Возвращение колымского мамонта

«Будь что будет, – подумал он, направляясь в сторону охотников. – Опасности я для них не представляю: их много, а я один. Если они нападут, я в любое минуту отобьюсь. Огнестрельное оружие в каменном веке – это очень сильный аргумент в мою пользу».

Он погладил свой карабин, долго служивший ему верой и правдой.

«Сколько же я не ел? День-два, а может, больше».

Степан посмотрел на часы, посчитал по календарю. Получалось, метель началась шесть дней назад.

«А если ещё учесть, что до метели у меня целый день во рту не было ни крошки, то прошла почти неделя, – удивился Степан. – Как же это я выжил без еды, без воды? А может, я что-то перепутал?»

Увидев подходившего Степана, охотники вскочили и схватились за копья. Весь их вид выражал агрессию. Степан до боли в руке сжал приклад своего карабина, висевшего на шее. В любую секунду он готов был выстрелить.

Навстречу ему выбежал бородач, который больше всех размахивал копьем. Степан его сразу узнал по длинным черным волосам, стянутым сзади плетёной кожаной веревкой. Спереди волосы были связаны рыжей замшевой ленточкой, образуя тугой хвостик, похожий на те, какие носят маленькие девочки. Охотник издал какой-то резкий звук, взмахнул копьём. Степана сразу окружили, острый каменный наконечник уперся ему в грудь. На лицах охотников можно было прочесть нескрываемое любопытство и даже полное недоумение: «Откуда, мол, такое пугало пришло на наш пир?»

Пятнистый камуфляжный костюм и высокие оленьи торбаса делали его ни на кого не похожим. Тут не было таких зверей, в обличье которых Степан мог предстать перед ними. Через силу улыбаясь, Степан махал ярким носовым платком, что, по его мнению, должно было сказать хозяевам: «Я пришел к вам с мирными намерениями. Никого обижать не собираюсь, хочу с вами дружить».

Бородач смотрел на него в упор. На шее у него висела подвеска из длинных загнутых когтей какого-то крупного зверя.

«Кому же из зверей могли принадлежать эти когти?» – промелькнуло у Степана в голове. Оставался только тигр или тигролев. О тигрольвах, сочетавших в себе признаки льва и тигра, он где-то читал.

«Правда, они давно вымерли, но мамонтов тоже уже нет. Если они жили в одно и то же время, значит, я прав, это когти пещерного льва – тигрольва».

На руках охотника были браслеты из тонких белоснежных пластин с замысловатым орнаментом. На груди, прямо возле сердца, красовалась разноцветная нашивка из мелкой гальки и клыков песца.

Неизвестно, так ли его поняли охотники, только один из них осторожно подкрался сзади. Так он всегда стелился по земле, выслеживая зверя. Приблизившись к Степану, охотник резким движением выхватил у него носовой платок и, отбежав в сторону, стал его рассматривать. Сполна удовлетворившись увиденным, он, не таясь, подошёл к Степану. Потрогал его цветную рубашку, видневшуюся под пятнистой курткой, подёргал карабин и, наконец, похлопал по груди.

«Ну и силища! Такой всю душу вытряхнет, и карабин не поможет!»

На заросшем лице охотника Степан увидел что-то наподобие улыбки. Изо рта выскочил какой-то гортанный звук, что, видно, значило: «Приветствую тебя, незнакомец, на моей земле!» Охотники подошли ближе, окружили его плотным кольцом. Улыбки появились на многих лицах. Это было хорошее предзнаменование, и Степан немного успокоился.

Он пальцем показал на огромную тушу мамонта, что, по его мнению, было понятно любому. Для убедительности стал жевать, изображая, будто рукой кладёт пишу в рот. Охотники сразу закивали головами, приглашая его к трапезе. А один из них, выделявшийся хищным оскалом больших зубов, каменным рубилом отрезал большой кусок мяса и бросил его Степану.

Зрелище, открывшееся перед охотником на месте трапезы, было не из приятных: повсюду валялись клоки окровавленной шерсти, большие кости, кровью был залит весь берег реки. Рядом с тушей горел костер, и на огне жарились большие куски мяса, нанизанные на толстые палки.

Из ножен, висевших на ремне, Степан вытащил якутский нож, нарезал мясо тонкими кусочками. Несколько кусков он сразу проглотил, даже не задумываясь, что это сырое мясо. И только утолив первый голод, Степан почувствовал во рту необычный сладковатый вкус. Впрочем, это, возможно, было даже оттого, что мясо было ещё парным и с сочащейся кровью, крупными каплями капавшей на землю. Ничего подобного он никогда ещё не ел, и медленно пережевывая сырое мясо, просто смаковал.

Охотники с нескрываемым любопытством рассматривали непрошеного гостя. За ним не надо было гнаться: он был рядом, его можно было даже потрогать руками. И всё же этот пришелец, не знавший их языка и повадок, представлял для них загадку.

«Кто он? Почему он так одет, откуда пришёл?»

Нож вызвал у охотников полное замешательство. Они показывали друг другу на блестящую игрушку, которая легко разрезала мясо. Это было выше их понимания, они хотели узнать побольше об этом чудесном предмете, какой никогда прежде не видели. Один охотник потянулся за ножом и, схватив его за лезвие, сильно порезал руку. Желания отобрать у Степана нож больше ни у кого не возникало.

Солнце быстро пригревало, резко потеплело. Охотники разделись до пояса. У многих из них Степан на шее увидел подвески из зубов разных животных, бивневых пластинок и цветных камней. Удовлетворив своё любопытство, охотники тоже принялись за еду. Резцами, сделанными из бивня мамонта, и каменными рубилами каждый отрезал себе кусок, который ему нравился, а потом прямо зубами отрывал кусочек поменьше. Вокруг слышалось чавканье, временами даже доносились звуки, напоминающие рычание дикого зверя.

Из-за одного куска мяса, который присмотрели оба охотника, те даже подрались. Схватившись в рукопашную, они упали на мокрый песок и стали бороться. Послышались стоны и громкие возгласы, временами заглушавшие крики болельщиков. Удача переходила от одного к другому, и, наконец, верх одержал охотник в серой набедренной повязке из заячьей шкуры. Подвеска из зубов волка и песца украшала его грудь. Кулаками и палкой он стал жестоко бить поверженного противника и, если бы не вмешательство вождя племени, убил бы его. Вождь племени раскидал драчунов в разные стороны, что-то крикнув им вдогонку. Больше никто не нарушал спокойного хода трапезы.

В лагере древнего племени

Вдоволь попировав и разделав мамонта, охотники тронулись в путь. И как ни сокрушался вождь племени, а всё же большую часть туши пришлось им бросить. На копьях и прямо в руках они несли большие куски мяса. Степан взвалил на плечи кусок печени, завернутый в шкуру, которую вырезал из нижней части мамонта. Шкуру он рассчитывал использовать для подстилки, как обычно делал на охоте. Для этого ему обычно служила оленья шкура.

Поклажа оказалась непомерно тяжёлой, и только поднявшись на террасу реки, он уже взмок. Первая мысль, которая пришла ему в голову, была бросить шкуру, однако, глядя, как бодро идут охотники, решил во что бы то ни стало донести её до стоянки.

Днём стало ещё жарче. По небу плыли белые облака, ветер играл листьями незнакомого ему могучего дерева, забрался в крону длиннохвойной сосны, какой он нигде не встречал. Дуба Степан тоже никогда в жизни не видел, но почему-то ни секунды не сомневался, что это именно он. Таким могучим и громадным он представлял себе только его. От какого-то цветущего дерева разносился медовый запах. Возможно, это была липа, но тут Степан засомневался и, ничего не предложив себе взамен, остался в полном неведении. Как он ни старался, ни одного знакомого дерева больше не признал.

Вскоре Степан увидел другую растительность, совершенно непохожую на оставшуюся позади. Здесь был какой-то непонятный ему оазис: повсюду росли пальмы и незнакомые тропические растения. Под самыми кронами деревьев летали яркие птицы и такие же разноцветные бабочки. По ходу продвижения растительность снова стала меняться, и перед ним открылась бескрайняя степь с редкими островками невысоких деревьев.

Степан ломал себе голову, не зная, как объяснить увиденное.

«Только что были тропики, а теперь пошла лесостепь – и опять начинается смена климатической зоны. Кстати, здесь прохладней и дышится легче».

Он вздохнул полной грудью, радуясь перемене в окружающей среде, и попытался воспроизвести ход событий последней недели.

«Пустые капканы, Кучум, Аргыс, нарта, бивень мамонта…» – как ключевые слова наговаривал он при каждом шаге.

Как только он доходил до метели, в голове всё путалось, начиналась какая-то каша; Степан не знал, как к этому отнестись. Больным он себя не считал, а вот с памятью что-то случилось.

«Сломанная нарта, разноцветные собаки, вставший из гроба шаман Орочон и, наконец, мамонты и охотники, с которыми я сейчас иду на их стоянку», – перечислял Степан, пытаясь всё связать в одно целое. Однако никакой связи между всем этим он не нашёл. Каждый объект, всплывший в его памяти, существовал сам по себе.

Мамонтов он видел своими глазами и, судя по тому, что их давно уже нет на земле, он считал, что попал в доисторическое прошлое, где встретился с первобытными охотниками на этих гигантских животных.

«Но при чём тут тропические растения? – думал Степан. – Ведь мамонты жили совсем в других условиях. В то время наступило всеобщее похолодание, охватившее значительные площади, но никак не потепление. А я что вижу? Островок с тропической растительностью, рядом с которым гуляют стада мамонтов. Чудеса! Этого я объяснить не могу, а вот с охотниками на мамонтов тут всё нормально: это реальные люди, которые живут в своём времени, приспособившись к окружающей их среде. Им я обязан своим спасением: они меня накормили и предложили разделить с ними свой очаг. Но что ждёт меня впереди – этого я не знаю. Это одному Богу известно. Может, они людоеды или собираются принести меня в жертву?»

От этих мыслей ему стало не по себе.

«Вообще на людоедов они не похожи, да и мяса у них сейчас предостаточно, – успокаивал себя Степан. – Так что пока они обойдутся без меня. Куда же мы идём?»

Эти вопросы не покидали Степана во время всего пути, и только когда они дошли до стоянки древнего племени, он успокоился. Ещё издалека Степан услышал лай собак, крики детей и женские голоса. В каком-то ритуальном танце люди кружились вокруг костра. Как по команде они замедляли движение и поднимали руки и свои взоры вверх. Так, по-видимому, они обращались к Всевышнему и, возможно, просили его сохранить родных и близких, а может, благодарили его за удачную охоту, весть о которой они уже получили. Потом все побежали встречать добытчиков и победителей.

На большой поляне Степан увидел чумы, покрытые разными звериными шкурами. Чумы виднелись и под окружавшими поляну деревьями. Внешне они были почти такими же, какие ставили его современники на Севере: конусообразные шалаши из гладких жердей, сходящихся вверху. Никаких сомнений в подлинности увиденного у Степана не возникло: это было большое поселение древнего человека.

Посередине площадки горел огонь, вокруг валялись поджаренные и обглоданные кости. Было видно, что костёр служит людям не только для обрядов и посиделок, на нём готовят еду.

Охотники быстро разбрелись по стоянке, а Степан со шкурой остался возле костра. Его сразу же окружили женщины и дети. Вначале все молчали, разглядывая пришельца, а потом загалдели. В их возгласах слышались нотки удивления: ведь перед ними стоял какой-то загадочный человек. Больше всех кричали и показывали на него дети, а один мальчик с завязанной, как у вождя племени, косичкой, подергал его за куртку. Видно, убедившись в его материальности, все сразу подвинулись ближе. Каждому хотелось прикоснуться к нему, потрогать руками. Преуспели тут женщины, которые, ничего не стесняясь, дёргали его за одежду, трогали лицо.

На многих были только меховые набедренные повязки, а на некоторых он увидел короткие рубахи из тонкой кожи. Сзади у женщин, почти до пяток, спускался какой-то меховой хвост, заканчивавшийся кисточками из песцовых и соболиных лапок. У девушек набедренные повязки были сшиты из песцовых и собольих шкурок, у пожилых женщин – из заячьих. На шее у всех висели бусы, плетенные из каких-то разноцветных растений. Степан увидел даже подвеску из белоснежной кости мамонта. Тонкие кружочки разного размера и различные геометрические фигуры образовали на подвеске замысловатый узор. Он не давил, но и не придавал лёгкости. В волосах одной девочки были яркие цветы.

Его взгляд остановился на молодой женщине. Её чёрные глаза угольками горели на смуглом лице. Длинные тёмные волосы прикрывали плечи, тугие груди острыми холмиками выступали вперёд. Степан даже успел рассмотреть изгиб её талии, прикрытый какой-то шкурой. На длинных ногах женщины были надеты лёгкие мокасины, сшитые из рыжей шкуры. Они были украшены разноцветными камушками, походившими на бисер, какой нашивали его современницы на унты. Природа поработала над этой женщиной больше, чем над всеми остальными. По красивому овалу лица, тонкой шее и совершенной фигуре можно было подумать, что она здесь, так же, как он, совсем чужая.

«Просто невероятно, какая она красивая! – сразу позабыв, куда он попал, мысленно стал восхищаться Степан. – А какая фигура! Ай да красавица! Откуда же она здесь? – спрашивал он себя. – Возможно, она прибилась к этому племени, – мелькнула мысль, – но даже если она из другого племени, то всё равно из этого же времени. Нет, она не их, она совсем другая…»

Его восторженные взгляды прервал вождь племени, разогнавший всю толпу. Он молча пошёл в глубь поляны, Степан последовал за ним. Возле небольшого кособокого чума они остановились. Рядом с ним Степан увидел длинное бревно с нарезанными по краям зубцами. Они походили на зубцы обычной двуручной пилы, только были пореже и более пологими. Между ними по всей длине бревна была прорезана канавка. С одного конца на бревно крепилась толстая палка, которую, как на шарнире, можно было опускать и поднимать. В этом нехитром приспособлении Степан сразу признал кожемялку. Почти такие же «агрегаты» применяли в его деревне для выделки оленьих шкур.

Он нагнулся и поднял заточенный с одной стороны полукруглый камень. Внешне он напоминал скребок для чистки кожи от мездры. Если бы он был из металла, тогда бы Степан даже не стал сомневаться, что это тоже скребок, а тут ему пришлось поломать голову, прежде чем окончательно убедился, что это скребок.

– Эй-эй, – замахал вождь рукой из чума, приглашая его войти.

Привычно нагибаясь, Степан шагнул внутрь. Посередине он увидел очаг, в котором едва теплился огонь, сизый дымок поднимался вверх и уходил в оставленную там дырку. Возле очага на шкурах сидели две женщины в кожаных рубахах. Длинными костяными иглами они что-то шили. В руках женщины постарше игла мелькала, как челнок в швейной машинке, вторая женщина, приоткрыв от удивления рот, молча уставилась на Степана. Возле их ног лежали обрезки кожи и пучок жил. Степан не поверил своим глазам, смотрел на всё как завороженный.

«Вот тебе и первобытные люди! Так они, оказывается, умеют даже шить. И шкуры сами выделывают. Ну и дела!»

Вождь племени показал ему на место у входа и ушёл. Через минуту Cтепан уже держал в руках иглу, а женщины рассматривали его одежду.

«Надо же, костяная игла с прорезанным ушком, почти как современная».

Игла была вырезана из мамонтовой кости и притом довольно хорошо отполирована. Покрутив иглу в руках, он подумал, чем же прорезали ушко:

«Может быть, каким-то резцом или острым камнем? Инструментов и ножей у них нет. Значит, кремневым резцом, кость он берет без проблем, нужно только правильно расколоть кусок кремня и, конечно, набить руку».

За этим дело у них явно не стало. Камней здесь хватало, по-видимому, было и свободное время. А в качестве ниток они использовали жилы и тонкие полоски кожи. Вскоре ветер донес запах жареного мяса. В лагере снова началась суета.

С вождём племени Огого Степан быстро подружился. Этот охотник лет двадцати пяти – тридцати от роду, как он определил, был самым сообразительным и приветливым. Он помог Степану быстро влиться в своё племя и, как мог, оберегал его от всяких проблем, которых здесь тоже хватало. Огого с интересом рассматривал его вещи и даже разбирал карабин. Вождь племени быстро научился щёлкать затвором. Когда Степан дал ему выстрелить, он так напугался, что от страха бросил карабин и убежал. Целый день Огого не появлялся на глаза Степану, а после стал обходить его стороной.

Конец света

С охотниками Степан провёл несколько дней, а потом ушёл на поиски мамонтов и пищи. Он бродил по степи, поднимался в горы и, в конце концов, его поиски увенчались успехом: завалил дикую лошадь. Благодаря добытому мясу удалось продержаться неделю, а потом мясо стало портиться. Думая о еде, Степан постоянно вспоминал необычный сладковатый вкус мяса мамонта. По сравнению с ним любое другое было каким-то пресным. От парного куска мамонтового мяса он не отказался бы и сейчас.

Вскоре он увидел следы оленей и вначале не поверил своим глазам. Судя по отпечаткам копыт, сохранившихся на речном песке, оленей было немало. Стадо животных паслось в степи, а сейчас со всем молодняком ходом двигалось на север, где, по-видимому, было больше корма.

Воздух был наполнен зноем нескончаемого летнего дня, сильно парило. В горле совсем пересохло, хотелось пить, но воды нигде не было. Так, размышляя о своём, Степан шёл за стадом оленей. Небо быстро затянуло серыми тучами, низко нависшими над землёй. Намечался дождь. Об этом говорили и резкие порывы ветра с той стороны, куда он шёл. Степан только подумал, что надо бы спрятаться, как хлынул ливень. За несколько минут он стал мокрым с головы до ног, сплошным слоем воды закрыло землю. Однако скоро дождь кончился, и из-за края тёмной тучи выглянуло солнце. Стало быстро подсыхать, а о недавнем ненастье напоминали только весело журчавшие ручейки, то тут, то там прорезавшие широкую долину.

Неожиданно Степан увидел стадо мамонтов. Они медленно брели по жёлто-зелёной равнине, покрытой редкими деревьями. Так же, как слоны, мамонты хоботом рвали ветки деревьев и кустов, отправляя их в рот. Каждый мамонт занимал своё пространство степи, по которой двигался вперёд. Движения животных были размеренны и степенны.

«Как красивы эти мохнатые великаны! – увидев их ближе, подумал Степан. – Но они наводят на меня ужас. При таких огромных размерах эти мамонты не такие уж безобидные, как многие их теперь представляют. Если они погонятся за мной, то убежать, скорее всего, не удастся. И укрыться негде. Значит, если хочешь остаться живым, к ним лучше не приближаться. Своими мощными бивнями мамонты проткнут насквозь».

Он представил себе такую сцену, и от этого ему стало не по себе. Только теперь он по достоинству оценил смелых охотников на мамонтов.

«Какие отчаянные и смелые люди! С примитивными копьями идут бороться с такими чудовищами. А может, тут дело совсем в другом – на эту охоту нужно смотреть с практической стороны: мамонт – это же не только огромная груда мяса, которую ждут их дети и жёны, но и бивни, шкуры, кости и многое другое, без чего просто не обойтись».

После дождя в воздухе пахло свежестью, небо очистилось от серых туч, голубизна заполнила всё свободное пространство. На горизонте появились белые облака. Степан всё не мог нарадоваться такой смене погоды. Скоро он подошёл к живописному месту; прямо на перевале увидел два больших озера, расположенных друг за другом. Черным окном блестело ещё одно озеро поменьше, которое лежало у подножия высокой горы. Возле него Степан остановился.

После заката солнца он услышал грохот, доносившийся из-за горного хребта, полукольцом окружавшего степь. Что гремело, Степан определить не смог. Вначале он подумал, что в горах произошли подвижки. Спустя короткий промежуток времени грохот повторился. Теперь он был более протяжённым, содрогнулась земля, пришла в движение вода горного озера, высокой волной накатившая на песчаный берег. Степан почувствовал, как заходила земля прямо под его ногами. Сомнений теперь не было: началось землетрясение.

В происходящем вырисовывалась определенная закономерность: после толчка следовал грохот, приходивший к нему с запозданием, а потом наступало затишье, дававшее природе короткую передышку. И снова всё повторялось. Постепенно грохот перерос в нарастающий гул, которым заполнилось окружающее пространство. Вдали появились яркие всполохи – жёлтые, оранжевые, красные цвета наполнили восточную часть неба. Вскоре всё это стало одним мазком желто-оранжевого цвета, размазанным по всему небосводу. Иногда его покрывали более яркие краски, появлявшиеся после очередной вспышки, разрывавшей зарево горящего неба.

В той стороне, где гремело, Степан увидел клубы чёрного дыма. Дым или пепел летел вверх, постепенно заволакивая всё пространство, и вскоре небо наполнилось чёрными и серыми красками, перекрывшими оранжевое свечение. Степан сразу догадался, что началось извержение вулкана – одно из самых грозных стихийных бедствий, какие бывают на земле. Извержение вулкана он до этого видел только по телевизору, и оно всегда потрясало его своей мощью. А теперь волею случая он сам столкнулся с разбушевавшейся стихией. Там, где шло извержение вулкана, искры и пламя летели вверх, виднелись желто-оранжевые всполохи, закрывшие всё пространство. А скоро ветром принесло и серый пепел. Он, как снег, мелкими частицами и крупными хлопьями покрывал зеленую степь и горы. Ветер подул сильней, и серая туча сразу же накрыла всё, что только недавно радовало глаза и вызывало восхищение. Это было похоже на недавнюю метель, в которую он попал. Только этот «снег» не таял от тепла его тела и неприятно хрустел на зубах.

Степану стало не по себе: страшно было подумать, что он может навсегда остаться под слоем пепла. Спотыкаясь и падая на камнях, он побежал вперёд. Он потерял счёт времени и совсем не ориентировался в пространстве, но упрямо шёл вперёд, думая о том, что стоит ему только остановиться, как пепел его накроет и поглотит навсегда.

Ветер стих, и пепельная метель так же быстро закончилась, как и началась. Едва отдышавшись, Степан осмотрелся по сторонам. Увиденное его поразило: там, где совсем недавно цвели цветы, пели птицы и порхали бабочки, теперь лежала мёртвая серая пустыня. Это безжизненное пространство больше напоминало поверхность луны или какой-нибудь безжизненной планеты, чем райский уголок земли, которым была эта долина всего несколько часов назад. Можно было подумать, что жизнь здесь остановилась навсегда. Но не успел он сдвинуться с места, как из-под камней вылезла толстая рыжая мышь. Он признал в ней пищуху. Недовольно пискнув, она убежала, оставив на пепле отпечатки своих следов. Вдали кормились серые от пыли мамонты.

Вдруг Степан увидел, как по степи прошла извилистая полоса. Это было похоже на треснувший лёд, когда едва заметная трещинка прямо на глазах расширяется и мгновенно продвигается вперед. Остановить её движение невозможно: она, как пуля, вылетевшая из ствола винтовки, должна дойти до конца. Потеряв энергию, пуля остановится сама.

Извилистая полоса раздалась в ширину, превратившись в зияющую трещину. Она разделила стадо мамонтов. От трещины тут же пошли более мелкие зигзагообразные и прямолинейные ответвления. Вмиг серая степь разорвалась на куски неправильной формы. От этого она стала похожей на разбитую тарелку. Было видно, как дрожат края этой «тарелки» и проглядывает сбросившая пепел зелень растительности.

Сквозь грохот разыгравшейся стихии до Степана донёсся рёв обезумевших животных. Мамонты метались по расчлененным островкам некогда единой поверхности земли. Кому-то удавалось перепрыгнуть через возникшее препятствие, и он оказывался на другом таком же маленьком островке. Это его не спасало. Уже не было пути ни назад, ни вперед: тут был тупик – последнее пристанище на этой земле. В любую секунду островок мог снова расколоться и поглотить всех, кто на нём находился.

Острова на глазах Степана стали сжиматься, и теперь они напоминали гигантские льдины, тронувшиеся с места во время ледохода. «Льдины» раскачивало как на волнах, двигаясь, они ударялись друг о друга, уменьшаясь в размере.

За короткий промежуток времени всё вокруг Степана снова переменилось, и из огромного стада мамонтов Степан увидел всего одного. Обезумевший от страха, он метался по клочку земли и наконец, перепрыгнув через сжимавшуюся трещину, понесся в его сторону. Здесь были спасительные горы, которые ещё не трясло. Осталось совсем немного: нужно было только проскочить через открытое пространство, покрытое серой грязью с лопающимися пузырями.

В следующий момент Степан увидел, как мамонт угодил прямо в болото. В другое время он бы его обошёл, но когда разум нарушен и всё существо нацелено только на спасение, совершаются роковые ошибки: мамонт побежал по прямой. Мутная жижа под ним разошлась, послышался дикий рёв. Огромное животное пыталось выбраться из трясины, в разные стороны полетела грязь. В следующее мгновение поверхность болота сомкнулась, и в том месте, где ещё недавно барахтался мамонт, снова стали лопаться большие серые пузыри.