– Первого мужа я схоронила шестнадцать лет назад, его бык в бок ударил, он помер на шестой день. А второй муж уехал сыр продавать, на ярмарку в Вильбург, и там помер от чумы.
– А, так ты двух схоронила, – уточнил брат Иоганн. По его тону Волков понял, что это отягощает дело вдовы.
Волков сел на лавку, вытянул ногу.
– Так в том нет моей вины, я обоих мужей, что Бог дал, любила всем сердцем. – Говорила женщина.
– Конечно-конечно. – Соглашался брат Иоганн.
– Веруешь ли ты в Спасителя нашего, веруешь ли ты в непогрешимость папы и святость Матери Церкви нашей? – Заговорил брат Николас.
– Верую, святой отец, верую. – Кивала вдова.
– Ходишь ли к причастию? Исповедуешься?
– Да, хожу каждую неделю. Исповедуюсь, наш поп… отец Марк, скажет вам, если спросите. Спросите у него, пожалуйста.
– Спросим, спросим, не сомневайся. Позовём пастыря вашего и спросим с него, – обещал отец Иона. – Ты, дочь моя, вот, что мне скажи, только без лукавства говори, знаешься ли ты с Сатаной.
– Господи, прости, Господи прости, – вдова стала истово креститься с показной рьяностью.
– Отвечай, – настоял Отец Иона.
– Нет, Господь свидетель, клянусь вам душой своей бессмертной. – Она почти рыдала. – Поверьте мне, поверьте.
– Читала ли ты чёрные книги, творила зелья, смотрела, как кто другой творит такое?
– Нет, нет, клянусь, нет! Я не грамотная, не читаю книг, никогда не читала.
– Говорила ли ты проклятья, сулила ли беды, призывала ли болезни для скота и для детей, чьих-либо? Или для людей?
– Нет, нет, нет. Никогда.
– А приходил ли к тебе во снах человек с лицом чёрным, или о рогах, или о копытах, или о языке длинном. – Спрашивал Брат Иоганн. – Говорил ли тебе добрые слова, трогал груди твои, целовал уста твои, живот и лоно твоё? Сулил злато? Приглашал с ним идти? Обещал ли любовь?
– Нет-нет, никогда такого не было. Никогда.
– Ну, хорошо, – продолжал отец Иоганн, – а слушала ты проповеди лжеправедных отцов, что воздвигали хулу на папу, и на Матерь Церковь, и говорили от лица, сына Сатаны, Лютера?
– Нет, да что вы! – Вдова старалась говорить искренне. Складывала молитвенно руки. – Да разве это не грех? Да и нет у нас в городе еретиков.
– Не плевала ли ты на иконы, не читала ли молитвы на простом, грешном языке, не ругала отцов святых Церкви дурными словами, и не требовала от них покаяния сатанинского и реформации?
– Никогда, никогда.
– Палач, добрый человек, выйди. – Сказал отец Иона.
Вдова, услышав это заплакала. Оглядывалась.
Сыч и с ним два солдата из людей Брюнхвальда, что подвязались помогать палачу за серебро, вышли и низко кланялись Трибуналу.
Сыч был чист, выбрит и горд своей миссией. Кланялся ниже всех.
– Сын мой, встань рядом с этой несчастной. И люди пусть твои встанут.
Сыч исполнил приказ незамедлительно.
– Господи, Господи, – запричитала вдова, – зачем это? Святой отец, зачем вы позвали этих страшных людей?
– Дочь моя, – заговорил отец Иона, – по протоколу мы должны тебя осмотреть, надобно, чтобы ты сняла свою одежду.
– Что, всю одежду? – Не верила вдова. Она оглядела дюжину мужчин, что были в зале.
– Дочь моя, пред Святым Трибуналом ты должна стоять, как и перед Господом нашим будешь стоять, ничем не прикрыта. В том не будет тебе укора, коли ты станешь нага здесь.
– Надобно всё снять? – Всё ещё сомневалась женщина.
– Да, – говорил отец Иоганн с суровым лицом, – иначе палач снимет с тебя платье неласково.
Гертруда Вайс стала медленно раздеваться. Рыдая при этом.
– Женщина, не трать время наше, разоблачайся быстрее, – крикнул отец Иоганн, – палач, помоги ей.
Сыч подошел, стал раздевать её. Кидать её одежду на лавку. Волков услышал, как за ним кто-то пошевелился. Он повернулся и увидел монаха брата Ипполита, тот отвернулся, смотрел в жаровню с углями, чтобы не видеть женского тела. Шептал что-то.
А Сыч раздел женщину догола, стянул чепец с головы и снял с неё обувь, всё это он делал с серьёзным, даже злым лицом.
– Распусти волосы ей, – командовал отец Иоганн.
Сыч повиновался.
Волков глядел на вполне себе хорошее женское тело. Несмотря на возраст, женщина была аппетитна, только вот атмосфера, что царила в зале, никак не располагала к любовному настроению.
Женщина выла, ни на секунду не умолкала, пыталась руками прикрыть срам, да Сыч не давал, одёргивал её, чтобы руки не поднимала.
– Вдова Гертруда Вайс, сейчас тебя осмотрят честные люди, один из них монах, что не принадлежит к Святому Трибуналу, брат Ипполит, и добрый человек славный своими подвигами божий рыцарь Фолькоф. Не против ли ты, что они будут свидетелями по твоему делу? – Заговорил отец Иона.
– Нет, не против, – подвывала женщина.
– Брат Иона, – заговорил отец Николас, – надобно ли брату Ипполиту тут свидетельствовать в таком деле, молод он, нужно ли ему видеть женское тело? К чему соблазны такие.
– Ничего-ничего, пусть укрепляет себя и дух свой. – Не согласился брат Иона, и добавил тихо, – да и некогда искать другого, обед скоро.
Брат Николас вздохнул только в ответ.
– Брат монах, и вы господин рыцарь. Подойдите к женщине, поглядите, есть ли на коже у неё родимые пятна, что напоминают рогатую голову, голову пса с пастью, голову козлища с рогами, голову кота?
Волков и краснеющий как пламя брат Ипполит стали оглядывать голую женщину со всех сторон. Никаких родимых пятен у неё не было.
