Дом культуры
– Жива? – человек протянул Яне руку и помог встать.
– Угу, – девушка с трудом поднялась, опираясь о стену и дрожа всем телом. – Вы кто?
– Янка! Да неужто не узнаешь? Посмотри-ка повнимательней!
– Андрей? Художник? – удивленно прошептала Яна.
– Он самый. Заплутал здесь маленько.
– Давно?
– На этот раз – дня два. Может больше. Я в отключке пролежал неизвестно сколько. На полковника нарвался.
– Полковника?
– Ну да. Шарахается здесь такой. Лучше ему не попадаться. А я вот, – Андрей, поморщившись, дотронулся до разбитой губы, – Попался…
– Так ты же говорил, что не заходил сюда…
– Заходил. И не раз. Просто без подготовки это опасно, вот я тебе сюда соваться и не советовал. А я просто пытаюсь понять, что это за хрень такая – Дом культуры. Исследую его потихоньку… Кое-что домой приношу…
– Значит, отсюда можно выбраться?
– Можно. Но не все так просто. Каждый раз – новые загадки. И совсем не безопасные…
– Да уж… А как ты… О Боже! Макс! – с этими словами Яна бросилась к своему товарищу, безжизненно лежащему на полу. Она тряхнула его за плечо, и тут же отдернула руку. С яниных пальцев на пол упало несколько красных капель. Андрей опустился на одно колено рядом с ней, слегка отстранил девушку и прикоснулся к шее Макса, щупая пульс. Через несколько секунд он покачал головой и убрал пальцы. Яна затряслась в беззвучной истерике. Андрей крепко схватил девушку за плечи и резко поднял вверх.
– Спокойно. Он сам виноват. Не фиг было сюда соваться, это тебе не парк экстремального отдыха. Нашел, блин, Диснейленд, сталкер хренов! Сайты он делал! Агитировал, понимаешь, народ Светлое будущее изучать! И ведь многие на это велись, и кто знает, сколько еще придурков сюда поперлось. А ты, идиотка, радуйся, что сама жива осталась. Совоборотень очень опасен.
– Сова… оборотень? – прохрипела Яна
– Совоборотень. Ну, это я их так называю. Советский оборотень. Их три разновидности всего. Эта жирная тетка – самая злобная.
– А остальные? – Яна начала постепенно успокаиваться. Голос Андрея, хриплый, но приятный, действовал на нее умиротворяющее. С каждым сказанным словом образ мертвого Макса бледнел в Яниной памяти. А Баревский тем временем продолжал размеренным тоном лектора:
– Первая разновидность – так называемая «пионерка». Маленькие, вредные, ножки, словно спички, и при этом – очень злобные. Обычно стайками нападают. Живьем людей разрывают на части и едят. Когда подрастают, то превращаются в комсомолок. Это… ну вроде как, совковые культуристки. Девушки с веслами. Физкультурницы. Такая одним ударом кулака коня свалит. Правда, они туповаты и тормозят порой не по-детски. Расправиться с этими бабами проще простого. Их, кстати, очень мало – долго в девичестве комсомолкам побыть не доводится. Потому что по правилам самочка должна быть покрыта как можно раньше. Желательно, сразу же по достижению репродуктивного возраста. После этого несколько лет подряд рожает, плодится. Потом приходит климакс, и в результате ее раздувает от злобы, и вот такая слониха получается. Ее только копьем убить можно. Желательно, с советской символикой.
– А кто их оплодотворяет? И где? И откуда вообще эти пионерки-комсомолки берутся? – янина истерика сошла практически на нет, зато проснулось профессиональное любопытство.
– Да здесь, в ДК… Слушай, Яна, пойдем-ка отсюда. Не дай бог, еще кто сюда припожалует. Здесь таких тварей еще немало, – с этими словами Андрей обхватил Яну за плечи и силой потащил за собой. – Идем, идем, я все потом тебе расскажу.
Яна, с трудом передвигая ноги, потащилась вслед за Андреем. Он крепко придерживал девушку за шею, словно не позволяя ей оглядываться. И поэтому она не увидела, как шкура совоборотня на полу зашевелилась, сморщилась и рассыпалась в прах. А под ней оказалось обнаженное тело молодой красивой женщины с прекрасной фигурой и копной огненно—рыжих волос. Это была Катя, изнасилованная Баревским под доской почета две недели назад… Ее тело медленно начало таять, и через несколько минут превратилась в лужицу голубоватой жидкости, которая быстро просочилась под плитку на полу. Не увидела Яна и того, как Макс, вполне живой, пришел в себя и, харкая кровью, с трудом приподнялся и прислонился к кафелю. Стена за его спиной вдруг обмякла. Макс ойкнул и ушел в керамическую плитку, словно в воду. По стене прошли круги, и все стихло. Только где-то далеко по-прежнему раздавалась гулкая капель…
8
…Эта дверь в конце коридора отличалась от остальных. Она была обита жесткой коричневой кожей, а на квадратной бронзовой табличке поблескивала рубиновая звезда с золотистым селедочным скелетиком внутри. Сергей провел пальцами по блестящей ручке. Может, это выход? Он обошел уже бесчисленное количество коридоров, заглянул за сотни, а может, за тысячи дверей. И почти совсем потерял надежду…
Кроме белого квадратного кафеля, серого бетона, да грязной потрескавшейся штукатурки он почти ничего не увидел. Смысла и назначения самих комнат Сергей тоже понять не мог. Например, в одной из них, площадью квадратов этак сто, в центре находился крошечный, неглубокий, выложенный все тем же кафелем, бассейн. Даже Сергей, не отличавшийся богатырским телосложением, уместился бы в нем с трудом. Одну из стен этой комнаты – хоть какое-то разнообразие – украшала мозаика. Что-то, кажется, на космическую тему. Разобраться было трудно – большая часть разноцветных квадратиков, из которых была составлена картинка, давно отклеилась, и теперь валялись по всей комнате. Некоторые из кусочков лежали на дне бассейна, под слоем вонючей застоявшейся воды желтоватого цвета.
Лишь один фрагмент картины сохранился настолько хорошо, что Сергею удалось его рассмотреть. Он изображал синеволосую женщину с тремя глазами, каждый из которых испускал голубой луч. В одной руке женщина держала палку, а в другой – подкову. Впрочем, это вполне могли быть латинские буква «I» и «U», а может, и что-то совсем другое. Женщина парила в воздухе, среди серовато-синих облаков. На ее шее висело ожерелье из смайликов. Смысла картины Сергей не понял, но она почему-то ему очень понравилась. Внутри появилось какое-то смутное ощущение, что странная синеволосая женщина – не часть этого сумасшедшего ДК, не часть Светлого Будущего, и она вполне может указать путь к спасению. Но вот только как, Сергей понять не мог. В раздумьях он покинул этот зал, и в тот же миг девушка на стене исчезла. Но Сергей этого уже не увидел…
…В другой комнате, тесной, но высокой – метра, наверное, четыре, – под самым потолком, на каждой стене красовалось по розетке. Больше в помещении не было ничего. Видел Сергей и несколько дверей на потолке, причем формы их поражали разнообразием – треугольные, круглые, даже в форме звезды. Попадалось и много сантехники, причем, натыканной по совершенно непонятному принципу. Например, зайдя в очередную комнату – длинную и узкую – Сергей обнаружил десяток унитазов, рядком стоявших вдоль стены. И никаких тебе кабинок или перегородок. Раковина на кафельном пьедестале или унитаз, располагавшиеся посреди комнаты, встречались чуть ли не в каждом втором помещении. Иногда сантехника была смонтирована прямо на потолке или стене, временами боком или кверху ногами.
Один раз Сергей при выходе из неизвестно какой по счету комнаты чуть не напоролся на совоборотня, неторопливо бредущего по коридору. Лицо тетки было не злобным, а сытым и довольным, рот и руки перепачканы кровью. Совоборотень Сергея не заметил, а тот стоял, вжавшись в неглубокую нишу в стене, почти не дыша. Он не знал, что это за тварь, и на что она способна, но близко контактировать с ней у Сергея никакого желания не было.
Больше ни одной живой души в Доме Культуры он не встретил. Везде были разруха и запустение, везде было сыро и грязно, везде преследовал сводивший с ума звук капающей воды. В конце концов Сергей вышел в необычный коридор: отделанный не кафелем, а белым, розовым и кое-где —черным мрамором. В стенах были ниши с бронзовыми скульптурами – рабочими, колхозниками, матросами, спортсменами, солдатами…
Сергею захотелось зажмурить глаза – крепко-крепко – и ощутить на лице ветер из невидимого тоннеля, услышать постукивание колес и хорошо поставленный голос: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Арбатская». Но вместо этого – все та же бесконечная капель. Это не московское метро, не станция «Площадь революции», где у бронзовой пограничной овчарки бесчисленными прикосновениями до блеска отполирован нос. И за дверью в конце коридора вряд ли будет переход на Кольцевую линию… Или на любую другую…
Сергей вдруг понял, что бесчисленные кафельные коридоры Дома Культуры напоминают ему конечные станции метро, те, что были построены недавно. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны. А что там дальше, куда поезд не идет? Юдину вдруг показалось, что Дом Культуры – это высунувшийся на поверхность гриб, а там внизу – бесконечная грибница пустых коридоров. И там, где кончается привычный мир, начинается ДК. И продолжается за тупиками, конечными остановками, разрушенными дорогами, заваленными подземными ходами…
«Господи, когда же это закончится?» – Сергей уперся лбом в кожаную обивку двери. Та неожиданно открылась. За порогом была темнота. Сергей неуверенно сделал шаг вперед, и тут же зажегся яркий свет. Щурясь, Сергей осмотрелся. Он оказался в просторном актовом зале. Освещала его большая хрустальная люстра. В ее желтоватом рассеянном свете неторопливо, почти торжественно, парили пылинки. Количество рядов было таким огромным, что сцена с трибуной терялись где-то вдалеке. Над ней возвышалась белоснежная статуя Ленина с указывающей прямо на Сергея рукой. В проходе между рядами лежал красный потертый ковер. В боковых стенах зала виднелись ниши, украшенные росписью в советском духе: рабочие, колхозники, счастливое детство, демонстрации трудящихся под красными знаменами… Рисунки были выцветшими и неживыми, словно миражи из какой-то параллельной реальности…
Сергей медленно, слегка прихрамывая, двинулся вперед. На ногах он стоял уже с трудом, поэтому приходилось время от времени останавливаться, опираясь на обитые рваной коричневой кожей кресла. Один раз Сергей чуть не распорол руку торчавшей из сиденья пружиной. Он шел довольно долго, но Владимир Ильич вдалеке оставался таким же маленьким, почти призрачным. Сергей взглянул на металлическую бляху с номером ряда на ручке кресла, у которого он остановился, и присвистнул:
– Ни фига себе! 215! Стоп… – он задумался. Чисто физически существование такого зала в ДК было невозможно. Здание снаружи выглядело не слишком большим, и просто не могло вместить в себя столь огромное пространство. Но, тем не менее… После исчезнувшего выхода и бесконечных, никуда не ведущих коридоров, он почти утратил способность чему-то удивляться. Да и сил на это практически уже не было. Сергей пошел дальше. У подножья Ильича он оказался часа через полтора. В скульптуре ничего особо примечательного не было – обычный типовой Ленин. Сергей вздохнул и осторожно присел на кресло в первом ряду. И тут он увидел то, чего раньше не замечал. За спиной у Ильича, словно крылья, расходились в разные стороны лестничные марши, ведущие наверх. Но они располагались так хитро, что увидеть их можно было только под определенным углом. Иначе лестницы сливались со стеной. Сергей подошел поближе и посмотрел вверх. Каждая лестница уходила в небольшой люк на потолке. Оттуда пробивался слабый свет.
– Да неужто…, – Сергей слабо улыбнулся. Выглядело это обнадеживающе. Может, там, наверху, был выход. Хотя бы в стеклянную галерею. А оттуда выбраться будет проще – так Сергею, по крайней мере, казалось. Он сделал было шаг к лестнице, как вдруг пол под его ногами вздрогнул. Потом по стене пошла волна, и штукатурка на одном месте резко надулась огромным пузырем. Пузырь задрожал, а затем лопнул, выплюнув чуть ли не под ноги Сергею человека. Это был парень лет двадцати трех, невысокий, светловолосый, крепко сбитый, с носом, похожим на клюв, и подслеповатыми глазами. Довершали образ трехдневная щетина и слишком темные для блондина брови. Одежда молодого человека была разорвана, лицо и тело покрывали синяки и кровоподтеки.
– У тебя не получится! – истошно проорал парень в сторону стены. – Да что ты можешь! Ты же…, – он закашлялся, изо рта на пол упали густые, тягучие капли крови.
– Эй, эй, – Сергей бросился к парню. Тот тяжело дышал, стоя на четвереньках. – Ты кто?
– Ты… снаружи… пришел…? – прохрипел парень.
– Да. Я Сергей. Я здесь жену ищу.
– Яна…
– Где она?! – Сергей схватил парня за грудки и одним резким движением поставил на ноги.
– Да не знаю…, – парень сплюнул на пол кровавой слюной. – Мы потерялись. На нас какое-то угробище напало, меня вырубило. Я когда очнулся, Янки не было, а на полу баба мертвая лежит. Красивая, кстати…
– Яна?!
– Да нет, говорю тебе, первый раз видел эту бабу. Рыжая такая… А потом я стал в себя приходить, оперся о стену. А там дверь, что ли, была потайная. Она открылась, и я сюда уе… провалился. Меня, кстати, Макс зовут… Да отпусти ты меня!
– А, да, конечно, – Сергей отпустил Кравцова. Тот вытер окровавленные губы рукавом, и снова закашлялся.
– Слушай, а как ты сюда попал? И откуда жену мою знаешь?
– Мы по Интернету познакомились. У меня свой сайт вот этому гребанному Дому Культуры посвященный…
– Так ты и есть Макс Кравцов? Граф Белое крыло?
– Он самый.
– Блин, я думал, ты псих. Раз в это все… ну, с четвертым измерением… веришь…
– Нормально, многие так думают. Но теперь-то сам видишь… Что делать-то будем?
– А ты разве не знаешь? Ты же спец, вроде, по этим местам.
– Да тут каждый раз все по-другому! Я же говорю – четвертое измерение! А мне еще и не верят…
– Тогда наверх – Сергей показал в сторону лестницы. – Мне кажется, там мы сможем выйти. Ты в город отправишься.
– Пешком, что ли? Сотню километров?
– Да на площади джип стоит! До города доберешься – поднимешь там всех, на уши поставишь… А я Янку искать буду.
– Как-то все просто у тебя, – покачал головой Макс. – Даже если я выберусь, кто меня послушает? Ты думаешь, кто-то поверит, что люди пропадают в четвертом измерении прямо за городом? Бред какой-то. Отправят Кравцова в дурку, и все – пишите письма.
– Да наплети что угодно! – истерично выкрикнул Сергей, машинально замахиваясь на Кравцова рукой. – Скажи, что террористы здесь заложников захватили!
– Хорош, хорош, успокойся, – Макс сделал шаг назад. – Давай поднимемся сперва…
9
…Зал был небольшой, полностью отделанный черным мрамором. Из-за пилонов выбивался красный рассеянный свет. А посреди комнаты, на невысоком подиуме, стоял саркофаг. Ирма сделала несколько неуверенных шагов по направлению к нему. На губах ее играла улыбка – ей действительно радостно было видеть этот мрачный интерьер…
…Она не помнила, сколько времени пролежала, обхватив руками шершавый гипсовый шар с буквой «А». Потом Ирма резко вскочила, схватила металлический прут и стала в исступлении колотить по шарам. На шаре «А» не осталось ни царапинки, а шар «D» раскрошился буквально после пары ударов. Закончив экзекуцию, Ирма швырнула свой прут в люк, через который попала в эту комнату. Спустя секунду раздался гулкий металлический звон и противный смачный хруст. Видимо, треснула плитка на полу египетского коридора. Ирма огляделась по сторонам. Ни окон, ни дверей в комнате с шарами, точнее, уже с одним шаром, не было.
Жене художника не осталось ничего другого, как лезть обратно в люк. Спустившись, Ирма чуть не споткнулась о валявшийся на полу железный прут. Она в сердцах пнула его ногой в грубом армейском ботинке, и пошла к выходу. Неожиданно, откуда-то издалека раздались тяжелые шаги, и они явно приближались. Фонари в коридоре теперь горели уже не так ярко, некоторые вообще погасли, и поэтому Ирма не сразу разглядела идущую ей навстречу женщину. А когда увидела, то попятилась, пытаясь крикнуть. Но снова, как и много лет назад, только воздух, хрипя, вырывался из ее груди, и лед, острые кристаллики льда по всему телу… Женщина, которую увидела Ирма, была невысокой, крепко сбитой, с мускулистыми руками и ногами, тонкой талией, широкими бедрами и большой, воинственно торчащей грудью. Из одежды на ней был только белый сплошной купальник. В накачанной руке женщина сжимала весло. Статуя ожила…
Лицо Девушки с веслом ничего не выражало, глаза были абсолютно пустыми – без зрачков, без радужки, с шершавыми гипсовыми белками. Один из них наискось пересекала трещина. Но Ирма чувствовала, что девушка ее видит. Между лопаток засвербело. Ирма распахнула куртку – ее черная футболка уже насквозь промокла от пота. Глаза слезились, живая статуя заколыхалась, причудливо преломляясь в пространстве. Из приоткрытого рта Ирмы на пол стекла струйка слюны. Пальцы на руках свело судорогой, сердце заколотилось, словно безумное, в такт ему перед глазами заплясали черные мушки. Такого Ирма не чувствовала уже много лет…
Ей вдруг пришли в голову совершенно неуместные мысли – о том, почему же в советских парках так любили ставить статуи мощных спортивных женщин и мужчин. Пустые и одинаковые, они были похожи на изуродованных бесконечным кровосмешением, выродившихся потомков олимпийских богов и богинь. А что, подходящий объект поклонения для пьяниц и их жен – свиноматок-героинь. Ущербным людям – ущербные боги. И люди деградируют и сгнивают, отдавая гипсовым кумирам на обоссаных пьедесталах остатки своей индивидуальности. И боги хавают эту жертву, поддерживая свое обшарпанное бессмертие. А переваренная индивидуальность, священное дерьмо, становится основами новой извращенной религии, вернее, ее низкопробного суррогата…
…Видимо, распоясавшаяся скульптура жаждала хватануть очередной кусок человечьей души. Ирма вспомнила, что где-то на полу валяется ржавая железяка. Она быстро отыскала ее на ощупь и, словно городошную биту, швырнула в Девушку с веслом. Бросок оказался удачным. Ожившая статуя не успела среагировать и развалилась от удара на множество кусков. Фонари в коридоре почти совсем погасли, но между обломков Девушки с веслом что-то неярко светилось. Ирма подошла поближе и увидела, что среди искореженных кусков гипса лежал небольшой флакон, примерно до половины наполненный сияющей голубоватой жидкостью. Она, недолго думая, откупорила его. Жидкость тут же испарилась, и струйка синего дымка ударила Ирме между глаз. Она едва удержалась на ногах, флакончик выпал из разжавшихся пальцев, и весь коридор наполнился хрустальным звоном. Эхо множилось, звук разрастался, нарождались целые миры, прозрачные лабиринты звука… У Ирмы закружилась голова, она рухнула на колени, и… Звук в мгновение стих, свет ярко зажегся, и жена художника моментально пришла в себя.
Ирма вдруг с необычайной ясностью осознала, что та частица ее, которую вырвал Андрей много лет назад у подножья Девушки с веслом, находилось в разбившемся флакончике. И теперь это «нечто» снова вернулось к ней. Тут Ирма заметила, что между гипсовых обломков лежит еще кое-что. Это был небольшой пакетик с белым порошком, похожим на все тот же раскрошенный гипс. Ирма подняла его и слегка помяла пальцами, вслушиваясь в тихий, едва различимый хруст. На ее лице заиграла мечтательная улыбка…
…В «египетском» коридоре была еще одна дверь, как раз возле изображения трехглазого человека. «Странно, как я ее не заметила, – подумала Ирма, стоя перед ней. – Стоит ли открывать? Ой, да что мне сделается? Ха, там, наверное, стадо девушек с веслами. Да ну на фиг, не страшно уже не фига». Подумав так, она толкнула дверь. Перед ней был длинный коридор, весь отделанный кафелем. Где-то далеко раздавался звук капающей воды. Пахло сыростью. Ирма пожала плечами и вошла в коридор.
– Девушки! – с трудом сдерживая смех, позвала она. – Бабы с веслами! Вы где? Ща всех раздолбаю! – Ирма несильно хлопнула своей железякой по бедру и двинулась вперед, слегка пошатываясь…
…Прут она почти сразу же где-то потеряла, и даже не заметила этого. Когда Ирма вошла в комнату с саркофагом, ее штаны были закатаны до колен, а рукава – до локтей. Ее бледную кожу покрывали цифры – от одного до 317. Черной ручкой Ирма зачем-то отмечала комнаты, в которых она побывала. Все 317 были абсолютно одинаковыми – кафель, и два гипсовых шара. Только вот букв ни на одном не было. Теперь, наконец, хоть что-то новое. И у шагов появился звук – в мрачной комнате, в отличие от бесконечных кафельных коридоров, было эхо. Ирма подошла к саркофагу и наклонилась над ним – посмотреть, лежит ли там кто-нибудь. Страха она не испытывала, но, заглянув, в гробницу, Ирма невольно отпрянула, тихонько вскрикнув. В ящике из черного мрамора, по-детски положив ладони под щеку, мирно спал ее пропавший муж – художник Андрей Баревский. Услышав возглас Ирмы, он приоткрыл глаз и, криво усмехнувшись уголком разбитых губ, сказал:
– Ку-ку.
– Андрей?! – Ирма сделала еще один шаг назад. – Живой? Откуда ты здесь?
– Как ты сюда попала? А, впрочем, неважно, – Баревский приподнялся на локте. – Слушай, ты здесь парня не видела? Лет двадцать, невысокий, светленький, щурится еще так… Шнобель у него такой, выдающийся.
Ирма покачала головой.
– Ну и хорошо, – Баревский сел в саркофаге и зябко поежился. – Ему лучше на глаза не попадаться.
– Почему?
– Потому что он за всем этим и стоит. Ты помнишь, как информация про Светлое Будущее распространилась? Ну, в последние годы?
– Сайт был в инете, кажись…
– Так и есть. Мне тоже письмо приходило со ссылкой. Автор – некий Граф Белое Крыло. Его же и сайт. А зовут этого графа на самом деле Максим Кравцов. Он сперва людей сюда заманивает, потом выслеживает, прикидывается таким же заплутавшим. А затем всякую местную мразь на них натравливает.
– Но зачем?
– Не знаю. Но я ему зачем-то нужен. Именно в этом Доме Культуры. Вот он меня и не трогает, водит тут кругами. Словно чует, что я до него здесь бывал… Ну, до того, как он тут заправлять всем начал… Но что это за место, я так до сих пор и не понял. Здесь как-то все перемешано – пространство, время… Э-э-э, ты чего это, дорогая? – Баревский не на шутку встревоженным взглядом окинул Ирму, которая едва держалась на ногах. – Милая моя, ты не нанюхалась опять, так чисто случайно?
– Не-е-ет, – Ирма с видимым усилием мотнула головой и оперлась рукой о стену. – Так что там… с этим… с Кравцовым?
– Ты точно в порядке? Ну ладно… Так вот, есть у меня подозрения, что этот Граф Кравцов на самом деле того… не вполне человек.
– В смысле?
– Он тут, по случайке, видать, одного ДК-овского монстра раздразнил. Так тот его по стенке буквально размазал. И Максу ничего – полежал в отключке минут десять, и очухался. Вот девчонка с ним была, ее жалко. Оборотень задрал. Насмерть… Кстати, ты одна пришла?
– Нет, со мной еще парень был. Сергей. Только я не знаю, куда он подевался. Он жену, вроде как, искал.
– Видно, это она и была… Слушай, Ирма, ты можешь меня здесь подождать? Недолго. Тут у меня еще один человек остался. Я схожу за ним, и будем выбираться.
– А ты знаешь, как?
– Конечно, дорогая, – и Баревский улыбнулся, продемонстрировав отсутствие одного из передних зубов…
10
…Сережке снилось, что он стоит на холме над необъятной зеленой долиной. Был солнечный летний день. Где-то вдалеке виднелось дерево – высокое, красивое, раскидистое, с толстым стволом и пышной кроной. Листья почему-то с одной стороны были ярко-синими, а с другой – малиновыми. Встречались в кроне и снежно-белые листочки. Они составляли собой узор, в котором, если приглядеться, можно было прочитать слово «UIDA». Что это значило, Сережка не знал, но ему было хорошо и спокойно. Недолго.
Внезапно стало темнеть, поднялся ветер, и над необычным деревом начали сгущаться фиолетово-черные тучи. Сережка кубарем скатился с холма и, сломя голову, побежал через долину. Он чувствовал: дерево в опасности, и он должен его защитить. Но не успел – прямо из-за туч вылетели гигантские металлические щипцы, вроде тех, которыми дантист удаляет зуб. Они молнией спикировали вниз и вгрызлись в землю недалеко от дерева. Через секунду щипцы вынырнули обратно, держа в зубастой пасти один из корней дерева.
Сережка истошно закричал, но было поздно: челюсти клацнули, отхватив корень почти целиком, и из короткого уродливого обрубка брызнула настоящая, человеческая кровь. Несколько капель попали Сережке на лицо, обжигая, словно кипяток. А щипцы тем временем принялись за другой корень. Они вырвали его из земли и скрутили в какой-то немыслимый узел. Закончив свое черное дело, щипцы пропахали на прощание землю под деревом, и улетели. Сережка упал на колени, корчась от боли, которая словно передалась ему от обрубленного корня.
А с израненного дерева начала опадать листва. Первыми облетели белые листья, причем упали так, что буквы «U» и «I» остались одной стороны от рытвины, оставленной щипцами, а «А» и «D» – с другой. Налетевшим порывам ветра первые две буквы унесло в неизвестном направлении. Дерево же буквально на глазах высохло, согнулось, стало тонким и кривым, кора на верхушке собралась в какую-то уродливую шкуру и словно засосала в себя все ветки, накрыв их мерзко подрагивающей на ветру кожистой складкой. И тут в руках у Сережки оказался карандаш – большой, размером почти с него самого.