Шри Ауробиндо. Биография. Глоссарий

Первые несколько лет жизни в Бароде были ознаменованы для Шри Ауробиндо интенсивной подготовкой к тем великим делам, которые ему предстояло совершить в будущем. Он поставил перед собой две задачи и приступил к одновременному их решению. Первая заключалась в том, чтобы изучить и продолжить развитие культурного наследия Индии; вторая – создать необходимые условия для широкомасштабного общенационального движения за освобождение любимой родины. Мы начнем с краткого рассмотрения второй задачи, затем перейдем к рассмотрению первой, а позже вернемся к детальному рассказу о второй.

Мы уже упоминали о связи Шри Ауробиндо с тайным обществом «Лотос и кинжал», в которое он вступил еще в Англии, будучи студентом Кембриджа. Совершенно очевидно, что большинство молодых индийцев, открыто заявлявших о своей принадлежности к этому обществу и поклявшихся всеми силами служить делу освобождения Индии, относились к этим клятвам довольно легкомысленно. Именно поэтому никакого реального воплощения деятельность этого общества не имела.[36] Однако в случае с Шри Ауробиндо все было иначе. Он со всей серьезностью воспринял данную клятву и был преисполнен намерений сдержать ее. Свобода его страны значила для него очень много: не было жертвы, которую он посчитал бы непомерной, чтобы добиться ее. Даже в юном возрасте, в четырнадцать лет, он уже понимал, что судьбой ему предначертано сыграть важную роль в деле освобождения Индии. В одном из писем жене он говорил об этом предназначении следующее: «Я верю, что во мне есть сила, чтобы поднять эту поставленную на колени страну; это не физическая сила, я вовсе не собираюсь сражаться с мечом или ружьем в руках; мое оружие – это знание. Сила завоевателя – не единственная мощь в мире, существует еще и сила Брахмана, основанная на знании. Это ощущение не ново для меня, оно пришло ко мне не в одночасье. Я родился с этим знанием, оно коренится в самой глубине моего сознания. Бог послал меня на Землю именно для того, чтобы исполнить эту великую миссию. Семена этого знания дали первые ростки еще в четырнадцать лет, а к восемнадцати – уже прочно укоренились и окрепли»[37].

Таким образом, вернувшись в Индию, Шри Ауробиндо, несмотря на свою занятость на государственной службе и занятия по самоусовершенствованию, находил время интересоваться политическими событиями, влиявшими на судьбу страны. Единственной из существовавших в то время общенациональных политических организаций был Индийский Национальный Конгресс, который начал свое существование с 1885 года. Одним из его основателей был Аллан Октавиан Хьюм, вышедший в отставку государственный служащий. Хьюм считал, что Конгресс сможет стать эффективным конституционным органом, способным выражать зарождающееся в стране общественное мнение. Однако лорд Дафферин, в то время генерал-губернатор Индии, способствовал превращению Конгресса в политическую организацию. Очень скоро Дафферин переменил свое отношение к Конгрессу, называя его «туземным парламентом… ассамблеей истериков» и т. д. Конгресс продолжал набирать силу, оставаясь в целом ассамблеей представителей интеллектуальной элиты среднего класса, получивших английское образование, но не имевших общих точек соприкосновения с народными массами. Хотя честность и искренность его лидеров не вызывали сомнения, их напыщенные суждения и слащавые резолюции по отношению к правящим кругам, относившимся к этой организации с плохо скрываемым презрением, были столь же поверхностны, сколь и малоэффективны. Еще в Англии Шри Ауробиндо понял, что ему не нравится политика, проводимая лидерами Индийского Конгресса; вернувшись же домой, он разочаровался в их деятельности еще больше. Скучные собрания членов Конгресса и еще более скучные и бесцветные резолюции, которые они принимали, были невыносимы. Шри Ауробиндо четко осознал: для того, чтобы пробудить нацию от апатии и безразличия, а заодно и придать жизнеспособность Конгрессу, необходимо приблизить его деятельность к реальной жизни. Вскоре такая возможность ему представилась. Его сокурсник по Кембриджу и близкий друг К.Дешпанде, который, вернувшись на родину, возглавил еженедельную бомбейскую газету «Инду Пракаш», попросил Шри Ауробиндо написать статью в эту газету. Ауробиндо согласился и отослал в редакцию несколько вдохновенных статей (не подписывая их своим именем) под общим заголовком «Старое в новом свете»[38]. В этих статьях, исполненных исключительной силы и страсти, он, не выбирая слов, обличал убогую политику Конгресса, чтобы выразить свое презрение к его руководству. Он резко критиковал умеренность их взглядов, их политику «просьб и прошений», которая выдавала в целом рабское преклонение перед правителями. Первая из этих статей появилась 7 августа 1893 года, когда не прошло еще и полугода с момента возвращения Шри Ауробиндо в Индию, а последняя – 6 марта 1894 года. Эти статьи представил читателям сам редактор газеты со следующим комментарием: «Не так давно мы обещали нашим читателям серию статей чрезвычайно способного и проницательного обозревателя, посвященных политической ситуации в стране. Сейчас мы с огромной радостью представляем вам первую публикацию этой серии. Этот материал появится под названием «Старое в новом свете», – хотя это и метафора, но она наводит на размышления. Этот комментарий распространяется и на следующий выпуск. Взгляды, которые высказывает автор этих статей, значительно отличаются от тех, которых привычно придерживаются наши политики, и именно поэтому они чрезвычайно важны. Мы считаем, что политическая ситуация носит случайный характер и всегда нуждается в энергичном стимуле. Мы убеждены, что наша политическая агитация постоянно грешит лицемерием. Сегодня в моде уклончивость, в то время как необходима деловая и честная критика. Наши организации не имеют под собой прочного фундамента и все время находятся под угрозой разрушения. В подобных обстоятельствах бесполезно, более того – преступно хранить безмолвие, тогда как вся энергия политической жизни направлена по неверному руслу. Основной спорный вопрос сегодня чрезвычайно важен. Это вопрос созидания или разрушения нации. И среди нас есть человек, обладающий огромным литературным дарованием, образованный и имеющий богатый опыт, к тому же блестяще владеющий пером, готовый в ущерб себе быть неверно понятым, но твердо и уверенно высказать свои убеждения, в своем собственном стиле и понимании действительности. Мы просим читателей отнестись со вниманием к его работе и уверяем, что эти статьи не оставят равнодушными их исполненные патриотизма сердца»[39].

Приведем несколько отрывков из первых политических сочинений Шри Ауробиндо, которые раскрывают прямоту и решительность его взглядов, его точный анализ политической ситуации, удивительный дар самовыражения и, в первую очередь, его пламенный патриотизм. Вначале он говорит о главной надежде страны – Конгрессе: «Как отыскать слова, достаточно выразительные, чтобы передать все оттенки пробудившихся надежд и великолепие этого восхитительного энтузиазма? Конгресс был для нас тем самым возвышенным, дорогим и священным делом, каким только может быть для человека: животворным родником в пустыне, более засушливой, чем Сахара, гордым знаменем в битве за Свободу, святым храмом Согласия, где встречаются и общаются меж собой различные народы». Сожалея о том, что деятельность Конгресса не оправдала этих высоких надежд, Шри Ауробиндо замечает: «Я достаточно осведомлен, чтобы порицать орган, который одним представляется средством выражения мыслей и чаяний народа; другим – драгоценным сосудом, в котором покоятся наши самые яркие и великие надежды; а третьим – путеводной звездой, которая сквозь непроглядную тьму поможет отыскать дорогу к далекому раю; и если б я не был полностью убежден, что это западня и обман, скорее, готовый обернуться самыми пагубными последствиями, я просто оставил бы при себе свои сомнения и не стал бы ничего говорить. Однако я убежден в своей правоте и надеюсь убедить в этом некоторых своих соотечественников; если же мне это не удастся, то я хотя бы заставлю их глубже задуматься над моими словами».

И далее продолжает убежденно и уверенно обличать руководство Конгрессом: «Я говорю о Конгрессе, о том… что его задачи ошибочны, что дух, которым он руководствуется в их достижении, далек от искренности и чистосердечия, что избранные им методы неверны, а лидеры, на которых он полагается, – далеко не те люди, которые способны возглавить руководство; короче, все мы сейчас ведомы слепцом, или, в лучшем случае, человеком, который плохо видит».

И далее: «Наш главный враг – это не внешние силы, какими бы они ни были, а наша собственная слезливая слабость, наша трусость, наш эгоизм, наше лицемерие, наш недальновидный сентиментализм. Право же, я не понимаю, почему нужно столь яростно восставать против англо-индийцев[40] и на все лады называть их оскорбительными словами. Да, я признаю, что они грубы и невежественны, плохо управляют страной, им чужды великие и благородные чувства, что их поведение – это поведение узкого круга господ, управляющих нацией рабов. Но говорить так – значит утверждать, что все они – самые обычные люди, оказавшиеся в совершенно особом положении. Конечно, было бы прекрасно и очень благородно с их стороны, если бы они смогли умерить свои собственные интересы и поставить ближайшей целью не собственное выдвижение и обогащение, а исключительно благополучие индийского народа. Но подобного мы ожидать не вправе, разве что от людей наиболее возвышенного и великодушного склада; большинство же из тех, кого присылает сюда Англия, этими свойствами, как правило, не обладает, более того, они скорее являются носителями прямо противоположного начала. И вправду, это совершенно обычные люди, и даже не просто обычные, а заурядные представители среднего сословия, или обыватели, как называют их сами англичане, с мелкими душами торговцев и складом ума, присущего этой категории людей. Так что чистое безумие ссориться с ними из-за того, что они не в силах превзойти самих себя. Не будь мы ослеплены искусственным блеском английского престижа, мы бы тотчас признали, что эти люди не стоят того, чтобы на них сердиться; и коль скоро это так, то не стоит придавать значения тому, что они о нас думают».

И далее: «Наш призыв, призыв каждого народа, наделенного высокой душой и чувством собственного достоинства, не должен быть обращен к мнению англо-индийцев, как не обращен он и к британским нормам справедливости, вовсе нет; наш призыв – к своему собственному возрождающемуся самосознанию, к своему собственному искреннему чувству солидарности – пока еще его называют искренним – с безответным и многострадальным народом Индии… Когда мы перестанем подчиняться диктату скрытого корыстолюбия и обратимся к людям истинного и неподдельного патриотизма, когда мы прекратим с нетерпением ждать жалких подачек, которые Англия бросает нам со своего стола, тогда мы достигнем того понимания зрелости, того искреннего чувства солидарности, к которым так страстно взываем».

Первостепенной задачей того времени, задачей, не терпящей отлагательств, было пробуждение от спячки народных масс, пролетариата.

«Наш всенародный порыв должен приобрести массовый характер, прежде чем можно будет надеяться на какие-то ощутимые результаты… Наш пролетариат подавлен и погряз в невежестве… но именно с этим пролетариатом, нравится нам это или нет, связана наша надежда на будущее… Именно пролетариат – реальный ключ к решению данной ситуации. Даже бездеятельный и инертный, далекий от того, чтобы быть реальной силой, он тем не менее таит в себе огромный потенциал, и тот, кто сумеет распознать и выявить его мощь, превратится в хозяина положения. Сегодняшняя ситуация и вправду чрезвычайно сложна и запутанна, и все же совершенно очевидно одно: единственно правильная политика, гарантирующая успех, должна опираться на искусное управление пролетариатом. Именно он должен разбудить и сплотить все силы страны, умножив, таким образом, свою силу и влияние и достигнув социального и политического превосходства. Именно так он сможет занять законное положение – не привилегированного класса, а лидера нации и одновременно ее направляющей силы»[41].

Первые статьи этой серии были столь откровенны и прямолинейны, что напуганный лидер «умеренных» Махадев Говинда Ранаде[42] предупредил К.Г.Дешпанде, редактора «Инду Пракаш»: если публикации и впредь будут носить подобный характер, он определенно будет привлечен к уголовной ответственности по обвинению в подстрекательстве. Предупрежденный таким образом, К.Г.Дешпанде попросил Шри Ауробиндо умерить тон статей, но продолжить серию. Шри Ауробиндо уступил, заметив позже: «Тогда я стал писать о философии политики, оставив в стороне практическую часть. Но вскоре мне это надоело»[43].

Шри Ауробиндо определенно опережал свое время; однако еще не настал час для признания его политических взглядов, не говоря уже о том, чтобы использовать их на практике. Он вынужден был снова на несколько лет уйти от активной политической деятельности, деля время между службой и занятиями литературой. Однако это вовсе не означало, что он отказался от своих политических убеждений. Напротив. Какое-то время он воздерживался от выступлений, всецело занявшись организацией и подготовкой революционных выступлений, которые, со временем, должны были перерасти в вооруженное восстание. Одновременно он углубился в изучение индийской культуры, очистив свою душу, сердце и разум для восприятия животворных истин культурного наследия Индии.

Прозападные взгляды отца и долгие годы, проведенные в Англии, привели к тому, что Шри Ауробиндо «вырос в полном незнании Индии, ее народа, ее религии и культуры»[44], а потому для него было чрезвычайно важно проникнуться истинным духом Индии.

Таким образом, первые несколько лет жизни Шри Ауробиндо в Бароде ушли на восполнение пробела знаний индийской культуры. Все свободное время и все силы он отдавал изучению индийской философии и культуры, как древней, так и современной. Казалось, будто это накопление знаний – единственная цель его жизни. Он приступил к изучению санскрита и других индийских языков, занимаясь самостоятельно, без помощи учителей. Его знакомство с родным бенгальским языком было очень слабым. В Англии, готовясь к службе в ИГС, он изучил его основы с помощью ушедшего в отставку английского судьи мистера Тауэрса, которого называли еще пандит Тауэрс. Познания мистера Тауэрса в бенгальском языке были не слишком обширны, но вполне достаточны, чтобы его ученики могли сдать экзамен. Однажды Шри Ауробиндо принес отрывок из Банкима Чандры, и пандит Тауэрс, внимательно прочитав его, с удивлением воскликнул: «Но это же не бенгальский!» Теперь же, в Бароде, Шри Ауробиндо настолько усовершенствовал свои познания в бенгальском языке, что вскоре мог уже понять и оценить поэзию Мадхусудана и Банкима Чандры[45]. О творчестве последнего он даже написал несколько статей для «Инду Пракаш»[46]. По мере того, как совершенствовались его познания в санскрите, он открыл для себя подлинную сокровищницу знаний в Упанишадах, Гите, Рамаяне, Махабхарате, а также в трудах Калидасы, Бхавабхути, Бхартрихари и других авторов. Поистине это был процесс открытия самого себя заново «посредством естественного влечения к индийской культуре, образу жизни, национальному характеру, а также отдавая предпочтение всему, что является истинно индийским»[47].

Шри Ауробиндо был благодарным и ненасытным читателем и мог целыми днями просиживать над самыми разными книгами – поэтическими (самый любимый предмет), художественной литературой, историческими, философскими и т. д., причем на разных языках – французском, немецком, русском, греческом, латинском, не говоря уже об английском. Во всех углах его квартиры, а также на стальных полках громоздились книги, в том числе бесчисленное количество романов, «Илиада» Гомера, «Божественная комедия» Данте, Рамаяна и Махабхарата вместе с другими классическими произведениями индийской литературы, а также книги русских писателей. Помимо тех книг, которые он часто покупал в «Басумати Пресс» в Калькутте, Ауробиндо делал постоянные заказы у двух известных в Бомбее книжных торговцев: Атмарамы Радхабхаи Саггоны, а также в «Таккер Спинк и Ко». Книги, к великому изумлению его друзей, часто присылали ему в ящиках. Он постоянно откладывал определенную часть жалованья – рупий пятьдесят-шестьдесят, а иногда и более – на оплату счетов за книги. Ауробиндо мог засиживаться за чтением допоздна, при свете керосиновой лампы, не обращая внимания на роившихся вокруг москитов, а подчас и забыв о дожидавшемся его ужине. Утром, наскоро перекусив, он снова погружался в чтение или сочинение, пока не наступало время умываться, обедать или отправляться на работу. Долгий период жизни в Англии, похоже, не внес заметных изменений в его жизненные устои, касалось ли это еды, одежды или других привычек. Он был прост во всем – подчас даже настолько, что это граничило с рядом неудобств. Его не волновало, если над головой протекала крыша, а на скрипучей железной кровати не было даже матраца – он чувствовал себя повсюду дома.

Шри Ауробиндо вернулся из Англии один; двое его старших братьев, Биной Бхушан и Моно Мохан, остались там еще на некоторое время. Первым вернулся Биной Бхушан, который начинал изучать в Англии медицину, но впоследствии от этой затеи отказался и, вернувшись в Индию, поступил на службу к махарадже Кучбехара. Ему удалось послать немного денег Моно Мохану, который смог таким образом возвратиться в Индию, где он стал профессором английского языка и литературы сначала в Дакке, затем в Патне, а потом и в Президентском колледже в Калькутте. Биной Бхушан оказался щедрым и практичным, с ним легко было найти общий язык. Моно Мохан был абсолютно другим человеком. Можно сказать, это был мечтатель и фантазер. В качестве профессора английского языка он пользовался весьма почетной репутацией. Про него говорили, что он создает в аудитории поэтическую атмосферу, и послушать его лекции о поэзии с удовольствием приходили даже студенты из других колледжей.

«Часто можно было видеть его, снующим по лестницам Президентского колледжа – со шляпой в руках и потупленным взглядом, серьезного, самоуглубленного, а подчас даже задумчиво-печального. Он не поднимал глаз даже для того, чтобы взглянуть, кто проходит мимо. Но оказавшись на кафедре, он преображался. Воодушевленный любимым предметом, он создавал поэтические образы редчайшего узора и красоты, наполняя аудиторию выразительной от природы чувственно-напевной речью»[48].

Джордж Сэмпсон в своей книге «Кембриджская краткая история английской литературы» так писал о Моно Мохане: «Мэнмохан (1867–1924) – наиболее выдающийся индийский поэт, пишущий на английском языке. Он получил образование в Оксфорде, будучи современником и другом Лоуренса Биноя, Стефена Филлипса и других выдающихся деятелей английской словесности. Творчество его настолько проникнуто духом и тональностью того места и времени, что читатель, открывший «Песни о Любви», «Элегии», «Песни Любви и Смерти», с готовностью воспримет их как творения английского поэта, воспитанного на традициях классики».

Впервые с тех пор, как в 1879 году он семилетним ребенком покинул Бенгалию, и спустя примерно год после того, как обосновался в Бароде, Шри Ауробиндо навестил родные края. Он поехал в Рохини, небольшое село примерно в четырех милях от Деогхара[49], где встретился с матерью Сварналатой, сестрой Сароджини, которую очень любил, и младшим братом Бариндрой. Оттуда Ауробиндо отправился в Деогхар, где повидался с дедом по материнской линии Риши Раджнарайаном Босом и другими родственниками, проведя с ними несколько дней. Похоже, что мать сначала не узнала его. В ее сознании запечатлелся образ юного Ары, с которым она простилась в Англии пятнадцать лет назад. К счастью, она все же признала сына, благодаря старому шраму, полученному Ауробиндо в далеком детстве от разбитой бутылки. Сестра Ауробиндо Сароджини так описывала своего брата: «Седжда[50] (Шри Ауробиндо), с тонким лицом и длинными, подстриженными на английский манер волосами, казался очень застенчивым»[51].

Первая поездка домой после столь долгих лет отсутствия, приятные часы, проведенные вместе с любимыми людьми, вызвали у Шри Ауробиндо чувство ностальгии. Вернувшись в Бароду, он вынужден будет написать Сароджини: «Не знаю, за какое ужасное преступление я приговорен к Бароде. После того радостного мига, который я пережил рядом с вами в Бандьянатхе (другое название Деогхара), Барода кажется мне еще во сто крат больше Бародой»[52].

Сохранились и воспоминания кузины Шри Ауробиндо Басанти Деви о его приезде: «Ауро Дада обычно приезжал с двумя-тремя сундуками, и мы считали, что в них полно дорогих костюмов и прочих предметов роскоши, например благовоний ипр. Когда он открывал их, я обычно старалась оказаться поблизости, с любопытством заглядывая вовнутрь. И что же? Немного обычной одежды, а все остальное – книги. Ничего, кроме книг! Неужели ему нравится все это читать? Мы все любили в минуты отдыха просто поболтать и поразвлечься; неужели же он намерен даже это время потратить на чтение книг? Правда, страсть к чтению вовсе не означала, что он откажется принять участие в наших беседах и развлечениях. Речь его обычно была исполнена остроумия и юмора».[53]

На второй год своего пребывания в Бароде Шри Ауробиндо пережил значительное в духовном плане происшествие. У него была конная повозка. Однажды, отправившись на этой повозке в город, он оказался на грани несчастного случая, избежать которого, казалось, было невозможно. Тогда усилием воли он попытался предотвратить неизбежное несчастье. И в то же мгновение он ощутил в себе Божественное Светоносное Существо, которое своим вмешательством чудесным образом предотвратило несчастный случай. Это был второй раз после возвращения в Индию, когда он ощутил соприкосновение с Божеством.[54] Это переживание произвело на него глубокое впечатление, и в 1939 году он написал сонет «Божество».

В 1895 году появился первый сборник стихов Шри Ауробиндо под названием «Песни Миртилле» (в него вошли и стихи, написанные им в Англии), изданный для «личного пользования». В Бароде же были написаны более крупные поэмы «Любовь и Смерть», «Урваши», а также задумана величественная эпическая поэма «Савитри». Существуют доказательства того, что многие произведения Шри Ауробиндо, опубликованные в более поздние годы, например, «Васавадатта», перевод «Викраморваши» и «Мегхадуты» Калидасы, а также пьесы «Визири из Бассоры» и «Персей-освободитель», частично или полностью были написаны в тот же период жизни в Бароде.

Профессор колледжа в Бароде Шри Ауробиндо пользовался у студентов большой любовью. Они любили и уважали его не только за мастерство и умение преподать свой предмет, английскую литературу и поэзию, но также и за благородство характера и праведность его поведения. Ему были чужды бесцеремонность и напыщенность. Спокойный, добрый и уверенный в себе, он старался держаться в тени и словно излучал мир и добро для всех, кто оказывался рядом, будь то студенты, коллеги или кто-то еще. Он был живым примером, гуру для студентов в том самом традиционно высоком смысле, который вкладывают в это понятие мудрецы и риши Индии. Покойный Шри Мунши, в то время один из студентов колледжа в Бароде, писал о нем: «Мое общение с Шри Ауробиндо началось в 1902 году, когда, сдав вступительные экзамены, я стал студентом колледжа в Бароде. Прежде мне лишь случайно приходилось общаться с ним, но легенда об Ауробиндо, существовавшая в колледже, вызывала у меня такое к нему почтение, что, когда он читал свои лекции, я благоговейно внимал каждому его слову»[55].

Покойный доктор Редди, занявший пост проректора колледжа в Бароде после того, как Шри Ауробиндо оставил его, сказал: «Я имел честь быть знакомым с ним, пусть и недолго, в его Пурвашраме[56]. У нас было несколько общих друзей. Мистер Кларк, ректор колледжа в Бароде, заметил как-то: «Итак, вы познакомились с Ауробиндо Гхошем. Вы обратили внимание на его глаза? В них горит мистический огонь. Они способны проникнуть за пределы видимого… Если Жанна Д’Арк слышала божественные голоса, то Ауробиндо, возможно, видит божественные образы». Кларк был закоренелым материалистом. Я так и не мог никогда понять, как этот практичный и удивительный человек мог угадать, что на самом деле представляет собой Ауробиндо?»[57]

Замечание мистера Мунши о том, как он «внимал каждому слову» Шри Ауробиндо, напоминает о том, что говорил сам Шри Ауробиндо о своей преподавательской деятельности: «Я не привык заглядывать в свои записи, а подчас мои лекции и вовсе с ними расходились. Я был профессором английского языка и литературы, а иногда читал лекции и по французской литературе. Но что меня удивляло, так это пунктуальность, с которой студенты обычно записывали на лекциях каждое мое выражение и заучивали его наизусть. В Англии подобное было бы просто невозможно…Там (в Бароде) студенты кроме моих конспектов обычно брали конспекты лекций и у других профессоров из Бомбея, особенно если эти профессора принимали потом экзамены…Однажды я читал лекцию о «Жизни Нельсона» Саути. Лекция моя отличалась от конспекта. Студенты заметили это. Тогда я ответил: «Я не читаю конспектов… В них одна чепуха». Я прочитывал конспекты только один раз, не вдаваясь в подробности, дальше всю остальную работу мой разум проделывал самостоятельно».[58]