Стремительные атаки
Вечером друзья задержали гостя аэроклуба, подробно расспрашивали его об учебе. Больше всего беспокоило их – как увязать занятия с работой на заводе.
– Об этом не беспокойтесь. Комсомольская организация цеха пригласившая меня к вам,
уже заранее договорилась с руководством, кто пойдет учиться, будут работать в первую смену, так мне сообщил комсорг.
На другой день, как полагается, они прошли медицинскую комиссию. По состоянию здоровья для учебы в аэроклубе прошли все трое. Но окончательное решение по допуску к учебе было за членами приемной комиссии.
Жилищкина и Митрохина взяли сразу без вопросов.
А вот с Карповым не соглашался одни из членов:
– Рост маленький, вес как у цыпленка 45 кг., до нормы не дотягивает, парашютом пользоваться ему нельзя, вот когда наберет вес за 50 кг, вот тогда – пожалуйста!– возразил рослый и немного полноватый член комиссии.
Мечта стать летчиком, висела на волоске. Сердце колотилось так, что казалось, все его слышат.
Но тут заступился один из членов комиссии ростом чуть выше Карпова товарищ Панченко:
– Я думаю, до практических занятий малый подрастет, и вес наберет. Набрать то его просто, а вот сбросить, не так-то просто, – сказал он, лукаво посмотрев в сторону рослого, полноватого члена, явно весом более 100 кг. – Я – за! И все члены комиссии согласились. И возражавший тоже!
Карпов и его два товарища с завода НКПС стали курсантами.
– Аэроклуб – вот откуда начинается биография летчика. Здесь место для смелых, здесь первый шаг пилота – назидательно говорил курсантам начальник аэроклуба товарищ Панченко.
– Нас будущими летчиками, авиаторами считают! – восторженно думал Карпов и, ни скрывая радость, толкнул своих однокурсников Николая Бабенко, многозначительно подмигнул Сергею Куваеву: «Знай, наших»!
В одной шеренге с парнями стояли девушки: Валя Отрощенко, Маруся Миронова, Клава Ильина.
С самого первого построения перед инструктором товарищем Балаковом, человеком молодым, стройным, одетым в военную форму, хорошо заправленную, почувствовали комсомольцы в аэроклубе дисциплину армейскую, и досрочно признали себя людьми военными.
В коридоре аэроклуба было множество стендов, призывов: «Все в Осоавиахим!» – «Комсомолец, на самолет!», «От модели – к планеру, от планера к самолету!»
«Трудовой народ – строй воздушный флот!»
А вот на фанерном щите прикреплена отпечатанная на машинке статья из газеты «Комсомольская, правда» за 7 ноября 1934 года. Статья называлась: «Моя гордость».
В статье: «Наконец, и у нас в Калуге организовано общество Друзей Воздушного Флота»
«В ней приводили рассказ калужского ученого К.Э. Циолковского: «Молодежь буквально завалила меня письмами. Особый интерес у молодежи к межпланетным сообщениям и дирижаблям, что особенно меня радует. Часто пишут мне молодые изобретатели. Они работают над реактивными приборами и аэропланами. Среди них много способных людей. Мы должны понимать наше будущее и будущее своих изобретателей.
… Я горжусь нашей страной, да горжусь! Комсомольцы и молодежь, учитесь еще больше. Делайте это с радостью, ни на один час не забывайте о будущем нашей великой Родины». [ 4 ]4
Саша читал статью и вспоминал К.Э. Циолковского, этого необыкновенного ученого, творца, мечтателя, фантазера, сказочника, который с такой душой, и так аппетитно рассказывал о летательных аппаратах, о космосе, что летать, бороздить просторы космоса на ракете даже стали его мечтой. И вот мечты сбываются. Он в летной школе.
В первые дни им сообщили, что в течение пяти месяцев они будут учиться в планерной школе: три месяца теории, два практики.
Под руководством учителей – инструкторов-практиков – 22 комсомольца Калуги начали осваивать планеризм. Зубрили теорию. Старались. С каждым новым занятием раскрывался перед ними неведомый прежде мир «в небесах».
С первых посещений аэроклуба Саша Карпов много времени уделял теории.
– Без теории, летчик не летчик – говорили преподаватели – и он прислушивался к их советам.
Он уже многое знал о планерах, как они устроены, технические характеристики. Вес планера без экипажа – до 115 кг; размах крыла для одноместных – не более 10 метров, для двухместных – не более 12 метров; максимальное аэродинамическое качество для одноместных – не более 15, для двухместных – до 18; рекомендуемая посадочная скорость не более 50 км/ч; максимальная скорость – не более 110 км/ч.
Каждый день во сне представлял, как им управляет, кружиться над своей деревней, над полями и снизу ему машут люди, детвора, а он им в ответ помахивает крыльями. Пускает к ним вниз бумажный самолетик с надписью – Саша Карпов.
Для практических занятий – запуска планеров и полетов на них, – в двух километрах от города, между железнодорожной станцией Азарово и деревней Карачево была выделена очень удобная местность. С ровной возвышенной площадки, от бровки которой начинается крутой склон к реке Яченка, с помощью резинового амортизатора, курсанты запускали одноместные и двухместные планеры. Река текла далеко внизу, имела широкую пойму.
Инструкторы делали наставления, подсказывали, как умело использовать благоприятную местность за счет восходящих воздушных потоков. Как вести себя в планере на высоте 50-70 метров от земли.
Ощущение радости, волнения, страха охватило его одновременно, когда он занял место пилота в планере. Трогал он все, что можно. Не верилось, что через какую-то минуту, он взлетит в небо, и как сокол будет парить в небе!
– Готов! – Бойко ответил Саша – и крепко сжал штурвал .
Инструктор отпустил резиновый амортизатор – щелчок, толчок, разбег, и планер как стрела устремился в небо. Все практиканты, инструкторы устремили свой взгляд в небо, и каждый старался что-то хорошее крикнуть ему в след.
Набрав высоту, планер парил над летным полем, сначала как неуверенный птенец, а через несколько минут, уже как сокол.
Нелегко было курсантам нести такую нагрузку ежедневно: днем работа, вечером – учеба. Особенно трудно было Карпову, ведь домой ему приходилось ездить поездом. И так каждый день. Саша просит дать ему место в общежитии.
– «Проживаю от ст. Желябужской в 4-х километрах, но ездить домой поездом не могу, так как мы учимся до 5 часов вечера, а поезд отходит в половине пятого. Часто ночевать приходится, где придется – у товарищей, в цехе, на вокзале. Содержать частную квартиру не в состоянии».[5]5
Планерную школу Александр закончил успешно, в 1938 г ему предложили учиться в пилотном отделении при аэроклубе. Он с удовольствием согласился.
Инструкторами школы пилотов были: – Яков Венечкин, Василий Черный, Петр Гаршенин, Владимир Артемов.
Кстати, товарищ Гаршенин зачитывал отпечатанные на машинке лекции К.Э. Циолковского по аэродинамике.
Товарищ Артемов, наряду с теоретическими занятиями, проводил практические занятия с курсантами на ближайшем к городу Орешковском аэродроме, принадлежащий Осовиахиму.
В распоряжение аэроклуба был учебный самолет и посадочная площадка. Аэродромные возможности курсанты использовали с предельной загрузкой.
Там, в Орешкове, познал Александр Карпов радость самостоятельного полета на самолете. После планера, это был еще круче восторг. Ликовала душа, неудержимо работала фантазия. Казалось, еще немного нажми на ручку управления – и над облаками! Внизу земля, только маленькие деревеньки мелькают, река Угра извилистой голубой лентой спешит к Оке. А железная дорога кажется темно-желтой, узенькой лесенкой на зеленом ковре.
Обязательным предметом было парашютное дело.
Комиссар товарищ Ильин внушал: «Парашюты нужны. Один прыжок может многое изменить в жизни летчика. Особенно в боевой обстановке военного времени».
Отработка прыжка, управление спуском, приземление, быстрый сбор парашюта – все это целая наука, искусство.
Саша не раз прыгал с парашютной вышки, что стояла около церкви на уровне колокольни, в парке культуры и отдыха, и тогда было немного страшно, а тут надо прыгнуть с самолета.
Самолет У-2 медленно набирал нужную высоту для осуществления прыжка.
От волнения сердце то замирало, то стучало. Встав на крыло самолета, холодок и мурашки побежали по всему телу. Покачиваясь от сильного ветра и едва удерживаясь на ногах, он придерживался одной рукой за крыло, а другой крепко сжимал вытяжное кольцо, которое обязательно нужно было дернуть вовремя, после того как он камнем полетит вниз.
– Прыгай! – Приказал инструктор.
И он прыгнул, дернул за кольцо, но парашют не раскрылся,
– Не паниковать!– вспомнил слова инструктора, что иногда с первого раза может не раскрыться, основной причиной может быть – не до конца выдернутое кольцо,
– Собраться и попытаться сделать вторую попытку, а может даже и третью..
Страх был, конечно, но не до такой степени, чтобы паниковать, Земля стремительно приближалась, рука все-таки нащупала кольцо….. Дернул посильнее, как будто заводил пускач у трактора, еще раз, и еще раз и вот: – резкий толчок, хлопок, падение затормозилось.
– Раскрылся!– облегченно вздохнул Саша, глядя на большой купол парашюта, который закрывал все небо, и который он сам заправлял…
Путем регулярных прыжков, Александр успешно освоил парашютное дело, метко приземлялся в обозначенный круг- мишень.
И в планерной и в летной школе аэроклуба, старательно учился. Не был выскочкой, старался, не выделялся среди товарищей. Но во время перерывов на практических занятиях любил подшутить над теми, кто долго не умел посадить самолет плавно, ровно,
без обидных прыжков и « не козлить», т.е. не делать резких прыжков. А в короткие минуты отдыха на аэродроме лежал на спине, смотрел в небо, мечтая: «Летать свободно, быстро как птица!»
В 1938 года он закончил учебу в аэроклубе. Но настойчиво продолжал осваивать летное дело, только теперь по выходным, в рабочие дни трудился на заводе, занимался общественной работой, спортом.
С болью в душе переживал о том, что из-за занятости, он не может помочь родителям по хозяйству, – сенокос, заготовка дров, уборка картошки – практически все было без него. Он бывал набегами дома, старался, как мог помочь. Оправдывался, что совсем нет времени, родители успокаивали:
Ничего, Саша, как-нибудь справимся, – Ты, главное, учись, сынок!
– Скверно, никуда не годиться – упрекал он себя за беспомощность, и старался еще лучше учиться. Чтобы родителям не было стыдно за него.
Машу тоже приходилось редко видеть. Скучал, встречи с ней снилась ночами. Очень хотелось обнять, поцеловать, уединиться на сеновале, прильнуть друг к другу и о чем-нибудь хорошем мечтать…
Маша хотела выучиться на врача, в последней встрече спросила мнение Саши, как он смотрит на то, если она поедет учиться на врача в Москву или Смоленск.
– Людей лечить благородная, ответственная профессия – поддержал Саша. Грустно, конечно, тоскливо будет без встреч с тобой. Но я надеюсь, ты не забудешь меня, будешь по возможности приезжать, письма писать, ведь я очень люблю тебя, И буду любить всегда!
– Конечно, буду любить тебя, приезжать, писать! А пока рано об этом говорить, еще поступить надо …
Однажды ночуя на вокзале, Александр увидел молодого летчика в военной форме с голубыми петлицами на воротнике гимнастерки с серебряными птичками на них, подумал ревностно: «Вот красота, вот здорово!».
Подошел к молодому летчику. Выждал, когда тот повернется. И спросил:
– Товарищ летчик, не подскажите, какое летное училище вы закончили? А то я вот скоро отучусь в калужской пилоткой школе при аэродроме, хотел бы дальше …Летчиком-истребителем стать хочу!
– Подскажу – молодой летчик окинул взглядом любопытного невысокого коренастого паренька, увидел его серьезное заинтересованное лицо, ответил гордо – Первую Качинскую Краснознаменную летную школу имени А.Ф. Мясникова, что под Севастополем. Советую!
По окончании аэроклуба, Александр получил удостоверение пилота запаса, умел прилично летать на учебном самолете, мог бы, к примеру, на «кукурузнике» разбрасывать удобрения на колхозных полях. Мог бы. Но хотелось продолжить учебу дальше.
Он уже давно послал документы об успешном окончании аэроклуба в калужский военкомат, чтобы его направили учиться в летное Качинское училище, которое рекомендовал молодой летчик на вокзале, но, ни ответа, ни привета.
–Ждать и догонять – хуже нет, – думал Саша, но надеялся.
Днем усердно работал в цеху, вечера проводил в заводской библиотеке, за книгами о летчиках, почитывал работы Циолковского, писал письма Маше.
Отец Александра, старый Терентий Карпов, каждый раз, когда Саша приезжал домой, капал на мозги:
– Ответственное и опасное это дело – летчик. В случае беды там, в воздухе и зацепиться не за что. Сорвался – и конец! Ты бы, Саша, выбрал себе профессию понадежнее. Здесь, на земле. Не отрывайся ты от земли – кормилицы, сынок.
– Да, да!– поддакивала отцу, готовя что-то в печи мать!
Саша слушал, но пропускал мимо ушей, молчал, в разговор не вступал, чтобы, ни завязалась дискуссия или сора с отцом. Мечтал о своем… Как говориться: а Васька слушает, да ест.
Кача
21 февраля 1939. Сбылась, наконец, заветная мечта. Получил он ответ из гор военкомата. Активного комсомольца, успешно окончившего аэроклуб и одного из лучших рабочих передового промышленного предприятия Калуги, гор военкомат направляет его в летную школу ВВС Наркомата Обороны.
– Кача – поселок среди равнинной местности на западном побережье Крыма, в 23 км от центра Севастополя основан в 1912 году на месте хутора Александро-Михайловка.
Неподалеку протекает река Кача, в долине реки которой и размещается военный аэродром летной школы,– вручая направление, доложил военком.
21 февраля 1939 г. А.Т. Карпов был уволен ввиду ухода на учебу в военную школу6
А «25 февраля 1939 года Александр Карпов уже ехал в поезде на юг страны, в Севастополь, в первую Качинскую Краснознаменную летную школу имени А.Ф. – Мясникова – ехал учиться на военного летчика.[7]7
– Уезжал, была зима, а здесь уже во всю весна.– удивился Александр, – Вот оно какое море, – окинув взглядом необъятную гладь, он подошел к кромке воды, зачерпнул ладонью, хлебнул – И правда, как рассол. Огурцы солить можно! – вспомнил слова отца о море.
Севастополь, корабли, много-много моряков в красивой морской форме, и конечно, курсантов летной школы, в форме о которой он давно мечтал. Патруль курсантский, который он повстречал на пути в Качу, помог найти попутку.
– А далеко до Качи?– прыгая в кузов, спросил он у шофера,
– 23км, за полчаса довезу, как раз к обеду.
Шофер вез продукты в столовую. Саше пришлось ехать стоя, выкроив место между ящиками и мешками. Машина бежала по весенней, залитой солнцем, пробуждающейся от зимы долине, окрашенной сочной зеленью, разноцветными подснежниками и другими полевыми цветами. Долина оживала после очередной зимы. То слева, то справа, паслись табуны лошадей. Как островки облаков, плыли на зеленом фоне стада овец, чайки рассекали безоблачное небо, сокол парил в вышине. Пастух татарин помахал рукою, а там, вдали за бегущей рекою, наконец-то на горизонте показался поселок. Сбоку от поселка, Саша заметил, как в небо устремился взлетающий самолет, и уже через минуту вихрем пролетел над его головой. Пришлось даже пригнуться.
Когда машина остановилась у здания училища, шофер пошутил:
– Видел, какие у нас, тут асы летают? Не хуже Чкалова! Это они подсматривают, что я в столовку везу. А тебе, курсант, вон туда, – шофер показал на красиво оформленные звездами ворота.
«И вот, после всего, чем жил Александр в последнее время, одел он, долгожданную форму курсанта школы пилотов». [7]
Жизнь в авиационной школе протекала армейская, суровая, в строгом, рассчитанном по программе распорядке.
В свободное от занятий время, писал Саша письма домой и Маше, с которой договорились, что как только окончит школу, станет настоящим военным летчиком, они поженятся.
В свободное время были экскурсии в Севастополь, с посещением музеев и кораблей Черноморского флота. Как и все курсанты, любил офицерский клуб, танцевал с местными девчонками. Любил бывать на встречах с артистами. Часто ходил на стадион. Обожал плавать в море.
Учиться в школе пилотов было немного труднее, чем в аэроклубе.
Теоретические и летные программы были напряженными и требовали от курсантов школы больших усилий. Учебная программа уплотнялась. И это не удивляло курсантов: тени фашисткой свастики нависли над Европой.
Как только занимался рассвет – оживал аэродром. У самолетов хлопотали техники, ожидали разрешения на полет инструкторы. Курсанты располагались группами, готовили учебные задания, горячо обсуждали предстоящий «воздушный бой». И не замечали будущие пилоты того, что в беседе они уже не относящейся к учению «воздушный бой» обсуждают, а события, которые в те летние дни 1939 года начались в степях дружественной нам Монгольской Народной Республики.
Там шли не учебные, а настоящие бои против японских самураев, пытавшихся еще раз проверить силу советского народа.
Учился Александр напористо, с большим рвением осваивал авиационное дело, изучал военные самолеты, а также самолеты противника. Преподаватели в один голос называли его одним из лучших курсантов летной школы.
Он настойчиво отрабатывал навыки вождения самолетов в неблагоприятных условиях, учился стрельбе по мишеням из неудобных позиций, приземлять самолеты с внезапно возникшими поломками, отрабатывал прыжки из аварийного самолета, изучал методику выживания в случае ранения, а также тактику выхода из окружения врага.
Добросовестно относился к занятиям, старался всюду добиться успеха. И добивался его. Всем удачам в летной школе, как отмечал Александр, он был обязан предварительным знаниям, полученным в Калужском аэроклубе.
Дни напряженной учебы в летной школе проскочили быстро.
Вначале он летал на учебных самолетах. Поднявшись вверх, видел вокруг ровную степь, уходящую от Качи далеко-далеко на восток, а за ней невысокие Крымские горы. Затем курсантам впервые доверили боевую машину «И-16 бис».
В хорошую погоду, поднявшись на этом самолете в воздух, даже с небольшой высоты он видел Евпаторию, Саки, а иногда и Симферополь. Какой живописной выглядела Мамашайская долина с ее богатейшими фруктовыми садами и Симферополь в 15 километрах от нее, со своими всегда оживленными, хлопотливыми бухтами.
Инструкторы любили Карпова за пытливый ум, усидчивость, напористость и старание. На выпускных экзаменах он получил круглые пятерки по теории и практике воздушных боев. Такой успех никого не удивил. Как исключительно способному курсанту-отличнику боевой и политической подготовки ему предложили остаться инструктором в летной школе. Но Карпова неудержимо влекло в истребительную авиацию, он мечтал о лучших современных самолетах-истребителях, на которых будет летать, и настойчиво просился в строевую часть: оперившийся сокол рвался в самостоятельный полет.
– Хочу летать в строевой части или в боевом полку, – сказал он начальнику школы.
Учитывая успехи в учебе и желание молодого авиатора, его досрочно выпустили из Качинской школы в качестве боевого летчика.
10 мая 1940 года ему было присвоено воинское здание «младший лейтенант». Инструкторы – авиаторы Качинсткой школы предсказывали молодому пилоту авиационное будущее. И они не ошиблись.
Прощай, «Кача» Прощай, хорошо знакомая по учебным полетам севастопольская земля. Прощай, любимый «Ишачок» ,так называли курсанты короткого, лобастого с небольшим размахом крыла «Короля истребителей» «И-16».
Обнимаясь, прощался с друзьями по учебе: Александром Калининым, Мартином Мишиным, Александром Жилкиным, Григорием Жучковым- теперь уже молодыми летчиками, так же как и он, выпущенными досрочно. Надолго в памяти останутся светлые воспоминания, об учителях, курсантах, училище, крымской земле.
Но как не велика была горечь расставания с родной школой, всеми своими мыслями качинцы уже находились на новом месте, на месте назначения для прохождения службы.
Младшего лейтенанта Александра Карпова направили в г.Армавир [8[8, в 161й истребительный полк. Это было его заветной мечтой, которую он выражал словами: «Хочу летать». В декабре того же 1940 года Александра Карпова перевели в 123 истребительный авиаполк МПВО.
Комсомольцы, работники Цеха №5 внимательно следили за учебой Александра Карпова, одними из первых поздравили его с окончанием Качинского летного училища, со званием младшего лейтенанта и новым назначением в истребительный полк в г. Армавире.
Является важным железнодорожным узлом: в нём функционируют станции Армавир-Ростовский и Армавир-ТуапсинскийСеверо-Кавказской железной дороги.
В небе Московском
В июне 1941 года, как пополнение, в первую эскадрилью 123 полка ПВО г. Москвы прибыл начавший службу летчик-истребитель Карпов А.Т.. Перед старшими товарищами, среди которых был командир полка Ф.И.Мищенко, по стойке «смирно» стоял он и докладывал:
– Окончил Качинскую авиационную школу. С декабря 1940 года по июнь 1941 года служил летчиком-истребителем в 161-м истребительном полку в г. Армавире. Прибыл для прохождения службы.
Комиссар первой эскадрильи, русоволосый, плотно сложенный капитан А.Д.Козлов,
присутствующий при этом, не без удовольствия отметил во внешнем виде юноши отличную выправку, подтянутость, четкость доклада. Переглянувшись с высоким, стройным, черным, как цыган, командиром эскадрильи капитаном Литвиновым, спросил:
– А до авиационной школы, где учились?
– Окончил Калужский аэроклуб.
– В боях учувствовали?
– Нет, товарищ Капитан!
– Еще успеете! Наш 123-й истребительный авиационный полк, уже имеет славную боевую историю. У нас служат храбрые беззаветно преданные Родине воины. Нам доверили защищать Москву. Не подведете?
– Не подведу, товарищ капитан! – уверенно отрапортовал Карпов.
Вот такой разговор состоялся у Карпова в первый день прибытия в 123-й авиаполк.
22 июня 1941 года на границе Родины загремела канонада, запылали мирные города и села и кровью советских людей, обагрилась родная земля: без объявления войны немецко-фашистская Германия напала на Советский союз. Началась Великая Отечественная война.
Главной задачей немецко-фашистского командования было захватить Москву, до начала зимы. Поэтому в московском направлении была сконцентрирована половина войск противника.
В целях противовоздушной обороны территория вокруг столицы была поделена на зоны.
123 истребительный авиаполк оборонял город с Северо – Запада. Базировался авиаполк, в лесу под Волоколамском, рядом с поселком Чертаново. На боевые задания наши летчики вылетали чаще ночью, а днем самолеты стояли на замаскированном аэродроме.
К середине июля над Москвой все чаще стали появляться фашистские самолеты –ми разведчики.
В ночь на 22 июля 1941 года, гитлеровская авиация предприняла массированный налет на нашу столицу, налет продолжался в течение пяти часов. Под покровом ночи, свыше двухсот бомбардировщиков шедших несколькими эшелонами, пытались пробиться к Москве, когда ее жители уже спали.
С запада нарастал воющий гул моторов вражеских самолетов. Нудно урчали тяжелые бомбардировщики «ХЕ-111», стонали «юнкерсы», в сопровождении стаи «мессершмиттов».
Со всех подмосковных аэродромов на встречу с врагом поднимались наши быстрокрылые истребители и вступали в бой.
На перехват фашистских бомбардировщиков командир эскадрильи 123-его авиаполка Литвинов и комиссар Козлов решились допустить в паре со старшим лейтенантом Беляевым необстрелянного младшего лейтенанта Карпова, который в этот день был дежурным, и очень настойчиво просился в бой.
– Хорошо!.. Полетишь с опытным летчиком- истребителем старшим лейтенантом Беляевым Иринеем Федоровичем. Будешь его ведомым, следовать за ним и прикрывать его с хвоста.
В считанные минуты летчик Беляев и Карпов были в небе.
Черное подмосковное небо прорезали огненные шнуры очередей, пулеметного и пушечного огня, перекрестные лучи зенитных прожекторов, освещали небо. То и дело на землю беспорядочно падали сбитые немецкие самолеты, озаряя небо огненными вспышками и заревом. В темноте, в огненном кошмаре наших зениток, можно было легко быть сбитыми своими же зенитчиками
Ведущий летчик Беляев И.Ф., набирая скорость, шел впереди, следом пытаясь не отставать, спешил ведомый Карпов. До сближения с армадой немецких самолетов, оставались считанные 1000-500 метров.
Неожиданно от основной армады бомбардировщиков, которые сопровождали более десятка «мессершмиттов» отделилась группа из шести вражеских бомбардировщиков «Хе-111», и одним истребителем. Группа отклонилась по ходу полета под углом тридцать градусов в сопровождение одного «мессершмитта», и продолжала уверенно лететь к намеченной цели.