Ну ты мужик или нет? Сборник рассказов

Криво

Автору положено изменять фамилии, имена, чтобы ныне живущие герои не обижались и не предъявляли претензий. Но как изменить фамилию, если именно она и есть отражение сути характера и судьбы героя? У одного моего знакомого фамилия Криворучко, если его переименовать в Кривоножко, образ полностью меняется. Именно ручки у него кривые, в переносном смысле, и результат любых манипуляций «кривыми» ручками соответственный. Я помучилась и решила рискнуть – оставить как есть. Не думаю, что такой человек, как Кривошеев, предъявил бы мне претензии. К тому же, история эта могла случиться в любом городе, с любым Кривошеевым.

Кривошеев стал подарком на 8-е марта моей подруге Люське, и, как потом выяснилось, всем нашей компании. Поздравлялки закончились поздно, общественный транспорт уже не ходил, такси праздничным вечером не поймать, таксисты вообще неохотно ездили в Рабочий посёлок, дороги там… не было там дорог. Ночная мартовская погодка в нашей полосе не подходила для мини юбки и капроновых колготок. Люся уже строила самый безопасный и короткий пеший маршрут до дома (и то, и другое из области фантастики), когда возле неё остановился темный, пустой рейсовый автобус не её маршрута. Люська поменьжевалась и впорхнула в салон. Свет зажегся и погас, как только дверь захлопнулась, но они с водителем успели рассмотреть друг друга.

Кривошеев был похож на молодого Бендера. Лукавый, самоуверенный взгляд, слегка развязные повадки, ироничная манера речи. И длинный шарф, обмотанный вокруг шеи. Я часто ловила себя на желании взглянуть на его ноги – есть ли там носки? Носки исправно были, но всё равно казалось, что щегольские ботинки надеты на босу ногу. Парень симпатичный: длинные, по моде, черные волосы до плеч, карие глаза, правильные черты лица, среднего роста, хорошо сложен, но с каким-то поселковым отпечатком, состоящим из смеси нагловатости, плутоватости, интуитивной, животной сметливости. Порода такая. Чем он отличался от детей рабочего поселка? Непосредственный, добрый, не циничный, не испорченный и любопытный, в хорошем смысле слова.

Когда через пару дней сияющая Люсинда нам его предъявила – подарила, он сразу всем понравился. Несмотря на несколько развязный тон, не напрягал и быстро ассимилировался. Кривошеев умел дружить. Еще, было в нем то, чего не хватало нашим интеллигентным мальчикам – практичность, хозяйственность. Смастерить, починить, организовать выезд на природу, купить пива без очереди. И никаких шоферских замашек в нашем присутствии – пошлых шуточек, мата. Однажды удивил меня. Прочитал Есенинское стихотворение, абсолютно в тему, по ситуации, очень ему подходящее: «Я одну мечту, скрывая, нежу, Что я сердцем чист, Но я кого-нибудь зарежу под осенний свист». Шла ему и дворовая песенка: «Я с детства был испорченным ребенком, на маму и на папу не похож. Снимали дамы шляпы, лишь услышат: «Жора! А ну-ка, подержи мой макинтош!»». Когда, блестя хмельными глазами чайного цвета, выводил он сентиментальное: «А свечи плачут о былом…», театральные девицы засматривались.

Кстати, о девицах, тут самое время вернуться к Люське и фамилии Кривошеева. Не туда – криво, поворачивалась его шея. Ладно бы, просто налево, как у всех мужчин, но на очень уж неудачное «лево». Весенний «подарок» сам, конечно, был не подарок, но и дамы попадались еще те. Ко времени нашего знакомства Кривошеев уже был женат и разведен. Ранний доармейский брак списывал на молодость и глупость. А с Люсиндой попал как кур в ощип. Поразительным пристрастием обладала наша рыжая от природы бестия – любила исключительно конфетно – букетный период, обожала быть невестой. Состояние невесты делало её красивой, счастливой, истерично-радостной. Но как только свадьба была на пороге – всё, резко сворачивала отношения. Причину могла состряпать самую пустячную, но переживать, как настоящую трагедию («он вышел ко мне из поезда в нечищеных ботинках»), с диким накалом страстей – актриса. Впрочем, жених Бендер обличен и отвергнут был по причине существенной и существующей – измена. Не в ту сторону во время пения повернул он свою кривую шею.

Новая птичка была серенькая. Выбирал-то он обычно девочек своего круга, вполне привыкших к пьянству и гулькам отцов, но с какими-то закидонами. Переделать бабы всегда мужиков хотят, надеются, что для них, любимых, они изменятся, но у этих еще круче выверты были. Одной – только бы невеститься, другой требовался собственный ручной Бендер.

Бендеров ручных не оказалось, не вывелась ещё такая порода. Шея поворачивала Кривошеева в сторону выпивок, компаний, рыбалки. Птичка терпела, ругалась, рожала. Он же, не только отлично водил машины, но и чинил их, так что, и пропивал, и зарабатывал прилично. Думаю, прожили бы благополучно, как большинство, если бы не Перестройка. Тут Птичка и выкинула номер не по программе – родила третьего ребенка. Время самое неподходящее выбрала. Пружина, видно, выскочила, отталкивая навалившееся: развал устоявшегося быта, социальную неразбериху, мужнину отстраненность. На общем фоне у них всё было неплохо, имелось с чего начать. Квартиру кооперативную, трехкомнатную, поменяли на дом в богатом шахтерском городе, пацаны старшие подросли, у супруга профессия востребованная, друзья хорошие. Удержать ребенком хотела Кривошеева – возле себя, от пьянства? Не вышло. Не всем дано было выдержать великий перелом, крушение привычной жизни, а может кривая дорожка уже завела моего героя туда, откуда не возвращаются. Бендер стал алкоголиком, бомжующим, опустившимся, пьющим и спящим, огражденный счастливым, хмельным неведением от непонятной, тяжелой жизни. Птичка, друзья, даже мать, сдались перед великим монстром всех времен и народов – водкой. Не повернуть в другую сторону шею и фамилию отцовскую не поменять. Ушел наш Подарок, как в своё время его папка, в пьяную смерть.

Господи! Даруй ему новую, счастливую, трезвую жизнь под новой, прямой, фамилией!

Кто ловит – тому и рыба

Ну, как человеку, у которого в одном месте шило, да еще и любое действие предполагает результат (лучше немедленно и максимальный), объяснить, зачем сидеть с удочкой, когда не клюёт?

– Вань! Ну, вот чего ты уже два часа тут сиднем сидишь, а ни одной рыбы не поймал?

– Не клюет, – спокойно отвечал Иван. (Он очень уравновешенный.)

– А если не клюёт, зачем сидеть? Рыбы же – нет.

– Рыба есть, но не клюет.

– Так сделай что-нибудь, чтобы клевала, – предлагаю практичное решение.

– Я делал, – так же ровно звучит в ответ, – прикармливал.

– Может, по-другому ловить – сетью, а не удочкой твоей, раз и все.

– Сетью – это не рыбалка, разбой, а мордушку я дома забыл.

– Ты ж говорил, что взял!

– Это я мормышку взял, а мордушку забыл.

– Так лови мормышкой!

– Мормышка – это наживка, а мордушка – сетка на палке.

– Может, бармаши, – блеснула я знанием рыбацкой терминологии.

Иван засмеялся.

– Чего ты смеешься? Я с дядей в детстве на рыбалку ездила, он ещё какими-то бармашами ловил, – пробурчала обиженно.

– Все. Всю рыбу распугала. Сворачиваемся.

– Это ты своим смехом рыбу распугал, – все еще делая вид, что сержусь, парировала я.

На самом деле, именно этого и добивалась. Давно уже было пора выпивать, закусывать, главное, песни петь у костра. А какие песни без Ивана. Но вопрос непродуктивности рыбалки без клева тоже волновал.

– В рыбалке главное не рыбу поймать, а сам процесс, – толковал Ваня. – Вот, сижу я на берегу, ни о чем не думаю, любуюсь природой – погодой, удовольствие получаю.

– Ага! Что ж тогда у Антонова нервный срыв случился, когда рыба сорвалась? Неделю ходил с растопыренными руками, всем показывал, какого размера зверюга ушла.

– Ну, рыба, конечно, тоже важно, – примирительно бубнит Ванюша.

Антонову не хватает Иванова философского спокойствия. Он рассказывает о рыбалке и зеленые глазищи фосфорически светятся, как у кота, почуявшего рыбу, так и кажется – сейчас заурчит, завоет утробно. Если долго не удается выбраться к ближайшему водоёму, Антонов ностальгирует, как поручик Голицын о родине.

– Сон видел, – рассказывает он мне во время романтической прогулки.

Как нормальная девушка я жду чего-то сентиментального.

– Рыба, – печально роняет он.

– Что рыба?

– Рыба снилась, много рыбы. Здоровенная такая, – оживляется Антон (прозвище его), – полная лодка. Я взял одну померять, она как забьется и хвостищем хлесть по руке! Проснулся – на коже засечка осталась и рыбой пахнет. Не веришь – посмотри!

Действительно виден какой-то старый шрам.

– Как думаешь, к чему это? – с надеждой вопрошает он.

– Тебе, как сценаристу, положено знать – рыба всегда снится к беременности. Не думаю, что в твоем случае это возможно, потому теряюсь в догадках, – мстительно заканчиваю я.

Одержимость рыбной ловлей несколько раз чуть не стоила ему жизни. Как-то летом, он в надувной резиновой лодке, уплыл вниз по течению на вечерний клев. Стемнело, все наши рыбаки собрались, только Антонова нет. Прошли по берегу, покричали, поаукали – нет. Выпили – закусили, стали планировать поисковую операцию. Вооружились фонарями и к реке. Тут-то он и появился. Мокрый, злой как черт, непривычно молчаливый. Только после третьей рюмки рассказал, что к чему. Не знаю, каким уж там мистическим образом лодка прохудилась, а он – на середине реки. Темно уже, плыть надо против течения. Оказался в воде, но снасти и лодку не бросает. Попал в водоворот, стало затягивать…

– Вся жизнь, за один миг перед глазами пробежала: я маленький, в белой рубашонке по траве бегу, мама, ты на меня укоризненно смотришь, – ерничал Антонов, но в глубине глаз еще темнел страх.

Из-за несоответствия тона и взгляда стало ясно, что ситуация была не шуточной. Я начала колотить Антона по груди кулаками и орать, что он, псих – ненормальный, когда-нибудь рыбам на корм попадет.

– Ну, чего ты? Все ж в порядке. Тонул я, а истерика у тебя.

Ночью пьяный Антон выкрикивал остатки страха: «Истопи ты мне баньку по белому…»

В другой раз он с инфантильным приятелем Мариком поехал на рыбалку. Дело было в марте, и лед на озере стоял непрочный, о чем все их предупреждали, но охота пуще неволи. Бедный Марик, он – то поехал за компанию, развлечься, а попал, как кур в ощип. Льдину оторвало и понесло на середину озера вместе с рыбаками, рыбой и воплями Марика. Короче, снимали с вертолетом. На вопрос: «А почему такие пьяные?» – резонно заметили: «Ты еще спасателей не видела!».

Самая замечательная рыбалка была с дядей в моем раннем детстве. Он, как Иван, млел от самого процесса, общество друг друга нас устраивало и радовало, отсутствие клева тогда меня ещё не беспокоило. Я перебирала рыбацкие побрякушки, позвякивала всевозможными колокольчиками, проводила филологические исследования: «бармаши» и «шармачи» – это одно и то же и если да, то, как они умудряются свистеть у нас вечерами под окнами, и как же дядька собирается использовать их в качестве наживки. Шармачами бабушка называла уличных хулиганов.

Впрочем, был у нас друг Володька, поддерживающий мою прагматичную точку зрения, что рыбалка – значит улов. И он у него всегда был.

– Не клюет? Не печалься, – утешал он меня, – там под корягой здоровенный сом, мы его утром обязательно добудем.

И добыл. Всю нашу ораву накормил одной рыбиной.

Да, был еще дядя мужа, подходивший к ловле рыбы, как к занятию хозяйственному.

– Приехали! – радовался он. – Сейчас щуку поймаем, Тамара пирог испечет, у неё и тесто готово.

– А если не поймаем? – недоверчиво тянула я.

– Как, не поймаем? У меня и удочка уже стоит.

– Где стоит?

– За домом.

Мы с мужем засмеялись:

– Надо топор рядом поставить, может, курица на лапшу будет, за компанию.

– У меня речка за домом, в конце огорода, пойдем, покажу.

Речка действительно имела место быть, и удочка стояла на палочке-рогатке, но данный факт никак не гарантировал, что рыба поймается, да еще щука. Но это для нас, а дядя Витя ни секунды не сомневался – рыба будет. И ведь была, точно вовремя, как тесто подошло, выловил приличного размера щуку, пообещав назавтра отвезти на настоящую рыбалку. Я сразу же согласилась, уже не сомневаясь в улове.

Думаю, рыбалка у всех для разного: медитации, драйва, трепа, пьянки, а улов у того, кто рыбу ловит.

Кредо

– Ваше политическое кредо?

– Всегда!

(И. Ильф и Е. Петров «Двенадцать стульев»)

Одесское побережье плавила июльская жара. Две юные девицы дружили с матросиками, служившими на белом теплоходе, курсировавшем вдоль берега, от Аркадии до Ильичевска и обратно. Между рейсами пока матросы управлялись по хозяйству, подруги дефилировали по палубе. Снизу, через открытую дверь кто-то позвал: «Девушки, спускайтесь!». Заглянули в прохладную полутьму. Корсар. Сухой, коричневый, изборожденный морщинами, крепкий – грецкий орех. Глаз, как бусинка горит. Шейный платок шелковый. Кинжал отсутствовал, но ром был, о чем и оповестил: «Девочки, ну спускайтесь, у меня „Гавана клуб“ есть». Вышли из оцепенения, скорчили соответствующую мину.

– Не бойтесь, приставать не буду. У меня на этот счет свое моральное кредо.

Девицы заинтересовались:

– Какое?

– Дашь? Не дашь – иди к едрени матери, следующая.

Встал навстречу, предупредил:

– Осторожно! На входе лучше наклониться.

И тут же выдал байку. Море штормит, теплоход качает, матросы на входе предупреждают пассажиров: «Осторожно! Наклонитесь, можно ушибиться!». Каждый второй после вопросительного восклицания вместо того, чтобы пригнуться, стукается о притолоку. Пожилая еврейка, занимающая место напротив сходней, не выдерживает: «Бабах, да бабах! Нет уже-таки сил слышать эту пальбу! Мало шо бахают, так еще и охают, хорошо хоть воздух не портят».

Когда кавалеры отыскали своих подружек, те уже были в дым и в хлам. Бармен, трезвый, как стеклышко, успевал наливать пассажирам, своим визави и развивать тему кредо. Девчонок спас шторм. Не так, чтобы очень сильный, но в сочетании с ромом достаточный для очистки желудков прямо на палубе. Парни поговорили с барменом на своем языке – смеси одесского сленга и мата, тот предъявил им свое очередное кредо: «Чужая женщина не моя. А драить палубу – ваша работа». Перед убийственными аргументами пришлось отступить с девицами на крепких плечах. У протрезвевших авантюристок возникло подозрение, что ничего, кроме рома, им не светило, если б они даже были из «дашь». Флибустьер давно получал удовольствие от выпендрёжного стеба вместо секса.

Сероглазый красавец осетин Асхар соответственно своему имени был отважным, но кредо имел компромиссное: если не уверен, что справишься, отойди в сторону, чтобы не опозориться. Причина осторожности – все тот же женский пол. Как-то вечерком друзья предложили подвезти Асхара с работы. По пути заехали к знакомому ветеринару. Дома оказалась только его теща – вдовая «баба ягодка опять». На Асхара сразу «сделала стойку», сметливо изобрела повод для мужской помощи по хозяйству. Друзья, ребята сообразительные, предложили джигиту остаться – помочь женщине. Он отказался, сославшись на дела. В машине, под давлением любопытных приятелей, сознался: «Э-э, дорогой! Раньше не просил – боялся, откажут, теперь боюсь, что согласятся». А дамочка – то решила – высоко себя ставит красавчик.

В далекие советские времена в Батуми у местных мужчин был традиционное вечернее развлечение. Часам к четырем – пяти пополудни они собирались в центре, на пересечении улиц, заполненных дефилирующими курортницами. Пресловутые кепки аэродромы, гордый кавказский профиль над черными усами, руки в карманах. Блондинки, брюнетки и шатенки не знали грузинского языка, но догадывались о содержании разговоров.

– Ты стал бы?

– Э! Я б не стал!

– Вах?!

На большее горячие грузинские парни не решались. Те из них, которые «стал» и «мог», давно наливали Мукузани грудастым блондинкам в кафе, на набережной. Избалованные мужским вниманием блондинки после уверяли, что вино лучше ухажеров и что слухи об их невероятных сексуальных возможностях сильно преувеличены. Но кредо, есть кредо. Раз грузин, значит, всегда озабочен.

– О! Азиз джан! Какой азиз джан!

В дословном переводе азиз джан – милое тело. Обращаются друг к другу коротко «азиз», или «джан», к иноверцам «брат», «азиз джан» – к близким, родным и предмету симпатии. Чувственный, душевный, мягкий и пушистый, заговорил, истекает сладким соком – персик. Русский с ней не пойдет – столько не выпьешь, армянин смотрит глазами оливками, как на королеву красоты. У него свое кредо – если местная женщина с жильем «хочет», значит, красавица. А он, после пересечения границы, свободный мужчина. Дома жене, многочисленным детям, как скажет, так и будет, здесь «королеве» смотрит в рот, пока сам не оперится. Потом возьмет вещички, свои и её по максимуму, и перейдет к следующей. Или живет на два дома – армянский и русский. Осчастливленная рукастым, внимательным, поначалу, очень домашним мужчиной, Азиз джан, незаметно для себя, одевает, кормит, одаривает, терпит кроличий секс. Кто же её еще так любить и ценить будет? И у нее свое кредо: «Пусть завидуют!».

Азер (не уничижительное прозвище, имя) – жгучий красавец. Брови дугой, нос идеальной формы, миндалевидные глаза – звезды южной ночи, четко очерченные губы, смуглое лицо со старинного барельефа – персидский царь, не меньше.

Не ела никогда Маруся рахат-лукум, но как только заговорил с ней Азер, сразу узнала – вот они: лукум, щербет, пахлава. А говорили, что грубые, глупые, нахальные азербайджанцы. Образованный, интеллигентный, прекрасный собеседник, нежный, страстный любовник. К утру, проспала, видно, подменили царя на рыночного торговца. «Подай, принеси, чего разлеглась, что мычишь, корова?!». Не знала девушка его кредо: во что бы то ни стало переспать с русской девушкой, а там пусть себе катится, шлюха.

В сексуальных отношениях политика простая – всегда. Главное – всегда демонстрировать готовность. Остальное – мораль.

Картинки с выставки

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.