Человек с барахолки (сборник)
А те восемь тысяч я сохранил, и если Маша не будет выпендриваться, то в ближайшие выходные мы с ней точно куда-нибудь махнем. Все утро я сгорал от нетерпения позвонить девушке, но в мои планы не входило услышать: «Перезвони, у меня на работе аврал!» Звонить надо к концу трудового дня. А пока я решил заняться делами и стал вписывать их в свой «поминальник».
Первое: составить и отправить коммерческое предложение для банка «Развитие» (после увольнения Стрижовой вся ее клиентская база перешла ко мне). Второе: позвонить в фирму «Арсенал» (ее генеральный директор Василь Василич Сорокин звал меня похлестаться веничком в баньке. Отказываться не красиво!) Третье…
И тут я вспомнил о вчерашней вечеринке и полез в карман за визиткой. Золотой вязью по черному полю на ней было написано: «Волжский рыбоводный завод. Заместитель генерального директора, кандидат биологических наук Осетров Евгений Федорович». Говорящая фамилия!
Я позвонил, сказал, что был на дегустации черной икры в «Северной Жемчужине» и я хотел бы пообщаться с Евгением Федоровичем по вопросу размещения информации в журнале.
– Подъезжайте! – легко согласился собеседник. – Мой номер 512.
Я сказал Берте, что у меня горит реклама на полмиллиона. И через двадцать минут Коля Буров с шиком доставил меня к входу в отель. Но путь к лифту мне преградил коренастый охранник с нехорошим лицом. Пришлось звонить заместителю генерального в номер. Евгений Федорович сказал, что сейчас спустится. И через десять минут мне навстречу шел высокий жгучий брюнет, что вчера сопровождал заместителя председателя областной думы.
– Это ко мне, – громко, чтобы услышал охранник, объявил Осетров.
Но администратор отеля все равно потребовал у меня паспорт или редакционное удостоверение. Я предъявил и то и другое.
Евгений Федорович жил в одноместном люксе, показавшемся мне настолько огромным, что я не сразу понял, куда попал: в банкетный зал или картинную галерею. В центре стояла гигантская двухспальная кровать, ближе к окну – кожаный диван и кресло. На круглом стеклянном столике красовалась бутылка виски «Джек Дэниэлс», открытая банка черной икры и порезанный батон белого хлеба.
– Выпьешь? – спросил Евгений Федорович. И пока я размышлял над почти гамлетовским вопросом «пить или не пить», хозяин номера завершил фразу: – А я выпью. Для свежести головы!
– Да можно, конечно, – с позорной торопливостью согласился я.
– Тогда за знакомство! – опытной рукой кандидат биологических наук на четверть наполнил бокалы. Представился: – Евгений Федорович Осетров, заместитель генерального директора Волжского рыбоводного завода.
– Андрей Кузнецов – руководитель проектов журнала «Наш регион», – назвал я свою новую, после увольнения Стрижовой, должность, и мы чокнулись.
Глядя на мое покрасневшее после выпитого лицо, Евгений Федорович придвинул мне батон и банку с икрой.
– Не стесняйся, Андрей, закусывай!
Закуска была царская. Кому рассказать, как я столовой ложкой намазывал на хлеб черную икру – никто не поверит. Но это еще не все. Полистав журналы «Наш регион», которые я предусмотрительно притащил с собой, и узнав о ценах на рекламу, Евгений Федорович, сразу дал добро на шесть публикаций! Наши цены показались ему настолько смешными, что он легко согласился и на двухстороннюю плотную вклейку в середине журнала, и на дополнительное размещение визиток фирмы на самой дорогой второй странице издания.
Вот так легко, в непринужденной обстановке под виски с черной икрой, я заключил договор о намерениях почти на полмиллиона рублей! А если быть точным, на триста двадцать две тысячи, что сулило мне небывалый в жизни процент и премиальные.
Когда я пришел в редакцию и похвастался Берте подписанной бумажкой, Белла Валерьевна изменилась в лице, словно обронила в унитаз обручальное кольцо.
– Андрей Геннадьевич, да у вас гипнотические способности, – заметила она, впервые назвав меня по отчеству. – Среди ваших родственников случайно не было колдунов и экстрасенсов?
– Были, Белла Валерьевна, – подыграл я. – Бабушка всегда говорила, кто Кузнецовых обидит – трех дней не проживет.
8
– Журнал «Наш регион»! – автоматом ответил я на телефонный звонок. После увольнения Веры Стрижовой мне приходилось отвечать за двоих. А сегодня – за троих. Берта, видимо, тоже решила рассчитаться. Время к обеду, в ее все нет.
– Андрей, зайдите ко мне! – звонила Илона Борисовна.
В кабинете главного редактора я надеялся увидеть Беллу Валерьевну, но её там не было.
– Андрей, у твоей непосредственной начальницы неприятности. Белла Валерьевна попала в ДТП!
– Но у нее же нет машины? – удивился я.
– Она сама умудрилась попасть под маршрутку! Я не знаю подробностей, но позвонили из городской больницы и сообщили, что у нее осложненный перелом тазобедренной части и ушиб головного мозга.
–?!
– В связи с создавшейся ситуацией, назначаю тебя, Андрей, исполняющим обязанности начальника отдела рекламы.
– Но.. – попытался увернуться я от свалившейся на меня шапки Мономаха.
– Андрей, никаких «но»! – тон Илоны Борисовны не терпел возражений. – Распишись в приказе о назначении! Парень ты способный, старательный – справишься. Сегодня должны подойти двое новеньких менеджеров: Настя и Сергей. Настя до нас работала в рекламной газете, знает, что к чему – передашь ей клиентскую базу Веры Стрижовой. А Сергей раньше то ли кондиционерами торговал, то ли дверями – отдаешь ему «мертвую базу». Пусть реанимирует!
Новые рекламные менеджеры мне понравились. Особенно Анастасия – складная, хорошенькая, про каких обычно говорят, девочка модная – всегда голодная. Она выглядела моложе своих двадцати четырех. И если бы не запланированное с Машей рандеву, то я не отказался бы съездить куда-нибудь и с Настей. Ведь рядом так много красивых городов.
Сергей тоже оказался парнем не промах. С первого дня он стал проявлять к Анастасии повышенный интерес, утром угощал испеченными мамой пирожками, вечером подавал пальто и провожал до автобусной остановки. На более серьезные знаки внимания у него еще не было денег. Как и особого рвения реанимировать «мертвую базу». Но зато у него была легкая ленинская картавость, которая действовала на клиентов, как красная тряпка на быков.
Закрыв глаза, иногда я представлял, как скоро разбогатею, и мы с Машей поедем не в какой-то райцентр, а прямо в Париж – город моей мечты! К осени я восстановлюсь в университете, а там, глядишь, возьму в кредит и куплю себе какую-нибудь иномарку…
Но прежде всего надо было забить наш дурацкий журнал рекламой. Хотя бы на половину. И тогда с интонацией Беллы Валерьевны я напоминал своим подчиненным:
– Коллеги, чего не звоним?
Молодежь мгновенно хваталась за телефоны, доставая меня своими до боли знакомыми монологами:
– Добрый день! Меня зовут Анастасия. Я представляю журнал «Наш регион». Подскажите, с кем можно пообщаться по вопросу размещения информации в журнале?
– Здгаствуйте! Меня зовут Сеггей! Как я могу к вам обгащаться?
Почемучки
1
– Мальков, ты в какой ресторан ходил? – пристает Витька Бойцов.
– «Победа», – с важным видом отвечаю я.
– Что там ждал?
– Обеда.
Ушедшие с головой в стенгазету Володька Виноградов и Катя Борисова невольно прислушиваются к нашему диалогу. А мы с Витькой, заметив их навострившиеся уши, рады стараться. Сто процентов, что они не слышали этой белиберды:
– А что случилось?
– Беда.
– Что-нибудь пропало?
– Еда!
– Ты плакал?
– Да.
– Как?
– А-а-а.., – хнычу я, закрывая лицо руками, чтобы не рассмеяться.
– Мальков, хватит дурачиться! – сквозь зубы цедит Катя с интонацией нашей классной. Я подмечаю, что они чем-то похожи. Только Валентина Петровна – учительница. А Катька – шестиклассница. Русая до бровей челка и большие голубые глаза, как у куклы наследника Тутти из «Трех толстяков». Обе – и Валентина Петровна и Катька любят, чтобы все было по ихнему.
– Уж и пошутить нельзя, – уступаю я, зная, что Борисову не переспорить. Круглая отличница всегда настоит на своем. Но и натянуть маску обиженного Пьеро вряд ли получится. Попавшая в рот смешинка делает свое дело: чем больше я стараюсь подавить смех, тем сильнее хочется смеяться. С Витькой Бойцовым тоже самое. Нам достаточно переглянуться – и мы умираем от смеха.
– Кто сочинил Марш юных пионеров? – развернув сложенный пополам тетрадный листок, зачитывает Володя Виноградов.
Большелобый, с россыпью веснушек на щеках семиклассник выразительно смотрит в нашу сторону:
– Спрашиваю: кто сочинил Марш юных пионеров?
– В смысле? – поправляя пионерский галстук, уточняет Катя. Как и подобает прилежной ученице и председателю совета пионерского отряда, она и в библиотеку ходит в коричневой школьной форме с белым фартуком и алом галстуке. – Кто написал музыку или текст?
– Это вы про песню «Взвейтесь кострами, синие ночи»? – подает голос Генка Мальгин – второй после Виноградова всезнайка. – Я знаю. Ее написал поэт Александр Жаров.
Витька, кажется, знает все на свете. О чем бы ни заходил разговор, он тут как тут – маленький, удаленький, сквозь землю прошел, красну шапочку нашел. Это о нем, Генке Мальгине, нашем школьном вундеркинде, который, к сожалению, не вышел ростом.
– Точно? – переспрашивает Катя.
– Сейчас проверим, – Виноградов в начищенных до блеска ботинках сорок второго размера лихо топает к книжным стеллажам, и, как кирпич из кладки вытаскивает увесистый том Большой Советской Энциклопедии.
Пока он ходит туда-сюда, меня и Витьку Бойцова снова раздирает смех. Мы строим друг другу рожицы. И под занавес нашего маски-шоу, пользуясь воцарившейся тишиной, я выдаю:
– Кошка сдохла – хвост облез. Кто слово скажет – кошку съест!
Витька в приступе смеха складывается пополам
– Мальков! – Катя Борисова готова меня убить.
– Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы – пионеры, дети рабочих… – запеваю я. – Близится эра светлых годов, клич пионеров – всегда будь готов!
– Леша, прекрати дурачиться! – Виноградов тупо листает энциклопедию. Какой-то он заторможенный. Я бы уже давно все нашел. Наконец-то, Володя подает голос: – Жаров Александр Алексеевич. Год рождения – 1904. Русский советский поэт. Марш пионеров «Взвейтесь кострами синие ночи!» сочинил в соавторстве с пианистом Сергеем Дешкиным в 1922 году. Катя, пиши!
– Почему опять Катя? Пусть Мальков пишет вместо того, чтобы рожи строить!
– Леша, бери ручку! – тоном, не терпящим возражений, командует Виноградов.
Пододвинув мне книгу, он медленно, по слогам, диктует, что писать. Я старательно, высунув язык, вывожу слово за словом, предложение за предложением. Работа ответственная – я пишу шариковой ручкой прямо на ватмане. Ластиком ошибку не стереть – уже пробовали, вся надежда на лезвие, которое предусмотрительно притащил из дома Виноградов. Четыре пары глаз пристально следят за моими телодвижениями. Одна ошибка – и расстрел!
Раз в неделю – по воскресеньям мы собираемся в библиотеке клуба имени Горького на занятия кружка «почемучек». Хотя то, чем мы занимаемся в плотно заставленном столами читальном зале, вряд ли попадает под определение кружка. Мы ничего не выпиливаем, не танцуем и не поем. А всего лишь роемся в разных книгах, справочниках и журналах, чтобы ответить на вопросы своих ровесников?
Записки с вопросами юные читатели бросают в картонную коробку с надписью «Для почемучек». А мы, те самые почемучки, раз в неделю их оттуда выуживаем и вместе с ответами помещаем в стенгазету. За время существования кружка вышло шесть газет. Сегодня мы сделаем седьмую. А завтра она будет красоваться на стене под портретами Пушкина и Горького.
– Какие же вы у меня молодцы! – с придыханием произносит библиотекарша Генриетта Николаевна, молодая, умная и красивая женщина. – Ничего подобного у нас в городе еще не было! Вы первые! Представляете, мы этот опыт распространим на весь район, да что там район – на всю область… Скажу по секрету: «почемучками» уже заинтересовалась районная газета «Путь Ильича». Обещали прислать корреспондента… А к октябрьским праздникам самые активные кружковцы будут отмечены почетными грамотами.
Мы от скромности опускаем глаза: мол, зачем? А сами уже представляем себе эти почетные грамоты с портретом Владимира Ильича Ленина.
– Молодцы, полезным делом занимаетесь, ребята, – не унимается Генриетта Николаевна. – Много полезного для жизни узнаете, ведь знание – сила!
Мы молчим. Библиотекарша права. Меня раньше совсем не интересовало, почему пионерский галстук красного цвета, а не синего или желтого. А теперь ночью разбуди – как на духу отвечу, что пионерский галстук красный потому, что он – частица красного знамени, пропитанного кровью тысяч борцов за дело коммунизма. «Как повяжешь галстук, береги его, он ведь с нашим знаменем цвета одного», – написал Степан Щипачев. А мы не только процитировали эти слова в первом выпуске стенгазеты, но и запомнили на всю жизнь. Или, раз уж зашла речь о пионерском галстуке, скажите, что означают три его конца? Не знаете? Вот и я не знал, пока не пришел в кружок почемучек. А теперь на всю жизнь запомнил: три конца – это знак нерушимой дружбы трех поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров!
2
В кружок «почемучек» я попал волей случая.
Общественные нагрузки и всякие школьные поручения, вроде сбора консервных банок, старых кастрюль и керогазов для победы в соревновании по сдаче металлолома были мне не по нутру. Городские легкоатлетические эстафеты, прыжки в длину и высоту, я вообще не переваривал, как и уроки физкультуры в целом. Не любил я прыгать через «коня», по-обезьяньи лазать по канату и подтягиваться на перекладине. А после того, как во время упражнения на турнике учитель физкультуры при всем классе назвал меня «вяленой селедкой» – спортивный зал стал для меня камерой пыток.
Другое дело полежать дома на диванчике с «Тремя мушкетерами». Книги я любил с детства. Правда, в школьной библиотеке трепанные, не раз клееные и шитые кордовыми нитками романы Дюма всегда пребывали у кого-то на руках, и чтобы получить желанную книжку приходилось ждать неделями. Но и при таком раскладе к пятому классу все имевшиеся приключенческие произведения я прочитал, а некоторые даже не по одному разу. Помнил имена всех персонажей. И не пропустил ни одной радиопередачи «Клуб знаменитых капитанов», участниками которой были капитан Немо, Дик Сэнд, Барон Мюнхгаузен, Гулливер, Робинзон Крузо, Тартарен, Артур Грей. Даже выучил их песню: «В шорохе мышином, в скрипе половиц медленно и чинно сходим со страниц. Шелестят кафтаны, чей там смех звенит, все мы капитаны – каждый знаменит».
Вообще читать я научился задолго до школы. По вывескам магазинов. Зная, чем в них торгуют, я находил знакомые буквы и складывал их в слоги: «Мо-ло-ко», «Про-дук-ты», «Тка-ни». Это казалось мне игрой. Разобравшись с самыми трудными «Галантереей» и «Парикмахерской», я взялся за лозунги. По гигантским буквам на крыше госбанка узнал, что есть «Слава КПСС». Над проходной швейной фабрики прочитал, что «Народ и партия – едины!» Но при всей любви к Владимиру Ильичу Ленину, тело которого покоилось в Мавзолее, не мог понять, почему «Ленин и теперь живее всех живых!»
Заметив мою тягу к чтению, за два месяца до поступления в первый класс, бабушка взяла меня за руку и отвела в детскую библиотеку. Имени Надежды Константиновны Крупской.
– Запишите, пожалуйста, этого мальчика, – сказала она, пока я пожирал глазами несметное книжное богатство.
Храм книги произвел на меня куда большее впечатление, чем храм Покрова Богородицы, куда перед этим затащила меня богомольная бабушка. Глядя в церкви на темные лики святых и подрагивающие огоньки лампад, мне почему-то делалось страшно. А в библиотеке, наоборот, светло и радостно.
Доверчивый, я сразу потянулся к фанерному ящику с детскими книжками, но страшненькая, очкастая, как змея библиотекарша попробовала меня укусить:
– Он, наверное, и читать-то толком не умеет!
Я оцепенел. А вдруг меня заставят читать взрослую книгу! И тогда до свидания! Привет родителям! Очкастая и в самом деле вынула из ящика толстую книжку:
– Читай, друг любезный!
– Иди-от, – нараспев выдал я.
– Ладно, запишем, – словно делая одолжение, открыла чистый формуляр не понравившаяся мне библиотекарша.
С четвертого класса, пока соседские мальчишки еще палили друг в друга из пластмассовых пистолетов, я уже играл дома в библиотеку. На сложенных пополам тетрадных листочках красиво выводил цветными карандашами фамилии писателей: Роберт Стивенсон, Александр Дюма, Даниэль Дефо, Джек Лондон… Все мои «книжки» помешались в одной коробке, время от времени я устраивал в ней инвентаризацию и добавлял новых авторов.
А в пятом нашел в куче школьной макулатуры старенькую, но еще вполне сносную книжку рассказов Ивана Сергеевича Тургенева. Сунул под пиджак и унес домой. С тех пор я, как партизан постоянно, забирался в школьный сарай, где хранилась макулатура. И вскоре к Тургеневу добавились зачитанная до дыр «Хижина Дяди Тома», «Басни» Ивана Андреевича Крылова и второй том из собрания сочинений Виктора Гюго. Я тащил домой все. И на деревянной полке для головных уборов, где пылилась отцовская фетровая шляпа, клетчатая кепка и мамин берет, корешок к корешку выставлял настоящую, а не сделанную из тетрадных листов библиотеку. Я взялся за дело настолько серьезно, что на каждую книгу завел карточку, запасся читательскими формулярами – и стал ждать посетителей.
Первым в мои библиотечные сети попал дядя Боря, высокий неопрятный пятидесятилетний сосед с розовой проплешиной на затылке. Он частенько наведывался к бабушке за деньгами. На пиво. Но одним пивом дело не ограничивалось. На следующий день Борис Петрович, с осунувшимся небритым лицом и мешками под глазами, наведывался снова. И просил очередную трешку до первого числа. Первого числа дядя Боря получал зарплату. Тут я его и подловил.
– Борис Петрович, почитать на досуге ничего не желаете?
– Ык, – икнул тот.
– Есть в наличии Виктор Гюго, Гарриет Бичер-Стоу, Тургенев, Крылов…
– Крылов – это тот, что блинами объелся? Давай, если не жалко… Почитаю своей про Мартышку, – взяв книгу, ухмыльнулся сосед.
Следующей читательницей стала Настасья Ивановна, восьмидесятилетняя бабушкина подружка, с темным, словно обожженным, морщинистым лицом, несуразно большими руками с уродливыми ногтями. Она приходила к нам каждый вечер на посиделки. В синей курточке-болонья, черном платье и черном платке, она усаживалась возле дверей на табуретку, убирала под себя ноги в резиновых сапогах, и, прикрыв глаза, слушала с бабушкой по репродуктору передачу «Встреча с песней». Пользуясь моментом, я как завзятый агитатор стал уговаривать бабушку Настю записаться в библиотеку.
– Куды? – не понимала та, теребя неопрятный носовой платок. И только после того, как моя бабушка всем своим видом дала ей понять, что это игра и лучше согласиться, уступила. – Записывай!
Я выдал бабе Насте найденную в школьном сарае брошюру «Ветеринарная санитария на молочных фермах». Она все равно не умела читать, более интересные книжки я решил приберечь для других.
– Распишитесь!
Настасья Ивановна поставила в читательском формуляре крестик.
Потом была еще одна бабушкина знакомая – Ольга Александровна. Сосед Никитин с первого этажа. И мой закадычный дружок Витька Бойцов – его я тоже уговорил записаться. И даже выдал самую лучшую книгу «Хижина Дяди Тома». Но где-то через полгода мне надоело выдавать одни и те же книжки одним и тем же читателям. И моя «библиотека» на полке для шляп закрылась до лучших времен.
В пятом классе я записался в школьную библиотеку, напоминающую тесную пыльную кладовку. Двух библиотек мне бы хватило за глаза и за уши. Но Витька Бойцов похвастался, что записан в трех! Такого я, естественно, не перенес. Взял у родителей свое свидетельство о рождении и потопал записываться в библиотеку клуба имени Горького.
3
Володя Виноградов с учительской интонацией зачитал очередной вопрос:
– Когда в нашей стране была создана пионерская организация?
– 19 мая 1922 года на II-ой Всероссийской конференции РКСМ, – блеснул знаниями Генка Мальгин. – Изначально она называлась «Юные пионеры имени Спартака». А 21 января 1924 года, в день смерти Владимира Ильича Ленина, ей было присвоено его имя.
– Мальков, записывай! – на этот раз командует Борисова.
– Записываю, – пыхчу я. – 19 мая 1922 года… Ну, и вопросики сегодня, как на пионерском собрании! Вот в прошлый раз, помню, девочка задала вопрос: почему волка называют «санитаром леса»? А какой-то мальчик спрашивал: сколько лет живут слоны?
– Мальков, не отвлекайся! Смотри, чего пишешь: ВЛКСМ, а надо РКСМ!
Я понимаю, сейчас меня убьют, но выручает Витька Бойцов:
– А знаете, как СССР расшифровывается? – интригующе произносит он и тут же выдает: – Старик Стирал Старухины Рейтузы! А как США знаете?
Мы молчим.
– Средняя Школа Алкоголиков. – Витька в запале. Если его не остановить, он всеми способами будет стараться всех рассмешить. И точно, припав к моему уху, он поет: «Один американец засунул в жопу палец и думает, что он заводит граммофон!»
Я прыскаю со смеху. Сзади подкрадывается Генриетта Николаевна. На библиотекарше длинная замшевая юбка с большими пуговицами вдоль разреза и ярко-голубой свитер. Светлые, крашеные волосы зачесаны назад и схвачены пластмассовой заколкой.
– Ну что мои золотые? – улыбается она ярко-красными напомаженными губами. – Не слишком сложные вопросы?
– Ерунда! – по-деловому отвечает Виноградов, тайно влюбленный в библиотекаршу. – Но Мальков говорит, что как на пионерском собрании.
– Леша, правда?
– Ага, – отвечаю я. – Лучше бы спросили, сколько лет живут обезьяны…
– А при чем тут обезьяны? – не понимает Генриетта Николаевна. – Хорошие вопросы. В библиотеке записано сорок семь читателей школьного возраста. Им все интересно. Когда создана пионерская организация, каким законам подчиняются советские пионеры, как погибли Павлик Морозов и Володя Дубинин. Или ты думаешь, что это я специально такие вопросы подбираю?
Я молчу, потому что действительно так и думаю. Но не понимаю, зачем? В подобных ситуациях мама мне говорит: промолчишь – за умного сойдешь.
– Пиши внимательнее, догадливый ты наш, – ласково теребит мои волосы библиотекарша. И уже ко всем: – А все-таки хорошее мы, ребята, дело делаем! После революции пионеры помогали бороться с беспризорностью, создавали в деревнях пионерские отряды, сами учились читать и писать и других учили. А вы помогаете ребятам найти ответы на интересующие их вопросы. Правильно, Катя?
– Да, Генриетта Николаевна, – как у школьной доски отвечает Борисова.
– Умница!
– А какой мы скоро будем отмечать праздник?
– Великую октябрьскую социалистическую революцию, – говорит Виноградов.
– Правильно, Володя. И поэтому вопросы в нашей стенгазете должны быть серьезные, а не какие-нибудь примитивные, вроде, сколько ног у сороконожки. Конечно, и такие вопросы имеют право на существование, но на них мы ответим в следующем номере. А теперь вопрос на засыпку, дорогие мои пионеры. В чем заключается торжественная клятва советского пионера? Помолчи, Володя. Пусть Мальков ответит.
– Горячо любить свою Родину, – боясь что-то напутать, припоминаю я. – Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия…
– Молодец!
Как только мы выходим на улицу, Витька Бойцов отводит душу:
– Катька – дура, хвост надула, и по речке поплыла! А Володька – дурачок съел опарышей бачок.
4
Из нашего 6 «б» класса в библиотеку клуба имени Горького я записался в первой тройке. После Витьки Бойцова и Катьки Борисовой.
– Валерий Павлович Мальков, заведующий промышленно-транспортным отделом горкома партии не твой отец будет? – открыв мое свидетельство о рождении, спросила библиотекарша.
– Нет.
– Что любишь читать?
Наверное, она ожидала услышать что-нибудь избитое: про войну, приключения или про животных.
– Гоголя – выдал я. – У вас есть Николай Васильевич Гоголь?
– Конечно. Вот, пожалуйста, целое собрание сочинений в семи томах. Что интересует?
– «Вий».
«Вий» нашелся во втором томе, сразу за «Тарасом Бульбой».
– А я еще «Вечера на хуторе близ Диканьки», – не уходил я от полки.
– Ты, Мальков, в каком классе учишься? – насторожилась библиотекарша. – В шестом. И хочешь сразу два тома Гоголя взять! Давай так: сначала один прочитаешь, потом за другим придешь.
– Я быстро читаю, – боясь, что с одним из томов придется расстаться, канючил я. – У меня для чтения книжек даже специальная подставка есть…
Я не врал. Зная как бережно относился к книгам Гоголь, я сколотил дома из фанеры подставку для чтения книг.