Обуревают чувства – одуревают мысли. Эмоциональный монолог

В гнетущей ночной тиши отчётливо слышен артритный хруст коленных хрящей, вторящий неуклюжему книксену физкультурного приседания.

Уровняв рослость с согбенностью, матёрый милицейский контрразведчик заглядывает проверяюще под капюшон куколи.

Иконного письма лик чернеца подпорчен богомерзкой червоточиной, поросячьим пятачком рыльца; силиконовый колпачок покрывает изъян вырванных ноздрей. Сквозь завитушечные чёлки обвислых бровей, застящих вежды, мертвяще мерцают магнетические уголья манипулятивных, сатанинских зениц.

(Буравя штопорными зрачками преисподненские уголья, подпавший под воздействие манипулятора, заворожённо щурится, тщась припомнить.) Чертовски знакома мне твоя физиономия… По-моему, встречал тебя в нашем гастрономе я… Ты не из нашего района, нет, – не кащенковский? (Выпрямляется.)

Старец Калькутта. Избави бог! Марьинорощинский… При князьях-боярах в тех краях вольнягой бескандальным жил; не лимита залётная – старожил. Сверстник я Москве нетленной…

Генерал Наднамный. Ого! Возраст почтенный… Зовут-то тебя как?

Старец Калькутта. Меня-то?.. Старцем Калькуттой дразнят пацанята… (Виноватится.) Ты не гневайся, важняк, на старика – низринул до шныря. Обмишурился!.. Выходит, напоролся я на тихаря?.. Цивильный клифт – для понта? Конспирация?

Генерал Наднамный (озираясь бдительно, секретным шепотком). Тихо, тихо, дед! Гостайна, спецоперация… Кхэ-кхэ… (Деловито.) У меня к тебе предложение. Ты не мог бы мне помочь, за денежное вознаграждение? До гастронома если б проводил, – бутылку б я тебе, или заплатил. Сам, боюсь, не сориентируюсь… Твоя задача, так сказать, – рассказать и показать… (Уточняет время, мельком запустив взор под меловый манжет парадной рубашки.) Уж полночь скоро, без пяти, – за спиртным пора идти… Поможешь вино-водочный найти? (Услужливо возжёг зажигалку Zippo.)

Чернец воскурил цигарку, Неврубон засмолил хабариком. Важняк, обнародовав «Мальборо», закуривает и сам.

Подтёркин теребит требовательно куратора за рукав, домогаясь курева в подсунутую попрошайнически ладошку; заполучив истребованное, укладывает подачку в пустовавшую пластмассовую мыльницу, пополняет бурдючок новоявленным портсигаром и зацикливается на сборе манаток, вывалившихся из коробок, деятельно компонуя рухлядь по картонным развалинам.

Старец Калькутта (мироточа сердечной участливостью). Отчего б не подсобить мильтону? Не по понятиям, чай, живу – по законам. Да и времечка у меня навалом… (Разудало.) Эх, была ни была – сблатовал! – подпишусь к тебе в помогалы; и до гастронома провожу и, чем смогу, удружу… (Допытывается въедливо.) Но ты сперва, как на духу – колись! – поллитруха на кой сдалась? Вам же, важняки, кремлёвские положены пайки – там и водовка, и коньяки… Что привилегий лишил Горбачёв, не поверю нипочём.

Генерал Наднамный (доверившийся участливости, объясняется подробно). Кхэ-кхэ… Видишь ли, суть вот в чём… В Главк из Центрального Комитета фельдъегерь прибыл – лейтенант, с пакетом; распечатал глава МВД, персонально; вызвал в кабинет – и приказал, официально… Э-э-э… (Чертовски удручённый неприятной миссией, видимо, цитирует напутственную тираду главы МВД СССР, сдобренную кабинетным оптимизмом.) Цель задания проста: проникнуть в злачные места, среди народа покрутиться, по-свойски в очередь внедриться, купить бутылку водки и обстановку отразить в оперативной сводке. Самим генсеком затребована информация – процесс пошёл как в государстве… кхэ-кхэ… деалкоголизации. (Искательно.) Договорились? Содействие милиции окажешь? Расскажешь всё, что знаешь, а? Покажешь?

Старец Калькутта (заверяет убаюкивающе, усыпляя бдительность). Всё расскажем, всё покажем…

Илюха Неврубон (осчастливленный, щёлкает забулдыжно палечной сарделькою по кадыкастой своей глотке). …а поллитру – вместе вмажем!

Васька Подтёркин (деятельно укрепляющий развалины обвивками скотча). Ты не беспокойся.

Илюха Неврубон. Главное – не смойся.

Старец Калькутта. Пайку скрысить – смертный грех.

Илюха Неврубон. По-братски мы её, на всех!

Генерал Наднамный (чурается чванливо). Нет-нет, увольте: водку без меня вы распивайте, граждане, – в своём кругу. (Бомжам, превентивно пресекая поползновения.) И предупреждаю: бутербродами я с вами поделиться не смогу; диетическая колбаса – из спецбуфета, а у меня – диета. Кхэ-кхэ…

Старец Калькутта (укоряет сговорчиво). Да на кой нам бутерброды! Ох, и далёк ты от народа… С нашей скотской-то житухою – разжиться лишь бы поллитрухою: закушу я мухою, фантиком занюхаю… (Инициативно.) Ну? Что стоишь как вкопанный?

Васька Подтёркин. Теряем время впустую.

Илюха Неврубон. Потопали?

Генерал Наднамный. Да-да, подзадержался, – времени в обрез.

Повсеместные надсадные вопли окрест: «Мили-и-иция!.. Помоги-и-ите!.. А-а-а!.. Гра-а-абят!.. А-а-а!..» разнообразит надрывное оранье: «Карау-у-ул! Пожа-а-ар! Мили-и-иция!.. А-а-а!..»

(Обнародовав ствол из брюк.) Ну-с…

Калькутта ковыляет из-под фонаря. Неврубон топает почтительно за старцем. Замыкающий настороже, оружие наизготовку, в полусогнутой, прилажено к экстренной стрельбе, следует за провожатыми.

Подтёркин, рачительно прибрав в банку гойевские обкурки, охватывает коробочную развалину и, паровозно пыхтя, эшелонирует неподъёмные манатки вдоль череды столбов в даль; складировав ценности где-то вне видимости, бегло навещает оставленное.