Ведьмин крест

– Петр Косицын. Поверенный вашего нареченного, Софьюшка! Приятно познакомиться! – прогнусавил тот.

Софья выдохнула и улыбнулась, стараясь не морщиться, когда тот слюняво приложился к ее руке.

– Пойдем, я познакомлю тебя с твоим женихом! – Его пухлая ручка приобняла ее за талию, и он повел девушку к поднявшимся навстречу мужчинам. Софья растерянно оглядела их. Оба высокие, широкоплечие, статные, с темными кудрявыми шевелюрами. Оба привлекательные. Только один был молод, а на висках и усах другого уже начала пробиваться седина.

– Добрый день, Илья Николаевич. – Софья безошибочно присела в поклоне перед тем, кто был старше.

Тот помедлил с ответом. Обошел ее, разглядывая, словно необъезженную кобылицу. И наконец, выдал:

– Хороша! – Взяв ее за подбородок, улыбнулся. – Пойдешь за меня замуж?

Стараясь не выдать охвативший ее гнев, та только кивнула и едва слышно прошептала:

– Пойду.

– Вот и умница! – Жених вдруг притянул ее к себе и властно впился в губы. – Ты станешь хорошей женой! – выдал он, наконец отстранившись. – А если родишь мне сына – озолочу!

Софья отпрянула, невольно отирая кулачками губы.

– Грешно это. До свадьбы!

– А чего тянуть-то? – Илья Николаевич с улыбкой провел рукой по ее щеке, размазывая невольные слезы. – Завтра за тобой придет Дмитрий Николаевич, брат мой, и заберет тебя в мой дом, а я пока отбуду к свадьбе готовиться.

Он указал на молодого. Тот стоял, не сводя с Софьи глаз, до сих пор не проронив ни слова. Услышав наказ брата, криво улыбнулся и коротко поклонился.

– Всегда рад исполнить твой наказ, братец. – И Софье. – Добро пожаловать в семью.

Они что-то говорили еще, разговаривали с заглянувшей в зал маменькой, обсуждая какие-то условия сделки, только Софья не слышала. Сгорая от стыда, она, сжавшись в комок, сидела на диване, мечтая только о том, чтобы этот кошмар закончился и завтра не наступило никогда!

Наконец, когда жених со свитой уехал, Софья дала волю слезам. Как подошла мать, она не услышала.

– Ну, хватит! Чего реветь как по покойнику?

– Я не люблю его! И никогда не полюблю! – Всхлипывая, Софья посмотрела на мать. – И если он вам так нравится, выходите за него сами!

– Да я бы вышла… – горько усмехнулась та. – Да только не позовет. Таким, как он, привыкшим брать от жизни все только самое лучшее, такие, как я, не нужны. Одно счастье мне только и осталось: взять даденое за тебя приданое да уехать к сестрице, графине Никольской, в Париж.

– Вы бросите меня? – От такой новости даже высохли слезы. – Вы бросите меня, матушка?

– Ты будешь замужем. Свой долг перед тобой и перед отцом твоим я выполнила. Вырастила тебя, пристроила. Пора и о себе подумать. – Мать села рядом на диван и протянула ей затянутую в черный шелк коробочку. – Вот. Возьми. Это мой семейный амулет, о котором я говорила. Бабка моя рассказывала, что в нем заключен дух, который защищает всех женщин нашего рода. Если вдруг твой муж будет с тобой неласков, вспомни про амулет и надень его. Говорят, чтобы амулет проснулся, его надо напоить своей кровью, но я не пробовала. Муж мне достался ласковый, любящий, да только без стержня и царя в голове, а от этого никакой дух не поможет.

Софья взяла коробочку и открыла. Долго вглядывалась в странный узор необычного, словно покрашенного черной краской креста, в изумрудный глазок, расположенный точнехонько в центре, и снова закрыла.

– И как он защищает?

– Да кто его знает. Вроде обидчики тебя начинают любить как себя. Так мама моя говорила.

– Спасибо, маменька. Я буду беречь его.

– Или он тебя, – вздохнула та. – Но без особой нужды не надевай. Колдовские вещи – они всегда с двойным дном.

Утро свадьбы все равно наступило, как Софья этому ни противилась. Только теперь она не испытывала страха. Скорее нетерпение, чтобы все это поскорее закончилось.

Дмитрий приехал ровно в ветреный полдень. Помог забраться в карету Софье, одетой в роскошное, шитое жемчугами свадебное платье, и, отдав распоряжение кучеру, сел рядом. Мать провожать их не вышла. Да и зачем? Все было сказано между ними еще вчера. Ничего не изменится за ночь.

Какое-то время попутчики молчали, трясясь в поскрипывающей карете. Софья погрузилась в невеселые мысли, слушая завывания ветра, и вопрос Дмитрия застал ее врасплох.

– Хорошо ли вы сегодня спали?

– Что? – Она растерянно взглянула в его темные, почти без зрачков цыганские глаза, невольно отметив длинные пушистые ресницы и прямые линии бровей.

– Что вам снилось? – улыбнулся он. И в глазах заплясали лучики солнца.

Снилось? Софья даже нахмурилась, вспоминая, и наконец виновато призналась:

– Не помню…

– А мне снились вы. Как будто на лугу цветы собираете. Хороший сон.

Он вздохнул.

– К чему это вы? – насторожилась Софья.

Тот пожал плечами.

– Ни к чему. Просто примета есть. Если хороший сон накануне свадьбы увидеть – все будет хорошо!

– Ах, не успокаивайте меня. – Софья разочарованно взглянула в окно.

– Илья хороший. Не бойтесь. Может, он немного властолюбивый и строгий, но он добрый человек. И несчастный. Две жены похоронил, а наследников нет. Даже меня подумывал преемником своих дел сделать, пока о вас не узнал.

– А почему жены умерли? – Она вновь посмотрела на Дмитрия. Вроде черты с братом похожи, да только присмотрись – небо и земля! Тот грубый, властный, привыкший добиваться всего по щелчку пальцев, а Дмитрий вежливый, утонченный, душевный, с аристократичными чертами лица. Если бы судьба не распорядилась так жестоко, предоставив ей выбор, она бы лучше выбрала Дмитрия.

– У первой, Лизаветы Палны чахотка обнаружилась на второй год после свадьбы. Я тогда еще мальцом был, не помню особо. Вторая, Ольга Семеновна, долго прожила с ним в браке, да все детей бог не давал. Потом дал, да только потешился. Умерла она при родах, и ребенок долго не прожил. С тех пор брат не женился, пока вас не увидел, Софьюшка.

Софья даже вздрогнула, как нежно, ласково он произнес ее имя.

– Надеюсь, у вас с Ильей все будет хорошо да ладно.

– Я боюсь его. Не люблю! – вдруг вырвалось у нее. – Я не хочу быть ему женой!

– Не переживайте! Вы его полюбите. Он хороший, – уверенно произнес Дмитрий, глядя ей в глаза. В душу! Да только она ему не поверила. Только отвернулась, чтобы не смотреть в его глаза, в его лицо. Чтобы не запоминать его черты.

Имение купца Кондратова находилось рядом с большой деревней, которую они проехали на закате. Еще не стемнело, как они прибыли к роскошному двухэтажному каменному особняку. Софья, уставшая и замученная поездкой, едва не вывалилась из кареты, когда Дмитрий распахнул дверцу. Подхватив ее на руки, он, распорядившись кучеру по поводу багажа, понес ее к огромному светящемуся дому, возвышавшемуся за высоким частоколом забора, из которого доносились звуки пианино, гармоники и скрипки, а также смех и голоса.

Что же будет, когда гости и ее будущий муж увидят, как Дмитрий внесет ее в дом на руках? Не хорошо это! Софья беспокойно огляделась и взмолилась:

– Нет! Поставьте меня на ноги! Пожалуйста!

– Да полно вам! Вы и минуты не удержитесь! – Дмитрий, и не думая подчиняться, легко улыбнулся, глядя ей в глаза каким-то тяжелым, подчиняющим взглядом.

– Удержусь! Пустите!

– А если я не хочу вас отпускать? – едва слышно произнес он, заставив ее замереть от невыносимого ужаса и сладостного восторга, но тут же поставил свою драгоценную ношу на первую ступеньку крыльца. Нежно поддерживая за талию, он повел ее вверх. – Осторожно, ступени крутые, ровно десять штук. Я помогу вам подняться.

Едва они оказались у тяжелой дубовой двери дома, как она распахнулась сама, и на крыльцо, пошатываясь, шагнули двое бородачей. Увидев Софью и Дмитрия, они охнули и старательно поклонились, подметя бородами пол.

– Дмитрий Николаевич!

– Барыня-хозяйка!

– Посторонитесь! – вдруг рявкнул в ответ Дмитрий и, едва не отпихнув бедолаг, буквально внес Софью в дом. Навстречу им выбежали несколько женщин и тоже низко поклонились.

– Хозяйка!

– Дмитрий Николаевич! Сообщить хозяину, что вы дома?

– Отведите Софью в ее покои да приведите в порядок! А брату я сам доложусь!

Софья почувствовала, как поддерживающие ее все это время руки исчезли, и Дмитрий, не произнеся больше ни слова, направился по коридору, туда, где слышалась музыка и разухабистые, взбудораженные алкоголем голоса.

Ой, страшно-то как! Точно в пасть ко львам попала! Да и дом будто клетка! Из высокого холла в залу, где и происходила ненавистная свадьба, вел через весь дом длинный, мрачный коридор с рядом дверей, а по обе стороны вверх, в полумрак, едва разбавленный тусклым светом нескольких керосиновых светильников, поднимались лестницы, видимо, к спальням. И не оконца вокруг! Аж жуть берет! Так и кажется, что сгинет она в этом доме на веки вечные.

– Пойдем, хозяйка, с домом завтра мы тебя познакомим! Надо тебя с дороги умыть, а то Илья-батюшка уже весь истомился в ожидании невесты! И поп приглашенный уже истомился. Еще чуть-чуть, и придется завтрева ждать. Медовуха у нас знатная. – Служанка, бабка лет семидесяти, подхватила ее за талию и повела в темноту коридора. Как оказалось – бесконечного!

Наконец семенившая впереди девушка-чернавка распахнула двери, и Софья оказалась в большой комнате без окон. У дальней стены стояла большая лохань, полная воды, от которой исходил пар. Не успела невеста пискнуть, как три пары рук со сноровкой стали расстегивать крючки и пуговки на ее подвенечном платье, пока оно бесформенным облаком не упало к ее ногам.

– Худющая-то какая! – не удержалась бабка, не скрывая неприязни, и подтолкнула ее в сторону лохани. – Взбирайся. Нам велено тебя вымыть.

– Но… платье! – Софья с ужасом смотрела, как служанки подхватили подаренное мамой подвенечное платье и, распахнув заслонку, сунули его в полыхающий огонь печи.

– Не боись, хозяйка. Илья Николаевич может позаботиться о своей невесте. – Бабка, судя по всему, была тут главной. Она дождалась, когда Софья заберется в лохань, оказавшуюся ей по пояс, расплела ей косу и вдруг окунула ее с головой, а затем, больно дергая, с силой принялась мыть ее роскошные иссиня-черные волосы.

– Не надо! Я сама! – Наглотавшись воды и пытаясь открыть щиплющиеся от мыла глаза, наконец возмутилась Софья. Где-то внутри просыпалась злость. – Пошли прочь!

– Ты смотри! Еще не хозяйка, не жена, а уже туда же! Командовать! – восхитилась молчавшая до сих пор пышнотелая служанка.

– Говорят, бесприданница! Ничего за душой, только титул! – поддакнула девушка-чернавка так, словно ее, Софьи, тут и вовсе не было.

– Так! Все! – Софья окунулась с головой, смывая липкое мыло, и поднялась. – Пошли прочь! Несите мое новое платье! Раз уж ваш хозяин венчальное платье самой графини Рощинской, подаренное ей императором, не ценит, то что говорить о его глупых шавках! Быстро!

То ли в ее голосе читалась реальная угроза, то ли побоялись холопки перечить будущей хозяйке, но спорить не посмели и резво потрусили к двери. Софья победно улыбнулась. Еще посмотрим, кто кого!

Выйдя из лохани, она с наслаждением завернулась в мягкую простынь, лежавшую на лавке, и украдкой смахнула злые слезы. Раз уж Илья Николаевич сделал такую ошибку, пожелав ее в жены, она станет соответствовать своему титулу и положению! И не позволит никому смеяться над собой!

Спустя час Софья, одетая в белоснежное, с открытым лифом и длинным шлейфом, шитое серебром платье, уже входила в зал. Ее блестящие волосы были заплетены в две толстенные косы, с ниткой жемчуга. Фату она надевать отказалась, и служанки не посмели перечить. Впрочем, отсутствие оной никто и не заметил. Все смолкли, во все глаза пялясь на невесту, будто на призрак, пока жених не прервал молчание.

– А вот и моя невестушка пожаловала! Софья Алексеевна! Прошу, красавица! – Илья Николаевич, одетый в расшитый золотом черный камзол и такие же штаны, грузно поднялся и неровным шагом подошел к невесте. Подал руку. Софья едва сдержала гримасу брезгливости. От жениха изрядно пахло алкоголем. От принятой на грудь медовухи веки жениха набрякли, делая немолодое лицо одутловатым, а темные глаза налились кровью, делая его взгляд угрожающим.

– Конечно! – Она сделала над собой усилие и улыбнулась. Приняла его руку и позволила повести себя в центр зала, где их ожидал, покачиваясь, одетый в черную рясу местный поп. В жидкой бороденке застряли крошки хлеба, а глаза упрямо закрывались.

– Мы готовы, отец Макар, – наконец они замерли перед священнослужителем.

– Аминь! – обрадовался тот, попробовал сфокусировать взгляд на молодых и, запинаясь, затянул какой-то псалом.

Софье было невыносимо стоять здесь, на лобном месте, точно паяц в балагане, и она была несказанно рада, когда прозвучали вечные слова:

– Берешь ли ты, Илья Николаевич, в жены рабу божию Софью?

– А как же!

Священник довольно икнул, видимо, вспоминая об оставленном за столом угощении, и перевел мутный взгляд на невесту.

– А ты, Софья Алексеевна? Берешь ли в мужья нашего уважаемого Илью Николаевича?

Интересно, а что будет, если сказать «нет»?

Софья так явно представила последствия этого коротенького словечка, что рисковать и экспериментировать желания не осталось. Она нашла взглядом стоявшего позади остальных гостей Дмитрия и, не сводя с него взгляда, громко произнесла:

– Да. Я беру.

– Вот и чудненько! – обрадовался поп. – Точнее, аминь!

И словно этим словом снял запрет на разговоры. В зале точно завелся пчелиный улей. Кто-то кричал поздравления, кто-то продолжил беседу, прерванную на этот нелепый обряд. Зазвучала музыка. Софья готова была провалиться сквозь землю, только бы не быть здесь, где каждый норовил показать ее ненужность, ее чуждость в этом доме. Даже ее новоиспеченный муж словно забыл о ней, принимая поздравления и поднимая с каждым чарку за счастливый брак.

Наконец он о ней вспомнил.

– Софья, пойдем, поешь чего-нибудь, выпей. – Муж облапил ее за талию и потащил к двум стульям, стоявшим во главе стола. – Садись!

Он усадил ее за стол, сел рядом и, снова обняв за талию, зашептал на ухо:

– Ты не бойся, моя хорошая! Я тебя лаской не обделю. Сколь ни выпью, а мужем твоим сегодня стану. Веселись, знакомься с родней, друзьями, а около полуночи уйдем.

Софья молча кивнула, а когда он отвернулся, передернулась, украдкой глядя на него. Пусть вчера он и показался ей моложавым, но сейчас, перебрав медовухи, выглядел гораздо старше своих лет. А может, все же свалит его с ног сегодня зелье? Сделать вид, что она тоже пьет, а самой ему подливать?

Перекусив зажаренным на вертеле перепелом, она подставила кубок виночерпию и коснулась руки мужа.

– Давай выпьем с тобой, Илья, за нашу сделку?

– Сделку? – Он заглянул в пустой кубок, дождался, когда его наполнят, и, щурясь, посмотрел на жену. – Ха, а ведь ты, деваха, права! Сделка она и есть! Потому мне наш союз люб. Любовь – она что? Она делает тебя слабым, а дело – завсегда дело. За сделку!

И махом опрокинул кубок в себя. Утер рукавом усы и снова облапил ее.

– Будешь верной, родишь мне сына, и я тебя озолочу!

– Я помню наш уговор… – Она отхлебнула пряный, пахнущий травами и медом напиток и снова подняла тост. – Тогда, милый муж, давай за будущего сына и наследника!

– О! Это другой разговор! – Ему вновь наполнили кубок, и он тут же его осушил.

Спустя полчаса такого душевного разговора Илья Николаевич уже больше висел на ней, чем сидел на стуле, и говорил несвязно, постоянно повторяясь. Вот только и Софья с непривычки, хоть и пила мало, напробовалась медовухи, и теперь противно кружилась голова, и хотелось спать.

– Илья Николаевич! – наконец, не выдержав его бормотания, она вскочила. – Что-то дурно мне от зелья твоего. Голова кружится и мутит. Не пила я до сего дня отраву эту!

– Что? Желаешь в опочивальню и так намекаешь? – Он растянул в пьяной улыбке губы.

– Желаю. Но сперва на крылечке хочу постоять! На ветру холодном. Чтобы в себя прийти и долг супружеский исполнить.

– Ну, ступай. Постой. А я, ежели не дождусь, приду за тобой! – Илья махнул на нее рукой, словно благословляя, заглянул в пустую чарку и криком подозвал к себе слугу: – Эй ты! Почто моя чарка пустая? Наливай! Вровень с краями наливай! Слепой, что ли?

Дальше Софья на него не смотрела. Принялась пробираться меж гостей к желанным дверям, а выбравшись в холодный темный коридор, она чуть ли не на ощупь пошла вперед, молясь только об одном: найти выход на улицу. В тот момент она хотела спрятаться хоть в сарае, хоть под крыльцом, лишь бы ее не нашло чудовище, называющееся теперь мужем.

Она услышала, как где-то грохнули тяжелые двери зала, и прибавила шагу. Холодный осенний ветер принял ее в себя, когда она уже и не надеялась найти дорогу на улицу. С наслаждением вдохнув напоенный дождем воздух, Софья не стала спускаться с крыльца, просто подошла к крайней колонне и, обняв ее, прижалась щекой к холодному мрамору.

Успокоение пришло с мыслью: никто ее не будет искать. Ее благоверный уже слишком пьян и оттого ленив. Разве что его слуги, да и тем лень будет идти в непогоду. Надо переждать тут пару часов, и ненавистная постель отложится на день. А если завтра будут вторые сутки празднования, то и на два дня.

Она так размечталась о том, как будет хороша жизнь, если ее старый муж не будет ее принуждать к тому, чего она не хочет, что даже не заметила, как тихо скрипнула дверь, и на крыльцо вышла высокая, широкоплечая тень. От сжавших ее в объятии рук она едва не закричала, но стерпела, почуяв сладкий аромат зелья, исходящий от подкараулившего ее супруга. Губы, на удивление нежные, скользнули по шее, задержались на плечах, заставляя ее против своей воли тихонько застонать. Не ожидала она такой нежности от Ильи Николаевича, но все же негоже это пьяными в брачную постель ложиться. А ну как боженька дитя им с первой ночи даст?

– Погоди, Илья Николаевич, – выдохнула она, млея от невольной ласки. – Дай привыкнуть! Понимаю, что твоя, но прошу, пусть это случится не сегодня. Это моя последняя просьба как невесты!

От раздавшегося голоса она замерла, не в силах пошевелиться.

– Нет, Софьюшка, не моя ты. И привыкать не к чему. Все бы отдал, чтобы оказаться на месте брата. Понравилась ты мне. Еще когда он о тебе рассказал, когда на смотрины ездили. Лебедь белая, а досталась человеку, не ценящему ничего, кроме денег! И ведь я сам тебя уговаривал не далее, как сегодня. Просил поверить в лучшее будущее. Прости меня, Софьюшка!

Стремительно развернувшись, она во все глаза уставилась на Дмитрия.

– Так люба я тебе?

– Да, – прошептал он и впился в губы поцелуем, от которого замерло сердце и сворачивалась кровь. Софья ответила со всей страстью, на какую была способна, молясь только об одном, чтобы этот поцелуй не заканчивался никогда! Вот только все хорошее имеет свойство исчезать предутренней дымкой. Дмитрий отстранился. – Прости. Я сейчас уйду и больше никогда тебя не побеспокою. Только полюбуюсь тобой еще немного!

– Нет! – она вцепилась в его горячие пальцы. – Останься со мной! Исполни мою просьбу!

– Любую! – Его губы снова нашли ее шею, обжигая, съехали в ложбинку на груди. – Все для тебя! Что ты хочешь?

Софья помолчала, набираясь решимости, и страстно зашептала:

– Не люб твой брат мне! Не могу свою чистоту отдать этому пьяному борову! Прости за слова. Хочешь, можешь ему так и передать. Только прошу, будь у меня первым! Тогда мне ничего не страшно будет.

Дмитрий отстранился. Софья чувствовала, как он смотрит на нее и молчит. Словно она уничтожила все, что между ними зарождалось, своим непристойным предложением. И когда Софья уже и не надеялась на ответ, он вдруг подхватил ее на руки, легко сбежал по ступеням крыльца и, покрывая лицо поцелуями, направился в темноту.

Аромат сена подсказал Софье, что Дмитрий принес ее на сеновал. Сгорая от нетерпения, он опустил ее в душистую перину. Позволил ей стянуть с себя рубашку и застонал, когда ее губы прочертили влажную дорожку на его груди. Подмял под себя.

– Будь моим! Будь первым! – понимая, что не в силах вынести такую страсть, прохрипела, извиваясь под его сильным телом, Софья.

– Тише! – шепнул он, закрывая ей рот поцелуем. – Я твой! Я тебя никому не отдам!

Спустя какое-то время они, обессиленные, упали на сено.

– Тебя скоро начнут искать… – наконец, после долгого молчания, произнес Дмитрий и вдруг закрыл себе лицо руками, застонал. – Что же я наделал… Как же мне жить, зная, что ты с ним? Что ты не моя? Он даже не родной мне! Сводный, по отцу. И все деньги семьи у него. Я – нищий! Ты даже убежать со мной не сможешь…

– Чш… – Софья отвела его руки, заставив смотреть на нее. – Ты мой любый! Мой первый! Я тебя всю жизнь ждала! И не отпущу больше! Твой брат – не вечный. Наступит срок, и ты сможешь быть со мной, не таясь, а пока дозволь радоваться тобой хоть иногда!

Голоса, раздавшиеся со стороны усадьбы, заставили ее в страхе замолчать.

– Уже?

– Не бойся. Мы приведем себя в порядок, чтобы никто ни о чем не догадался, а после я выйду с другого входа, присоединюсь к ним и приведу сюда. А ты скажешь, что заблудилась, а так как лишку выпила, то и уснула. Поняла? – Он поднялся и принялся застегивать рубашку.

– Поняла. Только пообещай, что мы теперь вместе? И тогда я все стерплю!

– Обещаю! – Он поцеловал ее долгим поцелуем. – Теперь вместе…