Ганна поковыляла было, но потом приостановилась и, вспомнив старый обычай, спросила у солдатика:
– Как звать – то тебя?
Юноша снял шапку, потрогал шелушащиеся губы и выдохнул:
– Фарук.
Ганна подивилась такому имени, и по дороге домой постоянно бормотала, чтобы не забыть.
– Фарук, Фарук. Вот как сына звать. Фарук.
Дома младшие сразу вцепились в юбку:
– Мааать, еда есть?
– Да чтоб вас, недоноски, – выругалась Ганна. – Откудава еда? Вон брата вам принесла.
Дети, младшему из которых было только два года, переглянулись и дружно заревели. Старший из троих, шести лет, подошел к Ганне и злобно пнул ее ножкой:
– Вот дура старая, – он, когда злился, повторял слова своего отца. – Дома есть нечего, а она детей подбирает на улице. Дура, дура!!!
Ганна хотела отвесить оплеуху неучтивому сыночку, но сил хватило только на то, чтобы прилечь на лавку и развернуть солому со спящим младенцем. Тот сразу проснулся и зачмокал в надежде найти источник питания. Ганна сунула в рот новорожденному сухую тонкую грудь с потрескавшимся от постоянного кормления соском.
– Может что там и есть, Фарук. Может, высосешь что – нибудь. Твой интерес.
В этот момент дверь подвала, где жило семейство, распахнулась, и с улицы устойчиво пахнуло перегаром и луком.
– Батя, батя, дай поесть, – заревели дети, а старший пожаловался на дуру – мать, которая вместо еды притащила еще одного брата.
Отец, тощий страшный мужичок неопределенного возраста, вопреки ожиданиям сыновей, мать ругать и бить не стал. Наоборот, посмотрел на нового сына и улыбнулся беззубой улыбкой.
– Красавец какой, – гордо сказал, с нежностью.
– Фарук Молчанович, – сообщила мать и заснула, пригретая отцовской залатанной шинелью.
– Ты крысоловку смотрел? – спросил отец по имени Молчан у старшего из троих детей.
– Нет еще.
– Ну посмотри, вдруг там крыса попалась. Супу поедим.
В это момент сено, в котором мать принесла ребенка, распотрошили, чтобы затопить печку. Из него выкатился маленький дохлый утенок.
– Ганна не зря в поле ходила рожать, – поведал детишкам Молчан. – Вон, видите, утку где – то добыла. Значит, ужин сегодня будет. Утиный бульон!
У детей хором заурчали животы.
Царский бал
В то же время за коваными дверьми царской опочивальни придворные министры испускали яды речей, обвиняя то государя в неправильном выборе супруги, то ее, государыню. Та была, очевидно, тайной поклонницей скандинавских богов вместо того, чтобы чтить истинно славянских, ведающих.
– Потому что у них, за морем, бабы главнее, вот и рожает она одних только девочек! – тихо прошипел на ухо кивающему лакею один из министров, гневно потрясая жиденькой бородкой. – Неужели нельзя на просторах Великой страны нашей не найти хоть одну девушку, румяную, пухленькую и сдобную, которая породила бы царю наследников? Взял бы за вторую жену, ему бы слова никто не сказал! Нет, околдовала его ведьма немчая, длинная как оглобля, выше царя на голову! Не хочет никого с тех пор как ее в жены взял! Где это видано, чтобы у царя только одна жена была?
– Вот именно, – поддакнул второй, по прозвищу Зелый, у него глаз был с бельмом. – Ведьма Свана слушает только своих богов, а они хотят извести царев род!
В разговор вмешался высокий статный молодой поручик Гостомысл Велимирович Зарубин, прибывший только утром для поздравлений царской чете от лица Кавалеров высокой гвардии.
– Царю в такое непростое время нужна поддержка его подданных, а не брань и ругань на ровном месте! – воскликнул он, и придворные вздрогнули, словно услышав за спиной голос врага. – Следует пожелать батюшке здравия и долгая лета самодержавия, а уж наследником он обзаведется, если есть на то воля богов.
Придворные стихли, исподтишка разглядывая дерзнувшего их всех упрекнуть в святотатстве и чуть ли не бунте. Шпион, что ли? На самом деле Зарубин был родным братом царя, рожденным от любовной игры императора Велимира Веселого с дворовой безродной девкой одного из его друзей – помещиков.
Не желая прослыть сплетниками, подданные повалились на пол и стали делать вид, что восхваляют богов: принялись истово лобызать навешанные на них обильно амулеты и возносить громкие хвалы. Зелый даже в рот положил янтарь с мухой внутри, от чего сделался похожим на младенца с соской во рту. Хором придворные стали петь песнопения во здравие царской семьи. Тут же принесли в жертву ягненка, кровью накапали на жертвенник и позвали ведьму Маниру, чтобы та прочла толкование. Перед ее приходом тоже перешептывались – ведьма – то обещала царю мальчика! Будущего царя – реформатора, великого умника! Шарлатанка она, а никакая не ведьма. Но после эффектного появления Маниры, в клубах пара, да на металлической сороконожке, придворные почтительно стихли.
Манира стала делать руками пассы, схватила жезл и зачерпнула его краем кровь с алтаря. Жидкость старуха накапала на руку, растерла и стала принюхиваться. Наступила гробовая тишина.
– Годы пройдут, – изрекла ведьма, косо поглядывая на красивого поручика.
– Оно и понятно, – таким же торжественным тоном отозвался тот, чем вызвал в зале несколько смешков.
Ведьма обиделась. Она откинула пафосный с павлиньими перьями плащ и обнажила сухую руку с магическим жезлом.
– Я вижу, здесь есть скептики? – злобно изрекла она. – Тогда сами смотрите, что будет, я вам всем явно тут не нужна!
Махнув павлиньим хвостом, ведьма скрылась в тумане, который поглотил зал и стал рисовать причудливые картины. Клубы приобретали отчетливые очертания, в которых каждый угадывал свою собственную судьбу.
В какой – то момент все присутствующие, словно находясь под гипнозом, увидели страшное. Толпы озверевших голодранцев рушили храмы, раздирали магов на части и взрывали неведомой силой дворец. Огромный корабль стрелял по столице с реки. Надо всем этим кружил равнодушный металлический ворон с крестами на крыльях и сыпал крупными продолговатыми яйцами, которые взрывались и погружали во мрак все сущее. Каждый присутствующий мог поклясться, что увидел собственную смерть – кто – то он ножа разбойника, кто – то от голода и холода, а иные почили заживо в общей могиле. Надо всем этим ужасом в какой – то момент возвысился царь Велислав Велимирович, и, немного повисев в облаке пыли, растаял без следа. Когда сеанс окончился, и слуги зажгли свечи в канделябрах, о царской свите стало явно не по себе. Оставшиеся в зале придворные долго хранили молчание, и даже поручик, увидевший свою смерть в морской пучине после взрыва и гибели линкора, на котором было написано “Цесаревич Велимир II”, печально крутил каштановый длинный ус и задумчиво глядел куда – то сквозь стену.
Грустные мысли развеял лакей, объявивший о прибытии иностранных гостей. Спустя несколько минут в просторной зале появились сестра царицы – госпожа Гретта Фон Майер, с супругом господином Августом; родной брат Ее Величества Людвиг Фон Вебер с женой и приемным от нее пятилетним сыном Карлом.
Велислав вышел поприветствовать родных жены и пригласил их вечером на праздник в честь рождения дочери.
***
Несмотря на то, что на празднование были приглашены лишь самый близкие, зал для гостей все равно был полон. Присутствовала родня царя – сестры – княгини, три бастарда почившего императора (Гостомысл, Стефан и женоподобный красавец Мартин), племянники в количестве восьми человек. Кроме того, приехали два посла – англичанин Джон Брайн и Кристиан Милер из Датского королевства.
Царский двор подготовил пышное торжество, но когда выяснилось, что родилась еще одна царевна, расходы на фейерверк и военный парад урезали. Вместо этого объявили бал и срочным образом заказали сотню тысяч розовых бутонов, которые разбрасывал над городом летящий низко дирижабль с разноцветными лентами. Зрелище было красивым, аромат роз распространился на весь город. Гимназистки с восторгом подхватывали бутоны и помещали их между страницами учебников – на память о таком торжественном дне. Наиболее предприимчивые торговки подбирали целые цветы и украшали ими свои прилавки. Когда объявили, что каждому жителю Питтсбурга в честь новой дочери царя будет выдан серебряный рубль с изображением императора, к дворцу выстроилась гигантская очередь. Как следствие, горожане устроили давку и драку, прибыла полиция и выдачу рублей прекратили; возникло небольшое волнение, которое устроили те, кому рубля не досталось. Взамен подарочных рублей царь велел выдать оставшиеся деньги торговцам едой, которые бесплатно накормили бы людей. Прилавки сразу же опустели, но опять собрались недовольные, кому не досталось и бубликов – стали громить лавочников. Для установки порядков в центр были отправлены военные, которые оцепили площадь и отправили особо буйных в казематы. Далее прибыли музыканты, привезли несколько бочек с вином и была устроена переносная кухня с кашей. Военные опять – таки пускали не всех, только благовидных – в итоге те, кого не пустили устроили опять – таки драку с военными. В общем, праздник удался: одна часть населения получила удовольствие, другая – плети. Кому что по судьбе дано…
Царь, хоть и принимал участие в торжестве, был все же слишком вымотан, чтобы веселиться и танцевать. Он старался не подавать виду о своем разочаровании и усталости. Однако, когда начальник охраны Стефан Воробьев доложил о беспорядках в столице, возмущение охватило его. Он решил вылить его на Маниру – велел позвать старуху к себе и устроил ей холодный допрос.
– Сколько я плачу тебе, безродная женщина? – с жестокой улыбкой спросил Велислав, когда трепещущая Манира предстала перед ним.
– Государь! – проскрипела колдунья, но царь не хотел позволить ей оправдаться.
– Ты получаешь больше, чем адмирал. За услуги, качество которых никто не может оценить. Ты обещала, что родится наследник – мальчик. В итоге ты выставила меня дураком перед моими подданными. Сколько стоит, по – твоему, царская честь?
Манира молчала, не глядя царю в глаза.
– Как бы ты поступила на моем месте, женщина? Что бы сделала с лжепророком?
