За фасадом сталинской конституции. Советский парламент от Калинина до Громыко

Насколько инициативны были поездки М. И. Калинина – вопрос сложный. Жена М. И. Калинина Екатерина Ивановна рассказала 25 мая 1956 г.: «…без ЦК он (Калинин. – С.В.) не мог поехать [куда-либо]. Даже к себе в деревню на короткое время мы хотели поехать, он говорил: “Я не могу поехать, когда хочу и куда хочу”»[84]. В этот рассказ Екатерины Ивановны Калинина внесла важное дополнение дочь Лидия Михайловна: «Когда Киров запросил, то из ЦК сказали ему, что он член бюро [Ленинградского губкома ВКП(б)] и сам должен решить вопрос. Тогда папа в Ленинград не поехал»[85]. Однако этот эпизод относится ко второй половине 1920-х гг., когда сталинско-бухаринский ЦК ВКП(б) уже по сути решал в партии всё. Сложилось ли такое положение ранее, сказать довольно сложно. Екатерина Ивановна заявила: «Мне кажется, что решение об этих поездках выдвинуто Лениным. А потом, когда Михаил Иванович ездил и видел сколько нужды на местах, то это заставило его расширить свои поездки. Где что-нибудь случалось тяжелое, где тяжелое положение, то он сейчас [же] направлял туда свой поезд»[86]. Естественно, в годы хрущевской «оттепели» самое надежное было приписать (вольно или невольно) инициативу вождю мировой революции. Так или иначе, последний был вполне доволен наиболее титулованным советским агитатором-пропагандистом.

Помимо крестьянства М. И. Калинину удалось отчасти обаять своими простотой и доступностью население столицы. Сын главы Советского государства, Сергей Иванович Калинин заявил в 1956 г. сотруднику ИМЭЛ М. В. Кабанову: «До 1934 г., до убийства т. Кирова, Михаил Иванович часто ходил по Москве. Вот поужинали, выходим из Кремля и пошли по улицам. Он шел и смотрел, как народ работает, как гуляют по улицам, разговаривал. […] мало того что он выезжал на периферию, он и в Москве помимо выездов на заводы часто выходил из Кремля и смотрел жизнь»[87].

Показательно, что 21 января 1920 г. на общем собрании коммунистов ячейки Управления агитационно-инструкторских поездов ВЦИК первым пунктом повестки дня рассматривался вопрос «Об организации самостоят[ельной] ячейки на поездах и пароходах». Постановили: «Обратиться в МК п[артии] за выяснением возможности организовать на поездах и пароходах самостоятельных ячеек, ввиду необходимости таковых во время долгого следования поездов и пароходов. Запросить Гор[одской] район [Москвы] копию телеграммы о разрешении на самостоятельную ячейку и выписку из протокола Компартии Горрайона (так в документе. – С.В.)»[88].

Следует заметить, что поезд «Октябрьская революция» был не единственным «летучим аппаратом» (подсократим известное определение Л. Д. Троцкого) ВЦИК. Сеть агитпоездов ВЦИК неуклонно расширялась. Последним пунктом собрания 21 января 1920 г., заслушав доклад «по организации ячейки на вновь прибывшем поезде имени Ленина», ячейка Управления агитационно-инструкторских поездов ВЦИК поручила «т. Ярославу и т. Самсонову составить доклад о партийной работе на поезде»[89]. Для духовного окормления советизированных красноармейским штыком закавказских республик в 1920 г. был сформирован агитационно-инструкторский поезд «Северный Кавказ». 15 августа на собрании его ячейки члены ячейки констатировали, что сотрудники поезда могли вести партийную работу исключительно в Азербайджанской Советской Республике, поскольку на территориях остальных республик Закавказья у сотрудников буквально не было ни одной свободной минуты. Обстановка оставалась напряженной, требовалась полная самоотдача[90]. Помимо агитпоездов действовали и пароходы ВЦИК – прежде всего пароход «Красная Звезда»[91].

Общий партийный уровень сотрудников агитационно-пропагандистских поездов ВЦИК был далеко не высок. 22 ноября 1922 г., в разгар заключительного этапа Профсоюзной дискуссии, состоялось делегатское собрание коммунистической ячейки Отдела инструкторско-агитационных поездов ВЦИК совместно с представителями поездов «Советский Кавказ» и «…имени Ленина». Что интересно, председательствовал на собрании оппозиционер Е. Н. Игнатов, с докладом выступал Н. И. Бухарин, а с содокладом – А. С. Бубнов. По итогам было решено направить на партийную конференцию Городского района Москвы 60 человек, по 20 от каждой оппозиционной группы (сторонники В. И. Ленина на конференции не были представлены вовсе), причем «прошла резолюция Игнатова»[92].

Несмотря на то что Я. И. Буров впал в партийную ересь, а состав партийных ячеек агитационно-пропагандистских поездов оказался сплошь оппозиционным, В. И. Ленин явно не прогадал в выборе третьего главы Советского государства: если с коммунальным хозяйством взаимоотношения у М. И. Калинина явно не сложились, на представительской должности он не знал себе равных. К. Е. Ворошилов[93], поездив с ним по кавказским городам и весям, отписал Г. К. Орджоникидзе: «Калинин – хороший парень и для нас (большевиков. – С.В.) незаменимый человек. Для того чтобы по достоинству оценить его, нужно поездить с ним по деревням и послушать его беседы с крестьянами: тут он весь в своей своеобразной красоте и, я прямо скажу, силе. Другого такого у нас в партии не найти. Так излагать нашу теорию и практику крестьянам, как это делает К., не многим дано. Опыт у него в этом деле огромный. Крестьян знает лучше, чем самые лучшие знатоки из кр[естья] н. Короче говоря, старик – молодец, я его считал немножко балдой, но сейчас каюсь и молю Аллаха простить мои невольные прегрешения»[94]. Многие видные революционеры обманывались относительно М. И. Калинина на протяжении всей жизни. Так, Виктор Серж был искренне убежден, что «Калинин был всего лишь лукавой фигурой для представительства, выдвинутой за доброе крестьянское обличье и интуитивное понимание народного духа»[95]. А вот К. Е. Ворошилов подметил в М. И. Калинине одну важную черту: «старик», был, «как бес»[96], «упорен» и обладал даром убеждения. По сути, Калинин стал наиболее авторитетным в большевистской партии агитатором-пропагандистом, основной задачей которого было объяснение «мужику/мужичку», как именовали крестьян члены высшего руководства РКП(б), партийно-государственного налогового пресса[97].

Со стороны всероссийский староста казался обыкновенным болтуном. Но болтуном он был необыкновенным. Вопреки расхожим представлениям, М. И. Калинин никогда не выметал сор из избы, что, собственно, и позволяло ему держаться на плаву в большевистской верхушке. По словам дочери М. И. Калинина, Юлии Михайловны, «…у отца было очень строгое правило, вошедшее в привычку еще до революции: он никогда о своих делах дома не говорил. Чтобы мы что-нибудь подробнее могли знать о государственных делах (больше, чем любой человек, читающий газету), этого не было. Даже если кто-нибудь придет, заинтересованный, и говорит: “Михаил Иванович, расскажите!”, он всегда отвечал: “Вы же газету читали?” Вот и все. Какой-нибудь близкий человек по работе, может быть, мог бы Вам что-нибудь сказать, а дома Михаил Иванович по государственным делам не делился. Я думаю, у него была старая привычка не говорить о своих делах людям, которым это не нужно знать более подробно, чем всем остальным»[98]. Люди, прошедшие школу большевистского подполья, резко отличались от многих из тех, у кого не было подобного опыта.

М. И. Калинин, впрочем, был не только председателем ВЦИК, но и большевистским функционером, в частности выполнявшим ленинские поручения по линии ЦК РКП(б), – правда, куда более скромные и менее многочисленные, нежели в свое время Я. М. Свердлов. Так, в октябре 1919 г. именно М. И. Калинин передал И. В. Сталину ценные указания В. И. Ленина по смягчению отношения к казачеству, и будущий генсек «сам иллюстрировал возможность смягчения умов в некоторых слоях казачества и вполне согласился, что, конечно, мы можем обещать [амнистию] и будем это делать»[99]. Кстати, на этих переговорах, получив указание Ленина беречь Латышскую стрелковую дивизию, Сталин, полностью согласившись с вождем, в очередной раз нажаловался на РВСР, который игнорировал его неоднократные требования о присылке пополнений. Калинин обратил на это внимание Ленина и попросил подтолкнуть «кого следует»[100], т. е. Троцкого. Это – еще одно подтверждение, что к т. н. «избранию» на высокий пост Калинина Троцкий никакого отношения не имел. Видимо, Сталин впоследствии вспомнил о том, что Калинин строго разделял ленинскую линию и отчасти его собственные взгляды на будущего «злейшего врага советской власти», и пожалел «всероссийского/всесоюзного старосту», даже несмотря на его нахождение в «болоте» во время дискуссии «генеральной линии партии» с правой оппозицией (см. главу 5 раздела III наст. книги).

Со вхождением в Политбюро ЦК РКП(б) кандидатом, заметим все же, возросли и амбиции М. И. Калинина. Активная деятельность главы Советского государства «по политической линии» вызывала раздражение у ЦК РКП(б) и двух его институтов: с одной стороны, у Политбюро, с другой – у Секретариата ЦК и лично Н. Н. Крестинского.

В. И. Ленина никак нельзя назвать сторонником китайских церемоний, если необходимость таковых не была особенно веской. Прекрасно помня, из каких соображений он сделал свой нелегкий выбор преемника Я. М. Свердлова по государственной линии, основатель партии сразу расставил все точки над i. В мае 1919 г. Политбюро ЦК РКП(б) предложило М. И. Калинину «не вмешиваться в местные советские и особенно партийные отношения»[101], причем на заседание, на котором обсуждался вопрос, председатель ВЦИК и член ЦК РКП(б) не был удостоен приглашения[102], что не могло не быть для самолюбия М. И. Калинина, если не оскорбительно, то уж во всяком случае крайне болезненно.

Оргбюро ЦК РКП(б) для начала попробовало решить вопрос, что называется, полюбовно: 14 июля 1919 г. на заседании в составе цекистов А. Г. Белобородова, Л. П. Серебрякова, Н. Н. Крестинского, Е. Д. Стасовой, И. Т. Смилги и Ф. Э. Дзержинского (на заседании также присутствовали от аппарата ЦК технический секретарь ЦК К. Т. Новгородцева и заведующий отделом Секретариата, видный деятель группы демократического централизма В. Н. Максимовский) по итогам рассмотрения вопроса «О перенесении приемов [В] ЦИК из Кремля» было постановлено: «Предложить Президиуму [В] ЦИК принять срочные меры, [с тем] чтобы приемы в Кремле были прекращены»[103]. Однако всероссийский староста, которого упорно игнорировало высшее партийное руководство, в свою очередь, предпочел не услышать Организационное бюро ЦК РКП(б). 23 июля Оргбюро, уже в отсутствие Н. Н. Крестинского (на заседании из членов ЦК были Е. Д. Стасова, Ф. Э. Дзержинский, А. Г. Белобородов, И. Т. Смилга), воспользовалось докладом коменданта П. Д. Малькова об обеспечении безопасности территории Московского Кремля и постановило «убрать» из Кремля в трехдневный срок «Бюро пропусков [В] ЦИК»[104]. Очевидно, вместе с многочисленными ходатаями. Бюро пропусков глава государства, возможно, и убрал, но демонстративно продолжал принимать челобитчиков. 5 октября 1919 г. Оргбюро вернулось к вопросу и серьезно расширило формулировку, включив в протокол заседания подробное обоснование своей позиции. Н. Н. Крестинский сделал заявление «о том, что в Секретариате ЦК, в Отделе работы в деревне, производится прием посетителей председателем ВЦИК т. Калининым и в его отсутствие т. [В.И.] Невским», которого, хоть он и был заведующим Отделом ЦК по работе в деревне, на заседании Оргбюро по непонятной причине не оказалось. Оргбюро постановило: «Принимая во внимание, что допущение в помещении ЦК массы просителей, ничего общего не имеющих с партией, по вопросам непартийного характера затрудняет текущую работу Секретариата и придает Секретариату нежелательный характер, предложить т. Калинину прекратить приемы в помещении ЦК»[105]. Оргбюро сделало предложение всероссийскому старосте, однако тот от предложения отбоярился. Все попытки Н. Н. Крестинского выдворить из Кремля многочисленных калининских ходоков успехом не увенчались. Проблема, связанная со всеобщей доступностью высшего должностного лица Советского государства, была решена только после принятия 14 февраля 1935 г. постановления сталинского Политбюро ЦК ВКП(б) о выводе с территории Кремля в кратчайшие сроки ряда советских учреждений, среди которых, как мы увидим, были и Приемные ЦИК СССР и ВЦИК[4].

М. И. Калинин в числе многочисленных ходатаев, наполнявших приемную главы Советского государства, принимал и тех, кто приходил по делам арестованных. Известно, что с октября 1919 по 1 января 1920 г. Калинин принял 350 таких ходатаев и столько же заявлений получил представитель ВЧК. Впрочем, шуму было много, а толку мало: как указано в «Справке Канцелярии Председателя ВЦИК т. Калинина о приеме посетителей…», «по делам арестованных ответы получаются слабо и дел законченных – немного»[106].

В номере «Известий ЦК РКП(б)» за 2 декабря 1919 г., в «Организационном отчете ЦК», содержалась откровенная ложь: декларировалось, что якобы М. И. Калинин, который «проводит большую часть времени вне Москвы», будучи недавно введен в Оргбюро, «внесет» в этот орган «наибольшую свою связанность с местами и знакомство как с местными работниками, так и с постановкой там работы»[107]. Н. Н. Крестинский, при непосредственном участии которого составлялся отчет, прекрасно знал, что к настоящей работе в Оргбюро он М. И. Калинина не подпустит, да всероссийский староста и сам не станет претендовать на рутинную организационно-кадровую работу, к которой он явно не имел ни малейшей склонности.

Когда в начале декабря 1919 г. на Восьмой всероссийской конференции РКП(б) руководитель аппарата ЦК, исходя из тактических соображений, поставил деятельность раздражавшего его М. И. Калинина в заслугу Президиуму ВЦИК, председатель Московского губернского исполнительного комитета Т. В. Сапронов с сарказмом заметил: «Крестинский говорил, что ВЦИК все-таки кое-что (курсив наш. – С.В.) делает: например, т. Калинин много разъезжает по губерниям (как это заявление соотносится со словами в “Организационном отчете ЦК” о введении постоянно якобы находившегося в столице Калинина в Оргбюро? – С.В.), но едва ли нужно сохранять Президиум ВЦИК с председателем, разъезжающим по губерниям»[108]. В целом, несмотря на рост амбиций, глава Советского государства жил своей, особой жизнью, далекой от властных инициатив членов Президиума ВЦИК.

25 января 1920 г. В. И. Ленин в очередной раз продемонстрировал, что основное внимание в работе ВЦИК следует уделять агитационно-пропагандистской работе. Выслушав доклад заведующего Отделом агитационно-инструкторских поездов и пароходов ВЦИК Я. И. Бурова об итогах работ, проделанных инструкторско-агитационными поездами ВЦИК, вождь мировой революции надавал целую серию указаний.

«I. Частного характера

1. Усилить экономическую и практическую части работ поездов и пароходов: включением в политотделы их агрономов, техников; отбором литературы, соответствующего содержания кинолент и пр.

2. Изготовить через Кинокомитет производственные (показывающие разные отрасли производства), с.-х., промышленные, антирелигиозные и научные киноленты, заказав таковые немедленно за границей через т. [М.М.] Литвинова[109]. Телеграфный заказ дать за подписью т. Ленина.

3. Разработать волостную показательную карту в большом масштабе, демонстрирующую всю проделанную работу и о[хва] ченные ею районы. Карту эту выставлять на месте скопления народа, свободном от всяких пропусков.

4. Разработать полученные при поездках материалы, издав схемы, диаграммы и проч.

5. Обратить внимание на необходимость тщательн[ого] подбор[а] кинолент и учет[а] действия каждой киноленты на население во время демонстрирования ее.

6. Расширить работу поездов и пароходов в стороны от рельс и берегов посредством усиления вспомогательных транспортных (мотоциклы, автомобили, велосипеды) средств в поездах и пароходах, а также использования местных транспортных средств.

7. Организовать за границей представительство для закупки и транспортирования кинолент, пленок и всякого рода кинематографического материала.

8. Обратить внимание на подбор сотрудников в поездах и пароходах.

9. Тов. Бурову предоставляется право в срочных случаях по вопросам деятельности инструкторских поездов и пароходов ВЦИК обращаться к т. Ленину непосредственно, а в несрочных случаях – к т. Ленину через Секретариат [Председателя СНК].

II. Общего характера

1. Назначить немедленно через ЦК партии собрание из представителей ВЦИК, ЦК, народных комиссариатов и Ваших, на поездах и пароходах, политработников. Означенное собрание должно ознакомиться итогами работ поездов и пароходов и разработать положение о поездках от имени ВЦИК, ЦК и Совнаркома.

2. Выработанное положение будет проведено т. Лениным [через] н[ар] к[оматы] и Совнарком.

3. При Совнаркоме предполагается созвать особую постоянную комиссию по руководству поездками, согласно выработанного положения»[110].

При этом В. И. Ленин, вообще-то менее всего стремившийся в то время усилить ВЦИК и его Президиум, настолько увлекся в ходе беседы-наставления, что умудрился дать 25 января 1920 г. Я. И. Бурову ценные советы, которые в случае их реализации автоматически создавали в партии «второго Свердлова»: «…с систематической работой поездов и пароходов можно было бы связать производство Всероссийского учета советских и партийных работников. Имея при ВЦИК и ЦК (разрядка документа. – С.В.) партии карточную систему и обязав инструкторов и партийных представителей привозить характеристику местных работников и данные об их работе, заносить эти сведения в личную карточку работника. Такая система имеет значение не только для привлечения нужных работников в Центр, но и для контроля над использованием должным образом работников на местах: сплошь и рядом приходится наталкиваться в небольших поселках на работников крупного масштаба, остающихся без особой нужды в местном совете или в профессиональной организации и не привлеченных к губернской работе в силу местных трений или других случайных причин. Оценка работников, принимаемая таким путем, несомненно, будет полнее и беспристрастнее, чем сведения, собираемые по бюрократическому аппарату ведомства, т. к. в работе поезда деятельность того или другого работника освещается, так же как и вся работа местности, со всех сторон»[111].

Заведующий Отделом инструкторско-агитационных поездов поставил в известность о беседе с вождем свое непосредственное руководство – Президиум ВЦИК, «вошел в сношение с Кинокомитетом», передал «указания и пожелания Владимира Ильича» секретарю и члену ЦК РКП(б) Е. Д. Стасовой, которая запланировала «созыв предварительной комиссии по выработке Положения о поездках на поездах и пароходах ВЦИК» в составе секретаря ВЦИК А. С. Енукидзе, заместителя наркома иностранных дел М. М. Литвинова, представителей ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинского и самих Е. Д. Стасовой и Я. И. Бурова[112]. Новые указания вождь дал 7 февраля 1920 г.[113] Интересную мемуарную зарисовку А. С. Енукидзе времен Гражданской войны сделал революционер Виктор Серж: «Это был рыжий грузин с квадратным лицом, озаренным голубыми глазами, дородный, с благородной осанкой чистокровного горца. Он был приветлив, насмешлив, реалистичен, как и петроградские большевики. “Наша бюрократия действительно притча во языцех! Я думаю, Петроград здоровее. Советую вам даже обосноваться в нем, если тамошние опасности вас не слишком пугают… Здесь у нас смешались все недостатки старой и новой России. Петроград – это передовая, фронт”. Говоря о консервах и хлебе, я спросил его: “Как вы думаете, мы продержимся? Я здесь словно инопланетянин, и временами у меня бывает ощущение, что революция в агонии”. Он расхохотался: “Это оттого, что вы нас не знаете. Мы бесконечно сильнее, чем кажемся”»[114].

6 мая 1920 г. Политбюро ЦК РКП(б) непосредственно занялось делами ВЦИК, председатель которого М. И. Калинин и секретарь А. С. Енукидзе развернули, в худших свердловских традициях, кипучую деятельность по приему многочисленных ходатаев. Рассмотрев вопрос о порядке ведения дел в Президиуме ВЦИК, ПБ предложило Президиуму установить такой порядок ведения дел, при котором распоряжения секретаря и председателя, «…выходящие за пределы чисто исполнительных или внутриделопроизводственных функций, приводились в исполнение лишь после подписания всеми наличными в Москве членами Президиума ВЦИК»[115]. Таким образом, речь опять шла о расширении коллегиальности и возвращении советского парламента ко временам «Смольного и около Смольного», когда, по признанию В. И. Ленина, «мы наглупили достаточно»[116]. Для полного счастья М. И. Калинину и А. С. Енукидзе не хватало только воссоздания полновесной левоэсеровского фракции.

Первым не выдержал председатель ВЦИК. 10 мая он направил членам Политбюро протест, который начал с иронии: «Не возражаю против установления коллегиальности в духе постановления IX съезда партии [большевиков], которое указывает как общую директиву повсюду, где это возможно, сокращать, уменьшать коллегиальность; а данное решение Политбюро как раз идет в обратном направлении […], вводя не простую, а сверхколлегиальность»[117]. На четвертый день Калинин прямо заявил товарищам из Политбюро, что проведение решения этого органа «…вносит огромную путаницу в практическую работу Канцелярии ВЦИК»[118]. «В качестве Председателя ВЦИК я не несу никаких делопроизводственных функций, – пояснил всероссийский староста. – Что касается исполнительных, то, за незначительным исключением тех, которые выражаются в моих распоряжениях по внутренним делам и Секретариату ВЦИК – огромное большинство моих распоряжений как председателя связано с ежедневным приемом 60–70 человек и просмотру значительного числа ежедневной корреспонденции с мест. Все мои распоряжения по приему и корреспонденции не являются техническими и исполнительными. Если этим постановлением Политбюро я лишаюсь права накладывать резолюции на заявлениях крестьян, рабочих и вообще просителей, без согласия всех членов Президиума [ВЦИК], находящихся в Москве, то этим постановлением Политбюро вся деятельность моя по приему, а равно и при моих поездках теряет смысл»[119]. Здесь Калинин прибег к мелкому шантажу, поскольку пропагандистский эффект как от приема посетителей, так и от агитационной деятельности председателя ВЦИК был без преувеличения огромным. Еще один момент: Калинин не подвергал сомнению самую возможность Политбюро как партийного органа диктовать свою волю главе государства: постановления VIII съезда РКП(б) 1919 г. о примате партии над государством были органически усвоены высшим эшелоном большевистской верхушки – а значит, и большинством партийцев. Соглашаясь с Политбюро в том, что «установившийся порядок ведения дел в Президиуме ВЦИК не может считаться удовлетворительным», Калинин заметил, что сам «мыслил […] улучшение» этого порядка «с другого конца, [а] именно: с возложением большей ответственности на председателя»[120]. С одной стороны, это никак не укладывалось в представления обо ВЦИК как представительном органе пролетарской демократии, с другой – как нельзя более кстати реализовывало установки IX съезда РКП(б) 1920 г. на сокращение коллегиальности и, едва ли не в духе реорганизации коллегий в министерствах александровской эпохи, установления личной ответственности руководителей партийных (и советских) органов. Калинин уже второй раз наблюдал «сугубое внимание» к своей деятельности в качестве председателя ВЦИК, «в такой форме, которая не позволя[ла ему] пройти молча эти постановления»[121].

«С коммунистическим приветом»[122] обратившись к членам Политбюро, всероссийский «староста» напомнил о первом случае грубого вмешательства Политбюро в свои дела и даже позволил себе огрызнуться, завершив послание рядом тезисов.

Как в мае 1919, так и в мае 1920 г., писал Калинин, «наставление Политбюро […] принято при игнорировании меня как члена Центрального комитета партии (курсив наш. – С.В.). / Как тогда, так и теперь у Политбюро имелась возможность запросить меня, но, по непонятным мне обстоятельствам, этого сделано не было ни тогда, ни теперь. / Такого отношения при аналогичных обстоятельствах к другим членам ЦК я не замечал – наоборот, оно (что именно подразумевал Калинин под словом “оно” не ясно: то ли “отношение”, то ли Политбюро. – С.В.) всегда к ним особенно внимательно. / Мне хотелось бы видеть в этом простую случайность и быть уверенным, что своим постановлением Политбюро не имело в виду приостановить [мою] политическую работу как члена ЦК и Председателя ВЦИК, а потому прошу означенное постановление на ближайшем заседании Политбюро пересмотреть»[123]. В четырех абзацах этого текста скрыта масса информации. После учреждения Политбюро среди членов Центрального комитета РКП(б) сохранялась определенная иерархия, причем проштрафившийся советско-хозяйственный руководитель, переведенный на столичную работу из Петрограда, стоял на ее последней ступени и высшим большевистским руководством в качестве полновесного члена ЦК и главы государства не воспринимался. Калинин же свою реальную политическую силу ощущал, выступая в качестве не руководителя советского парламента, а члена ЦК РКП(б). Формально пункт Устава о том, что высшим партийным органом являлся съезд, а в перерывах между съездами – большевистский ЦК, никто не отменял. В 1920 г. всевластие Политбюро еще не выродилось во вседозволенность. Обращение М. И. Калинина в Политбюро таило в себе скрытую угрозу апелляции к ЦК РКП(б) – и это не могло не восприниматься всерьез узкой группой вождей во главе с В. И. Лениным. Дополнительной говорильни в ЦК вождь мировой революции постарался бы избежать. У высшего органа РКП(б) было достаточно важных внешне – и внутриполитических вопросов для обсуждения. Переносить в большевистское руководство «советские склоки» (перефраз Л. Б. Каменева) В. И. Ленин[124], как и его ближайшие товарищи[125], не желал.