будет своего медицинского центра.

Потом секунду помолчал и пристально посмотрел на Катьку:

– А у тебя, Фаворская, будет. Будет, девочка, несмотря ни на что, – он улыбнулся.

Катька смущенно посмотрела на него, не зная, что ответить.

– И я бы, может, помог бы тебе, – продолжил он, – но не буду. Только потому… – он выдержал паузу, – что я уверен – ты с этим справишься сама.

Все молча смотрели на Катьку.

Не ожидая услышать эти слова от самого Игошина, она обвела глазами всех присутствующих и пожала плечами. Потом с благодарностью посмотрела ему в глаза и выжала из себя под общее молчание:

– Спасибо вам, Виктор Петрович, за доверие.

– Так мне-то за что спасибо? Это тебе за твою настырность и терпение.

Провожали Екатерину всем отделением.

Тамара Павловна, оставив ей свой адрес и телефоны, в полном здравии и с кучей рекомендаций на полгода вперед уехала в далекий Серый.

Как во сне Екатерина поднимала бокал за бокалом, выслушивая многочисленные тосты за успехи на новом рабочем месте, пожелания иметь такой же дружный коллектив, не забывать их, чаще приезжать и т.д.

Виктор Петрович с сожалением поглядывал в Катькину сторону. Сколотив мощный костяк из красавиц-умниц ординаторов, он сейчас выпускал первую на волю, и сердце его сжималось от предстоящей потери. У него впервые была такая сильная группа. Мощный, умный, решительный Игошин был для Екатерины образцом и примером. Он гордился успехами своих учениц, как своими, переживая за каждую. И, конечно же, все друг за другом когда-то уйдут в свой жизненный путь, но как бы хотелось, чтобы время не было таким неумолимо быстрым.

Прощались со слезами на глазах, обнимая и целуя друг друга. В последнюю очередь она протянула руку своему руководителю:

– Я никогда – никогда, – глядя ему в глаза, сглотнув слюну, всхлипнула Катя, – никогда… вас не забуду. Разрешите мне приезжать сюда. – Она перевела дыхание. – У меня возникнет много вопросов, когда я останусь одна.

Он смотрел на нее с грустной улыбкой:

– Вы мне очень нравитесь, Екатерина Владимировна. И приезжать, и звонить мне вы можете в любое удобное для вас время. Я не просто буду рад вас видеть и слышать, а буду очень рад… Всегда. Поверьте мне.

Она обняла его и поцеловала в обе щеки три раза.

Дружной толпой, поддерживая друг друга анекдотами и смешными рассказами, компания вывалилась на улицу. Отъезжая от больницы, Екатерина долго махала им рукой, обливаясь слезами. Они тоже махали ей в след, не расходясь до тех пор, пока машина не скрылась за поворотом.

VIII

В первой больнице ее никто не ждал. Весть о том, что к ним пришел работать кардиолог, никого не повергла в радостные восторги. Заведующая поликлиники вызвала работающую уже несколько лет кардиолога Строгину Елену Ивановну и представила ей нового специалиста, предложив посадить ее в свой кабинет. На что Строгина, удивленно оглядывая непонятно откуда взявшуюся коллегу, очень мягко возразила, что кабинет уже занят ревматологом, и расписание не позволяет посадить к ним еще кого-либо. Тогда Галина Николаевна решила передать полномочия определения нового работника старшим терапевтам. Старшие терапевты, в кабинет к которым влетела воодушевленная Екатерина, смотрели на нее с недоумением. Вопрос, в какой из кабинетов посадить молодого специалиста, оказался для всех из разряда повышенной сложности. В конце концов, через час бесполезных поисков Екатерину засунули в один из кабинетов участковых терапевтов в окно между их приемами. Не успела она подготовиться к приему, как в дверь уже постучали. Новость о приеме еще одного кардиолога разнеслась по поликлинике, и находчивые пациенты быстро соорудили живую очередь, заняв свободные стулья в коридоре перед ее кабинетом.

Работа «закипела». Но закипела не бурлением, как кипяток на большом огне, а медленным «сладким джемообразным подкипанием». Екатерина, наученная в стационаре досконально осматривать больного по всем системам, тщательно выписывая направления на анализы и процедуры, тратила на каждого из них минут по сорок.

Уже через два часа измученные ожиданием пациенты стали по очереди открывать дверь в ее кабинет с вопросами: не собралась ли она вести прием до ночи? Некоторые стали уходить, выплескивая из себя на ходу ругательства. Вспотевшая от перенапряжения, Катька прикладывала все силы для ускорения процесса осмотра, но продолжала все равно делать все по правилам, как учили.

За все положенные пять часов приема она смогла осмотреть всего восемь человек. Казалось бы, почти заполнила свою палату. Но! Это не стационар. Екатерина шла домой полностью обессилевшая от первого трудового дня и понимала, понимала – ярко, беспощадно к себе, что не вписывается со своим режимом работы в амбулаторно-поликлинический прием. Сегодня пострадали не только пациенты, но и она сама. Этот ее первый день кардиологический практики надо запомнить на всю жизнь и менять, изменять алгоритм действий. Но как? Уставший мозг отказывался шевелиться и придумывать что-то новое.

На следующее утро повторилось то же самое. А через несколько дней на нее посыпались жалобы не только со стороны пациентов, но и от загруженных ее направлениями врачей из физиокабинета, лаборатории и других узких специалистов.

Мудрая Фомина, старший терапевт подразделения, к которому прикрепили Екатерину, смотрела на нее с участием и сожалением:

– Поймите, девочка моя, я вижу ваше стремление и знаю, что из вас получится очень хороший доктор. Я прожила долгую жизнь и могу отличить настоящее от пустого. Вы послушайте меня внимательно. – Она перевела дыхание. – Вам необходимо многое перестроить в своей работе. Те анализы и процедуры, которые вы назначаете своим больным, может, и нужны им, но база нашей больницы не сможет их обеспечить. Я вам советую посетить те кабинеты, куда вы направляете своих пациентов. Диагностические возможности нашей больницы в корне отличаются от тех, где вы проходили обучение.

Екатерина понимала, что Антонина Александровна права. И как это она сама не могла догадаться!

– Вы больше спрашивайте. Не сидите одна со своими вопросами, – продолжала она. – Мы для вас освободили кабинет №23 на первом этаже в левом крыле. Пусть далеко, но вам там будет свободнее. Никто не будет подгонять. И еще, – она помолчала, глядя с улыбкой на притихшую Екатерину, – на прием одного больного вам дано всего 20 минут времени. Научитесь укладываться в эти рамки, и тогда все наладится.

Екатерина смотрела на нее с благодарностью: «Вот бы все старшие терапевты рассуждали так».

Она вспомнила случай, когда не могла определиться с диагнозом и обратилась за помощью к Михееву Дмитрию Юрьевичу (тоже старшему терапевту одного из подразделений) и даже остолбенела от его категоричного ответа: «Екатерина Владимировна, мы вас взяли для того, чтобы у вас спрашивать. А вы все норовите у нас что-то узнать», – невозмутимым монотонным голосом провозгласил он и отвернулся от нее.

Екатерина помнит, как вышла тогда из его кабинета, со стыдом глядя в глаза проходившим мимо нее коллегам, с которыми коротко здоровалась (она никого не знала, и ее никто не знал тоже) и быстро шла к своему кабинету, чтобы спрятаться там. После этого случая перед каждым приемом она размещала рядом с собой большой чистый лист бумаги, на котором записывала непонятные для нее лечебные и диагностические моменты. А вечером названивала Игошину, и он старательно объяснял ей каждую проблему, давая мудрые советы по каждому вопросу.

Пришло время зарплаты. Екатерину вызвали к главному врачу:

– Вы помните о нашем уговоре? – Почти шепотом обратилась к ней Шапкина.

– Вы о пожертвовании в пользу больницы? – Вспомнила разговор Катя. – Конечно. Я готова. Как мне это сделать?

– Вы сейчас пойдете в бухгалтерию, и вам там все расскажут.

Екатерина вышла из кабинета и направилась в сторону кассы, проходя мимо которой она увидела, что как по волшебству опустилось закрытое окошечко, и голос из него позвал ее к себе. Екатерина направилась на звавший ее голос. В окошечке она увидела улыбающееся лицо женщины средних лет, которая протянула ей на подпись несколько уже заполненных бланков. Не подозревая ничего необычного, Катя расписалась на всех листках, где стояла галочка, и протянула их назад улыбающейся женщине, даже не запомнив цифры, под которыми поставила подписи. Она хотела было повернуть назад, как голос, вдруг, остановил ее:

– А деньги? Вы должны получить всю сумму.

– Зачем? Я эти деньги оставляю на пожертвование.

– Вы их должны сначала получить, а уж потом оставить, – ответил невозмутимый улыбающийся голос.

Из окошечка стали появляться упакованные в пачки деньги. Катька сначала накладывала их на ладонь левой руки. Когда вместимость ладони иссякла, она прижала руку к животу и уже осторожно просовывала их в пространство между рукой и животом. Когда свободного места не осталось и там, она завернула блузку, и приговаривая: «ох уж эта инфляция», стала заполнять подол блузки. Когда экзекуция получения зарплаты закончилась, окошечко медленно закрылось, и Екатерина осталась наедине со всем своим «добром». Недолго думая, она направилась к кабинету главного врача, на ходу поднимая падающие пачки, и молча минуя удивленного секретаря, ногой открыла дверь Ольги Ивановны и высыпала все это «добро» ей на стол. Шапкина резко вскочила, и едва сдерживая себя, заверещала:

– Куда? Зачем? Почему ко мне?

Катька пожала плечами:

– А куда? Мне выдали и закрыли окно, – правдиво рассказала она.

Ольга Ивановна схватилась за трубку телефона и рявкнула в нее, чтобы весь этот процесс прошел без ее участия. Затем, еле сдерживая свои эмоции, она обратилась к «жирафистой» Екатерине: