– Нинель, отойди, – разозлившись, сказала она и, взяв в руки протез ноги, открутила его ниже колена. Прицельными выстрелами из протеза Аглая снесла три болта и металлическая нога избы отпала, после чего все здание встало как ей положено – на дно, к лесу задом.
Человечек энергично побежал в помещение и спустя какое – то время вышел оттуда с ящиком, в котором были инструменты. Аглая тем временем отправились на поиски шестеренки.
Спустя час Аглая в избе стряпала завтрак, а Нинель почти уже починил длинную ногу паровой машины. Он радостно возился под лучами рассвета с огромной, с него ростом, пружиной, пытаясь заставить ее сократиться обратно в металлическое сочленение. Аглая напевала что – то по – французски.
– Милая, – сказал Нинель, которому было скучно молча возиться с железякой. – Где же ты слышала эту чудесную песню?
– Ах, это в том доме у Вансетов, в Париже. У них был граммофон, и, чтобы полиция не могла подслушать наши революционные разговоры, мы делали его значительно громче и выставляли патефоном наружу. К тому же, нам необходимо было смеяться через каждые десять слов – вот так, – Аглая захихикала, как куртизанка. – Чтобы никто не заподозрил, о чем мы на самом деле беседуем.
– А если бы полицаи все же подслушали вас? – спросил Нинель, желая просто поддержать разговор.
– Дорогой, они слишком для этого глупы и малообразованны. Мы говорили на итальянском, на всякий случай. Никто бы не понял, что же мы замышляем на самом деле.
– Жаль, что я тогда не знал еще тебя, Аглая, – сказал человечек, затягивая гаечным ключом резьбу на шестеренке изо всех сил. – Наверное, ты была очень хороша.
– Да уж, – довольно воскликнула из избы Аглая, – лучшая из шпионок польской разведки! Со мной в постели любой выбалтывал все, что необходимо! Я красива была, что и говорить. Такая тоненькая, высокая, полногрудая. А как я плясала – любая балерина бы умерла от зависти. Я могла сделать зараз тридцать два фуэте. И ублажить пятерых мужчин. Пока не потеряла ногу.
– Ты никогда не рассказывала мне, – сказал Нинель. – Как это случилось.
– Я была на задании. Мне следовало подорвать одного влиятельного иностранца. Все было готово. Я положила люльку ( так мы называли взрывное устройство) на ступеньки здания и контролировала, чтобы дипломат пошел в нужном направлении. Я должна была позвать его и помахать, чтобы он направился именно в сторону, где была натянута веревка, которая должна была заставить устройство сработать. Вот, я расстегнула лиф, почти полностью оголив свою красивую грудь, и спряталась за куст сирени. Я должна была увидеть его будто случайно, понимаешь? И ничего бы не случилось, кроме того, что было задумано. Однако вместо дипломата выбежал его сын – маленький такой мальчик, четырех лет, и потянулся к люльке. Дальше я помню плохо. Я выскочила из своей засады и изо всех сил пнула люльку ногой, чтобы малыш не тронул ее и не погиб. Что за идиоты берут с собой в командировки маленьких детей!
– Тебя рассекретили? – спросил Нинель, впечатленный этим рассказом.
– Нет. Меня наградили орденом. За спасение человека. И даже назначили пенсию. Дипломат – то был моим любовником! Он был так тронут моей заботой о своем ребенке, что даже обещал жениться, но потом передумал разводиться с настоящей женой, – Нинель захихикала. – А я его все равно отравила. Потом. Он все ходил ко мне, даже когда я осталась без ноги. Говорил, что так еще интереснее…
– Ах, Аглая, чертовка, ты специально вызываешь во мне дикую ревность, – человечек напрягся, затянул гайку и шестеренка хрустнула, распавшись пополам. – Ах, ну вот, – Нинель снова захлюпал носом, и опять впал в истерику. – Мало того, что жена потаскуха, так еще и шестеренка лопнула, и мы все умрем теперь. Где твои хваленые дипломаты? Кто нас выручит? Аааа!!! – человечек снова зарыдал.
Аглая поспешно выбралась из избы и применила знакомый прием – уткнула человечка носом в свою грудь и пропела:
– Они все твоего мизинца не стоят. Ты гений, Нинель, воплощение мужественности и стойкости. Твои труды уйдут в поколения. Ты будешь самым важным человеком на всей земле! Иначе как еще? Зачем бы я, красавица, шпионка, прима, пропадала бы тут, с тобой, в этой глуши? Нет, Нинель, ты обязан мне и всему миру. Ты должен спасти нас, дорогой! Вот видишь, уже и слезки высохли, мой хороший. Гений. Ге – ний!
Нинель слегка хлюпнул носом, потрогал Аглаю за грудь и покраснел.
– Надо замаскировать наше жилище, чтобы приграничный дирижабль не заметил, – сказал он, успокоившись. – Иди и собирай ветки, делаем шалаш.
***
На следующий день, когда пограничные войска были заброшены в окрестности села Кутузовка, по этому самому полю проходили два солдата. Им было лет что – то около двадцати – каждому. Примечательным в них было то, что они происходили из рода царицы Сваны, только им обоим не повезло родиться немножко бастардами. Одним из них был Карл Фон Вебер, приемный сын брата царицы. Солдаты делали ежедневный обход, но впервые за месяц их взор привлекла гора веток, издали казавшаяся просто большой зарослью.
– Столько раз мимо проходил, все думаю, что это растет такое – посреди поля, – сказал Карл. – Похоже на казацкий можжевельник. Но откуда здесь, на севере, такому взяться. Чудеса, да и только.
– А мне вчера показалось, что оттуда пар валил, – ответит второй солдат. – Может, пойдем глянем?
В этот момент над хвоей заструился легкий дымок. Пограничники смолкли, зарядили ружья и тихо, один за другим, отправились к подозрительному объекту. По мере приближения уверенность в опасности возрастала.
Карл подумал. Он представил, как поймает и приведет диверсанта. Или двоих. За это орден дадут и грамоту благодарственную.
– Идем брать, – сказал он и уверенно зашагал к объекту. – Готовьсь!
Солдаты по команде вскинули ружья и тихонько стали приближаться к горе хвои. Теперь стало очевидно, что под ней что – то скрывалось. Напарник Карла не заметил, как споткнулся о пружину и упал.
– Откуда это здесь? – удивленно спросил он, вытаскивая из рыхлой земли детали металлического агрегата.
– Диверсанты там, вот откуда!
Солдаты приблизились к шалашу. Под ним оказалась изба. Служивые распределились – Карл готовился брать диверсантов штурмом со стороны двери, а его друг должен был зайти из окна.
– Стоять, руки за голову!
Маленький человечек в цилиндре в испуге вскочил из – за письменного стола, вскинул ручки и затрясся мелкой дрожью. Кроме него в избушке никого не было.
– Имя?
– Нинель Чичиль, – нервно воскликнул человечек и сделал неловкий реверанс, стукнув одним ботинком с длинным носом о другой.
Солдаты оценили противника: такого взять – пушка не нужна, бери на руки и неси.
– Что здесь делаешь? – полюбопытствовал Карл, удобно присев на подоконник.
– Революцию, – просто сказал Нинель и поклонился еще раз.
Кто не спрятался, я не виноват
Ничегошеньки не скроешь в царском дворце. И тайное желание Велислава Велимировича найти мальчика, рожденного в один день с его дочерью Любавой, перестало быть тайным, когда об этом стали шептаться придворные.
– Манира, говорят, сказала, что царский сын живет в бедной семье, – сказала пожилая фрейлина Зелому, когда тот шатался туда – сюда по коридору, ведя праздные разговоры.
Зелый сразу навострил седые уши и пробормотал:
– Ах, вот почему государь велел составить перепись всех рожденных в дату пришествия в мир Любавы. И только мальчиков.
Он раскрыл книгу, куда переписчики внесли всех младенцев мужеского пола области, рожденных в ноябре. Ему было вверено сделать суровую выборку всех и каждого, поименно. Он уже приготовил такой доклад и список новорожденных. Фрейлина, несшая госпоже виноград на десерт, поспешила донести эту новость царице, и та, конечно же, пришла в ярость от услышанного.
– Я хочу видеть этот список! – охрипшим от возмущения голосом заявила Свана. – Немедленно!
Через пять минут Зелый дрожащей рукой протянул царице свиток с именами младенцев. Рядом с каждым именем стояли адрес и название города.
– Так. А что сказал царь про город? – спросила Зелого Свана.
– Ваше величество, это должен быть город Страхов, бывший Балуев, к северу отсюда.
– И много там младенцев?
– В ту ночь родилось двадцать четыре. Из них тринадцать – мальчики.
Свана велела Зелому выйти, сделать для нее копию, и принялась мерить шагами пространство от трона до окна и обратно. Ее лицо было пунцовым от возмущения.
– То есть я, – с ярким акцентом прошипела она, – родила ему, видите ли, не того ребенка. И он готов искать младенца, рожденного непонятно кем. Какой подлец!
