Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления

© Текст, Флоря Б. Н., 2013

© Оформление, Издательство «Индрик», 2013

Введение

В истории внешней политики допетровской России 60-е годы XVII в. занимают особое место. К началу 60-х гг. Русское государство столкнулось с серьезными трудностями при попытках решения главных проблем, стоявших перед ним на западном, а отчасти и на южном направлении. Актуальным становился вопрос о поисках новых путей решения этих проблем. Ответ на возникшие вопросы дал в 60-е гг. XVII в. выдающийся государственный деятель допетровской России А. Л. Ордин-Нащокин, который разработал и предложил царю Алексею Михайловичу свою программу русской внешней политики по ее основным направлениям, предусматривавшую как раз новые подходы к решению традиционных проблем. Эта программа стала на некоторое время внешнеполитической программой Русского государства, а А. Л. Ордин-Нащокин – руководителем русской внешней политики.

О существовании у А. Л. Ордина-Нащокина особой внешнеполитической программы, о его спорах со сторонниками иных точек зрения писали уже в XIX в. СМ. Соловьев, В. С. Иконников, В. О. Ключевский[1]. Документ, содержащий главные положения этого плана, записку, поданную царю в конце 1663 или начале 1664 г., опубликовал уже во второй половине ХХ в. саратовский исследователь И. В. Галактионов[2]. В нескольких статьях и небольшой книге[3] исследователь попытался дать характеристику внешнеполитической программы А. Л. Ордина-Нащокина, очертить ход его борьбы с противниками его взглядов во время долгих мирных переговоров с представителями Польско-Литовского государства; проанализировал он и некоторые важные аспекты деятельности А. Л. Ордина-Нащокина, когда после заключения Андрусовского перемирия он стал главой Посольского приказа – русского ведомства иностранных дел[4].

И. В. Галактионов всю жизнь собирал источники о дипломатической деятельности А. Л. Ордина-Нащокина, но из-за скромных возможностей издательского центра в Саратове смог ввести в научный оборот далеко не весь известный ему материал, не всегда мог подкрепить свои заключения детальным разбором документов, вышедших из-под пера А. Л. Ордина-Нащокина. Ценность его работ снижает также убеждение автора, что в происходивших спорах А. Л. Ордин-Нащокин постоянно был прав, а его оппоненты, как правило, ошибались. Кроме того, ряд важных аспектов деятельности А. Л. Ордина-Нащокина как руководителя Посольского приказа остался за пределами внимания И. В. Галактионова. Наконец, саратовский исследователь не предложил своего объяснения того, почему А. Л. Ордину-Нащокину не удалось осуществить так тщательно обдуманные им планы.

Всё это делает оправданным повторное обращение к данной теме. Ее исследование может показать, как русская политическая мысль усиленно размышляла над решением ряда кардинальных проблем русской внешней политики в условиях сложной международной и внутриполитической ситуации и когда Русское государство всё более активно вовлекалось в европейскую международную жизнь.

В различных фондах Российского государственного архива древних актов содержатся многочисленные адресованные царю записки А. Л. Ордина-Нащокина, в которых дипломат не только выдвигал определенные предложения, но и обосновывал их обширной и разнообразной аргументацией. Особо следует отметить наличие в распоряжении исследователей фрагментов личного архива А. Л. Ордина-Нащокина. Часть таких материалов была доставлена в Москву после его смерти во Пскове. Один сборник сохранился в составе Погодинского собрания в РНБ. Наряду с текстами записок царю, некоторые из которых в официальной документации не сохранились, они содержат заметки, которые дипломат делал для себя, – оценки событий, соображения о том, что следует сделать. Следует отметить, что ни для одного государственного деятеля допетровской России мы подобными материалами не располагаем. Эти записки и заметки дают надежное основание для того, чтобы реконструировать его систему взглядов и проследить, как она менялась во времени. Обширная официальная документация позволяет судить о том, как планы и предложения А. Л. Ордина-Нащокина претворялись в его конкретной дипломатической деятельности, какие препятствия при этом приходилось преодолевать. Ряд важных материалов для освещения и дипломатической деятельности А. Л. Ордина-Нащокина, и русской внешней политики 60-х гг. XVII в., не привлекших пока к себе внимания исследователей, содержится также в архивных делах русского военного ведомства – Разрядного приказа.

Хотя основные положения внешнеполитической программы А. Л. Ордина-Нащокина в том виде, как они были предложены царю в конце 1663 – начале 1664 г., общеизвестны, до сих пор отсутствует критический анализ всей той обширной аргументации, которой дипломат обосновывал эти положения не только в изданной записке, но и в ряде документов, отложившихся в разных фондах Посольского приказа и в личной канцелярии царя – Приказе Тайных дел. Этот конкретный анализ может показать слабые и сильные стороны тех расчетов, на которых эти планы строились, и дать объективную оценку их реальности. Эта группа документов дает также возможность ответить на вопрос, как представлял себе А. Л. Ордин-Нащокин место России в системе европейских международных отношений – вопрос, которому в научной литературе пока не уделялось серьезного внимания.

Важной задачей для научного исследования (несмотря на наличие специально посвященных этой теме работ И. В. Галактионова) является объективная оценка роли этого государственного деятеля на продолжавшихся несколько лет русско-польских переговорах, которые привели к заключению Андрусовского перемирия 1667 г. и существенному изменению характера отношений между Россией и ее в то время главным западным соседом – Польско-Литовским государством. До сих пор остается не вполне ясным, какие цели ставил А. Л. Ордин-Нащокин на переговорах и в какой мере ему их удалось достичь, кто оказался более правым в спорах, происходивших в эти годы в русских правящих кругах, – А. Л. Ордин-Нащокин или его оппоненты в Боярской думе и Посольском приказе. Нет четкого ответа и на вопрос, что именно в инициативах А. Л. Ордина-Нащокина привлекло к себе внимание царя и побудило его сделать псковского дворянина руководителем русской внешней политики.

Если дипломатическая деятельность А. Л. Ордина-Нащокина в 1660–1667 гг. еще в определенной степени изучалась, то его деятельность на посту руководителя русской внешней политики в 1667–1668 гг., когда он пытался осуществить на практике свою внешнеполитическую программу, остается недостаточно освещенной.

Так, общеизвестно, что после заключения Андрусовского перемирия в целый ряд европейских государств, Османскую империю и Иран были почти одновременно направлены русские посольства. Некоторым из этих посольств (как, например, посольству П. И. Потемкина во Францию и Испанию) были даже посвящены специальные исследования, но до сих пор нет характеристики задуманной беспрецедентной в русской дипломатической практике акции в целом, не раскрыта ее связь с внешнеполитической программой руководителя Посольского приказа.

До сих пор в сознании исследователей русской истории XVII в. сохраняется представление, что А. Л. Ордин-Нащокин был сторонником борьбы со Швецией за выход к Балтийскому морю и считал, что можно отказаться от Украины ради мира и союза с Речью Посполитой. Между тем еще В. О. Эйнгорн в конце XIX в.[5] показал, что главные усилия А. Л. Ордина-Нащокина после заключения Андрусовского перемирия были направлены на благоприятное для России решение украинской проблемы, и именно неудача, постигшая его на этом направлении, стала причиной его ухода из политической жизни. В. О. Эйнгорну остался неизвестным ряд материалов из фонда «Сношения России с Польшей», которые позволяют с достаточной полнотой судить о планах решения украинской проблемы, выдвинутых А. Л. Ординым-Нащокиным в 1667–1668 гг. Исследование исходивших от него документации и заметок, оставленных им для себя, показывает, на каких расчетах эти планы основывались. Уже В. О. Эйнгорн поднял важный вопрос об ошибках, допущенных А. Л. Ординым-Нащокиным в его политике по отношению к Левобережной Украине. Изучение материалов, характеризующих политику западных и южных соседей России, а также настроения разных сил в украинском обществе, позволит дать ответ на вопрос, в чем эти расчеты оказались ошибочными и почему планы не могли быть реализованы.

На время, когда А. Л. Ордин-Нащокин стоял во главе Посольского приказа, пришлось такое важное событие, как «бескоролевье» в Речи Посполитой, наступившее в 1668 г. после отречения короля Яна Казимира. От того, кто будет избран его преемником, в немалой мере зависела будущая внешнеполитическая ориентация Польско-Литовского государства. В научной литературе получила распространение точка зрения, основанная, впрочем, на собственных высказываниях А. Л. Ордина-Нащокина, что глава Посольского приказа выступал против выдвижения на выборах русского кандидата. Однако польский исследователь З. Вуйцик, основываясь на материалах польских источников, привел ряд свидетельств, рисующих роль русского канцлера в ином свете[6]. Вопрос о русской внешнеполитической линии во время «бескоролевья» и о роли А. Л. Ордина-Нащокина в ее осуществлении заслуживает также специального исследования, как и то, как исход «бескоролевья» повлиял на положение главы русской внешней политики.

Изучение комплекса материалов, связанных с изучением выработки внешнеполитической программы А. Л. Ордина-Нащокина и попыток ее осуществления, дает важный материал для постановки вопроса о том, как правящая элита допетровской России (в лице ее выдающегося представителя) представляла себе главные внешнеполитические проблемы, стоявшие перед ней, и способы их решения, как эти представления были связаны с общем уровнем знаний о европейских государствах, Османской империи, Иране и их политике.

Глава 1. Львовское посольство А. Л. Ордина-Нащокина

Начало 60-х гг. XVII в. стало тяжелым временем для Русского государства. Долгая, продолжавшаяся уже шестой год, война с Речью Посполитой стала принимать неблагоприятный оборот, когда Польско-Литовскому государству удалось в мае 1660 г. заключить мир с другим своим противником – Швецией. В развернувшихся летом-осенью 1660 г. военных действиях русские войска потерпели крупные неудачи в Белоруссии и на Украине. Были утрачены территории Великого княжества Литовского на запад от Березины и Правобережная Украина. Для пополнения понесшей значительные потери армии в 1660 г. был проведен набор «даточных людей», но нужно было время для того, чтобы вчерашние крестьяне могли стать полноценной военной силой. Продолжение войны ставило перед необходимостью увеличения налогового бремени. В 1662 г. было принято решение о сборе нового чрезвычайного налога – «пятины». Такая политика вела к усилению народного недовольства, ярким проявлением которого стал разразившийся в Москве 25 июля 1662 г. «медный бунт». Правда, в этой тяжелой ситуации было одно облегчающее обстоятельство. Войско Речи Посполитой перестало повиноваться власти и отказалось вести войну, пока ему не выплатят не выданное жалованье за предшествующие годы. Однако такое положение дел должно было закончиться, когда правительству Речи Посполитой удастся найти со своим войском общий язык.

В таких неблагоприятных условиях ближайшей конкретной задачей для русских политиков стало добиться для себя хотя бы кратковременной передышки, прекращения военных действий со стороны Речи Посполитой. Уже в декабре 1660 г. в Москве было принято решение отправить в Речь Посполитую посланников, чтобы заключить перемирие – «самое малое на год»[7]. Посланники, Замятня Леонтьев и Лукьян Голосов, выехали в Речь Посполитую в начале 1661 г.[8] На переговорах в Вильно русские посланники выступили с предложением о заключении трехлетнего перемирия, действие которого распространялось бы и на союзников Речи Посполитой – татар[9]. Во время этого перемирия предлагалось провести переговоры о заключении «вечного мира» между государствами. В декабре 1661 г. с аналогичными предложениями в Варшаву был направлен новый посланник А. И. Нестеров[10].

Понимая намерения русской стороны, польско-литовские политики отказались заключить перемирие[11]. Вместе с тем они дали согласие начать переговоры об условиях «вечного» мира, и сеймом 1661 г. были назначены комиссары – представители Речи Посполитой, которым было поручено вести такие переговоры[12]. В сентябре 1661 г. Ян Казимир предложил Алексею Михайловичу выслать своих представителей для участия в таких переговорах[13], но в Варшаве не намерены были заключать перемирие на время переговоров[14]. В ответ на предложения Яна Казимира Алексей Михайлович назначил своих представителей во главе с кн. Н. И. Одоевским[15], но предварительным условием для ведения мирных переговоров в Москве считали заключение перемирия[16]. Тем самым переговоры между сторонами зашли в тупик. В таком положении в Москве было принято решение о посылке А. Л. Ордина-Нащокина в Речь Посполитую.

Когда было принято решение отправить в Речь Посполитую А. Л. Ордина-Нащокина с особо важной миссией, установил И. В. Галактионов[17]. При отпуске находившегося в русском плену гетмана В. Госевского из Москвы в марте 1662 г. на приеме у царя ему в присутствии всей думы было заявлено, что Алексей Михайлович намерен отправить в Речь Посполитую А. Л. Ордина-Нащокина «для великих и тайных дел» и просит, чтобы ему верили, «как власным словам… царского величества»[18]. Уже эти формулировки говорят о том, что имелась в виду особенно важная и ответственная миссия. Однако если такое решение и было принято, то было неизвестно, как отнесутся к этому предложению власти Речи Посполитой. К тому же еще до получения ответа из Варшавы на пути будущего посольства возникло одно препятствие. Земли, через которые должно было ехать посольство, контролировало фактически не подчинявшееся властям Речи Посполитой литовское войско. Гетман В. Госевский, ознакомившись с положением дел на землях, занятых войском, писал А. Л. Ордину-Нащокину, что тому не следует отправляться в дорогу, «покамест на тои границе инои прииманья послов, посланников и гонцов порядок не постановится»[19].

Положение прояснилось лишь к началу августа 1662 г., когда королевский гонец Стефан Медекша, один из приближенных гетмана В. Госевского, привез грамоту Яна Казимира, в которой говорилось, что А. Л. Ордину-Нащокину не только будет обеспечен свободный проезд, но и ему окажут «великую честь, как годно великому послу»[20]. Кроме того, гонец привез и проезжую грамоту для А. Л. Ордина-Нащокина от 18 июня 1662 г. и аналогичный документ от Казимира Жеромского – «маршалка» – выборного главы литовского войска от 18 июля того же года[21]. Кроме того, С. Медекша привез письмо К. Жеромского Ф. М. Ртищеву, в котором выражалась надежда, что теперь «речи все до успокоенья поидут лутче»[22].

Теперь можно было приступать к подготовке инструкций для будущего «великого посла». В деле об отправке А. Л. Ордина-Нащокина сохранился ряд документов, показывающих, как шла работа по подготовке его миссии. На важность этих документов для изучения русского внешнеполитического курса в начале 60-х гг. XVII в. справедливо указал И. В. Галактионов, который и подверг их анализу[23], но не со всеми наблюдениями и выводами саратовского исследователя можно согласиться.

Наиболее ранним из этих документов следует признать записку, помещенную на л. 9–13 дела. Никаких прямых указаний на авторство в этом тексте нет[24], но анализ содержания позволяет с достаточно высокой степенью достоверности установить ее автора. Так, обращает на себя внимание помещенный в тексте записки выпад против неумелого «кормчего», который, «не зная по ветром стран, может ли повеления государя своего исполнити»[25]. Такой стиль весьма характерен для высказываний Афанасия Лаврентьевича о его постоянных оппонентах – дьяках Посольского приказа. В той же записке упоминается о том, что говорил ее автору о «обрании» Алексея Михайловича на польский трон гетман Госевский, «едучи с Москвы, в Смоленске видевся»[26]. 26 марта 1662 г. в Смоленске гетман встречался с русскими «великими послами» Н. И. Одоевским и И. С. Прозоровским, но на этой встрече вопрос о «обрании» царя никак не затрагивался. Вечером в тот же день гетман встречался с А. Л. Ординым-Нащокиным, а на следующий день покинул Смоленск[27]. Все это позволяет достаточно определенно утверждать, что авторство данной записки принадлежит этому думному дворянину – советнику царя. Упоминание в тексте записки о приезде С. Медекши говорит о том, что записка была написана не ранее конца июля – начала августа 1662 г.[28]

Записка началась с констатации того, что польско-литовская сторона хочет вести переговоры о заключении «веч ного мира», «не откладывая на перемирье». Именно в связи с тем, что речь на переговорах должна была пойти именно о заключении «вечного мира», А. Л. Ордин-Нащокин приводил высказывания гетмана Госевского, что «прекратить, де, та война обираньем, а иным приводить к миру тяжело»[29].

Как видно из последующего изложения, А. Л. Ордин-Нащокин признал справедливость соображений гетмана и исходил из того, что одним из главных пунктов договора должно было стать «обрание» одного из членов династии Романовых на польский трон. Именно поэтому он рекомендовал вести переговоры без «посредников» – французских или австрийских дипломатов, которые станут мешать заключению мирного договора на таких условиях. Из «записки» видно, что далеко не все разделяли такие взгляды. Так, неискусный «кормчий», по словам Афанасия Лаврентьевича, о «обрании» «и слышать не хочет»[30]. Думный дворянин, напротив, доказывал, что это единственный путь к тому, как заключить мир и «великих убытков отбыть». Иначе польско-литовская сторона не пойдет на уступки и будет требовать большой компенсации, «вменяючи воины свои разоренья», чтобы «хану… и войску своему платить»[31].

Доказывая, чем такое соглашение может быть выгодно для русской стороны, Афанасий Лаврентьевич совсем не уделил внимания вопросу, чем такое соглашение может быть привлекательным для Польско-Литовского государства. Все же некоторые косвенные указания на этот счет в тексте «записки» можно обнаружить. Так, в ней указывалось, что посол должен был ехать к Яну Казимиру «ко утвержению вечного союзу»[32]. Такой союз, очевидно, должен был стать надежной защитой для Речи Посполитой от ее неприятелей, прежде всего от турок и татар. Неслучайно в «записке» указывалось, что в случае «избрания» царя или царевича хан «войны на себя будет опасен, что путь к нему руские люди познали», а также отмечалось, что после заключения мира следует «турка и хана с обеих сторон замиривать»[33]. А. Л. Ордин-Нащокин также полагал, что жалованье коронному и литовскому войску можно было бы выплатить еще «при живом короле»[34]. Все сказанное позволяет сделать вывод, что уже в этой записке нашла свое первое выражение такая черта взглядов А. Л. Нащокина, как его убеждение, что конец войне может быть положен лишь тогда, когда между Россией и Речью Посполитой будет заключен не только мир, но и союз, который оказался бы для Речи Посполитой более выгоден, чем ее союз с Крымским ханством. «Обрание» царя на польский трон должно было, очевидно, быть гарантией прочности этого союза.

Вместе с тем одно из мест «записки» указывает на то, что А. Л. Ордин-Нащокин обдумывал и другие возможности, как добиться заключения мира. Так, мы встречаем здесь предложение, что «надобно иметь союз с французом, спомогать ему таиным советом о Королевстве Польском, а чаять ево к тому делу в совет быть охотна»[35]. Очевидно, А. Л. Ордин-Нащокин предполагал обещать поддержку французскому кандидату на польский трон и тем побудить влиятельных деятелей профранцузской партии в Речи Посполитой добиваться заключения мира с Россией на приемлемых для русской стороны условиях. Сопоставление с последующими документами покажет, в какой мере все эти советы были приняты во внимание царем и его советниками.

Следующий документ, отражающий процесс подготовки посольства, помещен на л. 22–40 дела под заголовком: «Статьи, что писать в наказ думному дворянину Афанасью Лаврентьевичю Ордину Нащокину, как быть ему у польского Яна Казимера короля».

Именно в этом документе были сформулированы основные условия мира, которые следовало предложить королю и сенаторам. Главное – это были предложения по вопросу о границах. Их краткую характеристику дал уже И. В. Галактионов[36]. А. Л. Ордин-Нащокин должен был предлагать, «чтоб граница учинить по Днепр и Двину. У великого государя в стороне быть по Двину Витебску и Полоцку, а по Днепру от Смоленска вниз по Быхов, а от Быхова до Киева, а от Киева до Запорогов»[37]. Это было очень существенное отступление от тех условий, которые русское правительство выдвигало на мирных переговорах 1660 г., и означало, что царь и его советники проявили готовность считаться с реальным, неблагоприятным для Русского государства положением дел. Предложенные границы означали согласие русской стороны заключить мир на тех условиях, что за каждым из государств сохранялись бы территории, реально находившиеся под их властью (uti possidetis). Это показывало, что русская власть стремится положить конец затянувшейся войне.

Этим, однако, русские предложения по вопросу о границах не ограничивались. В подготовленном для А. Л. Ордина-Нащокина тексте предусматривалось, что если польско-литовская сторона не согласится на такие условия мира, то следовало «по последней мере и Двины з городами уступить, а говорить о старых городех, о Смоленске с товарыщи да черкас бы поделить для успокоенья»[38]. Из этого текста следует, что в Москве были готовы уступить Речи Посполитой еще находившуюся под русской властью территорию Восточной Белоруссии, удовлетворившись возвращением лишь земель Смоленщины, утраченных Русским государством в годы Смуты. Вместе с тем на Украине каждое из государств должно было удержать за собой соответственно восточную и западную часть территории, заселенной «черкасами». Дополнительные условия, касающиеся положения на Украине, помещенные в наказе, показывают, что в Москве размышляли над тем, как покончить с постоянной смутой и противоборством «партий» на Украине, противоборством, которое создавало условия для постоянного вмешательства татар. Сам по себе раздел территории «черкас» между Россией и Речью Посполитой «по Днепр» этих проблем не решал. Именно в этой связи в инструкциях А. Л. Ордину-Нащокину подчеркивалось, что следует добиваться, чтобы «черкасы содержаны были по всякои крепости, а хану б крымскому прилучены не были», иначе «обоим государствам будет тягость большая»[39]. Однако при этом никак не объяснялось, какими средствами этого добиться и что следует на этот счет записать в мирном договоре.

Рассмотрение этих положений инструкций позволяет утверждать, что русское правительство стремилось добиться прекращения войны, сделав противнику серьезные уступки на территории Белоруссии. О заключении одновременно с мирным договором «вечного союза» между государствами в инструкциях вообще не упоминалось (даже там, где речь шла об общей заинтересованности государств в борьбе с крымскими татарами). Если А. Л. Ордин-Нащокин советовал предложить Речи Посполитой союз, чтобы избежать уступок, то составители инструкций предпочли пойти по другому пути. Однако некоторые советы А. Л. Ордина-Нащокина были приняты во внимание. Так, в инструкциях послу предписывалось ради заключения мира действовать «через королеву, угожая ей, делать через француза»[40].

Были приняты во внимание и рекомендации Афанасия Лаврентьевича добиться прекращения войны благодаря «обранию» Алексея Михайловича на польский трон. Посол должен был выяснить у гетмана Госевского, есть ли реальные шансы на избрание царя преемником Яна Казимира. В случае благоприятного ответа следовало обещать, что царь гарантирует шляхте «права» и «вольности», даст «жалованье многое и от неприятелей оборона будет». Следовало также сообщить, что управление Речью Посполитой (по-видимому, в его отс у тствие) царь готов передать 4 человекам, «которых они по волям своим изберут»[41]. Это предложение было явно ответом на требование польско-литовской стороны, выдвигавшееся на переговорах под Вильно в 1656 г., не назначать на время его отсутствия наместника – «вице-короля»[42]. Вместе с тем посол не получил никаких указаний по главному волновавшему обе стороны вопросу – каковы должны быть в этом случае границы между государствами. По-видимому, в Москве не очень верили в реальность «избрания» и А. Л. Ордин-Нащокин должен был лишь выяснить, есть ли для этого какая-либо реальная почва.

На этом работа над подготовкой инструкций для А. Л. Ордина-Нащокина не прекратилась.

Следующий этап работы отражает перечень адресованных царю вопросов, составленный, по-видимому, дьяками Посольского приказа при работе над текстом наказа. Появление ряда таких вопросов было связано с важными сообщениями, которые привез из Речи Посполитой А. И. Нестеров. Наряду с официальными переговорами, которые вел посланник с сенаторами (о них уже говорилось выше), у него состоялась встреча с литовским канцлером К. Пацем 10 марта «в ночи тайно»[43]. По его словам, канцлер встретился с посланником, «чтоб… хотя малое начало положить к вечному покою». На этой встрече К. Пац обратился через А. И. Нестерова к царю с важным предложением. Выразив понимание, что на будущих переговорах царь будет «крепко стоять» за Смоленск и другие города Смоленщины (Дорогобуж, Белую), утраченные в годы Смуты, он предложил: пусть царь пришлет королю «тайно» 170 000 «червонных», «чтоб те червонные роздать шляхте, которая шляхта тех городов в уездех маетности имели»[44]. В своем отчете А. И. Нестеров отметил, что «о тех делех канцлер говорил с Офонасьем не по один день, многими разы говорил»[45]. Сведения эти стали известны в Москве, по-видимому, в начале августа[46]. Прозвучавшее с польско-литовской стороны предложение выплатить денежную компенсацию за уступку территории не могло не привлечь к себе внимания русских политиков. Вопрос ставился перед царем как в общей форме (следует добиваться мира «уступкою ли городов всех завоеваных или казной перекупать»)[47], так и более конкретно. Дьяки спрашивали, сколько денег платить за Смоленск «с прежними поступлеными городы» и «сколько давать» за Киев и «черкаские городы»[48].