Замогильные записки Пикквикского клуба

Терпеливо и молчаливо доктор медицины и хирургии переносит свою невзгоду, и с убийственным хладнокровием смотрит, как молодые люди пьют глинтвейн, подчивают конфектами своих дам, кокетничают, любезничают, улыбаются, смеются; но когда, наконец, незнакомец исчез, чтобы проводить м‑с Боджер до её кареты, д-р Слеммер быстро вскочил с своего места, как ужаленный вепрь, и негодование, долго сдерживаемое, запылало ярким заревом на его щеках.

Незнакомец, между тем, проводив интересную вдову, снова появился в зале вместе с м‑ром Топманом. Он говорил и смеялся от искреннего сердца. Доктор Слеммер свирепел, пыхтел, бесновался, жаждал крови своего врага.

– Сэр, – произнес он страшным голосом, подавая ему свою карточку, – имя мое – Слеммер, доктор Слеммер девяносто седьмого полка… в четемских казармах, сэр… вот мой адрес.

Больше ничего он не мот сказать; бешенство душило его.

– A! – проговорил незнакомец холодным тоном. – Учтивое внимание… Слеммер… Благодарю… теперь не болен… когда захвораю… д-р Слеммер… не забуду!

– Как? вы увертываетесь, милостивый государь? – говорил, задыхаясь, неистовствующий доктор. – Вы трус, негодяй, лжец!.. Вы – довольно ли вам этого? Дайте ваш адрес.

– О, глинтвейн, я вижу, слишком крепок! – воскликнул незнакомец вполголоса. – Не жалеют коньяка… очень глупо… лимонад гораздо лучше… жаркие комнаты… пожилые джентльмены… голова разболится… не хорошо, не хорошо… очень.

И он отступил назад с невозмутимым спокойствием.

– Я знаю, сэр, вы остановились в этой гостинице, – сказал неумолимый доктор, – теперь вы пьяны; завтра обо мне услышите; я отыщу вас, отыщу!

– На улице, может-быть… дома я никогда не бываю.

Д-р Слеммер, сделав неистовое движение, нахлобучил шляпу и вышел из залы. М‑р Топман и его товарищ пошли наверх в спальню невинного м‑ра Винкеля, которому надлежало возвратить занятый костюм.

Этот джентльмен уже давно спал крепким сном; церемония размена павлиньих перьев была совершена очень скоро и спокойно. Приятели закусили и выпили на сон грядущий по нескольку стаканов вина. Незнакомец был разговорчив и весел; м‑р Треси Топман, отуманенный глинтвейном, лафитом, восковыми свечами и белоснежными плечами рочестерских красавиц, был на седьмом небе и воображал себя первым счастливцем подлунного мира. Проводив своего товарища, м‑р Топман, не без некоторых затруднений, отыскал отверстие в своем ночном колпаке и впихнул в него свою голову, – при чем опрокинул подсвечник и разбил остальную бутылку с портвейном. Наконец, после многих разнообразных эволюций, ему удалось кое-как добрести до своей постели, где он и погрузился в сладкий сон.

Поутру на другой день, ровно в семь часов, всеобъемлющая душа м‑ра Пикквика была выведена из своего бессознательного положения громким стуком в дверь комнаты.

– Кто там? – спросил м‑р Пикквик, вскакивая с постели.

– Чистильщик сапогов, сэр.

– Чего вам от меня нужно?

– Потрудитесь сказать сэр, какой джентльмен из вашего общества носит светло-синий фрак с золотыми пуговицами?

М‑р Пикквик мигом догадался, что лакей взял, вероятно, чистить платье его товарища и забыл, кому оно принадлежит. Он отвечал:

– М‑р Винкель, через две комнаты направо.

– Покорно благодарю.

Топман пил больше всех и спал богатырским сном; однако ж громкий стук неугомонного лакея разбудил и его.

– Что там такое?

– Можно ли поговорить с м‑ром Винкелем, сэр? – сказал слуга.

– Винкель! Винкель! – вскричал м‑р Топман, приподнявшись с постели.

– Что! – отозвался слабый голос из соседней комнаты.

– Вас спрашивают… там… за дверью, – пробормотал полусонный Топман, повернувшись на другой бок.

– Спрашивают! – воскликнул Винкель, быстро вскакивая с постели, и набрасывая халат на свои плечи, – кто-ж бы это? Кому я понадобился в таком дальнем расстоянии от города?

– Какой-то джентльмен желает с вами переговорить, – сказал лакей, когда м‑р Винкель отворил ему дверь, – джентльмен говорит, что он недолго вас задержит; но ему непременно надобно вас видеть.

– Странно, очень странно! – сказал м‑р Винкель. – Где этот джентльмен?

– Он дожидается в кофейной комнате.

– Хорошо. Скажите, что сейчас приду.

Этим временем счастливый Топман погрузился опять в сладкий утренний сон.

М‑р Винкель оделся на скорую руку и сошел вниз, в общую залу. Старуха и два лакея убирали посуду; какой-то офицер в мундире стоял у окна, спиною к дверям. Обернувшись при входе м‑ра Винкеля, он поклонился ему довольно сухо и предложил слугам выйти.

– М‑р Винкель, если не ошибаюсь? – сказал офицер, запирая дверь.

– Да, я Винкель; что вам угодно?

– Вы, конечно, не удивитесь, сэр, если услышите, что я пришел к вам по поручению моего друга, м‑ра Слеммера, доктора девяносто седьмого полка.

– Доктора Слеммера?!

– Так точно. Доктор просил меня объявить вам, сэр, что вы вчера вечером изволили вести себя совсем не по джентльменски и что, следовательно, он считает себя в праве требовать удовлетворения.

Изумление м‑ра Винкеля обрисовалось самыми красноречивыми знаками на его лице. Приятель доктора Слеммера продолжал:

– Друг мой, доктор Слеммер, твердо убежден, что вы были вчера слишком пьяны, и вероятно, сами не сознаете всей обширности обиды, нанесенной ему. Он поручил мне сказать, что если вы, как благородный человек, обнаружите готовность извиниться в своем поведении, – он согласен принять от вас удовлетворительное объяснение, которое вы потрудитесь написать под мою диктовку.

– Письменное объяснение! – воскликнул озадаченный м‑р Винкель.

– Одно из двух: объяснение, или… вы понимаете? – сказал докторский приятель холодным тоном.

– Точно ли ко мне относится ваше поручение, сэр? – спросил м‑р Винкель, безнадежно сбитый с толка необыкновенным предложением.

– Сам я не имел чести быть свидетелем вашего неприличного поступка, – отвечал, улыбаясь, загадочный джентльмен, – и вы отказались дать свой адрес доктору Слеммеру. По его поручению, надлежало мне разведать, кому принадлежит светло-синий фрак с вызолоченными пуговицами, портретом и буквами «П. К.» друг мой хотел во что бы ни стало узнать вашу фамилию.

М‑р Винкель остолбенел при этом подробном описании его костюма. Приятель доктора Слеммера продолжал:

– Из расспросов, мною сделанных, оказалось, что владелец светло-синего фрака с эмблематическими пуговицами прибыл в эту гостиницу вчера перед обедом с тремя другими джентльменами. Я немедленно послал узнать вашу фамилию, и теперь мне известно, что я имею честь говорить с м‑ром Винкелем.

Если бы главная башня Рочестерского замка внезапно сдвинулась со своего места, и остановилась перед гостиницею «Золотого Быка», изумление Винкеля было бы ничтожным в сравнении с теми чувствами, которые теперь волновали его грудь. Первою его мыслью было, что, вероятно, фрак его украден.

– Позволите ли мне отлучиться на минуту? – сказал он.

– Сделайте милость.

М‑р Винкель опрометью бросился наверх и раскрыл дрожащею рукою свой чемодан. Фрак лежал на своем обыкновенном месте, но был измят и немного запачкан: стало быть, его надевали прошлой ночью.

– Ну, да, дело очевидное, сообразил м‑р Винкель, припоминая события вчерашнего дня, – вчера после обеда мне вздумалось гулять по здешним улицам: помню очень хорошо, как я закурил сигару и вышел со двора. Вероятно, я надел свой новый фрак, зашел куда-нибудь, и напроказил: пьяному море по колена! Вот и разделывайся теперь с каким-то доктором Слеммером! Неприятно, черт побери, очень неприятно!

Сказав это, м‑р Винкель поспешил воротиться в общую залу с мрачной решимостью принять вызов неустрашимого доктора Слеммера и мужественно покориться всем последствиям страшного поединка.

Многие обстоятельства имели влияние на геройскую решимость м‑ра Винкеля, и прежде всего – репутация, которою он пользовался в клубе. До сих пор его считали образцом ловкости и искусства во всех делах, наступательных и оборонительных, где требовалось необыкновенное присутствие духа и вот, если теперь, при первом критическом случае, он обнаружит свою слабость, в глазах самого основателя знаменитого клуба, слава его затмится, и он пропал навсегда. Вдумываясь притом глубже в этот предмет, он сообразил, основываясь на многих случаях, что секунданты, вследствие обоюдного соглашения, редко заряжали пистолеты пулями, и всего чаще удавалось им примирять противников после холостых зарядов. Его секундантом, разумеется, будет м‑р Снодграс. Если изобразить ему опасность живейшими и яркими красками, нет сомнения, этот джентльмен обо всем известит м‑ра Пикквика, который, в свою очередь, не замедлит обратиться к местным властям, и, стало быть, покушение на убийство будет предотвращено.

Так рассуждал м‑р Винкель, когда воротился в общую залу, и объявил свое согласие на вызов обиженного доктора.

– Не угодно ли вам отправить меня к вашему другу, чтоб я мот с ним условиться о времени и месте нашей встречи? – сказал офицер.

– Нет, это совсем не нужно, – возразил м‑р Винкель, – мы это можем решить теперь же, и я не замедлю известить своего секунданта.

– В таком случае – сегодня вечером, на закате солнца: хорошо это будет? – спросил офицер беспечным тоном.

– Очень хорошо, – отвечал м‑р Винкель, думая, напротив, что это – очень дурно.

– Знаете ли вы крепость Питта?

– Да, я видел ее вчера.

– Пройдя город, вы потрудитесь повернуть налево с большой дороги и обогнуть главный угол крепости; я буду ждать вас в безопасном месте, и дело, авось, устроится так, что никто нам не помешает.

– Это мы увидим! – думал м‑р Винкель, бросая мужественный взгляд на секунданта своего противника.

– Больше, кажется, ничего не нужно? – сказал офицер.

– Ничего, я полагаю.

– Прощайте, сэр.

– Прощайте.

И офицер, насвистывая веселую песню, вышел из залы.

Завтрак наших героев, против обыкновения, был очень невесел. М‑р Топман, после похождений вчерашней ночи, остался в постели; Снодграс, в глубине души, предавался поэтическим размышлениям, получившим на этот раз весьма угрюмый характер, и даже сам президент обнаруживал необыкновенную склонность к молчанию и содовой воде. М‑р Винкель нетерпеливо выжидал удобного случая для объяснений, и случай скоро представился: он и м‑р Снодграс отправились вдвоем на поэтическую прогулку, под предлогом обозрения достопримечательностей города.

– Снодграс, – начал м‑р Винкель, когда они вышли за ворота, – Снодграс, любезный друг, могу ли я положиться на твою скромность?

Предложив этот вопрос, он был глубоко убежден, что любезный друг, при первой возможности, разболтает вверенную тайну. Поэты – народ болтливый, это всем известно; a Снодграс был великий поэт.

– Совершенно можешь, – отвечал м‑р Снодграс, – хочешь, я дам клятву…

– Нет, нет, – прервал м‑р Винкель, пораженный страшной возможностью удержать на привязи поэтический язык своего приятеля – не клянись, мой друг, не клянись: это совсем не нужно.

М‑р Снодграс медленно опустил руку, поднятую к небесам во изъявление готовности дать клятву.

– Мне нужна твоя помощь, любезный друг, в одном важном деле… в деле чести, – сказал м‑р Винкель.

– И ты ее получишь – вот тебе моя рука! – отвечал восторженный поэт.

– У меня дуэль, Снодграс, дуэль на жизнь и смерть с м‑ром Слеммером, доктором девяносто седьмого полка, – сказал мистер Винкель, желая представить свое дело в самом торжественном свете; – мы условились с его секундантом сойтись сегодня вечером, на закате солнца.

– Очень хорошо: я буду твоим секундантом.

Такая готовность со стороны приятеля несколько изумила дуэлиста. Чужая беда встречается, по большей части, с удивительным хладнокровием посторонними людьми: м‑р Винкель выпустил из вида это обстоятельство, и судил о чувствованиях друга по биению своего собственного сердца.

– Последствия, мой друг, могут быть ужасны, – заметил м‑р Винкель.

– Ну, этого нельзя сказать заранее, – отвечал поэтический Снодграс.

– Доктор, я полагаю, отличный стрелок.

– Очень может быть: все военные стреляют хорошо, но ведь и ты, авось, не дашь промаха в десяти шагах.

– Разумеется.

Снодграс был удивительно спокоен, и поэтическое лицо его, к великой досаде м‑ра Винкеля, начинало выражать торжественную решимость. Надлежало сообщить разговору другой оборот.

– Любезный друг, – сказал м‑р Винкель трогательным и дрожащим голосом, испустив глубочайший вздох из своей груди и устремив свой взор к небесам, – любезный друг, если роковая пуля сразит мое сердце, и я бездыханен упаду к ногам своего безжалостного противника, ты должен принять на себя священную обязанность известить обо всем моего отца: скажи, что я пал на поле чести, и вручи ему от меня мое последнее письмо.

Но и эта красноречивая выходка не имела вожделенного успеха: поэт, приведенный в трогательное умиление, изъявил готовность составить обо всем подробнейший рапорт, и лично вручить печальное письмо отцу убитого друга.

– Но если я паду, – продолжал м‑р Винкель, – или если доктор Слеммер падет от моих рук, ты неизбежно в том и другом случае сам будешь замешан в это дело, как свидетель преступления, и можешь подвергнуться большим неприятностям. Об этом я не могу подумать без содрогания.

При этом маневре м‑р Снодграс задрожал и побледнел, но, руководимый чувством бескорыстной дружбы, скоро оправился от своего волнения и отвечал твердым голосом:

– Что делать! Неприятности не легко перенести, но для друга я готов в огонь и воду.

М‑р Винкель внутренно посылал к чорту эту бескорыстную дружбу, и отчаяние сильно овладело его душой, когда они продолжали таким образом гулять по улицам города. Он ухватился за последнее средство:

– Снодграс! – вскричал он вдруг, останавливаясь среди дороги и с жаром ухватясь за руку своего приятеля, – ты уж, пожалуйста, не компрометируй меня в этом деле, не извещай об этом полицию, не обращайся к местным властям с просьбой посадить под арест меня и м‑ра Слеммера, доктора девяносто седьмого полка, который живет теперь в Четемских казармах, недалеко от крепостного вала. Другой бы на твоем месте принял все возможные меры для предотвращения этой дуэли, мой друг.

– Ни за что в свете! – воскликнул м‑р Снодграс с величайшим энтузиазмом.

Прощай, последняя надежда! Благодаря услужливости своего друга, м‑р Винкель принужден сделаться одушевленной мишенью для смертоносного выстрела какого-то злодея, которого он не видал и в глаза! Холодный пот заструился по его лбу.

Покончив таким образом эти предварительные объяснения, друзья наши купили пистолеты с достаточным количеством пороха и пуль и поспешили воротиться в гостиницу «Золотого Быка». Все остальное время м‑р Винкель горевал о своей судьбе, между тем как приятель его усердно занимался приведением в исправное состояние смертоносных орудий.

Наступил вечер, холодный и туманный. Не дожидаясь сумерек, пикквикисты поспешили отправиться на поле чести. М‑р Винкель, для избежания посторонних наблюдений, завернулся в огромную шинель; м‑р Снодграс тащил под своими полами смертоносные орудия.

– Все ли ты взял? – спросил м‑р Винкель взволнованным тоном.

– Все, кажется, – отвечал м‑р Снодграс, – я принял меры, чтоб можно было сделать несколько зарядов, на случай промаха или осечки. В этом ящике четверть фунта пороха; пули завернуты в двух нумерах здешней газеты.

Такое выражение дружеского чувства заслуживало, конечно, самой высшей благодарности; но м‑р Винкель молчал, вероятно, от избытка душевного волнения. Он шел довольно медленно за спиною своего друга.

– Мы придем как раз в пору, – сказал м‑р Снодграс, когда они были за городской заставой, – солнце только что начинало закатываться.

«Так, вероятно, закатится и последний час моей жизни!» думал м‑р Винкель, бросая болезненный взгляд на заходящее светило. – Вот и секундант! воскликнул он с замиранием сердца, сделав несколько шагов.

– Где? – сказал м‑р Снодграс.

– Вон там джентльмен в синей шинели.

М‑р Снодграс посмотрел вперед, по указанию своего друга, и заметил довольно рослую фигуру в синем плаще. Офицер махнул рукой и повернул за угол крепости; пикквикисты последовали за ним.

Вечер казался удивительно печальным; заунывный ветер пробегал по опустелому пространству, как гигант, кликавший свою собаку пронзительным свистом. Плаксивая природа сообщила мрачный колорит чувствованиям м‑ра Винкеля. Ров, окружавший крепость, казался ему колоссальной могилой, где скоро будут погребены его грешные кости.

Между тем офицер, свернув с главной тропинки, быстро перескочил за ограду уединенного поля, назначенного местом дуэли. Пикквикисты последовали его примеру, и м‑р Снодграс с удовольствием заметил, что нельзя было выбрать места безопаснее и удобнее для кровавых похождений. Два джентльмена дожидались за оградой: один маленький и круглый человек с черными волосами; другой – статный мужчина в байковом сюртуке, сидевший с большим комфортом на походном стуле.

– Это должны быть доктор Слеммер и хирург, взятый для перевязки ран, – сказал м‑р Снодграс, – ободрись, мой друг, и выпей водки.

М‑р Винкель схватил поданную бутылку и с наслаждением втянул в себя несколько тысяч капель живительной влаги.

– Мой друг, сэр, – м‑р Снордграс, – сказал м‑р Винкель, когда к нему подошел офицер.

Докторский секундант сделал учтивый поклон и вынул ящик, такой же, как у Снодграса.

– Кажется, нам не о чем говорить, – заметил он холодным тоном, открывая ящик, – друг ваш уклонился от всяких извинений.

– Не о чем, я думаю, – сказал м‑р Снодграс, начинавший чувствовать некоторую неловкость, при виде окончательных приготовлений.

– Угодно вам отмерять шаги? – сказал офицер.

– Извольте, – отвечал м‑р Снодграс.

Дистанция, к общему удовольствию, была измерена правильно и скоро, и предварительные условия заключены.

– Мои пистолеты, я думаю, будут понадежнее ваших, – сказал расторопный секундант доктора девяносто седьмого полка. – Вы видели, как я заряжал: угодно вам осмотреть их?

– Нет, я совершенно на вас полагаюсь, – отвечал м‑р Снодграс, довольный и счастливый тем, что его освободили от этой трудной операции: его понятия о заряжении смертоносных орудий были довольно сбивчивы и неопределенны.

– Стало быть, нам можно теперь поставить противников на барьер? – сказал офицер с величайшим хладнокровием, как будто действующие лица были для него пешками на шахматной доске – и он собирался играть.

– Конечно, можем, – отвечал м‑р Снодграс.

Он готов был согласиться на всякое предложение, потому что ровно ничего не смыслил в этих делах. Офицер подошел к доктору Слеммеру; м‑р Снодграс, машинально следуя его примеру, подошел к м‑ру Винкелю.

– Все готово, – сказал он, подавая пистолет своему несчастному другу. – Давай мне свою шинель.

– Ты не забыл, милый друг, о письме к моему отцу?

– Нет, нет все будет исполнено. Ступай, подстрели его?

Легко сказать! Для бедного Винкеля это значило почти то же, если б рекомендовали ему схватить луну за рога. Совет очень хорош; но еще лучше, если б он знал, как выполнить его, не подставляя под пулю своего собственного лба! Как бы то ни было, он скинул шинель, и молча взял пистолет. Секунданты удалились от места действия; джентльмен на походном стуле последовал их примеру, и противники медленными шагами начали приближаться друг к другу.

М‑р Винкель имел чрезвычайно нежное сердце, и любовь к ближнему составляла благороднейшую черту его характера. Мысль о предстоящем убийстве была, без сомнения, единственною причиною, заставившею его крепко зажмурить глаза, когда он остановился на барьере: это помешало ему разглядеть необыкновенные и загадочные поступки своего противника. Доктор Слеммер вздрогнул, обомлел, вытаращил глаза, протер их, вытаращил опять и, наконец, закричал громовым голосом:

– Стой! Стой!

Офицер и м‑р Снодграс немедленно бросились к нему.

– Что это значит? – воскликнул доктор Слеммер. – Это не тот.

– Не тот! – воскликнул докторский секундант.

– Не тот! – подхватил м‑р Снодграс.

– Не тот! – воскликнул статный джентльмен с походным стулом в руке.

– Ну, да, я вам говорю, – продолжал доктор Слеммер, – это совсем не тот джентльмен, который обидел меня вчера на балу.

– Странно! очень странно! – заметил офицер.

– Конечно, странно! – повторил джентльмен с походным стулом. – Вам, господа секунданты, во избежание всяких недоразумений, надлежало прежде всего привести в известность, точно ли этот почтенный господин, стоящий теперь на барьере перед нашими глазами, действительно и несомненно есть тот самый неучтивый и наглый джентльмен, который вчера вечером имел непростительную неосторожность обидеть общего нашего друга, м‑ра Слеммера, доктора девяносто седьмого полка. Таково мое мнение!

И, высказав эти слова с глубомысленным и таинственным видом, статный джентльмен снова уселся на свой походный стул, раскрыл табакерку, понюхал и посмотрел на секундантов с торжествующим лицом.

М‑р Винкель широко открыл теперь свои глаза и с неизреченным удовольствием услышал, что враждебные действия, по воле неисповедимой судьбы, не будут иметь пагубных последствий. Мигом он смекнул, что в этом деле скрывалась какая-нибудь ошибка, и с быстротой молнии сообразил, что репутация его между сочленами Пикквикского клуба неизбежно получит значительное приращение, если он скроет настоящую причину, заставившую его принять вызов доктора Слеммера. Поэтому Винкель бодро выступил вперед и сказал:

– Да, я не тот, милостивые государи: чего вам от меня угодно? Знаю, что я не тот.

– Все равно, милостивый государь, – сказал джентльмен с походным стулом, – вы обидели доктора Слеммера принятием его вызова; и, стало-быть, дуэль немедленно должна состояться во всей силе и на прежнем основании.

– Погоди, Пайн, – сказал докторский секундант. – Отчего вы, сэр, не потрудились объясниться со мною сегодня поутру?

– Ну, да, отчего, сэр, отчего? – сказал скороговоркой джентльмен с походным стулом.

– Замолчи, пожалуйста, Пайн, – перебил офицер. – Могу ли я повторить свой вопрос, сэр?

– Очень можете, – отвечал м‑р Винкель, имевший довольно времени сообразить и обдумать свой ответ. – Вы заподозрили, сэр, в пьянстве и неприличных поступках особу в таком костюме, который исключительно присвоен членам Пикквикского клуба. Я изобрел эту форму и я же первый имел честь сшить себе светло-голубой фрак с вызолоченными пуговицами, на которых изображен портрет достопочтенного нашего президента. Вы понимаете, что я обязан был всеми силами поддерживать честь этого мундира, и вот почему, сэр, без дальнейших расспросов я поспешил принять наш вызов.

– Сэр, – воскликнул маленький доктор, выступая вперед с протянутой рукой, – любезность ваша заслуживает уважения со стороны всякого благородного человека. Позвольте мне сказать, сэр, и доказать самым делом, что я высоко ценю ваше поведение и крайне сожалею, что имел несчастье потревожить вас этой встречей.

– Не извольте беспокоиться, – сказал м‑р Винкель.

– Мне было бы очень приятно короче познакомиться с вами, сэр, – продолжал миниатюрный доктор.

– Мне также вы доставите величайшее наслаждение вашим знакомством, – отвечал м‑р Винкель, радушно пожимая руку своему великодушному противнику.

Затем подпоручик Теппльтон (докторский секундант) и джентльмен с походным стулом попеременно подошли к нашему герою с изъявлением глубочайшего почтения и удостоились от него самых дружеских приветствий. М‑р Снодграс безмолвно любовался этою поэтическою сценою, и душа его проникнута была благоговением к высокому подвигу неустрашимого друга.

– Теперь, я думаю, мы можем раскланяться, – сказал подпоручик Теппльтон.

– Разумеется, – прибавил доктор.

– Но, быть может, м‑р Винкель чувствует себя обиженным, возразил с некоторой запальчивостью джентльмен с походным стулом, – по-моему, он имеет полное право требовать удовлетворения.

М‑р Винкель, с великим самоотвержением, объявил, что он не имеет никаких претензий.

– Но, быть может, секундант ваш обиделся некоторыми из моих замечаний при первой нашей встрече, – продолжал неугомонный джентльмен с походным стулом, – в таком случае мне будет приятно дать ему немедленное удовлетворение.

М‑р Снодграс поспешил принести искреннюю благодарность за прекрасное предложение, которое, по его мнению, делало великую честь неустрашимости и благородству джентльмена с походным стулом. Затем оба секунданта уложили свои ящики, и компания двинулась с места в самом приятном и веселом расположении духа.

– Вы здесь надолго остановились? – спросил доктор Слеммер м‑ра Винкеля, когда они перебрались за ограду.

– Послезавтра мы рассчитываем оставить ваш город, – был ответ.

– Мне было бы очень приятно видеть вас и вашего друга в своей квартире, – продолжал миниатюрный доктор. – Вы не заняты сегодня вечером?