Рукопись из тайной комнаты. Криминальный исторический триллер

Зал был двухэтажным.

Фрау Шварц позаботилась заранее, чтобы столик для четверых был заказан в ложе, отделённой от танцпола и столиков первого яруса роскошным подиумом с ограждением. Оттуда было видно и слышно всё. Густа просто онемела от окружающей её роскоши. Затянутые золотисто-жёлтым велюром стены, множество ажурных светильников, в которых переплетались всевозможные цветы и листья, светлые деревянные панели – в этом определённо был какой-то неповторимый изысканный стиль, никогда ранее Густой не виданный.

Пока хозяин с супругой обсуждали меню, поданное почтительно склонившимся официантом, она, совершенно позабыв о приличиях, созерцала это великолепие, переводя взгляд то на светильники, то на столики, украшенные не менее изысканными подсвечниками, то на танцпол, пока пустовавший и открывавший взгляду невероятной красоты резной паркет.

– Фройляйн Августа, вы уже выбрали себе блюдо? – ворвался в сознание голос хозяйки. – Может быть, вам помочь выбрать?

– Да, фрау Шварц, будьте так любезны, – едва выговорила Густа. – Я полностью полагаюсь на ваш вкус.

Фрау Шварц довольно кивнула. Ей нравилось, когда её вкусу доверяли. К тому же она действительно была хорошей хозяйкой и понимала толк в гастрономии. Она тут же вновь взяла бразды правления в свои руки и, обернувшись к официанту, добавила:

– И ещё одну такую же порцию.

Официант ушёл выполнять заказ, и хозяйка вновь взглянула на Густу, восторженно созерцавшую это невиданное ею ранее великолепие.

– Фройляйн, – окликнула она. – Похоже, вы не с нами.

– Ох, простите, фрау Шварц. – Густа с трудом вспомнила об учтивости. – Я действительно потрясена этой красотой.

– Не удивительно, – усмехнулся герр Шварц. – За такие-то деньги можно создать достойное зрелище.

– При чем тут деньги, mein Liebling, – фрау Шварц по-прежнему твердо держала бразды, – кроме денег должен быть и вкус. Жаль, правда, что владелец пригласил русского архитектора. Господин Антонов справился, но лично я считаю, что только немцы могут создавать настоящий Jugendstil.

– Простите, фрау Шварц, – Густа почувствовала, что вот-вот узнает что-то крайне важное и интересное. – Вы сказали «Jugendstil». Что это?

Она попала, что называется, «в десятку». Фрау Шварц обожала, когда к ней обращались, как к эксперту по красоте. У неё и в самом деле был вкус, но главное – она пристально следила за модой, чтобы быть в курсе всего нового и интересного.

– О! Jugendstil! – фрау Шварц села на своего конька.

Про Югендстиль она могла говорить часами. И надо отметить, была прекрасной рассказчицей. В данном же случае семена, что называется, упали на благодатную почву – и Густа, впервые увидевшая эту красоту, и даже Эмилия, уже бывавшая здесь, заинтересовались.

Увидев, что его спутницы заняты, и развлекать их нет нужды, герр Шварц откинулся на спинку стула и стал созерцать постепенно наполнявшийся зал. Уже пробило девять, и до начала вечерней программы оставалось меньше часа. Публика стремительно прибывала. Пару раз герр Шварц раскланивался с входящими, приветственно снимавшими шляпу и в свою очередь слегка кланявшимися ему.

Вскоре зал уже был заполнен до отказа. На небольшом возвышении появились музыканты и принялись негромко настраивать свои инструменты.

Официант, принимавший заказ, вновь появился у их столика.

– Позвольте? – вежливо обратился он к фрау Шварц, – демонстрируя ей принесённое блюдо. На тарелке лежала большая, запечённая в тесте отбивная, аккуратно поджаренные румяные ломтики картофеля и множество фигурно нарезанных овощей.

Фрау Шварц милостиво кивнула, и официант сноровисто расставил перед каждым их порции. Но удивила Густу не еда, а посуда, на которой был подан ужин. Невероятной красоты тарелки, расписанные цветочным орнаментом, поразили её в самое сердце. А поглядев на принесённые официантом столовые приборы, она поняла, что в жизни не видела ничего подобного. Есть этими произведениями искусства было кощунственно!

Но оглядевшись вокруг, Густа поняла, что это – именно посуда, которую присутствующие уверенно используют по назначению. К тому же от тарелки поднимался такой аромат, а та порция еды, которую им привозил шофёр, была так давно и такой маленькой, что, отбросив всяческие сомнения, она, наконец, приступила к еде.

Вдруг по залу пробежал шепоток, и наступила если не полная тишина, то по крайней мере затишье. К подиуму для музыкантов подходил невысокий слегка лысеющий мужчина в костюме в полоску и начищенных до зеркального блеска ботинках. «Строк, Строк» – пробежало по залу. Мужчина подошёл к роялю и поднял крышку инструмента. Затем он повернулся к залу. Публика, словно именно этого и ждала, буквально взорвалась аплодисментами. Выждав, пока овации начнут стихать, человек в костюме поклонился и, подойдя к банкетке, обтянутой таким же золотым, переливающимся в огнях люстр велюром, уселся на неё, положив руки на клавиши.

Тишина наступила тут же. Только официанты, бесшумно ступая, продолжали скользить по залу, обслуживая гостей.

При первых же тактах сердце Густы застучало так, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Она даже глянула вниз, чтобы посмотреть, не выпрыгивает ли оно в самом деле. Она знала эту музыку, она знала, кто перед ней, и теперь, она знала это точно, – она слышит самое лучшее из всех возможных исполнений – исполнение автора. Ибо за роялем сидел не кто иной, как Оскар Строк – король танго. А под его пальцами рождалась и покоряла души мелодия танго «Ах, эти чёрные глаза».

Мелодия была знакома. Недавно, на день рождения Эмилии, герр Шварц приобрёл немецкий патефон «Электро» – красивый красного цвета квадратный чемоданчик, отделанный уголками золотого цвета. Сбоку у него было отверстие, куда нужно было вставлять специальную, тоже золотистую, изогнутую ручку, чтобы заставить машину работать. К патефону прилагалась только одна пластинка, тоже в красной обложке. В ней были немецкие марши.

Но остальные гости, видимо зная заранее о подарке отца семейства, тоже пришли с пластинками. На одной из них и были целых два танго Оскара Строка – «Ах, эти чёрные глаза» и «Ожидание».

Это была одна из любимых пластинок фрау Шварц, и в доме она звучала часто. Хозяйка даже достала ноты, и они с Эмилией потратили немало времени, чтобы выучить партитуру. Но ни звучание пластинки, ни игра фрау Шварц не шли ни в какое сравнение с тем, что Густа слышала сейчас. Это было прекрасно!

А чудеса продолжались. Еда была съедена, бутылка красного вина, заказанная герром Шварцем, выпита, а музыка звучала и звучала. На танцпол стали выходить пары. Густа впервые видела, как люди, нимало не стесняясь, выходят из-за столиков и танцуют, то страстно прижимаясь друг к другу, то кокетливо двигая ножкой.

Герр Шварц, сытый и довольный, благодушно взирал на происходящее. А дамам – Густа это видела ясно – хотелось танцевать. Но, разумеется, никто не стал бы требовать от главы семьи публичного исполнения танго. Поэтому фрау Шварц вынужденно смотрела, как танцуют другие. Надо полагать, за долгие годы семейной жизни герр Шварц уже приспособился улавливать изменения настроения супруги.

– А что, mein Liebling, не заказать ли нам по случаю завтрашнего прибытия товара нечто фирменное? – он хитро посмотрел на жену.

– Что ты задумал, mein Herz? – фрау Шварц, похоже, была бы рада чему-то новому.

– Ты слышала о коктейле «Шорле-Морле»? Это их новая изюминка. Предлагаю попробовать.

Официант немедленно принял заказ. В приступе щедрости коктейль, в котором причудливо смешались сладкое красное вино, апельсиновый сок и газированная вода, был заказан всем. Газированные пузырьки били в нос, сладость, слегка разбавленная апельсином, разливалась по языку, звучала музыка, по паркету скользили пары, а свет от ажурных, слегка покачивающихся ламп менял оттенки, высвечивая или затеняя то один, то другой уголок зала.

Зазвучало новое, никогда раньше не слыханное Густой танго «Голубые глаза». Едва услышав первые слова, она тут же поняла – это про неё. Про её голубые глаза поёт певец. И тут же, как из-под земли, перед их столиком возник молодой человек в офицерском мундире.

Щёлкнув каблуками, он поклонился:

– Вы позволите пригласить фройляйн на танец?

Густа с ужасом поняла, что интерес офицера обращён именно к ней, и это её желает пригласить незнакомый офицер.

Уроки фрау Шварц даром не прошли, и танцевать Густа умела, но… Никогда в жизни не танцевала она в незнакомом месте с незнакомыми людьми. Более того, отчётливо понимая, что для неё жизненно важно ни в коем случае не обидеть и не оскорбить Эмилию, она всегда старалась держаться в тени подруги. Но не в этот раз. То ли коктейль, сладкими пузырьками взрывающийся во рту, то ли небывалая красота зала, то ли музыка, то ли звезды так сошлись, но почему-то желание танцевать пересилило мыслимые и немыслимые пределы и полностью заглушило голос здравомыслия.

– Ну что же, фройляйн Августа, вы примете приглашение?

Похоже, хозяин не возражал, и Густа, очертя голову, бросилась в омут танго.

Офицер оказался умелым танцором. Почувствовав, что партнёрша умеет двигаться, он осмелел и стал вести её более раскованно, предлагая более сложные па. Густа полностью отдалась танцу, музыке, мельканию света, призрачно колышущегося над головой, а главное – новому, незнакомому ощущению уверенной мужской руки, стремительно ведущей её по паркету. От офицера пахло коньяком и хорошим табаком. Это тоже было новым и невероятно волнующим.

Танец вскоре закончился. Партнёр не повёл Густу, как она ожидала, к столику.

– Не возражаете, фройляйн, если мы станцуем ещё один танец? – вежливо склонил он голову.

Густа едва успела кивнуть, как увидела, что сам король танго Оскар Строк с интересом глядит прямо на неё. На долю секунды словно задумавшись, Строк вдруг тряхнул головой, что-то решив, и объявил: «Танго «Брызги шампанского». Волшебный ритм танго подхватил окончательно потерявшую голову Густу, она даже не сразу поняла, что увлекает её в танец не только музыка, но и твёрдая рука этого уверенного мужчины. Полностью забывшись, утратив всяческую сдержанность, Густа танцевала страстно и яростно, как никогда в жизни. Три минуты танца пролетели, как одно мгновение. Когда музыка стихла, Густа с ужасом обнаружила, что они – она, скромница Густа, и незнакомый офицер – единственная пара на середине большого паркетного танцпола, и им аплодирует публика.

Кровь бросилась ей в голову, и не зная, куда деваться от затопившего её даже не смущения, а жуткого стыда, она попыталась вырваться из державшей её руки и убежать, убежать подальше от этих глаз и этих ужасных аплодисментов.

Офицер, как видно, понял, что творится с девушкой. Твердо удержав её ставшей будто железной рукой, он поклонился, звонко щёлкнув каблуками, и произнёс:

– Благодарю вас, фройляйн, за прекрасный танец.

После чего, продолжая удерживать совсем растерявшуюся, не способную поднять от стыда глаза Густу, чётко печатая шаг, подвёл её к столику, где сидели, тоже утратившие дар речи, хозяева.

Ещё раз поклонившись, офицер усадил Густу на стул, наконец-то отпустив её потную от страха ладошку и, оглядев присутствующих за столом, произнёс, обращаясь к фрау Шварц:

– Фройляйн чудесно танцует. Прекрасное воспитание, мадам!

После чего он поцеловал оторопевшей хозяйке руку и удалился.

Густа решилась поднять глаза.

Похоже, офицер сумел отвести грозу. Фрау Шварц пока хмурилась, но, видимо, по инерции. Она, поглядывая на руку, только что поцелованную офицером, вдруг задумчиво произнесла:

– Надо же, mein Herz, как быстро меняется столичная мода. Мы, провинциалы, не успеваем за современными манерами.

Но герр Шварц, по всей видимости, не разделял мнения супруги и не был готов гнаться за современными манерами. Угрюмо поглядев вслед мужчине, только что нагло целовавшего руку его жены, он распорядился:

– Утром мне рано вставать. Думаю, пора идти в кровать.

Фрау Шварц не стала спорить: в конце концов, мир в семье куда важнее, чем один поцелуй какого-то офицера. И она немедленно согласилась с мужем. Согласия девушек никто и не спрашивал, само собой разумелось, что одни они в кабаре не останутся.

По поводу поведения Густы никто ничего не сказал.

4.

Утро было не радужным. У Густы болела голова. Она теоретически знала, что такое – похмелье. Но испытать это состояние на себе, да к тому же в день, когда она должна наилучшим образом проявить себя, было крайне некстати. И отчего? Вино она пила и раньше по праздникам, а коктейль был совсем не крепким. Подумаешь, то же самое вино, только разбавленное соком и газированной водой.

– Вероятно, это пузырьки так в голову ударили, – решила она.

Но легче не стало.

Завтрак – её предупредили ещё вчера – накрывается внизу, в холле. Спустившись, Густа обнаружила герра Шварца, угрюмо сидящего над чашкой дымящегося кофию. В такую рань больше там никого и не было.

– Доброе утро, – вежливо поздоровалась Густа.

– Фрау Шварц плохо себя чувствует. И Эмилия тоже, – кивнув вместо приветствия, ответил на невысказанный вопрос хозяин. – У них голова болит.

Явно голова болела и у него, уж больно угрюмо он выглядел.

– Завтракайте, фройляйн, нам предстоит много работы.

Есть не хотелось, но Густа отлично понимала – еда необходима. Но как заставить себя, она пока не решила. Помог официант. Посмотрев на сумрачные физиономии гостей, он, видимо, принял решение. Подойдя и вежливо поклонившись, он тихо предложил:

– Могу ли я предложить господам на закуску мочёных яблочек? Отлично пробуждают аппетит. Мне мать с хутора прислала.

Герр Шварц хмуро посмотрел на скромно стоящего официанта. «Интересно, ему, наверное, часто приходится предлагать яблочки захмелевшим гостям» – подумала Густа. «К тому же это его дополнительный гешефт за отдельную плату. Но хорошо бы – хозяин согласился. Яблочко сможет вернуть меня к жизни».

Видимо, такие же мысли посетили не только Густу.

– Неси, – приказал герр Шварц.

Немедленно на столике перед ними возникла мисочка с хрустящими мочёными яблочками, обещавшими избавление от головной боли. И действительно, яблоки не только притупили боль, но и вызвали аппетит. Вследствие чего каша, принесённая официантом вместе с повторной чашкой кофию, была успешно съедена.

– Отличные яблочки! – похвалил герр Шварц, доставая бумажник. – Отнеси-ка их прямо в мой номер. Пусть и жена и дочь полакомятся. Отличная хозяйка твоя мать.

Получивший щедрые чаевые официант и не думал возражать.

Вернувшийся к жизни хозяин повернулся к Густе.

– Вы, надеюсь, помните, фройляйн, в чем заключается ваша работа? Вчерашнее приключение не повлияло на вашу память?

Густа вновь жарко покраснела. На её белой коже краснота была особенно видна. Поднимаясь откуда-то снизу, красная волна шла вверх по шее, окрашивала уши, щеки и скулы и заканчивалась где-то под волосами так, что даже пробор, разделявший её светлые густые волосы, покраснел. Скрыть это было невозможно.

– Ну ладно. – Герр Шварц понял, что Густа не знает, куда деваться от стыда. – Я не в упрёк. В конце концов, заказать коктейль была моя идея. Я знать хочу – вы понимаете, что нужно делать, или нет?

– Да, герр Шварц, – душная волна отхлынула, звон в ушах прошёл, и Густа вновь обрела способность ясно мыслить.

– Я понимаю. Мне нужно изображать дурочку, но смотреть внимательно, чтобы понять, если что-то идёт не так.

– Почти. Там уже что-то было не так, с прошлой партией. И вам нужно будет с этим разобраться.

Шофёр с машиной уже ждал у входа в отель. Получив указание ехать в грузовой порт, он только кивнул, отъезжая от тротуара. Машин на улице, как, впрочем, и повозок, было много, гораздо больше, чем в Кандаве. Да и расстояния здесь тоже были большими. Густа начала понимать, почему хозяин держит машину здесь, а не в усадьбе. Там вполне хватало повозки, здесь же, в этом представительном городе, для бизнеса нужна была машина. И для перемещений, и для соответствующего статуса в обществе.

В грузовой порт они приехали затемно. Но огромный корабль уже стоял у причала, и разгрузка шла полным ходом. Никогда Густа не видела таких громадин. Корабль, на борту которого Густа прочитала чётко выделявшиеся на белом фоне чёрные, выведенные готическим шрифтом буквы «Hamburg», был дизель-электроходом.

Кран, в клюве которого поднимались огромные тюки и ящики, тоже был гигантским. Наблюдали за разгрузкой они из окна второго этажа небольшого здания, которое было предназначено как раз для совершения торговых сделок. В обширном кабинете с двумя десятками столов и стульев, они и разместились. Ранний приезд играл им на руку – место было выбрано удачно, прямо у стены, и сбоку никто не мог ни отвлечь, ни подслушать. К тому же отсюда хорошо был виден не только корабль, но и часть портовой территории, где вовсю кипела работа. Грузчики – одетые в полотняные штаны мужчины, шли по сходням, неся на плечах большие тюки. Несколько работников в форме тоже перемещались по территории с какими-то бумагами.

В комнате постепенно добавлялся народ. Мужчины заполняли собой пространство, занимали столы и стулья. Кто-то был один, а некоторые явно принадлежали к одной компании и держались вместе. При этом люди стремились расположиться так, чтобы обособиться от других. Комната была одна, но все присутствующие явно стремились к максимально возможной конфиденциальности. Прибывшее торговое судно привезло немало самых разных грузов, от оборудования и авто до мелкой галантереи. И торговцы сидели в ожидании, когда можно будет получить свой товар. Густе казалось, что она была единственной женщиной не только в этом кабинете, но и во всём порту. Не оборачиваясь, сидя с прямой спиной, она прямо кожей чувствовала на себе взгляды мужчин, делавших вид, что они просто рассеянно смотрят по сторонам. От этого внимания было неожиданно приятно и страшно. Густе пришлось напомнить самой себе, что она – Брунгильда, валькирия-воин и бояться не должна. Ну или хотя бы не показывать того, что ей слегка боязно и неуютно от такого изобилия мужского внимания. Но, кроме как привыкнуть и научиться с этим справляться, ничего другого не оставалось. Крестьянская девочка, с малолетства попавшая в баронский дом, отлично знала, что такое приспосабливаться к окружению. «Ты же хотела в Ригу? Вот и привыкай теперь. Раз все дела в Риге ведут мужчины, значит, нужно научиться справляться и с вниманием, и с самими мужчинами». – Густа словно разговаривала сама с собой, вырабатывая хоть какой-то план действий. Герр Шварц будто и не замечал смятения юной помощницы. Его взгляд был прикован к окну. Да и с чего бы ему беспокоиться о каких-то чувствах? Справляться – это её дело, ему и своих забот явно хватало.

Густа заметила, что по сходням спускается высокий мужчина в белом кителе. В руке у него была тоненькая папочка в несколько листов. Он прошёл мимо грузчиков, не сбавляя шага, даже не глядя на них. Но от неё не укрылось, что грузчики-то как раз его отлично видели. И – предусмотрительно расступились.

– У такого лучше на дороге не стоять, – подумала Густа. И даже зябко поёжилась

Герр Шварц тоже заметил мужчину.

– Капитан Гюнтер! – прокомментировал он. – Скоро, значит, сюда придёт.

Вдогонку за капитаном шли трое мужчин в форме, каждый – с внушительной папкой бумаг.

Действительно, через несколько минут дверь в кабинет открылась, и на пороге показался капитан Гюнтер. Моргнув от контраста яркого освещения комнаты по сравнению с сумраком улицы, он быстрым взглядом обвёл помещение и резко, по-военному, щёлкнув каблуками, произнёс по-немецки:

– Приветствую вас, господа. Капитан дизель-электрохода «Hamburg» Ганс Гюнтер к вашим услугам. Сейчас моя команда поможет вам получить ваши грузы.

И капитан чуть отошёл в сторону, освобождая проход. При этом его взгляд двигался по лицам людей, заполнявших помещение, явно в поисках кого-то знакомого. Время от времени он кивал в знак приветствия, встретив знакомое лицо. Его брови слегка вскинулись вверх, когда он встретился взглядом с Густой, женщину он явно не готов был увидеть. Но это было лишь мимолётное удивление, он настойчиво продолжал кого-то искать. Остальные мужчины в форме тоже времени зря не теряли. Разложив на столе стопками бумаги, они по одному выкликали название компаний и выстраивали получателей груза в очередь, в зависимости от того, в каком из трюмов находился их товар. Было видно, что процедура эта давно всем известна и знакома, и многие присутствующие проходят её не в первый раз. Постепенно образовался некий порядок, когда каждый получатель начинал понимать, у кого именно и в какой очерёдности он сможет забрать товар.

Герр Шварц с нетерпением ждал, когда же назовут имя его компании – «Jagermaster». Названием он гордился, когда-то его придумала тогда совсем юная фрау Шварц, и означало оно что-то вроде «Меткий стрелок». Но «Jägermaster» никак не вызывали.

Капитан тем временем продолжал поиск. Но, как видно, окончательно уверившись в его безуспешности, открыл свою папочку.

– «Jägermaster», – слово прозвучало резко.

Герр Шварц, чью внушительную фигуру практически заслонила толпа стремящихся побыстрее получить свои грузы торговцев, привстал со стула:

– Капитан Гюнтер, я здесь!

Капитан решительным шагом направился к их столу. Густа заметила, что люди, случайно оказавшиеся у него на пути, даже незаметно для себя отодвигались в сторону, освобождая пространство. Капитан шёл сквозь толпу, словно раздвигая её и практически не соприкасаясь ни с кем. Он был как бы совершенно отдельным существом, не смешивающимся с окружением.

Остановившись в полуметре от их столика, капитан Гюнтер склонил голову в вежливом поклоне, прищёлкнув каблуками:

– Приветствую, герр Шварц. Я не заметил вас, я искал Дитера.

Он стоял, возвышаясь над столом в ожидании ответа.

– Приветствую вас, капитан Гюнтер! – рука герра Шварца уже пожимала руку моряка, а сам он весь лучился счастьем. – Я тоже не ожидал, что вы лично будете заниматься моим грузом. Позвольте представить вам фройляйн Августу Лиепа. Она служит моим помощником вместо Дитера. Да что же мы стоим! Присаживайтесь, капитан!

– Здравствуйте, фройляйн Лиепа! Приятно познакомиться.

Капитан поклонился ей персонально, и она, чуть замешкавшись, вскочила, готовая уже сделать книксен, но вовремя вспомнив, что это – не светская беседа, а деловой разговор, протянула руку:

– Здравствуйте, капитан Гюнтер.

Выдал её только румянец, быстро заливший щеки и особенно видный на фоне светлых, почти белых волос.

Она вновь заметила в его глазах лёгкое удивление, которое он тут же поспешил скрыть.

Когда церемония знакомства завершилась, и капитан расположился за столом, началась собственно та самая деловая часть, ради которой они и прибыли сегодня в порт затемно. Остальные торговцы, судя по всему, уже установили очерёдность, поскольку напряжение в комнате несколько спало. Кто-то изучал документы, кто-то уже пошёл выяснять ситуацию на складах. К телефону тоже образовалась очередь. Чёрный аппарат с блестящим латунным диском Густа видела на отдельном столике в коридоре. Теперь за столиком сидел пожилой мужчина в форме, который, по всей видимости, выполнял функцию телефониста, делая звонки по просьбам торговцев. Дверь в кабинет теперь постоянно открывалась, и Густа видела, как мужчины, соблюдая очерёдность, подходят к столику с телефоном.

– Герр Шварц, прошу понять меня правильно, – первый ход сделал капитан Гюнтер. – Я тоже не думал, что мне придётся самому заниматься вашим грузом. Но ситуация для меня выглядит неоднозначно, и, зная вас и вашу компанию не первый год, я решил выяснить сам, что происходит.

«Да, хозяин волновался не зря», – подумала Густа и аж напряглась вся, стараясь не упустить ни единого слова из беседы. Вскоре стало понятно, что неприятности ожидаются большие. То, что герр Шварц считал небрежностью и за что, собственно, и был уволен Дитер, небрежностью не было. Это было настоящее преступление. Пользуясь тем, что оружейный и охотничий бизнес – множество самых разнообразных товаров самых разных наименований и размеров, а каждый груз – своего рода мозаика из этих товаров, Дитер, судя по всему, умудрился наладить собственный бизнес внутри бизнеса герра Шварца.

– Вот что я обнаружил, – капитан Гюнтер, раскрыв папочку, достал оттуда несколько листков.

Немецкая педантичность сказалась не только на внешнем виде и на поведении капитана. Это был его стиль, его форма выживания. По-другому он не умел. И именно педантичность, стремление всегда и во всём добиваться правильности и совершенства, вели капитана по жизни. Поэтому при обнаружении любого отклонения от заведённого порядка для него было абсолютно естественным, более того, единственно возможным решением – непорядок устранить. А с грузом компании «Jägermaster» был явный непорядок! Вес упаковки с товаром наименования «пистолет марки «Walther PPK» не соответствовал, по понятиям капитана, количеству, заявленному в накладной. Да и объем, собственно, тоже.