Кровосмешение. Комедия

Любительская труппа районного Дома Культуры репетирует пьесу местного шалопая для показа на областном смотре самодеятельных коллективов. Доморощенной Автор очарован прелестными в своей естественной простоте текстами древних авторов, творивших во временах роскошного заката Римской империи, зазевавшейся в своем великолепии. Он пытается реализовать языческий, лишенный религиозного ханжества дух этих текстов в условиях современной реальности. Текст самодельной пьесы богат языческой экзотикой.

На сцене очень свойская, коммунальная атмосфера посиделок .Театрализованный бардак. Вдохновенная суета. Буйство красок. Обилие венков, зелени, соломы. Полуодетые актеры тащат бедный самодельный реквизит. Причесывают, друг друга, надевают разноцветные хитоны, туники, сполы, тоги. По ходу пьесы свободные от монологов занимаются обменом валюты, подгонкой, примеркой костюмов. Кто-то в домашних шлепанцах. Портниха ( Павлиния) бегает с метром, ножницами, лентами, ставит заплатки. А кто оделся – курят, флиртуют в сторонке, пританцовывают.

Художник (Предикал) невозмутимо дописывает задник.,

Гремит классический джаз. Радист пробует микрофоны – раз, два, три… Крово… кха… крово-смеси-тели… Кровосмешение, этих, богов, блин…Бу-нт… Бунт ста. Ста-ру-х-х-х… Крово-сме-ше-ние. Раз, раз… Дает музыку.

Много примитивной пантомимы. Актеры принимают потешные позы в зависимости от смысла речей: комические, трагические, умильные, безобразные. Часто карикатурные. Танцы импровизированные. Танцуют все в течение всей пьесы. Урывками, отбарабанив монолог, как бы репетируют без музыки каждый свой танец. Пантомима и танцы – живой фон – чувственная реакция на происходящее. Танцы пародируют современное стремление раздевать артистов догола, даже когда это и не в жилу спектаклю.

Боги уходят, приходят, потешаются, жестами комментируя происходящее вокруг, советуют, назидают, пьют, закусывают, плачут.

Маски, разные, не обязательно античные, есть карикатурные, позволяют одному актеру играть несколько персонажей.

У порога рисованной виллы, рядом с рисованной конурой, рисованной лохматой собакой спит в дребодан пьяный поэт Публий. Он же драматург, Виталик. ОН эстет.Он горько плачет, все всё делают не так как им задумано.

Нимфелия шаловливо дергает узелок парчовой набедренной повязки обнаженного Предикала-прислужника. Предикал ничуть не шокирован.. Под повязкой яркие современные плавки с надписями. Украдкой целуются.

Маша (весталка )ревниво косится. Эраста повторяет фокус с набедренной повязкой Предикала. Он хватает ее на руки, уносит в «кусты». Нимфелия, ревнуя, метнулась следом, но спохватилась, вернулась. У нее свой расчет.

Предикал, с пока непонятным расчетом, уговаривает весталку отдаться в недрах кулис.

Поскольку спектакль о репетиции спектакля, текст можно читать с листа, зубрить нет нужды.

Имена актеров написаны на одеждах.

Венера – Катя, невеста автора. 25 лет. Симпатичная. Невысокая подростковой худобы. Играет в трех масках. В маске собственно Венеры, в маске дамы Красота, в маске дамы Любовь.

Дамы Красота и Любовь – гипнотические виртуальные стихии, составляющие символа воображения древнего язычника по имени Венера. Драматург дал им поиграть наравне с артистами. Почитают себя идеальными видениями с божественными привилегиями вселенского масштаба, хотя обретают в абстрактном мире личного Воображения человека. Кичливы, отношения с Юпитером и Аполлоном вздорные. Их высокомерное равнодушие к нам, землям, позволяет невежам и проходимцам от коммерции эксплуатировать их мистический гипноз по-черному.

Береника беллафонта – нимфетка – Ольга – до 30 лет. Ярко красива, но холодна, высокомерна. Посланница Юпитера материализованный персиковый двойник Венеры. Персиковый, но полнофункциональный, муляж образцовой женщины неземной, божественной, потому гипнотической Красоты. Предполагается прародительницей земнородных Новых богов для Нового Земного Рая Идеальной Красоты и Любви. Подкидыш, найдена жрецом Беллафонта в пеленках на алтаре разрушенного временем храма Весты.

Агриппа – бандерша дома терпимости Райские Наслаждения – Бронислава Юрьевна Кастальская – Броня – режиссер спектакля, бывшая Питерская актриса. За 50 лет. Невысока, пышка с железным характером. Подвижна как ртуть. Бедовая насмешница. Сожительница некогда знатного, а теперь промотавшегося, просто знаменитого поэта Публия Секста Трубериана. За поясом Агриппы выразительно торчит хлыст. Хлыстом подстегивает актеров.

Публий Секст Трубериан – Виталий, журналист. В жизни жених Кати. Около 30 лет. Автор пьесы. Сценический Сожитель Агриппы. На его розовой тоге начертаны золотом его собственные изречения. Честная, чувствительная, добрая душа.

Предикал – прислужник, – Антон. За 30 лет. Фирмач. Скрытный, Целеустремленный красавец, тонкий манипулятор женскими сердцами. Сценический наложник Принцепса. Эгоист. Подлый, но ловкий тихоня-сластолюбец. То и дело утаскивает то одну, то другую даму за кулисы откуда раздаются красноречивые стоны экспресс-любви. Тщеславен, в театре из желания покрасоваться и полюбоваться собой. Мечтает присвоить богатства убиенного Директора Мясокомбината.

Захария– Маша. Весталка озабоченная проблемами плоти, бунтующей против умерщвления по обету. 30 лет. В жизни – влюблена тайно в Антона. Ревнует к Антону Веру – жену своего брата Виктора. Нежно симпатичная.

Гликера – 60 лет. Самая пожилая в труппе. В театре убивает одиночество.

Юпитер – Борис, следователь, майор. Около 40 лет. Бывший учитель. Всем хорош, всем подходящ, с философским подходом к взяткам. Но это взятки по мелочи. Бабник от скуки. Человечен. Мечта какая-то есть, но за семью печатями. Он прижился в роли обывателя, но в душе сознает, что живет не своей жизнью и слегка тяготится.

Аполлон – Жора, около 40 лет. Пофигист. Капитан ГАИ. Бабник экстремист. Красив, примитивен в простоте жизненных установок. Не мечтает ни о чем. Женщины дают все и с избытком, чтобы чувствовать себя счастливым обладателем гарема, который не нужно содержать на свой счет. Скорее наоборот.

Нимфелия – Вера, под 30. Местная роковая обольстительница. Красавица, изнывающая от неудовлетворенности тщеславия. Чувствует, что стоит больше, чем может дать (за ее красоту) захудалый провинциальный городок со всеми своими красавцами и богачами. Законспирированная избранница Антона. Эгоистка. Без души, совести и прочих моральных обуз. Оказалось, красота счастья не дает и это ее развращает.

Писистрата –. 60 лет, Эраста – , 26 лет. Жизнерадостная потаскуха. Луперция – 45 лет. Кривилия – Старуха неопределенного Возраста.

Нонна Прохорова – 33 года. Толстая, но красивая – трудоголик, жена убитого Директора мясокомбината Прохорова, «мясника», спонсора самодеятельного театра. Любовница Антона. Властного характера.

Антоний Принцепс, шут Юпитера. Деваха, Деваха. Толпа девах. Глашатай, центурион, гинекологи, палач. , меняя маску, играют по 2-3 роли.

Занавес, сцена затихает. Занавес пытаются поднять, он со скрипом дергается. Не открывается. Слышно как выясняют отношения режиссер и рабочий сцены. На авансцену перед занавесом вереницей выходят актеры, произносят монолог и уходят.

Писистрата – И на нас лежит родовое клеймо безысходности далекой русской провинции. Жизнь городишки закончилась в одночасье 15 лет назад. Кормившие нас пара почтовых ящиков – «приказали жить долго враз и навсегда». Мы не вняли этой эпитафии на кресте нашему будущему. Мы намерены жить и долго, и счастливо вопреки всем катаклизмам времени.

ЗАХАРИЯ – Работы нет – жизни нет. Жизнь кончилась, осталось только Прошлое, когда получали все поровну, а работали одни недоумки. Продолжаем жить по инерции в полусне ностальгии.

ЛУПЕРЦИЯ – О, Прошлое, о сермяжный миф всех времен и народов, мы живем впроголодь, а вот ты процветаешь в нашей памяти только так. Ностальгия расписывает тебя в такие яркие краски, что хочется закрыть глаза, ни о чем не думать, ничего не переиначивать и только вспоминать, вспоминать. Писистрата – А ведь и это, какое никакое, а счастье.

ПРЕДИКАЛ – И чем дальше – тем фантастичнее становятся наши воспоминания о Прошлом. ЭРАСТА – До того чудесным воспоминанием, что уже всерьез кажется – вот тогда-то мы и были счастливы без Свободы, без стриптиза и прожужжавшего все уши секса.

НИМФЕЛИЯ – А мне все едино – большевики или буржуи. Любим и блудим напропалую во славу щедрой нашей природы, и радость жизни распирает нашу роскошную грудь.

КРИВИЛИЯ – Плачем, целуемся, деремся до смеха. И только здоровеем.

НОННА –Три четверти державы, перебиваясь с хлеба на квас, несет на себе проклятое клеймо отверженности от культурных центров, от блеска звездных тусовок, от ауры полнокровной театральной жизни. Три четверти державы никогда не увидят в Большом театре Лебединое озеро, не научатся отличать мертворожденную коммерческую попсу от вечно живого искусства жизненной правды, но мы продолжаем жить и веселиться на всю катушку. Вы сейчас в этом убедитесь.

АГРИППА – Да, мы самодеятельные потешники. Костюмы наши по бедности – нелепы. На грим нет денег. У нас все наружу, веселье и грусть, и глупость тоже. Наша веселость начальству кажется распущенностью, наша жизнерадостность – провинциальной примитивностью. Наш феерический спектакль, поставлен самым Великим Режиссером Грез – маэстро Абсурдо и мы счастливы отдать ему весь пыл своего сердца.

ПУБЛИЙ В МАСКЕ ШУТА – Когда реальность отказывает тебе во взаимности, и нищета лягает тяжелым прозаическим копытом в душу, лучше с ней не связываться. И мы не связываемся. Мы сочиняем грезы и влюбляемся в свои фантазии. Это не трудно и не опасно, правда – больно. Необъятное пространство воображения полно чистейшего кислорода подлинных Надежд на Лучшее и подлинной Свободы самовыражения. Без этого мы не дотянем до очередного Светлого Будущего. Со времен язычества обещают нам эту лукавую Иллюзию. Мы истово верим в обещания и потому с нами обращались и обращаются как с дураками все, кому не лень прикинуться очередным Благодетелем. Не понятно, почему нам его до сих пор не пообещали.

ЛУПЕРЦИЯ – Эй, там наверху! Дайте же грезу! Хоть какую! Так хочется опять верить в очередную ахинею, так хочется! Мочи нет терпеть свободное прозябание. Дайте же что-нибудь

Виталик сбрасывает тогу и маску. Тело его разрисовано цветами. – Я – автор. Не выпускают нас режиссеры на сцену вместе с актерами. Не желают славой делиться. А я вот взял и явился пригласить вас пожить вместе с нами пару часов во временах счастливого заката благословенной Римской империи, зазевавшейся на свое великолепие. Не берите в голову нашу дерзость, не ищите сатиры на современность и на вас современников наших. Мы смеемся над своей провинциальностью., И вы вольны смеяться над нами, когда вездесущая Мораль, эта пыльная театральная традиция неуклюже пытается втиснуться в шутку и навеять скуку. Импровизируйте своим настроением как мы импровизируем вашим воображением. Будьте откровенны, отрываясь от реальности в иллюзии счастья. Итак, иллюзионисты к вашим услугам.

Занавес поднимается. Темно. На краю сцены в кругу голубого света юпитер разворачивает потешный рисунок динозавра, рассматривает.

ЮПИТЕР ВЗДЫХАЕТ – Хорош. Покорен, незлобив, вегетарьянец. И что тебе не жилось. Рай на земле царил, луга роскошные цвели. Сады плодоносили, нектара вдоволь, амброзии от пуза, ешь не хочу, так нет вот, взял и вымер.

Разворачивает второй рисунок, умилен.

ЮПИТЕР – А ты, дурашка? Тебе Юпитер чем не угодил? Ну что вам не жилось с квиритами в ладу?

Входит АПОЛЛОН, рассматривает рисунок.

АПОЛЛОН – Лепота! Вот были времена. Ни ревности, ни зависти, ни пьянства. Вот скука до чего доводит. Взял, налепил квиритов, империю создал, и скверна власти Рима изгадила твой Рай вегетарианства.

ЮПИТЕР – Еще не вечер. Ну что им не жилось…

АПОЛЛОН – Ай, перестань. Одной травою сыт не будешь. Красоты не хватало этим уродам. А как увидели Адама с Евой голяком – так от тоски и перемерли. Вот это была Красота. Но слишком яркой для вегетарьянцев. И Любовь у них была – слезы ребенка чище. Одни восторги целомудрия и никакого секса. Вот если бы не нагота. Зачем ты их родил нагими? Покрыл орангутангов шерстью, рыбу – чешуей и этих субчиков одетыми родил бы. Глядишь, и выжили бы динозавры, пощадила бы вегетарьянцев Красота.

ЮПИТЕР – Хотел как лучше… Прикрытая одеждой Красота фальшива. Как мысль, прикрытая молчанием коварства.

АПОЛЛОН – Пора забыть, отец. Завел ты эволюцию в тупик, ну значит не судьба прижиться Раю на земле. Зато вот Красота с Любовью прижились.

ЮПИТЕР – Еще не вечер, отрок. Всю ночь не спал. Тебе секрет доверю, как старшему из нынешних богов.

АПОЛЛОН заинтригован – Секрет? Ого! Сегодня я дежурил на Олимпе. Тревожной ночь была. Скандалили дреады, с нимфами, не поделив ручей Кастальский. Эрот без дела ошивался под твоим окном. Венера выговаривала Весте за послабления весталкам. Зачем, мол, разрешила молоко по праздникам весталкам. И вдруг, смотрю, перед рассветом, скользнула из твоей опочивальни тень. Легка, как шелест сладкой лести в устах влюбленного поэта. Эрот изменчивый на руки подхватил ее и были таковы… Тать! Подумал. Нет, Венера бросилась в погоню… И тут же на Земле залаяли собаки, проснулась крепостная стража, подняла тревогу…

ЮПИТЕР – И вот, сын мой, решил я, наконец, еще раз счастья попытать. Раз не хватало динозаврам Красоты – создам я Рай, царицами где будут не целомудрие, цветущее природы и сны безгрешные могучих динозавров, а…

АПОЛЛОН – Ха! Понял! Секс будет царить! Какой наивный ты, батянька. Давно уж правит миром Секс. И правит так жестоко, что ни один кровавый деспот не сравнится с ним в тиранстве.

ЮПИТЕР – Нет, сыночка, неописуемая Красота и несказанная Любовь царицами в Раю новейшем будут.

АПОЛЛОН – А ты никак влюблен, отец Богов? Не спишь ночами, в опочивальне тени тайно принимаешь… Счас скажешь, то был лазутчик, приставленный тобой к Принцепсу, выведывать злокозненные планы противу тебя? Ась?

ЮПИТЕР – Лазутчик, лазутчик, милый следопыт… А вот моя последняя надежда. Миниатюрный динозаврик Гоша. Хорош? Скажи.

Юпитер показывает рисунок петуха.

АПОЛЛОН – Так это же куренок! Сынуля куры Рябы.

ЮПИТЕР – Верно! Зато какая родословная. Вот порода, я тебе скажу! В начале неудавшегося Рая это был гигант Ихтиозавр, и весил пращур Гоши тонн пятнадцать, как не больше. Правда, с аппетитом паровозной топки. Травы, цветов, про сено уж молчу, – не напасешься… А Гоша мой, пострел, хоть помельчал за сотню тысяч лет, и с виду неказист, зато он пережил Потоп, Всемирное Обледененье, Атомную зиму, всех динозавров пережил и в ус не дует!

АПОЛЛОН – Мельчает всё. Наследники, невинность, даже чувства…

ЮПИТЕР – Ну да! Мельчает! Зато живучесть возрастает и неприхотливость! Не только выжил Гоша, побил он все рекорды плодовитости. В любом дворе кудахчут милые его подружки. А ест как самый строгий йог. Там клюнет зернышко, там червячка прихватит и сыт! А голосист! Я посоветую Принцепсу фанфары отменить и громом петушиным повергать сердца квиритов в послушанье.

АПОЛЛОН – Ну, знаешь…

ЮПИТЕР – Не сомневайся, сын. На этот раз не промахнусь. Всем поровну всего – и корма, и Красоты с Любовью. И чтоб никто друг перед дружкой ростом не кичился.

Громкий, частый стук деревянных котурнов.

АПОЛЛОН – Вот и сестру нелегкая несет. Опять не в духе. Пойду-ка я, с утра испортит настроенье.

ВБЕГАЕТ КАТЯ – ВЕНЕРА. Машет руками, как курица крыльями.

ВЕНЕРА – Переполох, переполох на небесах!

ХОР – На небесах переполох!

ЮПИТЕР поспешно сворачивает рисунки – Как переполох!? Что стряслось, доча?

ХОР – Сбежала от тебя любимая нимфетка Береника.

ВЕНЕРА – Как есть сбежала! Спал на дежурстве АПОЛЛОН и прозевал беглянку. Стакнулась с Эротом и сбежала. Я думаю у них роман…

ЮПИТЕР – Как роман? Эрот дряхлее Посейдона, а тот уж тыща лет как мух не ловит.

ВЕНЕРА истерически смеется – Очнись, старик, предрекаю, не воротится на небо Береника. С людьми блудить начнет твоя зазноба. Вот, посмотри, что будет через двадцать лет.

Венера подает Юпитеру большую лупу.

ВЕНЕРА – Смотри, Империя ликует, на щитах несет гвардейская когорта Беренику на Палантин, в твой храм. Сейчас ее объявят Живой Богиней Красоты. И выкинут твои статуи в реку.

ЮПИТЕР – Опомнись, дочь. Она еще дитя. Ее вчера только в пеленках нашли на алтаре храма Весты, разрушенного изверженьем Этны.

ВЕНЕРА – Дитя! Ха-ха! Да двадцать лет минуют как одно мгновенье. Предрекаю истинно, как вырастет нимфетка, свергнет императора, сама Принцепсом станет и бортанет тебя, старик.

ЮПИТЕР – А что я говорил. Обидели девчонку. По красоте своей невыразимой она имела право претендовать на роль доподлинной богини. И я бы рад был дать божественный ей сан, да ты скандал мне учинила. Вот если бы как старшая богиня ты рассудила по уму, и поделилась статусом своим с нимфеткой – беды бы не случилось.

ВЕНЕРА – Не божеское дело с выскочкой делиться. Если бы не соня Аполлон…

Появляется Аполлон.

АПОЛЛОН – Да, я честно спал, а ты? А ты подглядывала за Царем Богов. Большая честь Юпитеру.

ЮПИТЕР – Ребята, живите как я с Юноной. Чем реже видимся, тем счастливее.

АПОЛЛОН – Скажи, упрямица, зачем тебе царить три тыщи лет в двух лицах, зачем повелевать не токмо Красотой, но и Любовью. Не накомандовалась, что ли?

ЮПИТЕР – Ну, да. Вот дал бы Беренике сан богини Красоты, а ты богинею Любви осталась бы, чем плохо? И миром разошлись бы. Делиться надо, ныне времена такие. А не поделишься, – последнее отнимут, да и с Олимпа свергнут только так.

ВЕНЕРА – Да кто она такая? Даже не из глины, как горшков-квиритов, из персиковой мякоти ты вылепил ее себе в утеху. Зачем делиться мне с соплячкой?

АПОЛЛОН – Затем, что молодость всегда права, какой бы дурью ни терзалась. Наслушались реклам – «бери от жизни все и по максимуму» – теперь не остановишь.

ВЕНЕРА – Мала еще нахалка быть богиней.

ЮПИТЕР – Опять ты за свое. Делиться надо, чадо виртуальное мое. Что как, от чар девчонки изнывая, нас не спрося, действительно провозгласят квириты Беренику молодой Живой богиней Любви и Красоты, а? Лишат тебя последней синекуры. Ну, что тогда? Зачем ты им, старуха?

ВЕНЕРА – Твори что хочешь, Красоту на поругание квиритам не отдам. …

ЮПИТЕР – Напрасно хорохоришься. Обузой станешь для Олимпа. Уволить не могу тебя, не властен над фантазией квиритов, низвергнуть в Тартар – жалко, ты хоть и виртуальная, а дочь Царю богов.

АПОЛЛОН – Прикинь сама… Ты – далеко, на небе, а Береника – рядом, – на земле. Да заодно с тобой и я могу лишиться сана Царя Богов. Да как бы нас гуртом не помели с Олимпа, восторженные почитатели красавицы-нимфетки.

ВЕНЕРА ЛУКАВО – Вот этого не будет никогда, пока я полновластная богиня.

ЮПИТЕР – О, женщины! И сан божественный от жажды мести не спасает. Я ведаю, что ты замыслила. Злой умысел напрасно ты лелеешь. Разоблачить фруктовую нимфетку Беренику не позволю! Иль я не Царь богов.

ВЕНЕРА – Раз царь – блюди обычаи священной старины. Не смеешь допустить кровосмешенья Земной реальности и вымысла поэта, что навязал нам стать героями уродливого пасквиля о нашей жизни.

ЮПИТЕР – Я-то блюду наш интерес, но молодости все по барабану…

АПОЛЛОН – Старуха ты, где угодить тебе новейшей молодежи.

ЮПИТЕР – Последний упреждаю раз, не смей мешать нимфетке. Запомни, доча, должна прижиться у квиритов Береника. Должна, кровь из носа – должна! И ты мне в этом будешь помогать, не то низвергну в Тарар, кочегаром будешь шмуровозить у котлов с кипящею смолой.

ВЕНЕРА – О, Горе олимпийцам! Отец наш выжил из ума. Вымыслами драматурга ты еще владеть не научился, отче. А вот что стал ты пленником коварства Береники – это факт. Признайся, что-то ты задумал в тайне от богов? А может быть, и бегство выскочки устроил втихомолку от Богов со скуки?

ЮПИТЕР МЕЧТАТЕЛЬНО – Да я и не скрывал, что Рай Земной для Идеальной Красоты мечтаю возродить. Глядишь, с квиритами и породнимся для начала через Беренику. А уж потом.

ВЕНЕРА – Рассыплешься от ветхости, отец.

ЮПИТЕР – А уж потом, – все обновлю, исправлю каждую промашку, все пороки изживу. С нуля начнется эволюция Земли, дам новые законы для Природы, дам мамонтов и динозавров для лугов цветущих, и воцарится благодать вегетарьянства. Ни хищников, ни вольнодумцев, ни борделей ну, чем не жизнь для идеальной Красоты?

АПОЛЛОН – Увы, старик, и эта благодать тебе наскучит. Уже наскучили парфяне, греки, египтяне. И Лесбия блудливая не надолго потешила тебя. Всех стер с земли, карающей десницей, как слизь, как гниль…

ВЕНЕРА – Меня обрек на непорочность вечную, дабы блюла безгрешность Любви и Красоты. Я молодость отдала этой службе, годочки золотые, и вот награда, – отнимаешь Красоту, прославленную тщанием Венеры. Зачем ты сделал Беренику похожей на меня?

АПОЛЛОН – Ой, не дерзи. Ты прославляешь себя на небесах. А Береника тебя прославит на Земле.

ВЕНЕРА – И ты за Беренику? Вы сговорились…

АПОЛЛОН – Мне Береника – что есть, что нет. А Рая на земле не хочет только Марс кровавый.

ЮПИТЕР – Смотри, дочура, ты всех нас перессоришь. Остерегись перечить. Я всех любил и не моя вина, что не дано Юпитеру быть однолюбом, что обречен томиться жаждой перемен. Ломать и делать, делать и ломать – судьба моя, назначенная мне Вселенной.

АПОЛЛОН – А с нею не поспоришь, слишком велика, чудовищно ее молчанье.

ЮПИТЕР – Мне много и не надо, достаточно хоть раз нимфетке разродиться полубогом– получеловеком, и племя новое землян укоренится средь квиритов. Да, поначалу – тайно будут размножаться полубоги, прикинувшись горшками. А дальше дело техники. Я вас вон, сколько наплодил с Юноной и динозавров напложу.

ВЕНЕРА СМЕЕТСЯ – Ты в детство впал, отец. Как мило бредишь наяву, ну как, скажи, ну как зачнет твоя бесполая нимфетка, муляж из мякоти фруктовой? Скорее персик, а не женщина она. Косточкою персиковой разве разродится. Вот будет императору потеха. Давно он метит потягаться с тобой могуществом ума и дури.

АПОЛЛОН – И я не прочь к нимфетке прикадриться. Хоть раз почувствовать на ощупь Красоту. Тебя не ущипнешь, а шаловливые ручонки чешутся…

ВЕНЕРА – Нет, ты меня не любишь, отче. Доверил славить возвышенную Красоту фруктовому фантому, моей искусственной двойнице.

ЮПИТЕР – Тьфу, типун тебе на язык! Сказал же – она вполне функциональна, чтоб за женщину сойти. Дело техники осеменить нимфетку, правда, тайной. Смотрю, ты верить перестала в чудодейственный талант отца. Квириты обожают чудеса, и Чудо им Юпитер явит. Сказал, нимфетка забеременеет и родит благополучно в срок, – и не перечь!

ВЕНЕРА – Смотрю, ты чудо отличить от глупости уже не в силах, бедный сумасброд.

АПОЛЛОН – Да ладно! Эх, чудо будет – первый сорт, ты только не кобенься, и помогай отцу.

ЮПИТЕР – Сегодня же пойдешь по городам и селам, присмотришь женщину, что на сносях, красивую, здоровую и молодую. А остальное дело техники секретной. Пока идет спектакль и вырастет нимфетка, и выйдет замуж, и забеременеет, и родит. А вот Кого родит – наш драматург еще и сам не знает.

ВЕНЕРА – Нет, нет, ты спятил, папочка. Я душу не отдам фруктовому фантому.

ЮПИТЕР – И не надо. Своя у ей останется душа и на земле. И только тело превратится из твоих иллюзий в добротный манекен, вполне функциональный, чтоб магией своей весь мир свести с ума от вожделенья.

АПОЛЛОН – А ты? Твоя возвышенная Красота теперь волнует лишь седых поэтов. Их отпустило вожделенье на свободу. Мирок их между небом и землей, там и цари. Их век недолог, не надоедят.

ВЕНЕРА – Ну почему ко мне так липнут старики… Ну разве я старуха?

АПОЛЛОН – Прости, мой ангел, молодым виднее…

ЮПИТЕР – Эх, племя молодых богов размножим, вернем на землю мамонтов и динозавров, и заживем свободными, без страха перед произволом воображения квиритов. По воле собственной, Венера, заживем. О, лепота! А там Олимп переселим на землю… Кгм…

ВЕНЕРА – Поближе к Беренике.

АПОЛЛОН – – Ага, под тепленький бочек к нимфетке.

ЮПИТЕР – А что, имею право, заслужил, земное завести потомство. Чем хуже я квиритов. Хочу иметь детей доподлинных и ангелоподобных. По совести, какой я для тебя отец, коль сам такой же виртуальный, как и ты? Так, одно названье, шутка глупая фантазии жрецов патриархальных.

ВЕНЕРА – О, неблагодарность. Они тебя себе на славу породили, а ты их изведешь, как тараканов.

АПОЛЛОН – Вот именно – они – себе на славу напридумали богов и демонов подземных. Назначили Царем богов, а помыкают как шестеркой. Ты им победу обеспечь в грабительских набегах на соседей, богатый урожай овса для конницы им обеспечь, рабов держи в смирении, да мало ли каких претензий я претерпеваю. А что взамен? Стату́и позолоченные, храмы?

ЮПИТЕР – Какое лицемерие. И храмами себя Принцепсы прославляют, а не меня. Мне это надоело. АПОЛЛОН – Зажился род людской. Сотри, сотри как плесень.