Кораблестроители Сагриша усовершенствовали родную каравеллу, внесли в нее элементы «караво». Судно стало шире, устойчивее на волне, достигло пятнадцати метров в длину, обрело две мачты, закрытую палубу с приподнятым срезанным мостиком, косые (треугольные) латинские паруса, позволявшие ходить в лавировку при встречных ветрах, легкие орудия. По сравнению с баркой Эаниша, водоизмещение каравеллы увеличилось в два раза. Подводная часть корабля походила на тело водоплавающих птиц. Это наводит на мысль, что мастера знали строение китайских джонок. Такие суда не сбиваются с курса, хорошо выдерживают удары волн о корму. В 1441 году по пути Балдая чуть мористее к Рио-деОро отправляется Антан Гонсалвиш. Там в районе Западной Сахары пленные мавры платили выкуп золотым песком. В 1444 году Нуньо Триштан доходит до 15 градуса северной широты, привозит из устья реки Сенегал десять чернокожих рабов. Невольников продают на рынке по высокой цене. С тех пор экспедиции в Африку начинают приносить прибыль. Чтобы обеспечить моряков свежим мясом, инфант велел капитанам завезти на необитаемые острова в Атлантике полезных животных. Первый опыт, сделанный двадцать лет назад, закончился неудачей. Кролики сбежали на Порту-Санту и чуть не уничтожили всю растительность. В дальнейшем португальцы осторожнее «заселяли» острова.
Принц Энрике не был филантропом. Затеяв освоение африканского берега ради денег, властитель обрадовался малому барышу, одобрил работорговлю, вытребовал себя пятую часть доходов, а заодно такую же долю во всех прибылях заморских экспедиций. Инфант отправил рабов в церковь Лагоса, где их крестили. Один африканец стал францисканцем. Хотя рабов заставляли работать, они жили на свободе, женились на португалках. Черные женщины тоже вышли замуж за белых мужчин. В стране зародилась характерная только для Португалии традиция смешанных браков, придавшая прочность колониальной империи.
С этого года целые флотилии снаряжаются в Африку за рабами, золотом, слоновой костью, ценными породами деревьев. Лучшие кормчие и капитаны ведут корабли на юг в поисках оконечности материка, стремятся добраться до желанной Индии.
В 1445 году Диниш Диаш на двухмачтовой каравелле огибает Зеленый Мыс, исследует часть побережья Гвинейского залива. В следующем году открыты Азорские острова.
Не успели каравеллы Диаша скрыться на горизонте, как следом за ними под португальским флагом устремляется венецианец Альвизе да Кадамосто, входит в устье Гамбии. Через год он натыкается на группу островов Зеленого Мыса.
Энрике чувствовал приближение старости, торопил моряков, хотел перед смертью получить известие о достижении крайней южной точки Африки. А она, как назло, с каждой экспедицией уходила к экватору. «За экватором нет земли, – картографы успокаивали инфанта. – Наши капитаны обойдут с юга непокорный материк». Уже готовилась флотилия с приказом – во что бы то ни стало достичь экватора! Но неожиданная смерть Энрике в 1460 году приостановила поиски.
Незадолго до кончины принц послал к берегам Гамбии каравеллу со священником на борту. Африканский царек выразил желание принять Бога христиан. Энрике с радостью откликнулся на просьбу окрестить на континенте тысячи черных душ. Это явилось последним богоугодным делом инфанта, прожившим жизнь с французским девизом – «Талант делать добро». Энрике умер от лихорадки, завещал часть своего имущества капитанам для географических открытий.
В 1461 году Синтра спускается на десять градусов ниже Кадамосто к Перцовому берегу, но не дотягивает до экватора, возвращается назад. Солнце жжет палубу, портится питьевая вода, люди изнывают под палящими лучами, падают замертво от тепловых ударов. Кажется, нельзя человеку идти дальше на юг, Господь или Сатана (кто их разберет!) заживо сожгут моряков. Просвещенный правитель умер, на свет выползли старые бредни. Наследники не хотят кидать деньги на ветер, стремятся извлечь из открытых земель максимум прибыли. Продвижение на юг замедлилось.
На исследование Африки инфант брал деньги в долг у монахов и евреев. С его смертью иссяк благотворительный источник для регулярных походов на юг. Только в 1469 году нашелся человек, пожелавший финансировать экспедиции в Африку. Лиссабонский купец Фернан Гомеш предложил королю Жуану II ежегодно снаряжать за свой счет корабли и продавать казне всю добытую слоновую кость. За это он просил выплатить ему пятьсот дукатов, предоставить монополию в торговле с Гвинеей. Монарх согласился. Гомеш обещал ему ежегодно исследовать по сто миль неизвестных берегов.
Девять лет отделяют экспедицию Синтры от следующего похода. В 1470 году Кошта спешит к Перцовому берегу, салютует последнему путевому кресту предшественника, плывет на юго-восток. Наконец, (о счастье!) берег поворачивает к северу. Неужели достигнута крайняя точка материка? Правы ли ученые, утверждавшие, будто путь в Индию лежит у экватора? Кошта плывет несколько дней, берег по-прежнему изгибается на северо-восток. Окрыленный удачей капитан поворачивает корабли, торопится с известием в столицу.
Немедленно за Коштой в 1471 году в Индию отправляются Ишкулар и Сантарен. Пилоты поднимаются на север вдоль Золотого берега, однако на следующий год у Камеруна упираются в землю, прямо спускавшуюся на юг. Сомнений нет: дорога на Восток закрыта. С неприятным открытием моряки возвращаются к королю.
Жуан II не желает слушать капитанов, велит Гонсалвишу проверить утверждение Ишкулара и Сантарена. В 1473 году капитан пересекает экватор и у мыса Лопес поворачивает назад. Предшественники не обманули, Африка посмеялась над португальцами. В 1475 году Секейрос проникает на два градуса за экватор, но там все то же самое. Есть от чего прийти в отчаяние!
«Если Африка продолжается за экватором, то на юге лежит огромная земля, как на севере, – высказывают предположение сторонники симметрии материков, – тогда попытки обойти ее вокруг становятся химерой!» Это подтверждает крупнейший античный ученый Клавдий Птолемей, первым изобразивший Землю в виде проекции шара на плоскость. Он жил во II в. н. э., считал, будто Ливия (Африка) вытянута до Южного полюса и соединена с юго-восточной Азией, отчего Индийский океан получился замкнутым морем.
Португальское море – горючая соль,Наши слезы и горе, португальская боль!Сколько слез ты украло из глаз матерей,Сколько спит в глубине твоих сыновей,Сколько милых невест не пошло под венец,Чтобы стало ты, море, своим, наконец!Ф. Пессоа* * *В конце августа 1476 года Христофор из приютившего его городка уехал в столицу Португалии. Лиссабонский период в жизни капитана загадочен и противоречив, как генуэзская молодость. Я не ставлю перед собой задачу разобраться во всех хитросплетениях судьбы великого мореплавателя, изложу лишь различные взгляды на события.
Колумб жил в Лиссабоне. Португальские исследователи «перешерстили» всех генуэзцев, проживавших в семидесятые годы пятнадцатого века в столице. Таких иностранцев набралось двадцать пять человек. Можно скептически относиться к трудолюбию ученых, если бы они не сделали интересные открытия. Оказывается, среди набранных генуэзцев проживал представитель торгового дома «Чентурионе и Негро» Лодовико Чентурионе, свойственник погибшего у мыса Сан-Висенти капитана «Бекаллы» Никколо Спинолы. С ним был тесно связан Марко Ломеллини, глава маленькой колонии, богатый торговец, хорошо известный купцам и банкирам. Будет естественным предположить, что именно к ним обратился за помощью несчастный капитан без гроша в кармане. Они снабдили его всем необходимым.
Далее четкую жизненную линию Христофора запутали несколько обстоятельств. Первое из них утверждает, будто среди генуэзцев находился родной брат мореплавателя. Бартоломео Колумб занимался торговлей книг и географических карт. Поэтому ученые сделали Христофора тоже продавцом доходного товара.
– Минуточку! – задержат ход моих мыслей внимательные читатели. – В начале книги вы написали, что Бартоломео был на десять лет моложе старшего брата. Как же пятнадцатилетний чесальщик шерсти мог иметь собственное дело в столице Португалии?»
– Чего вы придираетесь? – отвечу я вам. – Если ученые не замечают этого, то какое вам дело до книготорговца?
Впрочем, некоторые заметили. Разгорелся спор.
Агустино Джустиниане утверждал: Бартоломео переехал в Лиссабон до прибытия туда старшего брата, открыл печатню, обучил Христофора космографии, после чего тот стал его компаньоном. Вот загнул!
Незаконный сын Колумба Фернандо возмутился утверждением Джустиниани, но не отверг и лишь поправил, будто старший брат учил младшего, а не наоборот. Следует заметить, что это не соответствует приведенным генуэзским нотариальным документам.
Весьма оригинально вышли из положения авторы книги «Их позвал горизонт» Ю. А. Сенкевич и А. В. Шумилов, поменявшие местами братьев Колумбов. «Колумб поселился в Лиссабоне у своего старшего (!) брата Бартоломе (Варфоломея), который работал в мастерской, где изготовлялись морские карты, – пишут они. – Здесь часто собирались старые португальские капитаны – капитаны принца Энрике. Они рассказывали об огненных потоках, изливающихся в море с Колесницы Богов, о волосатых людях-гориллах, о Земле Брендана, об острове Антилия, о таинственных землях в Атлантическом океане, которые мы называем мифическими, но в которые тогда верили»[4]. К сожалению, авторы не указали источник своего замечательного открытия.
Пытаясь разрешить возникшее противоречие, некоторые специалисты отвергли итальянское происхождение мореплавателя, заговорили об испанских или португальских корнях рода Колумба. «Генуэзцам можно искать у себя родственников Колумба, а почему нам нельзя?!» – говорили они.
Чтобы доводы выглядели убедительнее, они нашли кучи Колонов в соседних странах. Серьезную идею опошлил сам «первооткрыватель» галисийской родословной капитана. Тщательно про веденная экспертиза признала документы фальшивками. А жаль. Разразившийся скандал с подделкой старинных подлинных документов закрыл поиски в этом направлении.
«Ладно, – согласились испанцы, – пусть пятнадцатилетний отрок владеет домом с печатной мастерской и учит навигации опытного капитана. Это мелочи, по сравнению с другими несоответствиями».
Оставим братьев в покое и посмотрим, что произошло в Лиссабоне после поражения генуэзцев у мыса Сан-Висенте.
Не успел Христофор на деньги покровителей сшить платье, как часть биографов захотела женить его. Разумное желание! Бродит по свету рослый красавец с удлиненным лицом и прекрасными манерами (хотел бы я знать, откуда они появились у ткача и пирата?), а подруги рядом нет. Серо-голубые глаза моряка, орлиный нос, белая чистая кожа, вьющиеся золотистые волосы, рыжеватая борода, приятный голос сводят женщин с ума. «Тороватый на выдумку» молодой человек – прекрасный собеседник, истинный христианин. Последнее обстоятельство способствовало выбору невесты.
В Лиссабоне имелся прообраз Института благородных девиц (подобный русскому Смольному, открытому Екатериной II) – доминиканский монастырь Сантуш, где представительницы богатых семейств учились грамоте, Закону Божьему, послушанию, целомудрию. От девушек не требовали пострига, они могли вернуться в мир. «Затворницы» носили подчеркивающее красоту девичьих тел строгое монашеское платье, молились с прихожанами. Среди них воспитывалась Фелипа Мониз де Перестрелло из знаменитого рода сподвижников Энрике Мореплавателя и его преемников. Отец девицы Бартоломео де Перестрелло, после открытия острова Порту-Санту в тридцати милях к северо-востоку от Мадейры, стал губернатором новой земли, тридцать семь лет (с коротким перерывом) управлял важнейшим стратегическим форпостом Португалии. После смерти мужа, мать Фелипы за 300 тыс. реалов продала наследную должность родственнику. В 1473 году ее сын, названный в честь отца, Бартоломео выкупил губернаторство назад. По материнской линии Фелипа была внучкой прославленного капитана Жиля Мониша, молочного брата принца Энрике. Семья Перестрелло имела на Порту-Санту богатые земли, дома, долю доходов с острова. Родственники девушки занимали высокие посты на Мадейре, в Лиссабоне.
Христофор зачастил в монастырь. Монашки-наставницы благосклонно смотрели на встречи молодых людей. Воспитание в монастыре обязательно заканчивалось выходом замуж. Именно для этого благородные семьи привозили в Сантуш малолетних дочерей, где они выбирали себе знатных мужей.
Какая женщина устоит, когда златокудрый «Адонис» щебечет на ушко слова любви? Сердце Фелипы растаяло, как воск. К сожалению, годы не сохранили портрета португалки. Можно лишь надеяться, что она не походила на Бабу-ягу, хотя некоторые историки утверждают, будто со стороны Колумба это был брак по расчету. Понравиться монашке-затворнице еще не значило обрести руку девушки, приданое, доступ ко двору. Следовало убедить семью, что родство с капитаном не уронит ее достоинства. В конце XV века титулы и должности значили больше личности жениха.
Что мог противопоставить роду первопроходцев, друзей правителя страны, бездомный моряк?
«За ним стояли генуэзские банкиры», – утверждают сторонники итальянского происхождения Колумба.
Для будущей ткачихи этого бы хватило, но не для совладелицы острова Порту-Санту, внучке молочного брата принца Энрике. Почему же семья Перестрелло выдала Фелипу замуж за Колумба?
«Он соблазнил девушку. Мать с братом были вынуждены это сделать!» – скажет избалованный приключенческими романами читатель.
Ошибаетесь! Не было побега из монастыря, взмыленных вороных лошадей, звона мечей, окровавленного плаща. Не было ничего примечательного, что объяснило бы согласие родственников. Но имелась маленькая частица «де» в документах Колумба. Исследователи не обратили на нее внимания. В те времена она обозначала не только дворянское звание, но и происхождение простолюдинов из определенного города или села. Видимо в ней кроется ответ на вопрос.
Не успел Христофор насладиться прелестями жены, как его отправляют на север. Морское сражение, поездка в Лиссабон, торговля картами, знакомство и женитьба на Фелипе заняли четыре месяца. Лихо закручено! Меня бы за уши не оттащили от молодой жены и ее поместий, а Колумб без выгоды для себя отправляется в поход за тридевять земель. Стремительное развитие событий давно вызывает у исследователей недоумение и получает удивительные ответы.
О новом плавании капитана надо сказать особо.
* * *«В феврале 1477 года я проплыл сто лиг (более 600 км) за Тиле, южная часть которого отстоит от экватора не на 63 градуса, как кое-кто считает, а на 73 градуса и находится не по эту сторону меридиана, откуда, как говорит Птолемей, начинается Запад, а много западнее, – написал Христофор в “Мемории”, посвященной критическому обзору античных и средневековых теорий земных поясов. – Остров велик, как Англия, англичане приходят к нему с товарами, особенно люди из Бристоля. Когда я там был, море не замерзало, в некоторых местах поднималось дважды в день на 25 брасов (42 м)».
«Мемория» не дошла до нас. Приведенный отрывок сохранился в изложении Фернандо Колона, написавшего об отце биографическую книгу «Жизнь адмирала». Упоминание о северном путешествии великого мореплавателя вызывало сомнения у современников. Дело в том, что приливы и отливы у берегов Исландии, названной Птолемеем островом Тиле, в три раза меньше, а море на севере от нее посредине зимы покрывается льдом. Там расположен остров Ян-Майен. Птолемей считал Исландию самой северной землей, правильно помещал ее на шестьдесят третьем градусе. Вероятно, если бы Христофор достиг Ян-Майена, то обязательно сообщил бы о нем. Возможно, в «Мемории» подробно рассказано об острове, но теперь мы не узнаем этого. Больше Колумб не упоминал о северном плавании, не говорил о вывезенных с берегов Исландии впечатлениях, не отправлял писем бристольским капитанам и кормчим, словно забыл о том, как совершил беспримерный переход среди льдов до широты Ян-Майена.
Друзья мореплавателя привыкли к невероятным вымыслам знаменитых кормчих, якобы видевших сказочные чудеса. Преувеличить пройденный путь, поразить воображение обывателей пережитыми ужасами, выдумать фантастическое путешествие считалось обычным делом. Ученые до сих пор не могут определить, сколько плаваний к далеким берегам совершили те или иные капитаны, участвовали ли в них на самом деле. Многие посчитали замечание Колумба о посещении Тиле вымыслом, навеянным полемикой о сущности земных поясов, то есть климатических зон. Нашлись люди, поверившие ему, постаравшиеся обосновать реальность совершенного путешествия. Их доводы представляются убедительными.
В середине декабря 1476 года в Лиссабон пришли генуэзские корабли под предводительством Джованни Антонио Негро, вырвавшегося из окружения у мыса Сан-Висенти. Направляясь в Англию по торговым делам, он заглянул в столицу забрать на борт спасшихся моряков, пополнить запасы продовольствия. Логично предположить, что Антонио Негро и его брат Паоло, представитель торгового дома Чентурионе, которому добросовестно служил Колумб, предложили молодому капитану принять участие в экспедиции. Христофор согласился в начале января следующего года отплыть с генуэзцами к туманному, сырому, грязному Альбиону.
Далее можно только догадываться, как в короткий срок Христофор очутился далеко от конечной цели братьев Негро. Бесспорно одно: итальянские корабли не поднимались до широты Исландии. Если Колумб достиг 63 градуса, то в составе иной флотилии. Тут историки опять подтасовывают факты.
Исландия принадлежала Дании, запрещавшей иностранным судам приближаться к ее берегам. Втайне от хозяев бристольские купцы изредка торговали с северной землей. Генуэзские корабли пришли в Бристоль в начале февраля. Можно допустить, что Колумб пересел на отправлявшееся к околополярным водам английское судно, но в действительности бристольские купцы вряд ли бы взяли с собой южанина, не имевшего опыта плаваний во льдах. Англичане и датчане держали в тайне пути в Исландию. Зачем им конкуренты? Вызывает сомнение и то, как Христофор умудрился в середине месяца очутиться за сотни миль «по ту сторону острова»? Вывод напрашивается сам собой: Колумб не плавал с англичанами в Исландию. Если он не ходил на север с братьями Негро и бристольскими купцами, то с кем?
Вопреки здравому смыслу, ученые продолжали искать Христофору попутчиков. В те годы редко зимой совершались экспедиции к полярным водам, о них имелись записи, ходили слухи. В английских архивах нет упоминаний о кораблях, рискнувших в то время штурмовать полярные воды. Никто из англичан не обмолвился об аналогичном проекте и участии в нем Колумба. А вот у датчан нечто похожее произошло. Датский король Христиан I между 1473 и 1476 годами послал капитанов Пининга и Потхорста в Гренландию. Забыв о том, что экспедиция вернулась из плавания задолго до того, как Христофор оказался в Англии, исследователи принялись искать Колумба в ее составе. Имени великого мореплавателя в списках команд не нашли, зато обнаружили Иоанна, или Яна Скольна (Скольпа), ходившего в Гренландию главным кормчим. Его загадочное происхождение (то ли датчанин, то ли норвежец, то ли поляк из города Кольно) привело ученых к мысли, будто под этим именем скрывался Христофор. На протяжении столетий из книги в книгу пошло утверждение, что первооткрыватель Нового Света под именем Яна Скольна, переименованного в Хуана, плавал в Исландию. Нашлись люди, объявившие Колумба поляком, назвавшие экспедицию Пининга и Потхорста датско-польской.
История показала, что главный пилот кораблей Христиана I не имел отношения к польскому городу Кольно. Видимо, он родился в Норвегии.
В завершение удивительных перевоплощений будущего адмирала выскажу свое мнение: Христофор Колумб (он же – Федя Колов) был первым русским мореплавателем!
О том свидетельствует его фамилия. Колов в России видимо-невидимо. Вспомните фольклор: «Жил был царь, у царя был двор, на дворе был кол…» Россия в конце XV века не имела выходов к морям, Феде было негде плавать, а бояре шибко лютовали. Вот и надумал Федя бежать к полякам. Там он затосковал по своей исторической родине, захотел вернуться домой северным морским путем. Под видом Яна Скольна Федя нанялся к датчанам, но дальше Гренландии не прошел. Вернувшись из плавания, он с ужасом вспоминал северную экспедицию и с тех пор решил приплыть в Россию южным путем вокруг земли. Датчане не одобрили идею, там находилась зона господства Испании и Португалии. Пришлось Феде Колову стать Христофором Колумбом, искать счастье на чужбине. Ну, чем не «научная» гипотеза, подстать предыдущим? Есть обоснования происхождения фамилии, творческих замыслов и прочего. Я надеюсь, вы понимаете, что это шутка.
– «Минуточку! – воскликнет внимательный человек. – Сначала вы сказали, будто в феврале море на севере за Исландией замерзает, а потом серьезно рассуждали о том, мог ли Колумб доплыть до острова и в какой экспедиции. Зачем это? По льду путешествуют на собаках, а не на деревянных судах!»
Вы правы. Глупо говорить о плаваниях, когда вокруг лежат ледяные торосы. Да дело в том, что зима 1476–77 года выдалась на редкость теплой, как в 1921–22 году, когда парусники свободно доходили до широты Ян-Майдена. Это установил известный канадский полярный исследователь Вильямур Стефансен, изучивший работы ученых прошлого столетия. Колумб мог плавать в тех водах. Его ошибка в описании величины разницы между приливами и отливами имеет простое объяснение. Непривычное явление сильно поразило средиземноморского моряка, и он невольно увеличил количество брасов. Теперь думайте и гадайте: видел ли Колумб берега Исландии?
Полтора месяца потребовалось Христофору, чтобы из Лиссабона через Англию достичь широты Ян-Майдена. Стремительный бросок по зимнему штормовому морю объясняется желанием историков подогнать друг к другу две известные даты: время выхода из столицы генуэзских судов братьев Негро и указанный Колумбом в «Мемории» месяц посещения Исландии. Почему-то никому в голову не пришла мысль, что одна дата может быть неточной. Возвращение капитана домой заняло значительно больше времени. Во второй половине 1477 года он приплыл в Лиссабон, где провел с женой около года до следующего путешествия, навязанного ему итальянскими историками. Чтобы разобраться в неприятном случае, нужно вернуться к генуэзским нотариальным документам Джироламо Вентимильи.
В июле 1478 года торговый дом Чентурионе поручил лиссабонскому агенту Паоло Негро закупить на Мадейре сахар. Остров являлся основным поставщиком сахара для Западной Европы. Знаменитая генуэзская фирма покупала и продавала товары целыми кораблями. Паоло Негро получил задание отправить в Италию три судна сахара. Два из них должны были сопровождать факторы господина Негро, для третьего он пригласил Колумба. На Мадейре жили родственники жены Христофора, занимавшие в столице острова Фуншале важные посты. Вероятно, поэтому генуэзец заранее зафрахтовал Колумбу на Мадейре судно для доставки сахара в Лиссабон, дал денег в десять раз меньше стоимости товара, надеясь, что Христофор легко оформит сделки в кредит.
Колумб выплыл на остров, собрал нужное количество сахара, привез в гавань Фуншалы, где выяснилось, что капитан корабля нарушил соглашение, потребовал наличные деньги за перевозку товара в Португалию. Христофор обратился за помощью к Паоло Негро, тот отказал ему. Время шло, сахар портился, Колумб не мог отправить его хозяевам. Такова официальная версия произошедшего недоразумения, вынудившего Христофора судиться со своим покровителем.
Здесь мы вновь сталкиваемся с непонятным поведением капитана. Он не жалуется богатым и влиятельным родственникам, с которыми будет поддерживать хорошие отношения, уговаривает владельца судна перевезти сахар в Лиссабон, ругается с представителями фирмы, ведет себя подобно мелкому торговцу, а не зятю сподвижника правителя Португалии. Создается впечатление, будто обманутый фактор и муж Фелипы – разные люди. Разорившийся Колумб отправляется на суд с Паоло Негро не в Фуншалу или Лиссабон, а в Геную, где выигрывает процесс и возвращает утраченные деньги. Об этом 25 августа 1479 года нотариус Вентимилья сделал соответствующую запись. На следующий день, не погостив у отца, Колумб спешит в Португалию.
Закончился «генуэзский» период в жизни Христофора, прекратилось сотрудничество с братьями Негро. Далее мы не будем отвлекаться на итальянские документы, решать сложные головоломки. Отпустим капитана домой, позволим ему жить с женой и годовалым сыном Диего, как он захочет, а не по указке ученых, стремившихся доказать тождество моряка с безвестным ткачом.
Глава III
План похода на запад
Если Мадейра – сахарная плантация Западной Европы, то случайно открытый шестьдесят лет назад Жуаном Саркой и Триштаном Тейшейрой остров Порту-Санту – запасная база на пути в Лиссабон. Он находится в пятидесяти километрах к северо-востоку от Мадейры.
«Из морской синевы выплывает навстречу кораблям верблюжий силуэт этого двугорбого островка. Он чуть больше ленинградского Васильевского острова, очень горист, берега его истерзаны морем, и только на юге миль на шесть вдоль побережья тянется широкая полоса золотых песков, и в тихой бухте этого пляжа ютится островная столица, городок Порту-Санту – Святая гавань. Можно обойти его за пять минут. Особого смысла, правда, в этом не было: кроме складов, корчмы и маленькой церквушки, никаких достопримечательностей в Святой гавани не имелось.