Он кряхтя поднялся на ноги. По утрам, пока не разработается, очень болел тазобедренный сустав слева. Это был артроз, уже запущенный, но еще позволявший с грехом пополам ходить. Однако переносить тяжести уже было невозможно. Боль становилась слишком сильной.
Пирошников еще раз оглядел пустую комнату, словно окончательно решаясь ринуться в опасное предприятие, и погрузился в изучение бумаг. Ничего сложного в них не было – бланки заявления на предоставление площади в аренду, договоры аренды и анкеты для регистрации по месту жительства для физических лиц (домочадцев). Документов было много, он проглядывал их по диагонали и завершил изучение недочитав.
Пирошников терпеть не мог заполнять официальные бумаги. В «Гелиосе» это всегда делала за него Софья Михайловна, она, наоборот, любила это занятие и относилась к нему трепетно.
Вот и сейчас он решил свалить это дело на нее, кроме двух заявлений на аренду, которые он и заполнил в бухгалтерии бизнес-центра, оставив Николаича в комнате и обещав ему вернуться как можно скорее.
В будочке сидел уже незнакомый вахтер, который, однако, знал о появлении нового арендатора от Ларисы Павловны и направил его куда следует.
В бухгалтерии Пирошников застолбил места двумя заявлениями и пообещал сдать остальные бумаги сегодня же.
Выйдя на улицу, он перешел на другую сторону, чтобы окинуть дом взглядом при дневном свете.
Дом и вправду чем-то напоминал многопалубный теплоход с ровными рядами окон из стеклопакетов, окаймленных к тому же лепными бордюрами с закругленными углами, что придавало окнам отдаленное сходство с иллюминаторами. Крыша с коваными перилами имела надстройку в центре, видимую отсюда лишь своею верхней частью, но несомненно, напоминающую капитанскую рубку корабля. Над нею хотелось видеть флаг – но какой? – подумалось Пирошникову. Впрочем, размышлять на эту тему времени не было, и Владимир Николаевич пошел обратно в свою книжную лавку тем же путем, что шел ночью сюда.
По дороге он успокоился, обдумывая все плюсы и минусы предстоящего переезда.
Минусы были очевидны: всякий переезд требует времени, денег и траты сил. Запас всего этого у Пирошникова был весьма ограничен. Кроме того, не совсем удобно было доставлять книги в магазин, но Пирошников брал у издательств на реализацию такие малые партии, которые легко перевозились в сумке.
Ну а минус в лице круглосуточного вахтера и турникетов, как надеялся Пирошников, легко преодолевался постоянными пропусками и договоренностью с охраной.
Но имелись и плюсы. Близость жилья и работы, это раз, наличие рядом в коридоре достаточно просторного кафе, где можно было бы устраивать презентации книг, это два, да и вообще постоянный контингент читателей в виде домочадцев и многочисленного офисного персонала, работающего в бизнес-центре.
«Здесь можно сделать клуб, – мечтательно подумал Пирошников. – Надо привлечь стихоплетов».
Стихоплетами он называл участников литературного объединения «Стихия», что расшифровывалось как «Стихи и Я». В основном там были довольно молодые и талантливые люди, обладавшие к тому же завидной способностью просовывать свои стихи в любые щели и находить аудиторию в самых неожиданных местах.
Известна, и даже скандально известна в связи с приводами в милицию, была их стиховая акция «Стоп-кранты», состоявшая в том, что группа стихоплетов останавливала с помощью стоп-крана поезд метро в тоннеле посредине между станциями и устраивала поэтические чтения. Пассажирам не оставалось ничего другого, как слушать стихи. Зато на следующей станции поэтов уже поджидал наряд милиции.
Рекламный эффект этой акции был огромен. Пирошников продал под «Стоп-кранты» не одну пачку поэтических сборников.
Он пришел в «Гелиос» в начале двенадцатого. Софья Михайловна была на месте и встретила его скорбным взглядом, памятуя печальное окончание их вчерашнего разговора о необходимости искать новое место для лавки. Однако Пирошников обрел уже необходимую бодрость духа и с ходу ошарашил помощницу сообщением.
– Я нашел новое место!
– Господи! Да когда ж успели? – удивилась Софья Михайловна.
– Ночью! В полночь!
По синим волнам океана,Лишь звезды блеснут в небесах,Корабль одинокий несется,Несется на всех парусах, —продекламировал он
– Лермонтов. «Из Зейдлица», – назвала первоисточник Софья Михайловна. – И где же мы будем жить?
– В бизнес-центре «Петропавловский».
– Да вы с ума сошли, Владимир Николаевич! Откуда деньги? В бизнес-центрах жуткие расценки на аренду.
– Ну это моя проблема, – сказал Пирошников.
Софья обиженно поджала губы. Она не любила, когда шеф указывал ей пределы ее компетентности.
– Значит, так, Софья Михайловна. Садитесь, заполняйте бланки. Свою анкету я заполню сам. Лавку закрываем. Напишите пока: «На переучет»… Сегодня я должен сдать документы. А дальше начинаем паковать книги.
– Охо-хонюшки-хохо, – проговорила Софья.
Пирошников извлек из сейфа ноутбук и уселся с ним за столик с телефоном в углу магазина, чтобы начать необходимые телефонные переговоры, связанные с переездом, а заодно делать заметки на компьютере.
Звонить нужно было в районный КУГИ, «Петерстар», банк, грузоперевозчикам, хозяину съемной квартиры, наконец. В перерыве между разговорами он заполнял личную анкету на регистрацию.
Софья Михайловна прилежно готовила остальные бумаги, время от времени причитая и делая неутешительные прогнозы.
– И вот вам, пожалуйста… – плаксиво начала она.
– Что? – не отрываясь от телефона, спросил Пирошников.
– «Я осведомлен об особенностях арендуемой площади и условиях конфиденциальности…» – прочла Софья. – Тут эти условия на пяти страницах приложены.
– Ничего страшного. Дом непростой, потому и дешевая аренда… Я забыл вам сказать, магазин подземный, – небрежно бросил Пирошников.
Софья замерла.
– Как… подземный?
– Он в подвале. Минус третий этаж.
– Вы шутите? – снова обиделась Софья.
– Нисколько. Это даже оригинально будет.
– Представляю, – иронически отозвалась она. – Кто ж туда пойдет, в подвал?
– Да там полно народу. Чады и домочадцы.
– Чады? – не поняла она. – Какие чады?
Софья Михайловна не любила непонятных шуток Пирошникова. С ним всегда нужно было быть настороже, опасаясь подвоха. Честно говоря, она страдала из-за его несолидности. В других магазинах директора были серьезнее. Не говоря о том, что и денег у них было побольше.
– Ну дети типа, – пояснил Пирошников.
– Владимир Николаевич! Опять вы это «типа»! Ну нельзя так говорить! – взмолилась Софья.
– То есть дети как бы, – продолжал поддразнивать ее Пирошников.
– Как бы… Боже, опять! И откуда там дети, в бизнес-центре?
– Сам удивляюсь. Но они есть… У вас готово?
Пирошников взял стопку аккуратно заполненных бланков, подписал все не глядя, как обычно, похвалил свою помощницу и отбыл в бизнес-центр оформлять аренду.
Ноутбук он сунул в портфель, прихватил и томик Пушкина из старой серии «Сокровища лирической поэзии», которую тщательно собирал когда-то. Пушкин не раз помогал ему добиться душевного равновесия.
Ему не верилось, что все пройдет гладко, так не бывает, чтобы вдруг получить и квартиру, и помещение под магазин по сравнительно дешевой цене. Обязательно случится какая-нибудь закавыка. С другой стороны, беспокоила мысль о том, не попался ли он на удочку каким-нибудь аферистам и не аукнется ли эта дешевизна какими-нибудь неприятностями в дальнейшем.
«Э! Где наша не пропадала!» – решил Пирошников.
Надо сказать, что «наша» где только не пропадала, это точно. Магазин дважды грабили, хоть грабить там было нечего, кроме кассового аппарата и старого компьютера Софьи, приходилось и платить какой-то мифической «крыше», какому-то Николаю без отчества, который регулярно появлялся, чтобы снять свои сто долларов, а потом вдруг исчез навсегда, будто его и не было, а недавно нагрянули из милиции с целью проверки легитимности программного обеспечения на компьютере.
– У вас Виндоуз нелицензионная! – заявил молодой человек, показав удостоверение и загрузив операционную систему на компьютере Софьи.
– А у вас лицензионная? – удивился Пирошников.
Мент рассмеялся и ушел. Ловить в этой лавке было нечего.
Оформление в бухгалтерии прошло на удивление быстро и беспрепятственно. Пирошникову сказали, что как только он внесет арендную плату за месяц вперед, так сразу может завозить вещи. И Владимир Николаевич снова поспешил обратно, если можно назвать его передвижение поспешным, чтобы успеть оформить платежку на компьютере сразу за оба помещения. Он по совместительству был бухгалтером своей фирмы и умел пользоваться интернет-банкингом.
Софья уже паковала книги, освобождала стеллажи. Пирошников промерил рулеткой и записал размеры всех стеллажей, чтобы прикинуть на новом месте, как их ставить.
Затем он вернулся в бизнес-центр, зайдя в магазин по пути, чтобы купить еды себе и Николаичу.
До дому он так и не добрался, а все из-за котенка. Не оставлять же его голодным на ночь. Значит, снова предстояло спать на пустой тахте с портфелем вместо подушки. Но хоть так, лишь бы прекратить эту беготню и отдохнуть, потому что ноги уже болели невыносимо.
Однако отдохнуть не пришлось. Лишь только он переступил порог комнаты, как увидел посреди нее на полу лужицу, происхождение которой было очевидно. Пирошников в досаде хлопнул себя по лбу. Ну как он не подумал!
Пришлось снова выйти на улицу, оставив Николаичу молока и колбасы, и добрести до Сытного рынка, рядом с которым имелся зоомагазин, а там купить кошачий туалет с какими-то гранулами вместо песка. Надо признаться, Пирошников никогда не держал кошек. В той первой квартире в этом доме, где он нашел приют в свое время, жила кошка Маугли, но не он за нею ухаживал, да и было это Бог весть когда.
Дело уже близилось к вечеру. Подходя к дому, Пирошников вдруг в который раз остро ощутил нелепость своего вида, положения и обстоятельств. В самом деле, пожилой человек в мятом костюме, небритый, с кошачьим туалетом под мышкой, спешащий, прихрамывая, в подвал, где ждут его пустая комната с тахтой без подушки и перспектива начинать все сначала, когда тебе уже скоро семьдесят… Такой человек мог вызвать удивление, сочувствие, но не уважение.
«В твоем возрасте положено иметь личную машину с водителем и парочку шестерок, которым достаточно отдать приказание – и все будет сделано!» – выговаривал себе Пирошников, но вовсе не злобно, а по привычке, потому что понимал, что рисуемая им модель вельможной старости вовсе не для него, а ему больше годится правило «бросить все и начать сначала». В этом он, как ни странно, находил какое-то удовлетворение, иногда мучительное.
И конечно, нелепость никому и ни за что не отдал бы Пирошников. Причем не то чтобы он был нелеп от природы – косорукий, косорылый или кривобокий. Он был нелеп внутренне, и это не всеми даже замечалось, его часто принимали за нормального человека, тогда как именно нелепость и была нормой Пирошникова, к тому же Владимир Николаевич, как мог, эту нелепость скрывал, отчего выходило еще нелепее.
Спустившись на минус третий, он увидел напротив своей двери в коридоре даму весьма среднего возраста, чинно сидевшую на табурете, по-видимому, в очереди к прорицательнице. Деметра вела вечерний прием.
Пирошников затворился у себя, первым делом поставил на пол и подключил ноутбук, чтобы создать хоть какую-то видимость жилья. Затем вынул из портфеля кефир, нарезанную колбасу и батон и принялся все это поедать, сидя на тахте и беседуя с Николаичем, который уже закончил ужин и лежал на полу, растянувшись возле своей плошки.
– А ты знаешь, Николаич, я тебя, пожалуй, назначу исполнительным директором, – начал Пирошников. – Ты будешь зицдиректор, как Фунт. Не читал? У нас бывают нарушения. Софья чеки не пробивает своим покупателям, уклоняемся от налогов. Если что, придется посидеть немного. Котам много не дают, они не олигархи. Котам чаще условно… Как ты на это смотришь?
Николаич смотрел безмятежно. Пирошников же чувствовал, что вся эта бравада для кота, а вернее, для самого себя, ибо что коту до его бравады, лишь вуалирует душевную неустроенность, чтобы не скатиться в отчаяние. И дело было даже не в том, что предстоял тяжелый переезд, обустройство и непонятные перспективы бизнеса на новом месте. Все это раньше он проходил и справлялся. Но сейчас впервые почувствовал, что у него пропала уверенность.
Он вспомнил рекламу дезодоранта. Вот что придает мужчине уверенность! Пирошников выругался про себя. Он никогда в жизни не пользовался дезодорантом.
В дверь постучали. Николаич встрепенулся и оторвал голову от пола.
– Входите! – крикнул Пирошников, не вставая с тахты.
В дверях опять показалась Деметра. Она окинула комнату быстрым понимающим взглядом и заявила:
– Так. Я вижу, у вас конь еще не валялся. Я сейчас.
И она исчезла, чтобы появиться через пять минут со стопкой постельного белья, одеялом и подушкой. Все это она выложила на тахту под протестующие возгласы Пирошникова, успевшего вскочить на ноги.
– Вам застелить? – спросила она.
Пирошников лишь бурно замахал руками. Он весьма опасался женщин, берущих над ним шефство без его согласия. А таких находилось достаточно, ибо он не имел привычки следить за своим внешним видом и вообще заниматься бытовыми подробностями. Ранее он, бывало, подозревал матримониальное начало в такой заботливости, но сейчас? В женихи он явно не годился.
– Мне неудобно, право… – наконец выговорил он.
– Я вам уже говорила, что неудобно, – сказала она. – Перевезете свои вещи – отдадите. Надеюсь, постельное белье у вас есть?
– Да-да, жена приготовит, – закивал Пирошников.
Он ввернул жену так, на всякий случай.
Деметра насмешливо посмотрела на него.
– У вас нет жены. Не сочиняйте… Кстати, если вам неудобно называть меня профессиональным именем, многим это не удается, то можете звать Диной. Если хотите – Диной Рубеновной. Но лучше просто Диной.
– Хорошо… Дина, – с некоторым напряжением выговорил Пирошников.
Дина взглянула на компьютер.
– Идемте ко мне, я дам вам табуреты. Поставите ноут, сами сядете. Сможете работать. Кстати, Интернет здесь везде есть, пароль я вам дам.
И она направилась к двери, даже не посмотрев, следует ли за нею Пирошников.
Глава 5. Жизнь как на ладони
Квартира Дины-Деметры поражала резким несоответствием всему, что видел пока Пирошников в этом доме. Ни официальный мраморно-никелевый стиль первого этажа, ни убогий вид коридора в минус третьем никак не вязались с этим уютным, располагающим к отдохновению интерьером. С первого взгляда непонятно было, чем создано это впечатление, но приглядевшись, можно было заметить, что здесь не было ни единой вещи или детали интерьера моложе семи-восьми десятков лет, а то и целого столетия.
Несмотря на то что мебель в гостиной вся была старинная, общий вид не создавал впечатления антикварного магазина, как это иногда бывает у нуворишей, накупивших дорогого старья. Все было подобрано с большим вкусом и служило удобству, а не демонстрации роскоши.
Стены были однотонные, цвета кофе с молоком, а вся мебель темного дерева. Несколько картин в старинных рамах можно было не проверять на подлинность – и так было видно, что это оригиналы, писанные давным-давно. Среди них выделялся портрет молодой женщины, похожей на Дину, в национальном костюме с украшениями.
– Моя бабушка, – пояснила Дина, заметив взгляд Пирошникова. – Это армянский национальный наряд.
На полу были прихотливо разложены тонкие персидские коврики ручной работы, по ним было мягко ступать. Резная темная дверь с медной ручкой вела из гостиной в другую комнату, по-видимому, спальню.
– Садитесь, – указала Дина на диванчик с выгнутыми и тоже резными подлокотниками, перед которым находился низкий стол темного дерева. – Хотите чаю?
– Вы хотели снабдить меня табуретками, – напомнил Пирошников и тут же смутился слова «снабдить», совершенно неуместного в этой старинной обстановке. Да и табуретки тоже… Где эти табуретки, кстати? Здесь не может быть никаких табуреток!
– Одно другому не мешает, – улыбнулась Дина.
Она откинула край персидского ковра, под которым угадывалось что-то вроде скамьи, но там оказались простые, стоящие впритык табуретки, какие можно купить в ИКЕА.
– Вот они. Я их использую в коридоре для клиентов.
– И много у вас клиентов? – спросил Пирошников, разглядывая висящий на стене диплом, выданный Деметре какой-то Академией магических наук.
– Не жалуюсь, – ответила она.
Пирошников присел на диванчик, продолжая разглядывать комнату, а хозяйка скрылась за дверью. Вдруг он заметил боковым зрением какое-то движение в углу, будто в комнате еще кто-то был. Он повернул голову и увидел себя в напольном зеркале, которого он поначалу не заметил, настолько искусно оно было поставлено в углу, так что увидеть свое отражение можно было только сидя на диване. Пирошников почувствовал свою неуместность здесь, среди антиквариата.
Дина вернулась с подносом – конечно, непростым, расписанным национальными армянскими узорами, на котором стояли пиалы, серебряный чайник с выгнутым тонким носиком и тарелочка с печеньем.
Она расположилась напротив Пирошникова на атласном пуфике с кривыми ножками. Чаепитие началось.
– Владимир Николаевич, чувствуйте себя как дома. Расслабьтесь, – сказала хозяйка, улыбаясь, и Пирошниковым вновь овладело беспокойство. Лет пятнадцать назад у него не было бы сомнений, что его соблазняют.
– Не бойтесь меня, я вас не съем, – добавила она и рассмеялась.
– Кто вас знает, – проворчал Пирошников и отхлебнул глоток.
Он почувствовал, что беспокойство исчезло.
– Скажите, если это не секрет, что вас заставило снять квартиру в этом доме да еще в подвале? Судя по обстановке, вы женщина обеспеченная… – спросил Пирошников.
– Да, у меня есть, где жить. Квартира отца в Ереване и здесь, в Питере, однокомнатная. Я тут по профессиональным соображениям…
– Каким же? – удивился Пирошников.
– Они связаны с этим домом. Это непростой дом…
Пирошников поежился. Уж он-то знал, насколько непрост этот дом!
– Здесь чрезвычайно сильное магическое поле. Оно взаимодействует с живущими в доме людьми… – начала Дина.
По ее словам, это взаимодействие разной силы проявлялось тоже по-разному. Легенды рассказывают об удивительных случаях. Еще в конце позапрошлого века, когда дом был построен и заселен арендаторами, его хозяин, промышленник Стрижевский, построивший дом чисто как доходный, внезапно забросил все дела, оставил семью в своем особняке на Каменноостровском близ Карповки, а сам переселился сюда в одну из квартир.
– И что? – вырвалось у Пирошникова, который с чрезвычайным вниманием следил за ее рассказом.
– Говорят, он сошел с ума. Но при этом и его квартира, как бы это сказать… Тоже тронулась. Говорят, в ней можно было летать, то есть в каких-то местах отсутствовала сила тяжести… В этой квартире собирались до революции большевики и плавали там в невесомости. Стрижевский к ним примкнул. Еще что-то подобное говорили…
Пирошников слушал, затаив дыхание.
– Правда, когда он умер, эти явления исчезли, – продолжала она. – А сравнительно недавно в этот дом случайно попал молодой человек, с которым связывают целый ворох чудес. Причем происходили они не только в той самой квартире Стрижевского, где он обосновался, но и на лестнице этого дома. Это было тридцать пять лет назад…
– Сорок, – сказал Пирошников.
– Ну вот видите. Значит, вы тоже знаете эту историю…
– Да уж… – вырвалось у него.
– Ну и в новейшие времена дом вел себя странно, в результате чего мы и сидим на минус третьем этаже.
– А в этом кто виноват? – недоуменно спросил Пирошников. – Ведь молодой человек из этого дома давно выехал?
– Об этом история умалчивает, – ответила она. – Но магия определенно осталась. Я это чувствую по своим клиентам. Результаты превосходные.
Пирошников помолчал. У него на языке вертелся вопрос, но он не решался его задать, боясь обидеть. И все же решился.
– А скажите, Дина, насколько велик среди представителей вашей профессии процент… непрофессионалов? Обманщиков, попросту говоря.
– Вы хотели спросить – не шарлатан ли я? – улыбнулась Дина. – Дайте ваши руки.
– Руки? Зачем?
– Лучше один раз увидеть. Давайте. Обе.
Пирошников нерешительно протянул ей обе руки. Дина мягким движением уложила их на стол и повернула ладонями кверху. Затем она сделала движение ногой, что-то щелкнуло, и откуда-то сверху ударил снопом белый свет, ярко осветивший лежащие на столе ладони Пирошникова.
– Хиромантия, что ли? – догадался он.
Дина не отвечала. Она сосредоточенно разглядывала ладони Пирошникова, изредка дотрагиваясь и проводя по ним пальцами.
– Однако… – сказала она. – Вы разносторонний человек. Много наклонностей и талантов… Но линии не развиваются.
– И какие же это таланты? – чуть насмешливо спросил Пирошников.
– В деловой сфере ваше предназначение лежит в области политики. Но вы родились в такое время, что заниматься политикой в полном смысле слова было невозможно. Ведь членом партии вы так и не стали… Правда, вот тут, видите? – она указала на едва заметную морщинку на ладони Пирошникова. – Вы пробовали уйти в политику в начале девяностых, но это продолжалось недолго.
Пирошников с усмешкой вспомнил анекдотический эпизод своей биографии, когда по настоянию общественности он выдвинул свою кандидатуру на выборах в городскую Думу от партии «Правое дело» и тусовался в их штабе. Партия тогда была на коне, выражение «когда мы придем к власти» было в большом ходу. Но через пару месяцев Пирошников сбежал оттуда, свою кандидатуру снял и более никогда в политику не лез.
Потому он с удивлением узнал сейчас о своем предназначении, которое так занимало его в тридцать лет.
– В творческой области вам следовало стать композитором… – продолжала Деметра. – У вас определенный талант композитора. Вот здесь, видите?
Вот тебе и на! А он стихи писал, как дурак. Когда нужно было сочинять песни и симфонии, как предписывала эта закорючка на его ладони.
Хиромантия давала явные сбои.
– Перейдем к биографии, – проговорила прорицательница.
И она ровным голосом, продолжая легко прикасаться пальцами к ладоням Пирошникова, словно играя неслышимую мелодию, начала рассказ про его жизнь.
Ладони Пирошникова, а точнее, их папиллярные линии, содержали бездну информации о прошлой жизни их обладателя, причем зачастую информации тайной, которую не хотелось бы делать достоянием окружающих.
Так, лет до тридцати судьба Пирошникова складывалась ни шатко, ни валко, зацепиться не за что: школа, полтора курса института, служба в армии, потом различные занятия то тем, то этим – творческая, ищущая натура, которая так ничего и не нашла и до творчества не добралась.
Но в тридцать лет случилось из ряда вон выходящее событие…
Тут Дина вгляделась в ладонь Пирошникова внимательнее и проговорила:
– А ведь это случилось сорок лет назад, вы были правы.
– Что случилось? – безмятежно спросил Пирошников.
– Вы стали жильцом этого дома… Боже мой! Все сходится. Как я не догадалась сразу!
Пирошников молчал.
– Вы прожили здесь четырнадцать лет с женщиной и ее сыном. Брак вы не оформляли, – читала Дина по ладони. – Работали в двух местах, что-то такое, близкое к творчеству…
– Редактором, – подсказал Пирошников.
– Гражданской жене изменяли. Вижу два романа, внебрачных детей нет. А потом, в середине восьмидесятых, у вас случился еще один роман. Родилась дочь, я правильно говорю?
– Правильно, – подтвердил Пирошников, волнуясь. – Зовут Люба.
– Молодец, Дина, молодец… – похвалила себя гадалка. – И вы ушли в эту семью и оформили брак. Но тут… – она сделала огорченное лицо, – случилось непредвиденное. Ваша молодая жена сама влюбилась… Нечетко вижу. Военный?
– Да. Военный врач, – уныло согласился Пирошников.
– И вы ушли. Но скоро стали жить с женщиной, с которой… с которой… – она вглядывалась в ладонь. – С нею у вас, кажется, был роман платонический, попытка, так сказать. Точнее, она вас хотела увести еще от первой жены, но не получилось. А теперь все сошлось. И вы стали жить с нею, не расписываясь, по вашему обыкновению. Родилась еще одна дочь…
– Анюта, – подсказал Пирошников.
– Ну это вам не компьютер. Имен не печатает, – пошутила Дина. – Это случилось… ага! Семнадцать лет назад. Но вот уже четыре года вы живете один. Все правильно?
– Нет слов! – восхищенно воскликнул Пирошников.
– И вы снова вернулись в свой дом… – задумчиво проговорила Деметра. – Как блудный сын.
– Дина Рубеновна, я беру свои слова назад. Извините, – сказал Пирошников. – Никогда не думал, что хиромантия столь сильна. Вы кудесница.