Я буду всегда с тобой
– Не могу, – ответил он, сжав зубы, зная, что скоро может услышать неприятные слова в свой адрес. – Она больна и лежит в больнице.
– Когда она заболела.
– Вчера.
– Что? И ты до сих пор не известил нас об этом? – закричала теща.
– Не хотелось вас беспокоить. Думали, что все обойдется.
– Что с ней?
– Подозрение на мышиную лихорадку.
– Боже! Мы едем к вам, – воскликнула Анастасия Павловна и отключилась.
От их приезда Антон не ожидал ничего хорошего для себя. Он знал, что в болезни Лины, они станут обвинять его. Вечер следующего дня, как он понял в последствии, стал началом жизненной катастрофы для него. Анастасия Павловна не отходила ни на шаг от постели дочери. Она затерроризировала всех врачей, требуя для своей дочери самые эффективные лекарства. Но ей не становилась лучше. Лина таяла на глазах. Ничего ей не помогало. Наконец-то на четвертый день врач, пригласив родителей Лины и Антона в свой кабинет, заявил, что общий анализ крови показывает резкое падение гемоглобина, увеличение выше нормы количество лейкоцитов, высокое СОЭ. Он посоветовал транспортировать ее из Туапсе в Краснодар для более глубокого обследования. Анастасия Павловна тут же залилась слезами.
Лину повезли в Краснодар в тот же день. Но вечер этого дня не принес для них ничего утешительного. Только утром часов в 11 Лину направили на УЗИ всех органов. В обед они вновь сидели уже перед новым врачом. Глянув на его лицо, Антон вздрогнул и понял, что им не скажут ничего приятного.
– У больной Алины Звонаревой последняя стадия рака печени.
Первой реакцией на эту новость у всех был шок. Мать закричала:
– Не может быть этого, не может быть! Она ни на что не жаловалась до этого!
– Увы, – отстраненным голосом ответил врач, – бывает так, что заболевание раком протекает безсимптомно, безболезненно. Вы сказали, что она беременна. Перестройка организма дала толчок, и усилило рост раковых клеток. Мы уже ничем не можем ей помочь. Ее жизнь уже сейчас идет в пересчете на минуты.
Антон был настолько подавлен услышанным, что почувствовал, как заледенела у него в жилах кровь.
– Это ты виноват! – услышал он издалека разъяренный голос тещи.
– Что ты говоришь? – воскликнул Ефим Петрович, его тесть.
– Если бы не он, она была бы жива. Ты слышал, что из-за беременности обострилось течение болезни?
Из-за необоснованных обвинений в его адрес, у Антона перехватило горло так, что он не мог ничего произнести. Он вскочил со стула и понесся к Лине. Считанные часы даны быть им вместе, потом она навсегда будет потеряна для него.
Лина прожила еще два дня. Из-за сильных болей ей периодично вводили наркотики, и она постоянно спала. Но в минуты сознания, когда наркотический сон отступал, а боль наступала, она стойко держалась, чтобы высказать последние желания. Перечисляя, что и кому она хотела передать, она еще шутила и улыбалась, сдерживая стоны от непрекращающейся боли. Анастасия Павловна старалась не отходить от нее и пыталась отдалить Антона, как главного виновника ее болезни. В часы сна дочери, она успевала сообщить ему, все, что о нем думает. Но на фоне приближающейся смерти его любимой, ее слова не доходили до него. Антону казалось, что он сам умирает вместе с Линой. У него болела не только душа, но и тело. Слезы он не мог проливать, как его теща, поэтому он просто окаменел. Антон не видел, не слышал и не чувствовал ничего того, что могло бы не относиться к его жене. Только она волновала его, и потому моменты, когда она открывала глаза, он уже стал предугадывать. Сердце его в это время начинало биться с бешеной скоростью, говоря, что вот-вот сейчас она улыбнется ему своей безмятежной улыбкой и они снова будут счастливы.
Когда Лина в последний раз (но это Антон поймет позже) пришла в сознание, он в ее голубых глазах не увидел никакой боли и страдания. Лишь одна глубокая бездонная синь, как летнее небо. На миг его это ошеломило и показалось, что врачи поставили неправильный диагноз, или Лина пошла на поправку. Она без усилий улыбнулась матери. Анастасия Павловна от радости заворковала: «Доченька, милая, тебе лучше?» Легкий кивок головы вызвал еще большее удивление Антона, а на лице Анастасии Павловны появилось выражение безмерной радости. В эти минуты она уже не злилась на зятя и с чувством пожала ему руку. Этот радостный момент стер все прежние прегрешения Антона и сблизил их.
– Мама, принеси мне яблочный сок? – попросила Лина чистым голосом, таким как разговаривала обычно, до болезни.
Анастасия Павловна сорвалась тут же с места и, убегая, крикнула: «Сейчас, моя милая детка». Потом еще из коридора донеслось ее торжествующее восклицание: «Она захотела сока!» Видимо она столкнулась с кем-то из персонала.
Лина тонко засмеялась, услышав это, а потом насколько хватало ей сил, сжала своими тонкими пальцами руку Антона. Глядя на нее, спокойно улыбающуюся, он от избытка чувств, никак не мог подобрать слова, которые бы в полном объеме выразили всю глубину его любви к ней. Он также не решался спросить, как она себя чувствует, и боялся высказать свое предположение об улучшении ее здоровья. Они молча продолжали смотреть друг на друга, и на одно мгновение в ее глазах он увидел удовлетворение. У Антона участился пульс. Неужели все же врачи ошиблись, и Лина будет жить! Но через секунду гримаса боли исказила ее лицо. Лина закрыла свои прекрасные глаза и открыла, только, когда приступ боли отпустил ее. Сердце Антона рухнуло в бездонную пропасть, похоронив там все его надежды на выздоровление жены. Он жестоко ошибся.
– Я благодарю Бога, – прошептала Лина уже другим голосом, чем раньше говорила с матерью, – за то, что он дал мне с тобой встретиться, – сказала она и замолчала, чтобы снова перетерпеть подступившую боль.
– Позвать медсестру, чтобы сделала укол? – обеспокоено спросил Антон.
– Нет, тогда я не смогу говорить с тобой. Я впаду в сон и не успею сказать тебе того, что я бы хотела, ты знал. – Она помолчала немного, восстанавливая дыхания, и он увидел, что каждое слово ей дается с трудом, запал энергии прошел. – Я благодарю Бога за эти полгода жизни с тобой. Благодарю за то, что хоть один месяц я была счастлива от мысли, что стану матерью. Не плачь, – попросила она Антона слабым голосом, которые не заметил, как слезы заструились из его глаз. – Если ты был счастлив со мной, поблагодари его тоже за эти минуты. Будь счастлив Антон. Ты должен быть счастливым, ты достоин этого. Я прослежу за этим сверху, – улыбнулась она ему слабой улыбкой.
«Она еще и шутит», – подумал с восхищением и с гордостью Антон, сквозь слезы глядя на нее. Но это были не слезы жалости, а слезы бессилия. Они катились по его лицу, а в сердце стоял ком негодования, душивший его, оттого что он ничем не мог помочь своей любимой. Вдруг ее пальцы сильно, не по-женски, сжали его руку.
– Как мне…. – прошептала она, и ее голова безвольно откинулась, пальцы разжались.
Антон не сразу понял, что навсегда потерял ее. Голубые глаза были открыты, и было ощущение, что она просто пережидает подступившую боль. Она так внезапно покинула его, что он даже не успел ей сказать, что тоже был безмерно счастлив с ней. Антон не слышал, как засигналили подключенные к ней аппараты измерения пульса. Откуда-то издалека он услышал нечеловеческий крик, и только получив ощутимую пощечину по щеке, понял, что кричал сам.
– Успокойтесь мужчина, успокойтесь, – злым голосом проговорила медсестра. – Этим вы уже ее не вернете, а людей в больнице перепугаете.
– Что случилось? Кто кричал? – со страшным видом влетела в палату Анастасия Павловна.
Антон с медсестрой застыли. Никому из них не хотелось сообщать первым страшную новость. Но объявления не потребовалось. Увидев безжизненно лежавшие руки дочери и ее застывший взгляд, она в одно мгновение оказалось у ее постели. Взглянув в ее пустые глаза, она не заплакала, а завыла, как волчица, потерявшая свое дитя, и рухнула на колени. Содрогаясь всем телом от рыдания, она сквозь него выдавливала: «Не уберегла, мою кровиночку. Прости меня, моя девочка».
Антон смотрел на нее, и волна гнева на себя поднялась у него в душе. Эти слова он мог сказать и себе. Боль от ее потери тисками сжало голову и его сердце, ему стало трудно дышать. Он решил выйти, чтобы без плача тещи подумать о том, что делать дальше и как ему жить без Лины. За небольшой срок она прочно вошла в его жизнь, и без нее, теперь, он уже не мог ощущать полноты жизни.
– Ты куда? – услышал он за спиной гневный голос Анастасии Павловны. – Убегаешь? Не хочешь смотреть на злодеяние своих рук?
Антон медленно повернулся и увидел рядом собой лицо, перекошенное не только от страдания, но и от злости и ненависти. С вскриком медсестры он ощутил, как в его руку вцепилась Анастасия Павловна и с неженской силой потащила к кровати Лины.
– Смотри на нее, что ты с ней сделал! Пусть она приходит к тебе каждую ночь и упрекает в своей смерти! Смотри на нее!
Она изо всех сил толкнула Антона, изумленного ее поведением и не думавшего сопротивляться ей. Он упал на Лину.
– Сволочь, – ощутил он снова толчок в плечо, уже откидывающий его назад.
Антон упал бы на пол, если бы не медсестра, оказавшаяся позади него. Он чудом не рухнул вместе с ней на пол. Но она, в отличие от него, молча переносившего всплеск бешенства Анастасии Павловны, не сдержала возмущение и вскрикнула:
– Какой ужас! Что Вы себе тут позволяете?
Но всплеск негодования пропало втуне, потому что Анастасия Павловна начала колотить Антона кулаками в прямом смысле. Ошеломленный ее действиями, он молча стоял перед ней, стойко снося удары. Он не ожидал от этой женщины вспышку такого необузданного гнева и никогда не подозревал, что интеллигентность это у нее всего лишь маска, а не сущность.
– Остановитесь, прекратите драться и ругаться, как базарная торговка! Постыдитесь, у Вас ведь только что дочь умерла, – эти слова, произнесенные медсестрой, тщетно пытающейся оттащить от него Анастасию Павловну, вернули Антона к реальности. Он оттолкнул тещу бесцеремонно и двинулся к двери.
– Ноги чтобы твоей не было на ее похоронах, – крикнула любимая теща, удерживаемая медсестрой, ему вслед, – и на ее могиле, убийца. Ребенка он захотел! Так вот твой ублюдок, как и моя дочь не увидит белого света. Алиночка, солнышко мое, надругался над тобой изверг.
Она еще что-то с громким плачем кричала, но Антон уже шел по коридору и не мог разобрать слов проклятий, несущихся из палаты Лины.
Глава 4. Алена
Как только со стуком закрылась дверь за Николаем, Татьяна выглянула из комнаты Семена с Алиной на руках и шепотом спросила:
– Ну, что ушел?
– Да, – улыбнувшись ее таинственному виду, ответила Алена.
– Ну, теперь он тебе проходу не даст, – скривив губы в едкой улыбке, протянула Татьяна.
Николай главный механик, уже неизвестно какой по счету за последние три года в колхозе, тридцати пяти лет от роду, был отъявленным бабником. Несмотря на то, что он был женат, он вел себя как племенной бык. Все женщины в колхозе посмеивались над ним, а его жена Люба, лишь стискивала зубы, как только узнавала о новом увлечении своего любвеобильного мужа, потому что ничто не могло его остановить, как только он намечал для себя следующий предмет для своей страсти. По поведению Николая было понятно, что Алена должна стать его новой жертвой.
– А, ну его, – махнула рукой Алена, устало опускаясь на стул, – не до чужих чувств, мне бы в своих разобраться.
Татьяна села напротив нее, тяжело вздохнув. Ей хорошо было понятно состояние Алены. Не зная, то ли рыдать от потери мужа, то ли облегченно вздыхать. Она сама вдовствовала уже четыре года, потеряв мужа тоже из-за пьянства. Повоевав три месяца в Чечне и вернувшись оттуда, он не смог найти себя в мирной жизни. Начал пить так, что спустя полгода стал алкоголиком. Но однажды утром он проснулся и, не приняв на грудь своей ежедневной нормы вместо завтрака, сложил в рюкзак минимум своих вещей и ушел из дому. Через полгода Татьяна получила из военкомата извещение о смерти мужа.
– Славу богу, похоронили Мишу и помянули по-человечьи, – с облегчением произнесла она.
Алена тоже вздохнула, обводя взглядом длинный стол, заставленный посудой. Заметив это, Татьяна сочувственно сказала:
– Не переживай, сейчас втроем быстро все уберем, и ничего не будет тебе напоминать о похоронах.
Алена посмотрела на подругу и усмехнулась.
– Нормальная жена убивалась и переживала бы из-за смерти мужа. А у меня одна головная боль, как посуду со стола убрать. – Алена рассмеялась горьким истеричным смехом, – чтобы я без тебя делала моя верная подружка, – выдавила она, и слезы градом полились из ее глаз.
Через минуту раздался рев Элины, спустя несколько секунд стук двери и ломающийся голос Семена, упрекающий мать.
– Ну, что ты ребенка пугаешь, мама? Иди, ко мне, – обратился он к сестренке.
Элина с радостью отправилась на руки к брату. Семен стал ее успокаивать, прижимая к себе, и ее всхлипывающий плач скоро прекратился. Шепча ласковые слова, он унес ее в свою комнату, оставив женщин одних в зале.
– Избаловали вы ее, – без укора сказала Татьяна Алене, вытирающей слезы и шмыгающей носом. – Хотя, такую куклу и сама баловала бы. Семен у тебя молодец, хорошо, что характером не в отца пошел.
Алена промолчала. Облокотившись об стол, она уткнулась лицом в руки и размышляла, как ей жить дальше. Но мысли не выстраивались в стройный порядок, поэтому она, шмыгнув носом, встала и, улыбнувшись подруге, сказала:
– У меня есть бутылка вина, припрятала с прошлого года, давай выпьем Таня. За помин души раба божьего Михаила и за нас женщин, выбросивших свои молодые годы на помойку.
Татьяна согласилась, но при этом сильно сомневалась, что настроение подруги поднимется после алкоголя и проблемы угнетавшие в раз исчезнут. Как бы глубже не затянули.
– Не надо было мне выходить за него замуж, – пробормотала Алена после бокала вина.
– Задним умом мы все крепки, – хмыкнула Татьяна, – если бы да кабы, то грибы выросли бы.
– Нет, ты не знаешь, из-за чего он стал пить, – покачала головой она.
– Еще бы не знать, Семен-то не его сын, – выпалила подруга.
Алена в изумлении посмотрела на нее.
– Откуда, – пробормотала она, – а как ты…
– Алена, не надо меня за дурочку держать. Я еще пойму, чтобы семимесячный родился ребенок, но и то не при таком весе, как три килограмма семьсот грамм. Но шестимесячный уж чересчур.
– Мы никому об этом не говорили. Да и переехали-то сюда, когда Темке было десять лет.
– Я твоя подруга или просто соседка?
– Вообще-то…
– Вот именно. Я знаю, ты просто побоялась разговоров, и решилась на брак с Михаилом, тем более казалось, что он без ума тебя любит. Ненадолго же его любви хватило. Месяц, как я помню. После такого срока он начал попивать? Сломался мужик от мысли, что ты ребенка от другого носишь?
– Во всем я виновата.
– Да, что ты говоришь? А может он был слабаком? Ну, развелся бы тогда с тобой, если бы был посильнее. Так нет, он жил рядом, каждый день, укоряя своим видом тебя. Я еще удивлена, как он Семену не заявил, что не отец ему. Но мальчонка, и без этого наверно чувствовал, что не ко двору в своей семье. А ты тоже не больно-то растрачивала свою любовь на него.
Алена уткнулась взглядом в бокал с вином. Она ничего не могла возразить подруге на высказанные, по сути, жестокие слова.
– Рос мальчишка у вас, как сорная трава. Благо гены у него хорошие, не то не успевала бы вытягивать из милиции, – Татьяна выпила залпом остатки вина в бокале, налила еще себе и Алене. – Ладно, поговорили по душам. Только прошу, не обижайся на меня. Ты хотела узнать, я и сказала. Давно держу при себе эту тайну, а твои попытки делать вид, что не имеет никакого значения, родной Сема Михаилу или нет, мне очень заметны. Сема вот только последний год перестал стремиться общаться с Михаилом, видно, тоже почувствовал его отчужденность по отношению к себе. Да, что я тебе это все рассказываю! Ты и сама все это знаешь. Давай выпьем, да я пойду, – проговорила она Алене, сидевшей, как замороженной.
Она так и осталась сидеть на месте, когда уходила ее подруга. Ей было больно. Одно дело, когда ты сама знаешь свои недостатки, и другое когда другие указывают тебе на них, тыча в глаза, еще упрекают в не любви к своему сыну. Алена выпила вино в бокале, налила еще, потом еще, пока не выпила все, что было в бутылке. Вставая из-за стола, она ощутила легкое головокружение и тошноту. Зато остальное ее теперь мало волновало. Зовя Семена, она заметила, что язык у нее немного заплетается, но это ее только рассмешило. На укоряющий взгляд сына она в ответ лишь хихикнула и пока убирала со стола посуду и мыла ее, состояние, что ничего страшного в жизни не произошло, не покидало ее. Боль вновь подступила к ней, когда она добралась до постели. Алкоголь улетучился, оставляя на сердце тяжесть от надвинувшихся вновь тяжелых мыслей о своей неудавшейся судьбе. Так ни вино, ни ночь не внесли покой в душу Алены. В четыре утра она до сих пор вертелась с боку на бок в своей постели, всматриваясь поминутно в часы на стене, желая, чтобы скорее наступило утро. Не выдержав, она поднялась, от выпитого вина ее мучила жажда. Шлепая босыми ногами, прошла на кухню. Усевшись рядом с бачком, выпила полковшика воды и уставилась в темное окно. Из-за беспокойных мыслей заныло сердце. Шум босых ног в прихожей заставил ее насторожиться и посмотреть на дверь. Семен, вымахавший в свои четырнадцать лет выше нее до метра семидесяти сантиметров, стоял в темноте на пороге статуей.
– Мам, – жалобно протянул он, – ты же не начнешь пить, как папа?
Алена замерла. Ее охватила злость, и захотелось отругать сына за такие мысли, но через секунду гнев на ребенка улегся, и она устало покачала головой.
– Нет, Семен, не начну. Мне еще хочется увидеть, как ты станешь великим человеком, – виновато улыбнулась она.
Семен кивнул головой и внимательно окинул взглядом стол. Не увидев на нем ничего, чтобы представляло посуду для выпивки, пробормотал:
– Ну, я пойду?
– Иди, Семен. Укрой сестру хорошенько одеялом, а то она вечно скидывает его, – напутствовала Алена на прощание.
Как только сын исчез в темноте, Алена прошептала: «Бедный Сема, он стал большим, так и не получив моей любви».
Заливаясь слезами, она упала грудью на стол, проклиная весь мужской род, и кое-кого в отдельности. Облегчения оттого, что муж умер, и не будет ей больше никогда трепать нервы, не было. Ей было тяжело от осознания того, что она была причиной пьянства безвольного и бесхарактерного мужа, приведшего в конечном случае к его гибели. Столкнувшись с неприятностью, он не попытался разрешить ее или примириться с неизбежным, а попросту стал лелеять ее, жалея себя и искать успокоения на дне бутылки. Она попыталась мысленно обвинить в своей неудавшейся семейной жизни отца Семена, но через несколько минут поняла, что этим она пытается снять ответственность за случившееся с себя. Подняв голову и глядя в окно глазами полными слез, она увидела первые лучи восходящего солнца. Несмотря ни на что, жизнь продолжалась. И может, не надо заниматься бесконечными воспоминаниями о прошлом и думать, что поступи иначе – судьба сложилась бы по-другому. Ведь в настоящем ничего не меняется. Но Алена знала, что пройдет немало времени, пока примирится с мыслью, что в смерти мужа она не виновата.
Глава 5. Антон
– Сколько времени ты еще будешь убиваться по ней? Посмотри в зеркало, на кого ты стал похож. Кожа и кости. Такое ощущение, что она была святой, и ты больше такой женщины не встретишь.
– Не тронь мою жену, – сквозь зубы процедил Антон. – Моя жизнь, что хочу то и делаю с ней.
– Как же, не твоя, – с сарказмом ответил Игорь, – может за ней следом отправишься?
Но ответа он не услышал, потому что такая мысль Антону уже приходила в голову, но этим гордиться он не мог, поэтому промолчал.
– Ладно, я понял, что моя лекция о том, как тебе жить, сто первая по счету, и в этот раз не сыграла существенной роли в твоей жизни, – с вздохом устало проговорил его партнер по бизнесу. – Чем собираешься заняться? Продолжишь тратить бешеные деньги на цветы и ездить на кладбище? Не надоело за десять месяцев кататься ежедневно по одному маршруту?
– Не твое дело, – огрызнулся Антон.
– Нет уж, мое, – зло воскликнул Игорь. – Я почти год один волоку на себе фирму, пока ты заливаешься горючими слезами. Мы потеряли из-за этого кучу денег. А ты, зная об этом, не можешь взять себя в руки.
– Пошел к черту со своими деньгами. Ими жизнь не купишь.
– Какая дельная мысль, – язвительно засмеялся Игорь, – а на что ты цветы будешь покупать своей дорогой покойной жене? Ладно, Антон. Подурил немного, хватит. Выходи работать, забудешься за бумагами.
– Я уже работал.
Целый месяц после смерти жены он, пересиливая себя, выходил на работу, но мысли о ней не давали ему возможности вникать в смысл документов, а потом запил. Пропьянствовать Антон смог всего месяц, больше душа не приняла бессознательного скотского состояния. Он снова попытался вернуться к работе, и снова ничего не получилось. Слово тещи «убийца», будто кровавыми буквами написанное стояло перед его глазами, так, что он и ощущал себя им. Если бы не беременность, Лина была бы жива.
– Нет, ты не работал, ты просто ходил в офис! Я призываю тебя к остаткам твоего рассудка, опомнись или ты сгинешь от жалости к самому себе. Ты еще не дошел до опустошения своих ресурсов. С моей помощью у тебя банковский счет не оскудевает, но я не могу бесконечно работать один на твои цветы, памятники и ограды, – перешел на крик Игорь. Взбеситься было от чего. Антон за десять месяцев поменял три памятника на могиле жены, один раз ограду. – Короче, Антон. Даю тебе один месяц. Если и после этого срока, ты не сможешь начать работу, я насильно вручу тебе деньги за твою долю в фирме. Мне, конечно, претит эта мысль, потому что этим поступком я брошу тебя на произвол судьбы, и у тебя могут быстро закончиться деньги. Поэтому я тебя еще раз призываю к здравому смыслу. Одумайся!
Схватив кожаный кейс в руки, Игорь вылетел за дверь. Антон равнодушно взглянул ему вслед. Эти нравоучения повторялись каждую неделю, смысл оставался тот же, но слова и тон отличались немного. Сегодня Игорь превзошел себя. Он кричал. Видно, терпение у него уже на исходе. Но Антона это ни капли не трогало. Жизнь после смерти Лины ему казалась бессмысленной штукой. Но и покончить с ней он не решался, потому что вслед за этим накатывало на него презрение к себе из-за таких мыслей. Неужели бабушка растила его для того, чтобы он наложил руки на себя во цвете лет. Она-то из последних сил цеплялась за свою жизнь в свои 75 лет, но проклятое давление все же осилило их совместные усилия и унесло ее единственного для него родного человека на тот свет.
Антон закрыл глаза. Он перенесся в те года, когда ему было десять лет. Он просыпается от поцелуя в щечку и слов бабушки.
– Антоша, вставай, солнышко уже в зените. Так и проспишь свою жизнь, не увидев ничего интересного.
Антон вскакивал и видел, что солнце только встает. Но надо гнать корову, теленка и овец в стадо, а бабушке отправляться на работу. Она в свои 55 лет продолжала работать дояркой в колхозе.
На околице села, он встречался с Аленкой и они, разговаривая и громко смеясь, возвращались домой, чтобы приступить к ежедневной домашней работе.
Сердце Антона защемило от этих воспоминаний. Сейчас он мог сказать, что только там он был счастлив, несмотря на то, что рос без отца и матери. Он вспомнил озеро, рассвет и рыбу, бившуюся на крючке. Запах скошенной травы и шум ветра, игравшего ковылем. Антон встрепенулся. Надо ехать домой в деревню, прочь от бесконечного шума машин, выхлопных газов, криков, что надо делать деньги. Ничего хорошего за свои 20 лет жизни в городе он не мог припомнить. Полгода счастья с Линой он не принимал в расчет, потому что боль от ее потери сбила его с ног так, что заставила пересмотреть все жизненные принципы. Годами построенное рухнуло в одночасье перед лицом смерти.
– Игорь, я уезжаю, – позвонил Антон партнеру на сотовый телефон.
– Черт, что ты еще придумал? – недоумение плескалось в голосе Игоря.
– Я еду в деревню, – твердо ответил он.
– Боже мой, с чего ты вдруг оживился и тебя туда несет? Что нового с тобой произошло за эти десять минут? Кто-то там еще умер?
– Мне надоела эта бесполезная суета.
– Да, кто говорил бы! Если бы ты не имел денег, то не смог бы в один миг туда сорваться. На какой срок ты собираешься ехать?
– Я посмотрю.
– Я буду звонить тебе на сотовый, не смей его там отключать, – недовольно проговорил Игорь.
– Сомневаюсь, чтобы там была сотовая связь, – усмехнулся Антон.
– Боже, – застонал Игорь, – в какую дыру тебя несет?
– Я еду в родную деревню на Урал. Там у меня дом имеется.