Рыцарская академия. Книга 1
Итак, здание для кадетов государыня нашла, программу обучения утвердила. Но, надо сказать, что к этому моменту в России не существовало ни педагогической науки, ни теоретических и практических разработок по преподаванию. Учебников тоже не было. В Петербурге нельзя было достать большинства книг и приборов, необходимых для учёбы. Не было и опыта обучения одновременно гражданским и военным дисциплинам. И учителям пришлось делать всё впервые методом проб и ошибок.
Да и самих учителей было недостаточно. Первые преподаватели были приняты на работу без всяких проверок, их подготовкой никто не интересовался. В первую очередь принимались те, кто имел жилье на Васильевском острове недалеко от корпуса, потому что в самой Академии мест для размещения учителей не было.
Объяснением предмета или наглядными пособиями учителя себя не обременяли; основной метод заучивания материала был зубрёжка. А, поскольку все книги по включенным в программу наукам были только на иностранных языках, то в обучение кадетам были введены немецкий, французский и латинский языки. Но и их преподавание ничем не отличалось от остальных.
После обязательных уроков грамматики с чистописанием и риторики кадеты прогуливались по залу. Следующий урок иностранного языка был на выбор: латинского, немецкого или французского.
– Куда пойдём?
– Я на латынь, – уверенно отозвался Бергер, придерживая подмышкой увесистую книгу на латыни, которую он неустанно штудировал.
– Скукота! – сморщил нос Лопухин, – На французском куда веселее! Можно стащить очки у Пуазье и натереть стёкла воском! Вот будет потеха!!
Голицын ткнул приятеля в бок:
– Гляди, Лопух, доиграешься! Вычислит тебя француз и нажалуется директору. Вот будет тебе тогда потеха!
– Не дотумкает! – отмахнулся Ванька и повис на плече Василия, – Ну, что, Микура? Идём на французский?
– Пустая трата времени. Я итак свободно пишу и изъясняюсь на французском.
– Да ты и на немецком шпаришь, будь здоров! И на латыни. Может, сразу на выпускной экзамен пойдёшь? Блеснёшь перед государыней?
– Надо будет, блесну!
– Кто бы сомневался!
– Вот, если бы ввели в обучение турецкий язык…, – мечтательно произнёс Микуров.
– Это ещё зачем?! – возмутились приятели
– Но мы же – будущие офицеры армии! – пристыдил их Василий, – А, если нам суждено будет воевать с Оттоманской Портой?
– Там толмачи найдутся.
– Враг страшится противника, зная, что тот может изъясняться на его родном языке! А идеологическая победа – выигранная битва.
– Ну ты и загнул, Микура!
Труба мизинцем почесал нос:
– А что, это интересная мысль…, – и, как всегда, пустился в фантазии, – Допустим, пошёл ты в разведку и подслушал, как турки в палатке обсуждают план завтрашней атаки. И всё слово в слово командующему доложил.
– Ага! Или осадили мы крепость с турками. И ты кричишь им на турецком языке: «Сдавайтесь! Иначе пощады не ждите!»
– Глупости всё это! Чтобы вести с неприятелем переговоры – на то дипломаты есть!
– Вот вы щеглы недалёкие!! Дипломаты в разведку не ходят!
В разгар спора к ним подошёл дежурный:
– Кадет Микуров! Срочно в кабинет господина директора. Поручение для тебя!
Надо сказать, директор всегда прибегал к помощи воспитанников Академии в доставлении почтовых депеш или деловых записок. Преподаватели тоже давали ученикам поручения что-то купить или доставить по адресу. Кадеты с радостью воспринимали эти поручения, так как это избавляло их от присутствия на уроках и давало возможность прогуляться по городу.
Но именно кадета Микурова господин Люберас к ответственным поручениям привлекал чаще остальных.
– Опять Микуре свезло! – досадливо рубанул воздух ладонью Лопухин, – Ну, почему, как поручение, так всегда ему?!
– Dura lex, sed lex! – с насмешкой ответил ему Василий.
– Чего, чего?
Голицын не замедлил подтрунить:
– У-у, кадет Лопухин!! Да Вам бы надо подтянуть латынь!
– Сие значит «Закон суров, но это закон», – любезно перевёл Трубецкой.
– Ну, вас к чёрту с латынью!! – психанул Ванька, – Говорю, пошли на французский! А, если наскучит, можем сбежать. Труба! Ты идёшь?
Петька покачал головой:
– Нет. Я – на немецкий. Отец говорит, что именно знание немецкого языка теперь особенно важно для русского дворянина. В армии и при дворе полно лифляндцев. Союзники наши нынче – Габсбургский дом. К тому же, если моя военная карьера не сложится удачным образом, то всегда можно заручиться ходатайством у государыни в получении дипломатической должности. И хорошее знание немецкого языка позволит мне получить место при прусском дворе либо австрийском…
Митяй легонько толкнул Лопухина:
– Ну, всё. Завёл проповедь.
– Пошли! Его не переслушаешь!! – махнул рукой тот.
Уроки французского языка в Рыцарской Академии преподавал сухонький старикашка по фамилии де Пуазье. Он был слаб зрением и носил очки с толстыми стёклами, в которых был похож на пучеглазую рыбу, удивлённо взирающую из-за стенок аквариума. Господин де Пуазье стеснялся очков и потому всё время то надевал их, то снимал; отчего часто терял и забывал их где-то. Это было главным предметом для шуток; кадеты, озорничая, любили прятать очки француза. А однажды ради смеха намазали внутреннюю часть оправы сажей. Господин де Пуазье, ничего не подозревая, нацепил очки на нос. А, когда их снял, то вокруг его глаз чётко отпечатались чёрные ободки. Складывалось обманчивое впечатление, что учитель всё ещё в очках. Так он проходил до обеда, веселя кадетов.
Когда шутка вскрылась, француз разгневался, кричал и требовал признаться тому, кто это сделал. Но, разумеется, шутника никто не выдал. Хотя все прекрасно знали, что это Ванька Лопухин.
Вот и сейчас де Пуазье вошёл в класс в очках. Уселся за стол, осторожно положив на край столешницы кожаную сумку-скарселлу, которую неизменно носил с собой. Громко хлопнул в ладоши, призывая учеников к дисциплине и тишине. И произнёс:
– Мessieurs, je vous prie de commencer la leçon.
Таким образом, он дал понять, что урок можно считать начавшимся. Преподаватель, прежде всего, был обязан следить за тем, чтоб кадеты не отвлекались, не мешали разговорами, смехом или хождениями по классу. Урок состоял в том, что каждый брал книгу на французском языке и в полголоса начинал читать. Можно себе вообразить, какой при этом стоял галдёж! Своей единственной учительской обязанностью Пуазье считал – прислушиваться к произношению и поправлять нерадивых учеников. Никаких диалогов не возникало, так как сам учитель по-русски не понимал ни слова, а его ученики – в большинстве своём, не понимали речь французскую. В общем, качество преподавания говорило само за себя.
Когда разноголосый ученический хор слился в монотонный гул коверканной французской речи, старичок учитель снял очки. Вложил их в толстый кожаный футляр и бережно убрал в скарселлу. И, прикрыв глаза, начал блаженно дремать.
В это время Лопухин на четвереньках подкрался к его столу и сунул руку в скарселлу. Кадеты, наблюдая его озорство, толкали друг друга локтями, хихикали, но не прекращали чтение, чтоб не вспугнуть учителя. Ванька быстро нащупал плотный футляр с очками, вытянул его из сумки и так же на четвереньках вернулся на своё место за ученическим столом рядом с Митяем.
Друзья обменялись заговорщическим рукопожатием. Иван аккуратно сунул футляр в середину тома какого-то французского романа и с видом победителя откинулся на спинку стула:
– Всё! Враг обезоружен! – шепнул он Голицыну, – Ему теперь всё едино – двадцать человек в комнате или ни одного!
– Ну и ловок же ты, Лопух! – Митяй покосился на друга с восхищением.
Ванька пальцами взъерошил себе волосы:
– Честно говоря, голова пухнет от этой зубрёжки! Айда за Неву; чижей ловить!! Уже третьего дня как наплавной мост возвели. А у нас туда ещё нога не ступала!
– Говорят, там копейка за ход.
– Темнота!! На открытии моста императрицею было сказано, что кадетам и учителям Академии ход по мосту бесплатный!
– Правда?! Это добрая новость! – обрадовался Митяй, но тут же усомнился, – А что, как поймают? Может, после уроков?
– Куда там! Забыл? После уроков все, как один, на уборку – драить Академию перед визитом государыни!!
– Это верно.
– Пошли сейчас!! Не дрейфь!
– А куда пойдём?
Лопухин быстро смекнул:
– Пошли в лес за Кривушу. В Переведенскую слободу. Рядом сосновый бор; там чижей должно быть уйма! У меня, кстати, сетка с собой. И семечек конопляных в кармане найдётся.
– Далеко, однако…, – продолжал сомневаться Митяй, мысленно прикидывая расстояние от Васильевского острова до Глухой речки.
– Чепуха!! К обеду обернёмся!
– А как же урок танца?
– Да сдались тебе эти танцы?! Скажем, животы болели.
Голицын сдался:
– Уговорил, чертяка! Пошли!
Пригибаясь, полуползком они начали пробираться к выходу. Кадеты, возмущённые, загудели.
– Эй! Лопух! Митяй! Вы куда?
– На тот берег, – шепнул Иван, – К обеду вернёмся.
– Это не по-товарищески! Вы – в бега, а мы – зубри! – запротестовал кадет Кропотов, хватая Ивана за ворот кафтана.
Тот одним рывком высвободился:
– Не кипятись ты! С нас – калым.
– Какой?
– Всему классу по сахарному леденцу!
– Ну, гляди, Лопух! Не обмани!
– Не обману. А ты, Кропотов, скажешь на уроке танцев, что у нас с Голицыным животы скрутило.
– Ладно.
Они договорным жестом хлопнули друг друга по ладони. И Митяй с Иваном беспрепятственно выскользнули из учебного класса.
К основному зданию Меншиковского дворца ещё к открытию Рыцарской Академии, по распоряжению Миниха, были пристроены каменные флигели для размещения кадетов и офицеров. Но во внутреннем дворе продолжало идти строительство – возводились здания для комнат преподавателей, обслуживающего персонала, новых учебных кабинетов, спортивных залов и прочих помещений. И в этой суматохе кадетам ничего не стоило, лавируя между рабочими, пробежать через двор. Несмотря на то, что Академию окружал плотный и высокий забор, многие кадеты знали место, где одна из досок была снята с нижнего гвоздя, и легко отходила в сторону, позволяя незаметно покинуть территорию. И также незаметно вернуться.
Выйдя на набережную, друзья сразу оказались у заставы наплавного моста.
Дело в том, что построить постоянный мост через широкую Неву в то время технически было невозможно. Поэтому переправой с Васильевского острова на Адмиралтейский служил мост, состоящий из барок-плашкоутов, поверх которых настилалось деревянное перекрытие. Он удерживался вбитыми близ берега сваями и несколькими корабельными якорями. Два пролёта были разводными – для провода судов их отводили в сторону. Такой мост назывался плашкоутным, а в народе – наплавным. Вскоре к нему стали применять третье название – Исаакиевский мост, оттого, что на противоположном берегу Невы мост упирался в площадь перед церковью Исаакия Далматского.
Конечно, такой мост был ненадёжным. Любой шторм на Неве уничтожал его. Поэтому мост возводили каждую весну, а осенью убирали.
Движение по наплавному мосту было платным. С карет парами взималась плата в пять копеек, с экипажей в одну лошадь – три копейки, с воза – две копейки, с пеших брали по одной копейке.
Друзья деловито козырнули вахтенному и вприпрыжку, приплясывая, пересекли мост. Учитывая затворнический образ жизни, любая вылазка за стены Академии была для них приключением. Особенно тягостно было в начале весны, с таяния снега до окончания ледохода; кадеты чувствовали себя узниками, заточёнными на огромном острове, лишёнными сообщения с левым берегом Невы. И наведение наплавного моста по весне в первых числах мая всегда было праздником; возможностью ступить на другую землю. Тем более, что именно там, на левом берегу, после переезда императорского двора из Москвы в Петербург, начала активно заселяться и строиться адмиралтейская сторона. Именно там теперь располагались все увеселительные заведения: дворцы и парки, магазины и площади. А так же и родные дома кадетов – родительские особняки, куда им отныне можно было наведаться только по случаю предоставленного отпуска или по болезни.
Восхищённо оглядывая стены Адмиралтейской крепости, в которой с начала года было затеяно переустройство (мазанковые строения заменялись каменными), Иван с Митяем миновали Большой луг и деревянные постройки адмиралтейской слободы. И помчались вперёд, взяв курс на Вознесенскую церковь, смеясь и радуясь, обгоняя друг друга и дурачась так, словно ничего более счастливого в их жизни просто и быть не могло. А, впрочем, какие заботы могут одолевать отроков в возрасте пятнадцати лет?
Ловля чижа – занятие весьма простое. Чиж – птица доверчивая и легко идёт на приманку. Для этого достаточно выбрать место на открытой полянке с невысокими кустами, посыпать на землю семян и шелухи. А сверху на веточки-тычки положить сетку, нить от которой охотник держит у себя, прячась за кустами. Как только чиж сядет под сетку лакомиться угощением, охотник дергает нить; тычки падают и сеть накрывает чижа.
Пойманного чижа легко продать, потому что столичные жители любят держать дома певчих птиц. А чиж очень быстро привыкает к неволе, неприхотлив в корме и поёт очень красиво и заливисто.
Ивану с Митяем повезло. Они быстро отыскали подходящее место в бору неподалёку от Вознесенской церкви и городского кладбища. И не позднее получаса в их сетку попал чиж. Да такой славный! С золотистой грудкой и переливчатым зелёным цветом по крыльям и хвосту.
Радуясь, приятели поместили птицу в шляпу Митяя и, в предвкушении звонкой монеты, что они выручат за пойманного чижа, пустились в обратный путь.
– Значит, так! На рынок толкаться не пойдём, – рассуждал деловито Иван, – Рядом с Адмиралтейской крепостью возле смольных магазинов есть одна торговая лавка. Тамошнему хозяину сдадим!
– Почём ты знаешь, что возьмёт?
– Я в прошлую зиму ему пять штук продал!!
– Ух, ты!
– А то! – хвастливо задрал нос Лопухин, – Я в этом деле ушлый! Мы ещё, когда на Москве жили, с Микурой чижей ловили. А ещё синиц и щеглов. Но те хуже на корм идут. Их сподручнее на подманку брать.
– Как думаешь, сколько лавочник даст?
– За зелёных пятнистых по сорок копеек давал. А этот вон какой красавец! Меньше, чем за шестьдесят не уступим!!
Кадеты пересекли узкий деревянный мост через Мойку, прошли пустующие участки, выделенные под постройку домов, на Большой и Малой Морских улицах. И остановились на Большом лугу переждать, пока какой-то крестьянин перегонял через дорогу стадо овец. Пастух был молод и нерадив; овцы его разбрелись, кто – куда и заполонили дорогу.
И вдруг со стороны Новой Голландии показалась богатая карета с открытым верхом, запряжённая шестёркой коней. С такой роскошью по Петербургу разъезжала только сама императрица.
Горожане, кто был поблизости, остановились, ротозея. Мужчины сняли шляпы. Женщины присели в глубоком поклоне. Возница привстал на козлах и заорал что есть мочи:
– Дорогу давай!!!
Но, перепуганный пастух ещё сильнее растерялся. Овцы в страхе стали сбиваться в кучу, всё больше запруживая дорогу. Кучер натянул поводья и принялся на все лады костерить овец и их тупоголового пастуха.
Карета остановилась как раз, поравнявшись с кадетами, которые от страха остолбенели. Прямо перед ними возникли две женщины, разодетые в шелка и бриллианты так, что глаза слепило. Одна из них, постарше, высокая и тучная была императрица Анна Иоанновна. Кадеты часто видели её; в течение года государыня уже дважды наведывалась в Академию. Другая – юная и хрупкая – её племянница четырнадцатилетняя Елизавета-Екатерина-Христина, которую императрица недавно окрестила в православную веру, и теперь её следовало именовать Анной Леопольдовной.
Ни для кого был не секрет, что год назад Анна Иоанновна торжественно объявила, что наследование трона оставляет за будущим ребёнком (мальчиком), коего родит из своего чрева её племянница. Императорская воля показалась для всех странной, но придворные послушно присягнули на верность ещё не зачатому младенцу. И отныне на девочку-принцессу Анну —Лизу все смотрели с почтением, как на будущую мать будущего наследника Российского престола.
Кучер продолжал размахивать кнутом и орать на пастуха, переходя на бранные слова. Анна Иоанновна без тени волнения (даже с интересом) наблюдала, как горожане пытаются помочь пастуху согнать овец с дороги. Тем временем племянница повернула голову, встретившись взглядом с Митяем и Иваном. Застенчиво улыбнулась, показав ямочки на щеках. И потянула за рукав императрицу, громко зашептала:
– Тётушка! Взгляните, какой красивый мальчик.
И ткнула пальцем в направлении Голицына. Анна Иоанновна хлопнула её по руке и по-житейски отчитала:
– Посмотрите-ка на неё! Русская принцесса! Головой крутит во все стороны, только свист в ушах стоит! Мальчиков она на обочинах высматривает!! К тебе на днях жених из немецких земель пожалует!
Анна-Лиза покраснела до самых ушей и поджала губы от обиды. Но тут же, вспыхнув глазищами, снова начала дёргать государыню на рукав:
– Тётенька! У него в шляпе кто-то шевелится!!
В этот момент чиж предательски засвистел и забился в шляпе.
– Там птичка!! – радостно взвизгнула принцесса. И повисла на руке у императрицы, – Тётушка! Я хочу птичку! Пожалуйста, пожалуйста!!
Анна Иоанновна была вынуждена обратить внимание на двух отроков, застывших перед каретой.
– А ну, пойдите сюда! – поманила она их пальцем, – Кто такие будете?
– Кадеты конной роты Рыцарской Академии Вашего императорского величества! – оттарабанил Лопухин.
– А в шляпе чего?
– Чиж.
Вот уж влипли так влипли!
– Покажи.
Митяй трясущимися руками протянул им шляпу. Императрица ткнула локтем племянницу в бок:
– Анька. Глянь ты. Да осторожно! Не выпусти!
Девочка кончиками пальцев приподняла краешек шляпы:
– Ой, какой красивый!! Грудка жёлтая! А на спинке перышки зеленые, будто переливаются. Чудо, как хорош! Ах, тётушка, мне хочется такого!!
– Возьмите себе, Ваше высочество, – Митяй не без сожаления отдал шляпу царевне, стараясь выглядеть учтивым.
– Мне?! – обрадовалась она, – Ой! Спасибо!!!
– Та-ак! – угрожающе протянула государыня, – Это что же вы, господа кадеты, во время учёбы прогуливаться изволите?! Чижей ловить!! Или за вами присмотру в Академии нет?!
Ну, вот и дождались… У Голицына холодный пот ручейком скатился по спине. А Ванька неожиданно выпалил:
– Никак нет, Ваше императорское величество! Мы по поручению!
– По какому-такому поручению?
– От господина учителя.
– Какого именно?
– Преподавателя французского языка господина де Пуазье.
Голицын чуть не поперхнулся, но усиленно делал вид, что полностью согласен с товарищем. Анна Иоанновна насмешливо указала пальцем на шляпу:
– Это он вас попросил птиц ловить?
– Так точно!! – залепил Ванька и, не давая никому опомниться, выдал какую-то совершенно немыслимую тираду, – Господин Пуазье убеждён, что слушание пения птиц помогает лучшему усвоению произношения при изучении иностранных языков!
И, подумав, добавил:
– Новейшая французская метода.
Митяй после этих его слов готов был провалиться сквозь землю. Да и сам Лопух, осознав, что за чушь спорол, ждал, что сейчас на них обрушится вполне заслуженный гнев государыни.
Но, вопреки их ожиданиям, императрица вдруг задумалась и в изумлении пожала плечами:
– Надо же… Какие оригиналы преподают в нашей Академии! – и обернулась к племяннице, – Вот что, Аня! Верни птичку кадетам. Видишь, она им нужна для учёбы.
Но принцесса крепко обхватила шляпу, прижав её к груди, и капризно сморщила нос:
– Ну, тётушка!! Они мне её подарили!!!
– Бог с ним. Берите, Ваше высочество, – милостиво позволил Иван, – Мы ещё поймаем!
Императрица укоризненно покачала головой, сверля племянницу осуждающим взглядом. Затем залезла в наручный кошель, пошарила там:
– Вот вам. Держите за вашего чижа! – и сунула монетку в ладонь Лопухина.
– Благодарствуйте, Ваше императорское величество!
Но она уже потеряла к ним интерес:
– Что там с дорогой?!
– Можно ехать! – сообщил возница, провожая взглядом последнюю овцу, покидающую пределы дороги.
– Трогай! – велела государыня.
Карета дёрнулась и умчалась, обдав Лопухина с Голицыным клубами дорожной пыли.
– Ты что наплёл, Лопух?
– Сам не знаю. Понесло! Не мог остановиться.
– А, если всё всплывёт?! Тут никаким штрафом не отделаешься!! Выгонят из Академии взашей!!
– Да брось, Митяй! Кажись, обошлось.
И разжал слипшуюся от пота ладошку:
– Ух, ты!! Рубль!! – он повертел перед приятелем серебряным кругляшом, – Целый рубль!! Видал!
– Здорово! – обрадовался тот, – Вот свезло-то!!
– Лучше не придумаешь!! Айда в кондитерскую! Накупим леденцов на всех, как обещали! То-то наши обрадуются!!
– Да…, – почесал в затылке Голицын, – Одно плохо. Шляпы-то нет. За шляпу Шашков выпороть прикажет. А может и под арест определить. Дня два – не меньше!
– Да, будет тебе горевать, Митяй!! Подумаешь, шляпа! Где наша не пропадала?!
дом графа Бурхарда Христофора Миниха
В то время, пока Лопухин с Голицыным на другом берегу ловили чижа, Микуров, получив от директора увесистый бумажный пакет, шёл по набережной Васильевского острова к дому генерал-фельдмаршала Миниха, что располагался в одном квартале от Академии. Впрочем, домом его нельзя было назвать – это был настоящий дворец высотою в два этажа! Инженерное произведение искусства. Высокие двери с позолоченной резьбой, два мускулистых каменных атланта, а также замысловатая двухъярусная крыша, в виде набегающих друг на друга волн, и лепнина на фронтоне – всё выглядело так величественно и гармонично, что хотелось долго рассматривать и каждую деталь, и весь дом в целом.
Василий Микуров уже не в первый раз бывал в доме Миниха. Дворецкий его впустил беспрекословно, сообщив:
– Хозяин в кабинете.
Василий снял шляпу и уверенно направился по мраморной лестнице на второй этаж. Депеши из Академии надлежало доставлять Миниху лично в руки.
– Ваше высокоблагородие! Пакет от господина Любераса! – громко доложил Василий, вытянувшись в струнку перед фельдмаршалом.
Миних, склонившийся над длинным чертежом, приподнял голову и дружески кивнул:
– А-а, Микуров. Добро пожаловать! Что там? Должно быть, счета за прошлый месяц? Положи вон туда на стол.
Василий аккуратно присоединил пакет к кипе прочих бумаг на столе и с благоговением окинул взглядом кабинет, обстановка которого его завораживала. На стенах висели карты, причудливо раскрашенные, изображающие водные глубины и почвенный состав земель. На низком табурете возвышался огромный оранжевый глобус на скошенной ножке. Всюду были какие-то чудесные, неведомые инструменты. Чертежи. Макеты.
– Ну? Какие новости в Академии? – вывел его из оцепенения Миних.
– Ожидается визит государыни на первый выпускной экзамен.
– Что ж, это большое событие! – согласился фельдмаршал, – Как думаешь? Не подкачаете перед императрицею? Не подведёте меня?
– Как можно, Христофор Антонович!! С сегодняшнего дня, по распоряжению господина Любераса, все, как один, начнём расчищать двор и мыть комнаты!
Миних громко рассмеялся, не прекращая чертить грифелем одну линию за другой:
– Это в духе Любераса! Внешнего лоску напустить – дело нехитрое! А каковы знания выпускников? Не оплошают?
Василий, не зная, что ответить, пожал плечами. Миних покачал головой:
– Чтоб угодить государыне, чистотой не отделаешься! Тут зрелище помасштабнее требуется. Люберас в таких делах ещё мало каши ел. Надо бы мне самому наведаться к вам!
– Приходите, Христофор Антонович. Мы Вам завсегда рады!
– И я рад бы! Да дел невпроворот!! – неожиданно посетовал тот, – Запросы у государыни-матушки растут день ото дня. Поручения сыплются, что горох из ведра! Веришь ли, Василий, сплю по три часа в сутки. Пойди-ка сюда! Взгляни, – и он отступил на шаг, позволяя кадету рассмотреть чертёж, – Как мыслишь, что это?
Тот внимательно всмотрелся в детали и уверенно заявил:
– Башни. Эта – военная. Эта – складская.
– Верно! – обрадовался Миних, – Ну, а эта?
– Эта…, – Василий задумался, – Водяная, что ли? Или пожарная?
– Водонапорная. Вода в неё набирается с помощью гидравлического насоса. А затем из общего котла подаётся по трубам. Это называется система водопровода, – пояснил он и одобрительно кивнул, – А ты хорошо разбираешься в чертежах!
– Меня отец научил. Вообще, он на флоте служил. На «Портсмуте». В Эзельском сражении его сам царь отметил. А опосля он заведовал московской школой навигацких наук.
– Славное дело. А где он теперь?
– Помер в позапрошлом годе.