Как-то так. Люди и техника

– А почему в вашем самолёте такие жесткие кресла?

– Это в медицинских целях, борьба с радикулитом, – объяснял я, не давая отчёт о том, что нас ждёт впереди.

Самолёт заполнился людьми. В передней части салона расположились бухгалтер колхоза дядя Коля и тракторист Игорь. Следом тетя Соня и баба Клава. По левую руку от них удобно устроилась тётя Маша с любимчиком котом Мурзиком. Она вообще никогда не разлучалась с этим абсолютно рыжим животным. Сзади нас сидели студенты летевшие домой на каникулы.

– Ваш самолёт напоминает автобус, – пошутил один из французов, глядя в проём кабины пилотов. – На наших лайнерах экипаж сидит за пуленепробиваемой перегородкой, а здесь можно наблюдать, как пилоты управляют самолётом.

– Это так, но когда ваш лайнер падает, вариантов выжить нет. А в Аннушке за всю историю не погиб ни один человек, – обиженно ответил я.

Француз не понял, на что я обиделся, но на всякий случай принёс извинения.

– А у вас можно лететь с не пристёгнутыми ремнями безопасности и прогуливаться по салону? – поинтересовался переводчик.

– Конечно, самолёт надёжен и безопасен, но я бы вам не советовал, – серьёзно ответил я.

– А кино показывать будут?

– Обязательно, пилоты заведут двигатель, сразу начнётся кино.

В России есть хорошая поговорка: «В каждой шутке есть доля шутки, остальное – правда». Кто же мог подумать, что в моей шутке окажется сто процентов правды?.. И действительно, для непривыкших иностранцев началось кино…

Шуточки французов закончились, когда завелся двигатель самолёта. Услышав рев Кукурузника, иностранные граждане замолчали, привыкли к тишине лайнеров. У заграничных господ создалось впечатление – двигатель непременно выпрыгнет и ускачет в поля. Французы наскоро пристегнулись и принялись оглядываться. Люди, сидящие в салоне, спокойны. Самолёт начал разгон по скошенному полю. Пилоты по обычаю принялись комментировать взлётную полосу.

– Как мы носим нос по ямам, то в канаву залетим и какого чёрта, начальнику-козлу из аэропорта, косят траву не там где надо?

Иностранному переводчику высказывания пилотов показались перечислением японских территорий: как мы носим нос – остров Каминосима, в канаву – Окинава, козлу – небольшой островок Кодзу. Глагол косят, явно схож с названием острова Кюсю. Француз попытался перевести. Правильно переведёнными словами оказались: яма, начальник и черти. У иностранных фермеров возник вопрос – куда же они летят? В поднебесную к чертям по ямам или к начальнику с коровами в колхоз?..

Отметим, для Кукурузника плохая взлётная полоса не проблема. При разгоне самолёт бесконечно прыгал по кочкам, проваливался в ямы, что-то страшно скрипело и грохотало. Жители села давно привыкли к этим мелочам и абсолютно не обращали внимания. С французами не так: вцепились в кресла, глаза широко раскрыты, губы посинели, колени трясутся. В их понимании, самолёт в таких суровых условиях обязательно развалится на куски. Почему же пассажиры спокойны и безразличны?..

От наблюдений за обитателями салона французам становилось хуже. Впереди два невозмутимых пилота крепко сжимающих штурвал и безразлично смотрящих вдаль. Тракторист Игорь кричит в ухо дяде Коле – рассказывает анекдот. Тетя Соня и баба Клава мирно спят, громко похрапывая – притомились в магазинах райцентра. Студенты весело режутся в карты на щелбоны, а тетя Маша безразлично смотрит в иллюминатор и поглаживает любимого кота. Даже Мурзику наплевать на происходящее. Рыжее животное вцепилось когтями в бушлат хозяйки, подпрыгивало от толчков самолёта и громко мурлыкало. У французов начало складываться впечатление – пассажиров зомбировали.

– Я понял! Мы попали на самолёт зомби, а управляют им японские камикадзе! – воскликнул один из французов дрожащим голосом.

Аннушка пошел на взлёт, уверенно набирает высоту, тряска прекратилась. Понимая страх непривыкших иностранцев, попытаюсь отвлечь от происходящего и первым долгом предлагаю посмотреть в иллюминатор. Рассказываю, как много в округе полей засеянных пшеницей, описываю красоту русских просторов. Сидящий слева француз, смотрит в иллюминатор и почему-то растягивается в обмороке.

Я поражён и не понимаю, что так напугало иностранного гражданина? Вскакиваю, гляжу в иллюминатор, не вижу ничего особенного. Под нами проплывают поля, крылья Кукурузника прогнулись под потоком воздушных масс. Нет, на лайнере крылья не прогибаются, так мы же в Аннушке. И вообще, какая разница, как ведут себя крылья во время полёта? Машет самолёт ими или прогибает? Между прочим, великие конструкторы данную модель разработали – предусмотрено всё. Наше дело маленькое – сиди да лети. Печальнее всего факт, мне не удаётся привести француза в чувства. А ведь он несколько минут назад весело шутил и радовался жизни.

– Не расстраивайся, – пытается утешить меня тётя Маша, поглаживая невозмутимого кота. – Прилетим в деревню, вызовешь фельдшера, он иностранца за секунду на ноги поставит.

– Вам хорошо рассуждать, а с меня три шкуры снимут. Международный скандал случиться.

– Ты пойми! Очухается он сейчас, ешо чего увидат, опять напужается, так и до инфаркта не далече. Пущай в обмороке отдыхат.

Ан-2 настырно набирает высоту и уверенно летит вперёд. Десять минут полёта, развлекаю оставшихся французов. Самолёт неожиданно начинает проваливаться в бездну, ничего особенного – воздушная яма. Конечно, на огромных лайнерах с мощными турбинными двигателями воздушные ямы не ощущаются, а Аннушка маленький и немного ныряет. Французы, как по команде приняли необычную позу – обхватили головы руками, нырнули под кресла впереди сидящих пассажиров. Впечатление складывалось такое, что они уронили на пол ценную вещь и активно пытаются её найти.

– Вы что-то уронили? – наивно спрашиваю я.

Ответа не последовало. Самолёт выбирается из воздушной ямы и продолжает полёт. Тормошу французов, пытаюсь узнать, какого они тут изображают? Оказывается, такую позу принимают в лайнерах при крушении. Именно в ней необходимо дожидаться последнего часа. Доказываю иностранцам – здесь нет ничего особенного. Подумаешь, в ямку нырнули. Присутствующие в салоне поддакивают, даже студенты в карты играть бросили. К сожалению, растолкать очередного француза из обморочного состояния не удаётся. Он так и остался в нелепой позе под сиденьем впереди сидящего дяди Васи.

– Минус два, – прошептал я.

В голове мысль – председатель не одобрит. Осознаю страшную реальность происходящих событий. Если дело так пойдёт дальше, то далеко не все французы попадут к руководителю колхоза в стоячем состоянии. Естественно, за такую доставку иностранных граждан меня по головке не погладят. Оставшимся в сознании французам уверенно объясняю: «В воздушном пространстве, как и на дорогах, имеются ямы и кочки». Французы не верят. Возможно, пример не столь убедителен. У них на дорогах ям нет, а наличие в небе кочек кажется фантастикой.

Двадцать минут полёта. Двигатель самолёта ненормально хрюкает, громко гавкает и благополучно глохнет. Наступила тишина. Мурзик приоткрыл левый глаз и с недоверием посмотрел в сторону кабины пилотов. Затем лениво повернулся на другой бок, растянулся на бушлате тёти Маши и весело замурлыкал. В это тихое время стал отчётливо слышен храп тети Сони и сонное бормотание бабы Клавы. Очередной анекдот дяди Игоря доступен всем пассажирам. Всё как обычно – ничего интересного.

Оставшиеся в сознании французы задирают головы к потолку, складывают перед собой ладошки, молятся. Француз-переводчик молится на русском языке. Из многочисленных быстро произносимых слов понятно: господа возносят Магдалину, а прощение просят у Катерины.

– Во дают! Одни бабы на уме! – возмущается тётя Маша.

Успокаиваю иностранных граждан. Доказываю – ничего страшного. Пытаюсь рассказать историю о наших замечательных пилотах. Эту байку в колхозе знают все, иностранцам она неизвестна.

– Господа французы! – кричу я, чуть не выплясывая лезгинку в проходе. – В прошлом году пилотам этого самолёта, перед днём аэрофлота, пришлось продать на сторону немного горючего.

Французы бросили молиться, выпучили глаза и посмотрели на меня непонимающим взглядом. Вероятно, предоставленная мной информация являлась таковой, что угроза смерти перед ней блекла.

– Не удивляйтесь, для празднования профессионального праздника необходимы деньги, а зарплату задерживали.

Иностранцы кинулись молиться с большим энтузиазмом. Я продолжал размахивать руками, пытаясь отвлечь от событий.

– День аэрофлота удался. С горючим нехорошо получилось, продали лишнего. Следующий рейс не дотянул до села пятнадцать километров. Пришлось сажать самолёт на кукурузное поле. Представляете?!

В салоне раздался всеобщий смех, даже тётя Соня и баба Клава проснулись. Французы продолжают молиться. Тётя Соня повернулась, похлопала француза по плечу, тот не отреагировал.

– Тьфу, тоже мне… мужики называются! – заявила Соня и отвернулась.

– А чяго они так напугались? – поинтересовалась Клава.

– Тишины, наверное.

– Так давайте споём, – предложила тётя Маша.

– Не надо петь! Кабы хуже не было. Я им про наш самолёт рассказываю.

– Давай тракторист, ещё раз твою байку послушаем, – произнесла баба Клава и захрапела.

– Тот полёт закончился нормально, – продолжил я. – Самолёту хоть бы хны, пассажирам тоже. Правда, посевы кукурузы немного примяли. Ой, завхоз ругался… Да не кукуруза его волновала, а как он до дому доберётся. Завхоз дядя Петя, в тот злополучный день, получил сорок килограмм гвоздей для колхоза. Рассчитывал применить их на строительстве личного сарая и курятника. Мозг французов переклинило. Замерли как мумии, прислушались к словам. Наверное, про дядю Петю понравилось или гвозди заинтересовали? Кто этих иностранцев поймёт?