Летом того же года, крымчане с помощью турок совершили поход на Астрахань, пытались захватить город, но были отбиты и ушли без добычи. Враги нападали на Русь со всех сторон, и царю Иоанну приходилось отбиваться от них, заодно раскрывая боярские заговоры и уничтожая внутренних врагов и предателей.
До царя дошли сведения о заговоре против него со стороны Пскова и Новгорода, а возглавил этот заговор двоюродный брат Иоанна – князь Владимир Старицкий. Царя Иоанна хотели отравить вместе с женой Марией Темрюковной, но царя отравить не удалось, и отравили только царицу Марию.
Отравление царицы было явным, царь провел дознание, вызвал князя Владимира, который был в это время на Волге с войском, чтобы не было подозрений в его участии в заговоре, к себе и заставил отведать той же еды, которой была отравлена царица Мария, отчего князь Владимир умер. Следы заговора вели в Новгород и зимой 1570 года царь Иоанн с войском опричников нагрянул в Новгород, арестовал заговорщиков, среди которых были и еретики, проповедовавшие ересь жидовствующих. Всего было казнено более 200 человек, но это значительно меньше, чем казнил отец царя – Василий III, когда присоединял Новгород к Москве и боролся с этой самой ересью.
В Новгороде и Пскове выяснилось, что заговорщики в Москве опирались на ближних к царю бояр, дьяков Приказов и даже на опричников – всего около 300 человек, которые были осуждены на казнь, выведены на место казни на окраине Москвы и царь обратился к народу словами: «Народ! Увидишь муки и гибель, но караю изменников, ответствуй, прав ли мой суд?» Москвичи, собравшиеся на место казни, поддержали царя. Но Иоанн не стал казнить всех осужденных, ограничился только зачинщиками среди дворян, а бояр и вовсе разослал по монастырям.
С Речью Посполитой было заключено перемирие на три года. Царь послал войско с Магнусом, которого назначил королем Ливонии, чтобы захватить Ревель и укрепиться в Ливонии. Воеводы Яковлев и Лыков приказ о взятии Ревеля не выполнили, но пограбили окрестности и лично обогатились, тогда как русское войско несло потери от непогоды и чумы, и осада Ревеля была снята без успеха.
Летом 1571 года хан Девлет-Гирей напал неожиданно, обошел русское войско стороной и осадил Москву, которую сжег дотла, но Кремль взять не сумел. Царь прибыл на пожарище из Ростова, где собирал войско, разобрался с виновными, которые пропустили хана к Москве и с теми, что погубили русское войско под Ревелем.
На следующий год крымский хан Девлет-Гирей снова напал на Русь с многочисленным войском, в котором были и турки, чтобы окончательно покорить Русь; он даже назначил своих сановников наместниками в русских землях.
В этот раз хану не повезло: он наткнулся на опытного воеводу Воротынского, который с войском вчетверо меньшим татарского, разбил хана наголову под Молодью и почти уничтожил все татарское войско, так что татары несколько лет не нападали на Русь – воины были уничтожены и Крым обезлюдел на взрослых воинов.
Оправившись после татарских набегов, царь Иоанн зимой 1573 года совершил поход в Ливонию, чтобы захватить ливонские крепости, попавшие шведам. Шведы проявили беспечность, и русские войска захватывали одну крепость за другой. Лишь в крепости Пойде шведы оказали сопротивление, но были взяты штурмом, во время которого погиб царский верный слуга Малюта Скуратов.
Пока царь воевал на Западе, на Востоке, в Казани, произошло восстание татар, которых притесняли царские наместники, в том числе и Никита Одоевский, посланный на усмирение татар, но занявшийся грабежом и насилием.
Войск на продолжение похода против шведов в Ливонии не хватало, ибо часть войск пришлось отправить в Казань. Сказались людские потери от набегов татар крымских, а еще больше от чумы, которая косила людей русских уже который год подряд.
С казанскими татарами царь Иоанн договорился, указав в грамоте «ни в чем никому не чинить и управу в суде чинить безволокитно», а Одоевского за грабежи казнил, чтобы другим воеводам было неповадно царских подданных насильничать и грабить.
В Польше было не до войны с Россией: умер король Сигизмунд II, и на сейме долго решали, кого же выбрать новым королем. Часть шляхты высказалась за избрание царя Иоанна, но царь поставил условием разделение Польши и Литвы и присоединение Литвы к России. Эти условия не устроили шляхту и после многих интриг, королем был избран Генрих Наварский, брат французского короля Карла Валуа.
Кстати сказать, Степан: если бы наш царь Иоанн был свирепым безумцем, каким его представляют в Европе, стала бы шляхта выдвигать его на престол Польского короля? Конечно нет, а это значит, что все мерзкие слухи о жестоком царе Иоанне распространяются недругами с целью ослабить Россию и опорочить царя.
Генрих был королем Польши недолгое время, и после смерти брата Карла, убежал во Францию, где стал королем Франции, а Польша вновь осталась без короля, и в начале 1576 года, после многих интриг и заговоров шляхта избрала новым королем Польши Семиградского воеводу Стефана Батория, который принялся усмирять панов, недовольных его избранием королем, и потому прекратил вмешиваться в Ливонские дела. Царь Иоанн, воспользовавшись этим, послал войска взять Ревень, но это не удалось ввиду сильного укрепления города.
Тогда царь Иоанн, следующей весной, собрал войско в 40-50 тысяч воинов и прошелся этим войском вдоль Двины, захватывая города и селения, чтобы отделить эту часть Ливонии от Польши. За два месяца под власть царя перешли все правобережные города Ливонии, кроме Ревеля и Риги, которых осаждать царь не стал, надеясь, что жители сами выберут его царскую власть вместо польской.
Королю Баторию царь написал, что не трогал земель его, а лишь свои земли чистил и перемирия не нарушал. Такое же письмо было направлено и гетману Литовскому Хадкевичу, предлагая заключить мир.
Казалось, что ливонская война благополучно завершена, бывшие русские земли возвратились под царскую власть, и Россия получила выход на Балтику для торговли с Европой в обход Польши и Швеции, но Стефан Баторий, не желал мириться с усилением Руси, и поклялся шляхте отвоевать у России все Ливонские земли до Калуги и Новгорода.
Для войны Баторию нужны были деньги, которыми его ссудили польские евреи. Он заручился поддержкой императора Рудольфа, заключил союз с королем Швеции Юханом, получил благословение папы Римского и образовал союз почти всей Европы против царя Иоанна, представляя его при помощи предателя Курбского диким и злобным зверем, вроде медведя.
Стефан Баторий собирал войско где только мог, но царю Иоанну послал послов, которые твердили о желании короля заключить мир и потому вели долгие и бесплодные переговоры, усыпляя бдительность царя и послов.
В самой России, после царских побед в Ливонии не осталось большого войска, чтобы разом ответить на вторжение врага из Крыма и Польши. После татарских набегов, пожаров и чумы, и поражений воевод царских, опытное войско поредело, а вновь набранные войска были без должной подготовки.
К тому же на завоеванных землях надо было держать гарнизоны в городах и крепостях, которых насчитывалось под сотню и потому 30-50 тысяч воинов сидели гарнизонами, а при нападении большого войска не могли дать должного отпора. Вдобавок к этому, крестьяне расселялись на новых землях в Поволжье, на Волге, да и в Ливонии и потому проводить набор новых ратников в самой России было не из кого.
В 1577 году начались волнения в Ливонии, где шведы нападали на мелкие крепости, убивали всех русских и грабили местных жителей, которые разуверились в защите их русским царем.
Поляки тоже начали небольшими силами нападать на ливонские города и крепости, пользуясь беспечностью русских гарнизонов. В одном месте они принесли русским бочки вина в знак дружбы, а когда воины перепились, ворвались в крепость Донибург и всех русских вырезали. Датчанин Магнус, которого царь Иоанн сделал королем части Ливонии, чтобы литовцы не нападали на это королевство, так вот, этот датчанин изменил и перебежал к полякам, где Баторий подарил ему город Пильтен, а владения Магнуса поделили между Польшей и Литвой.
Царь Иоанн послал князя Мстиславского в Ливонию, чтобы навести порядок в гарнизонах и дать отпор полякам, но Мстиславский действовал медленно, успехов не добился и отступил, заслышав о приближении больших сил поляков, что было обманом, ибо Баторий был еще не готов к крупному наступлению.
Летом следующего, 1578 года царь послал в Ливонию князя Голицына, который осадил город Венден, но взять его штурмом не сумел, а потом к городу подошли литовские и шведские войска, которые прижали войско Голицына к крепости. Воины отбивались весь день, но ночью часть войска ушла, а утром поляки навалились на остатки русского войска, разбили его и захватили несколько тысяч в плен, где многих казнили жестокими способами.
Голицын был бит кнутом за побег с поля боя, но часть Ливонии была потеряна.
Следующим годом, 1579, царь стал сам собирать войско в Пскове и Новгороде, рассчитывая дать бой Баторию, который пустил слухи о своем наступлении в Ливонии, а сам нацелился на Полоцк, где войска было мало.
Баторий прислал царю Иоанну грамоту, что идет войной и тут же пошел в поход, издав манифест, что идет войной не против русских, а лишь против царя Иоанна, обещая всем русским христианские права и свободы.
Подступив к Полоцку, Баторий надеялся, что город откроет ворота и впустит поляков, как освободителей, но жители вместе с воинами на манифест не поддались и несколько дней отчаянно отбивались. Тогда поляки подожгли город со всех сторон и защитники сдались под обещание короля Батория отпустить их на родину. Это обещание Баторий тотчас нарушил, взяв всех воинов в плен.
Затем поляки напали на крепость Сокол, подожгли город, где в пламени погибло много людей, а оставшихся в живых пытали и убивали. Далее Баторий напал на смоленские земли, где сжег и разорил множество селений.
Но в Ливонии царские войска одержали ряд побед, разорили Курляндию, отбили шведов от Нарвы и восстановили власть царя во многих городах Ливонии.
Поход Батория 1579 года на Русь был лишь началом крестового похода Европы, поскольку к Баторию примкнули и шведы, и венгры, и австрийцы и многие другие королевства, желающие поживиться русскими богатствами, о которых в Европе было хорошо известно от купцов и служилых людей, что посещали Русь и дивились ее изобилию.
Зимой 1580 года Баторий выступил перед сеймом, похвастался победами над русским войском и сейм одобрил проведение войны, для чего даже ввели новые налоги, чтобы содержать армию.
Царь Иоанн тоже искал средства на продолжение войны и обратился к церкви за помощью, и часть церковных денег и налоги с них были переданы царю.
Баторий собрал большое войско, вступить в сражение, с которым, у царя не было достаточно сил, и он принял решение обороняться и тем измотать неприятеля. Но для обороны нужны бдительность и отвага, чтобы не подвергнуться внезапному нападению, ибо поляки, нападая, сами выбирали место нападения.
Баторий договорился с крымцами, и они ударили с юга, пожгли Рязанщину, захватив много пленных. На севере ударили шведы, которые захватили Карелию. Двадцать тысяч поляков он направил в Смоленск, где царь ожидал главного удара, но Баторий обманул царя, что готов на переговоры, и внезапно ударил на Великие Луки. По пути он захватил несколько крепостей, часть которых сдалась полякам по предательству воевод, которым Баторий дал жалованные грамоты о сохранении жизней и имущества, но Великие Луки не сдались и были взяты штурмом после взрыва пороховых запасов, так что никого не осталось в живых: ни воинов, ни горожан, а город был уничтожен полностью.
Царь Иоанн не успел помочь Великим Лукам, но в других местах война шла с переменным успехом. Пока Баторий развивал наступление в районе Великих Лук, под Смоленском русские разгромили поляков. В Ливонии Магнуса отогнали от Дерпта, правда, шведы захватили пару крепостей в окрестностях Ревеля.
Наступила зима, и положение русских войск сильно ухудшилось. Потери бойцов было нечем восполнять – Русь еще не восстановилась в численности после набегов татар, пожаров московских и чумы, тогда как Баторий имел деньги и мог нанимать воинов по всей Европе.
Кроме того, измученные войной люди, стали уклоняться от призыва на службу, чего раньше не проявлялось. Царь Иоанн, желая посоветоваться с народом, созвал земский собор, который зимой 1580 года провозгласил «войну продолжать нет больше сил, вся земля просила великого князя, чтобы заключил мир».
Царь посылал послов к Баторию на заключение мира, но король лишь тянул время, выдвигая неприемлемые условия мира. Царь предлагал оставить за Россией только Восточную Ливонию с Дерптом, потом только Нарву с окрестностями, чтобы иметь выход к морю, но Баторий требовал отдать Псков, Смоленск, Новгород, а потом и вовсе стал говорить панам на сейме, что «судьба преподает вам, кажется, все государство Московское!.. Дотоле нет для нас мира!»
Сдаваться врагу царь не собирался и ввел чрезвычайный налог, чтобы собрать и вооружить войско.
Врагу показать свою уверенность царь Иоанн решил через очередную четвертую свою женитьбу. В этот раз он женился на Марии Нагой, племяннице своего советника, Афанасия Нагого. Этим браком царь показал свою уверенность в будущем исходе войны.
Баторию царь написал большое послание, где обвинил короля в правилах ведения войны и что ради мира он готов отдать Ливонию, «но будешь ли доволен ею?», поскольку обещаешь, потом на сейме, захватить все земли русские и потому следует ли вести переговоры о мире, если король не собирается этот мир соблюдать.
Одновременно царь Иоанн искал союзников в своей борьбе с Польшей и даже послал в Ватикан человека с предложением провести переговоры об объединении церквей, которым мол, мешает лишь война с Баторием.
Римский папа поддался на уловку царя и послал в Москву иезуита Поссевино для переговоров. Баторий был недоволен этим вмешательством папы в войну, но вынужден был сделать вид, что учтет пожелания папы Григория XIII.
Царь принял папских послов, выслушал их условия, но сказал, что прежде чем обсуждать эти условия, надо прекратить войну. На этом слове он и отослал послов назад в Рим, ибо война начала разгораться пуще прежнего.
Баторий собрал большое войско, примерно в 100 тысяч воинов: поляков и наемников опытных и хорошо вооруженных и двинул это войско на Псков, намереваясь захватить город, потом пойти на Новгород и тем самым вернуть Русь в пределы Московского княжества, которым оно было два века назад.
У царя в армии, которую он собирал под Новгородом, было не более 40 тысяч человек новобранцев и плохо вооруженных, поэтому об открытом сражении нельзя было и думать.
Для усиления войска царь Иоанн стянул часть гарнизонов из Ливонии, чем тут же воспользовались шведы, которые напали на Нарву, ворвались в крепость с помощью своих шпионов и вырезали в городе всех русских – около семи тысяч человек: такого не делали даже татары.
Баторий подошел к Пскову и осадил город, предлагая сдаться и обещая всякие милости, но в Пскове не нашлось предателей и все как один встали на защиту города, ответив Баторию: «мы не жиды, не предали ни Христа, ни царя, ни Отечества».
Тогда поляки пошли на штурм, им удалось ворваться в город через пролом в стене, но там врагов встретили воины, отбили атаку, выкинули поляков из города и, преследуя их, захватили лагерь, взяв много трофеев и пленных, а главное, что захватили много пушек и королю Баторию стало нечем обстреливать город.
После неудачного штурма, Баторий приступил к осаде города, рассылая по окрестностям свои отряды для сбора провианта и фуража. Эти отряды встречали царские войска и крепко их били, срывая поставки продовольствия польскому войску Батория.
Король Баторий несмотря ни на что решил взять Псков и в конце сентября послал войска на второй штурм, который псковичи успешно отбили. Через неделю ударили морозы, поляки решили по льду реки Великой ворваться в крепость, но были расстреляны из орудий.
Царь Иоанн руководил своими войсками, готовясь при удобном случае дать сражение полякам, войско которых сильно ослабло от трех штурмов и испытывало нехватку еды, фуража и пороха, а наступившие холода вызвали многие болезни среди наемников.
И как знать, чем бы закончилась эта война, если бы царь не получил известие о болезни сына Ивана Ивановича и не выехал из Старицы в Александровскую слободу, где царевич Иван слег от болезни после посещения богомолья.
Все признаки болезни указывали на отравление, царевичу давали снадобья, лечили, но ничего не помогало и 17 ноября царевич Иван умер.
Царь Иоанн тяжело переживал смерть старшего сына, которого готовил себе в преемники, это сказалось на решимости царя дать бой польскому войску, положение которого под Псковом становилось все хуже и хуже: в лагере начался голод, псковичи сами нападали на поляков, совершая вылазки из крепости. Наемники из Европы стали разбегаться и Баторию пришлось вступить в переговоры о мире, которые начались в декабре в деревне Запольский Ям.
Поляки требовали уступок, на которые царь пошел, отдав им всю Ливонию, которая теперь после захвата Нарвы шведами была не нужна.
В итоге было заключено перемирие сроком на десять лет с границей по той же линии, что и в начале войны, 20 лет назад, а шведы из условий перемирия были исключены.
Царю Иоанну не удалось закрепиться на Балтике, и в этом Ливонская война считается неудачной. Но поляки, шведы и литовцы, которые напали на Русь 20 лет назад, тоже не достигли своей цели уничтожить Россию, и поэтому для них война тоже не дала результатов.
Да, Баторию удалось отбить назад завоевания царя Иоанна, но главной своей цели – победить Русь, он тоже не достиг. В сложных условиях нападения на Россию поляков во главе тысяч наемников со всей Европы, царю Иоанну удалось добиться почетного мира, сохранить Московское царство в прежних границах на Западе, и существенно расширить Россию за счет завоевания Казанского и Астраханского ханств.
Далеко продвинулись границы России на юг, ближе к Черному морю, которое в древности называлось Русским морем, на побережье которого в Крыму, в Херсонесе святой князь Владимир принял православие, и это православие царь Иоанн укрепил своим правлением, не позволив еретикам и латинянам навязать Руси новую веру, о чем мечтали и поляки, и шведы, и папа Римский, надеясь через свою веру завоевать Россию православную и превратить нашу страну в служанку Европы, как это удалось сделать с Литвой после ее объединения с Польшей.
Царь Иоанн отразил нашествие Европы на православную Русь, не позволив врагам захватить наши земли, и этим заслужил благодарность русского народа, который назвал нашего царя Грозным для всех врагов Руси. За всю Ливонскую войну царь Иоанн всегда побеждал в сражениях, где он возглавлял русское войско, но оставляя войско на попечение воевод, всегда лишался результатов своих побед. Потому неудачи в Ливонской войне следует отнести в вину воеводам, а победы в заслугу царю Иоанну.
Тимофей Гаврилович закончил свой рассказ про Ливонскую войну, и замолчал, уставясь на поплавок своей удочки, поплавок которой лежал неподвижно на воде уже больше часа: видимо, живец уклейки, насаженный на крючок, перестал биться и привлекать внимание крупных хищных рыбин.
Однако, рыбалка уже не интересовала ни Степана, ни Тимофея. Подьячий увлекшись рассказом, старался изложить факты в том порядке, как их знал, а Степан жадно слушал Тимофея, впервые узнав много того, что было недоступно его пониманию о Ливонской войне, про которую слышал и хорошее, и плохое для царя Иоанна.
Лишь Тимофей закончил речи, как Степан задал ему первый вопрос для разъяснения услышанного:
– Скажите-ка, Тимофей Гаврилович, вот вы сказали про смерть царевича Ивана в самом конце войны от болезни, но в народе идет слух, что царевич был отравлен, а другие шепчутся, что Иоанн во гневе сам убил своего сына, ударив его царским посохом по голове. Так чему верить?
– Что царь убил своего сына Ивана – это выдумка врагов и иностранцев, которые хотели бы представить нашего царя жестоким зверем, какими они считают и всех русских. Когда царевич Иван заболел, царь был за сотни верст – в Старице, и выехал оттуда в Александровскую слободу, где лежал больной царевич, о чем предупредил думских бояр, сообщив, что «Иван ныне конечно болен».
А насчет отравления царевича слухи имеют место быть. Кому была выгодна смерть царевича? Конечно, полякам, которые терпели поражение под Псковом и ожидали нападения русского царя, о чем их предупреждали предатели. Отравив царевича, поляки отвели от себя удар войск царя Иоанна и заключили выгодный мир.
Король Баторий уже хотел погубить царского воеводу Шуйского, подослав ему, как бы в подарок от сослуживца, ящик, снаряженный порохом, который должен был взорваться при открывании. Отравить царевича могли предатели из царского окружения, которых оставалось еще очень много – как показала война. Кто предатель, а кто нет – поди разберись, если один князь Бельский перебежал к полякам, а другой князь Бельский служит при царе Иоанне.
Также и братья Курбские и других родов боярских: кто честно служит, а кто норовит переметнуться к врагу, особенно если враг этот как бы побеждает нашего царя. Неисповедимы пути господни – так и в душу каждому боярину не заглянешь и не увидишь там скрытого смысла, – ответил Тимофей.
– Еще мне непонятна женитьба царя Иоанна в разгар войны с поляками. У нас на Руси женятся, когда дело сделано, по осени, после жатвы хлебов. Как-то не по-людски получается у нашего царя со свадьбой, – снова задал Степан вопрос, на который Тимофей сказал следующее:
– Про царских жен мы как-нибудь поговорим отдельно, а насчет последней женитьбы царя отвечу, что народ упал духом от тягостей войны и неудач, и царь Иоанн своей свадьбой скромной показал народу, что ничего страшного не случилось, жизнь идет своим чередом и не грех подумать о детях, ради рождения которых и заключаются браки.
Царь Иоанн очень набожен, чтит обычаи церковные, и если бы считал грехом свою свадьбу, то никогда бы не стал жениться в разгар войны, – возразил Тимофей на слова Степана и, взглянув на заход солнца, которое своим краем уже коснулось глади Москва-реки на излучине, добавил:
– Пора собираться домой, иначе твоя жена Мария кинется искать муженька, который задержался на рыбалке с удочкой, что совсем не к лицу степенному писцу Посольского приказа. Да и моя ключница Дарья тоже ждет меня к ужину, а если я приду сейчас, то она вполне может успеть пожарить рыбу, которую я принесу. Я предлагаю тебе, Степан, взять судака, себе возьму щуку, а мелочь отдадим нищим да убогим на паперти, у церкви, как тебе, Степан, такой раздел улова?
– Мне с рыбой не возиться, а Мария ловко пожарит судака на летней печи во дворе – она у меня проворная и мастерица на все руки. Кстати, Тимофей Гаврилович, все хочу спросить вас, почему не подберете себе вдову молодую и не женитесь? Вы еще крепкий с виду мужчина, при хорошей службе у царя – вот бы по примеру царя Иоанна и женились.
– Нет, Степан, мое время ушло вместе с моей женой. Царь женился потому, что ему необходимы наследники, да и народу надо было показать, что он здоровый и крепкий муж, что подтвердил, поскольку царица Нагая находится в положении. Мне наследники не надобны, ибо все мое наследство – это дом, да и к женолюбию я не пристрастен в отличие от царя Иоанна, который как-то признался, что грешен в страсти плотской с женщиной. Возьму я, к примеру, молодую вдову, которых вдоволь здесь на Посаде, и помру от старости, а еще хуже, если впаду в старчество и кому будет от этого польза: жена снова будет вдовой или мыкаться при старике.
Нет, мое время утех с женой прошло и сгинуло без возврата, а потому хожу я в церковь, замаливаю свои грехи перед скорой кончиной и ставлю свечи за упокой души моей женушки с сыновьями, которые сгинули бесследно при татарском набеге и московском пожаре десять лет назад.
– Как знаете, Тимофей Гаврилович, только и я думал по-вашему, и десять лет ходил бобылем, пока не встретил мою Марию – тоже вдовую, как и я. И оказалось, что вдвоем-то гораздо лучше жить-поживать, чем поодиночке, а там поди еще и детишки заведутся – не зря ведь Мария моя ходит к знахарке, чтобы она приговором или травами какими помогла нам зачать дите.
– Знахарка не поможет, если ты, Степан, не постараешься с женушкой вместе, – улыбнулся Тимофей. – Как говорится, на бога надейся, да сам не плошай.
Вот сегодня после рыбалки нашей и займись богоугодным делом с Марией, может, Бог и пошлет вам ребеночка. Царству Московскому надо крепнуть и развиваться, а потому прибыток людей очень нужен, чтобы отражать набеги врагов, что лезут к нам со всех сторон, – посоветовал Тимофей Гаврилович писцу Степану и рыбаки, взяв удочки и торбу с уловом, двинулись от реки в слободу к своим домам.
По пути стояла церковь, где подьячий Тимофей высыпал из торбы рыбу прямо под ноги нищим, что толпились у входа ради милости.