Ледяной ключик

– Не беспокойтесь, с каждого я беру по его уровню доходов, у меня нет чёткой таксы. И потом, я не живу материальным и не коплю богатство, у меня всё есть. А помогать людям и при этом получать удовлетворение – моё хобби. Денег у вас хватит – последнее не заберу.

– А бывает так, что к вам обратились сразу несколько человек и времени для всех у вас не хватает?

Вацлав глубоко вздохнул, затем встал и принялся набивать табаком свою трубку.

– Вы будете удивлены, но такого не случалось. Почему? Ответ напрашивается только один.

– И какой? Я заинтригован.

– Очевидно, то, что я делаю, действительно нужно людям, и я на правильном пути. И мою помощь нельзя поставить на поток и сделать массовой. Поэтому больше мне не дают.

– Вы имели в виду не финансы – я правильно понял?

– Отнюдь. Давно заметил, что объёмы нашей деятельности чётко и планово регулируются. И большего, чем вы в состоянии сделать, от вас никто не потребует.

– Но люди ведь часто не понимают этого и могут требовать…

– Нет, этого не случается. Во всяком случае, со мной. Ну так не будем терять время. Расскажите мне о ней. О вашей любви, о том, что в ней было особенного, необычного. Я попытаюсь представить…

Вацлав откинулся на спинку высокого кресла и прикрыл глаза. Комната наполнилась нетерпеливой тишиной, потрескивали лишь в камине дрова.

Я приступил к повествованию.

– С самой первой минуты, как только я увидел Марусю, или Марочку, как я называю свою жену, в мою жизнь ворвалось волшебство…

И так без остановки до самого расставания. Как искрящийся и обжигающий льдом снежный ком. Как жаркое дыхание летнего вечера, опьяняющее умиротворением и тревогой одновременно.

Она заполнила собой всё моё предыдущее пространство, весь мой непростой и богатый мир. До Маруси я жил счастливо и разнообразно, никак не скучал, имел огромное количество друзей и интересов, крутился, везде поспевал и зарабатывал неплохие деньги за мои выступления. Я музыкант – играю на саксофоне.

Этот мой мир не то чтобы рухнул – его заменили на другой.

Потом мы открывали вместе этот новый совместно построенный мир. Начались самые счастливые годы познания и проникновения друг в друга. Нам было вдвоём хорошо и комфортно, мы не ссорились почти никогда. Наоборот – защищали и поддерживали друг друга от остального враждебного, как нам казалось, мира. По отношению к двум любящим всё остальное кажется априори чуждым. С Марочкой мы ощущали нечто вроде душевной экзальтации: редкое состояние, когда происходит небывалый эмоциональный взлёт, трепет и легчайшее щекотание от прикосновения душ. Не знаю, как можно ещё это объяснить, все слова будут неудачными. Возможно, это передать может только музыка и вам это удастся сделать. Пан Йенек сидел не шелохнувшись, всё так же наклонив голову набок, внимательно слушая, или же, напротив, пребывал далеко от моей болтовни, а сам думал о чём-то своём, возможно, уже тогда он почувствовал первые аккорды нашей любовной симфонии.

Я легонько тронул его за рукав. Он вздрогнул.

– Мне продолжать, или вы устали слушать?

– Я только погрузился в ваш мир и пока не в состоянии оттуда выходить. Продолжайте.

Я встал, подошёл к столику с графином, налил воды в стаканы, один осушил, другой протянул хозяину.

– Спасибо, но когда я проникаю в историю взаимоотношений, я слышу музыку, а вода отрезвляет и возвращает меня обратно. Я выпью, когда захочу отдохнуть.

– Алкоголь мешает или наоборот? – мне было интересно.

– Я вообще не пью. Иначе не мог бы творить то, что я делаю. И эту способность у меня бы отобрали.

Я рассказывал Вацлаву, этому удивительному чудному человеку и талантливому музыканту, свою историю. И, сам того не замечая, стал по-новому смотреть на произошедшее со мной. Как бы со стороны и глазами другого человека. Его глазами, пана Йенека. Не секрет, что, когда мы что-то рассказываем другому, мы непроизвольно проживаем рассказанное глазами слушателя.

Каждый день после обеда, около пяти вечера, мы устраивались поудобнее у камина, и я продолжал своё повествование. На утренней прогулке тщательно обдумывал то, о чём собираюсь говорить, намечал основные вехи и одновременно размышлял, анализировал. Целую неделю был погружён в решение самой главной моей проблемы. Никогда не думал, что это так сложно и порой нереально – понимать женщину, её мысли, желания. Раньше я просто никогда не задумывался над этим. Теперь же невольно был поставлен в условия, когда у меня имелось и время, и желание, и, что самое главное, – настроение для тщательного и неторопливого анализа.

Каждые новые сутки из недельного пребывания на вилле пана Йенека приносили какие-то открытия и ценные духовные приобретения. Я вдруг понял, не сразу, а лишь на третий день, что женщинам необходимо и ценно совсем иное, чем нам, мужчинам. Это открытие я сделал самостоятельно и как-то незаметно, делая выводы из собственного рассказа. Для лиц прекрасного пола нужно чувствовать себя единственными ценными созданиями, им важно знать, что мы их любим не просто так, не за что-то, а за то, что они именно такие, замечательные и красивые! Маруся не раз намекала на это, а я тогда её не понимал. Однажды она меня так разозлила своими приставаниями и расспросами, что я вспылил и довольно грубо ответил, что мне всё равно, с кем жить, что я ужился бы с любой.

– Неужели ты меня не любишь? – услышал я каверзный и типично женский возглас моей жены.

– Люблю, но не только тебя, а всех люблю!

Я упорно не хотел идти у неё на поводу и вновь превращаться в вечно юного воздыхателя после десяти лет брака. Той обычной в супружестве перепалке я не придал никакого значения, теперь же понимал, что совершил серьёзную ошибку и глубоко её ранил. Именно после этого разговора жена стала постепенно отдаляться, уходить в свой мир, чувства поблекли – зеркально и мои тоже. Причину я видел в другом: был уверен, что любовь Мары притупилась, она не понимает меня теперь, ей на меня наплевать, поэтому и опускает глаза, не улыбается, эгоистично живёт собой. Я вздыхал, жалел только себя и успокаивался тем, что у всех так происходит после стольких-то лет совместной жизни! Никогда не подумал бы, что это из-за меня, моих несдержанных слов, грубо ранящих нежное женское сердце, всегда жаждущее признаний и трепетной любви.

Это потрясающее открытие я совершил во время утренней прогулки по заросшим мхом и папоротником лесным дорожкам.

Вечером я поделился этим с паном Йенеком.

– Ты прав. Все мы, и мужчины, и женщины, по сути хотим, чтобы нас любили, ждём этого от супруга, только в различной форме. Мы мечтаем, чтобы жёны нами восхищались и не перечили, а во всём нас поддерживали, в каком бы мы настроении ни пребывали, будь то меланхолия или же неоправданный гнев. А они мечтают о поддержке и тепле, о нежных словах и вечной влюблённости. И ищут подтверждений этому, если мы молчим, то – в поступках, подарках, во взгляде. Им нужно чувствовать себя единственными ценными созданиями в нашей жизни.

– Выходит, и Маруся ждала от меня этих подтверждений? Оттого и засыпала меня дурацкими расспросами после десяти лет знакомства, как школьница, типа: «Ты меня любишь столь же сильно?» «Что за чушь, – думал я, – неужели я всей своей жизнью не доказал этого?» Думал, что она надо мной издевалась, хотела специально разозлить. Сейчас понимаю, что нет. Ошибался я.

– Многие ломаются на этом, и, как результат, рушатся крепкие семьи. Но мало осознать и понять вину – восстановить союз одной лишь трезвой головой не получится, если ушло чувство восхищения, умиления, обожания… Ушла любовь, одним словом.

– Что же в таком случае делать?

– Возвращать утерянные чувства. Другого пути нет. Я помогаю именно в этом.

– Когда вы обнаружили в себе этот дар? И как вам это удалось?

Я давно хотел задать пану Йенеку этот вопрос, но всё никак не решался…

Вацлав ответил не сразу. Сначала он встал, подошёл к камину и долго помешивал кочергой тлеющие угли. Настраивался. Или решал, что можно рассказать, а что нет. У каждого человека есть свои запретные зоны, куда других пускать не следует. В какой-то момент я было подумал, что пан разозлится на меня и, чего доброго, прогонит и не станет помогать.

Но он повернулся ко мне, и по выражению его глаз я понял, что он расположен к разговору. В этот момент мне показалось, что незнакомая мне синева мелькнула в его взгляде, как у молодого совсем юноши. Он прокашлялся.

– Это началось после того, как меня покинула моя любимая женщина… Она ушла в небытие. Я овдовел. Я никогда не называю её словом «жена», это очень узкое понятие и не подходит для наших с Лаурой взаимоотношений. Долго страдал, как если бы мне отрезали руку или ногу, а рана никак не заживала. Постоянная боль, только душевная, давящая, тупая и безысходная. Я чуть было не приложился к бутылке в тот момент. По-прежнему зарабатывал тем, что исполнял музыкальные произведения старинных композиторов, работал в Праге, стоял в основном на Карловом мосту, играл на мини-органе, был, проще сказать, уличным музыкантом. И вот в один осенний непогожий день людей не было вокруг меня, собирался дождь, и мне пора было уходить, а свои кроны я ещё не заработал. Дома у меня не было ужина, и я продолжал стоять в надежде на случай. Но по-прежнему никто не появлялся. От отчаяния я принялся утешать себя тем, что перебирал струны, играл что-то своё, импровизировал. В какой-то момент вспомнил Лауру… Полилась музыка. Это было сплетение осеннего холодного безнадёжного дня, пустого ужина и моей тоски по любимой. Получилось красивое произведение. Не заметил, как оказался в окружении промокших, но счастливых людей, под единой крышей из сплетённых зонтов… Все они стояли не шелохнувшись и слушали, в их глазах читалось восхищение…

Надо сказать, что в тот день я отужинал в ресторане. Но это не главное. Самым главным было то, что именно в тот пасмурный день я совершил небывалое открытие. Я открыл закон сохранения любви.

– Что? Любви? – перебил я его, недоумевая.

– Любви – той энергии, которую мы принимаем за это чувство. Объясняю. Когда мы кого-то любим, рождается некая очень сильная и мощная энергия и никуда не девается после, даже если любовь якобы проходит либо объект любви уходит от вас. Она томится внутри вас, и ей необходим выход. Пока его нет, могут быть проблемы у вас с настроением, с психикой. Любовь должна перетекать во что-то, трансформироваться, к примеру, в произведения искусства. Когда я написал своё первое музыкальное произведение, мне сразу же полегчало, я выпустил значительную часть этой томившейся нерастраченной энергии. Это я и понял в тот день, в ресторане, в тот самый момент, когда я заказал себе отбивную. Я вкушал честно заработанный ужин, запивал его красным вином и успокаивался, впервые после ухода Лауры мне было хорошо и спокойно. А дальше произошло самое интересное…

Спустя несколько дней, когда я опять был на мосту, ко мне подошла женщина… Лицо её было неестественно возбуждённое, красное, говорила она с придыханием, проглатывая слова, и я не сразу понял, что она хотела. Оказалось следующее. В тот самый несчастный и унылый день, когда я сочинил свою первую сонату, её услышал мужчина, муж этой женщины, что подошла ко мне. По её словам, они собирались разводиться, была назначена дата этого невесёлого события их жизни.

Чувства к тому времени остыли у обоих, шутка ли – прожить вместе двадцать пять лет… В тот день, когда муж проходил по Карлову мосту, он спешил встретиться с друзьями в пивной – единственной отраде его почти холостяцкой жизни. И тут до его сердца докатились звуки моего органчика… Мужчина остановился, застыл на месте, так и остался стоять, пока не окончилась моя тогда ещё сырая и полная импровизаций соната. И с ним что-то произошло, по словам его жены – он иначе взглянул на их отношения, и к нему вновь пришло утерянное ощущение восхищения своей супругой, как в первый год знакомства…

Радостный и ошеломлённый, он что было сил побежал не в пивную, а к своей жене, с которой не жил порядка полугода. Моя музыка вернула ему любовь и в итоге воссоединила семью, в которой подрастало двое детишек. Я и представить не мог, что моя соната может творить чудеса! Дальше было ещё интереснее. Вскорости весть о возвращающем чувства бедном музыканте облетела весь город. Люди стали специально подходить ко мне, рассказывая свои истории, и я начал писать мелодии под конкретные ситуации. И что удивительно – это действительно помогало людям! Ко мне приезжали из других городов, я писал ночи напролёт, а скоро смог купить себе этот замечательный домик в горах и перестал играть музыку на мосту, превратившись в композитора, спасающего любовь.

– Какая трогательная история! – воскликнул я. – И многим вы успели помочь таким образом?

– Только тем, кто действительно желал вернуть любовь всем сердцем. Если приходили просто любопытные – у меня ничего не получалось, именно эти люди и распустили слухи о моей несостоятельности, оттого вы не увидели очередь страждущих. Как ни странно, это оказалось мне на руку – вначале я трудился и днём и ночью, чуть было не заработал нервный срыв и вконец не испортил себе здоровье. Сейчас ко мне обращаются только те, кто в меня действительно верит, а их немного. Гораздо больше скептиков и пересмешников, считающих меня шарлатаном. Вы разве не читали их едкие очерки в интернете?

– Признаться – не читал. Мне рассказал о вас друг, он уверял меня, что вы настоящий кудесник.

Дни летели, и я с каждым днём ощущал всё большую заинтересованность моей историей со стороны пана композитора и всё большее доверие к моей персоне.

Постепенно наши разговоры стали приобретать более душевный характер, я сумел распахнуть перед этим незнакомым мне человеком мой скрытый от остальных мир, а он, заглянув туда, обещал написать музыку, которая вылечит меня от возникшего равнодушия к жене.

В процессе наших ежедневных бесед я и сам возвращался к теме наших с Марусей взаимоотношений, многое передумал, пересмотрел, понял и был готов вернуться к ней. Не хватало только одного – повторной вспышки моих угасших чувств, а это было непросто. Бывает, что головой мы понимаем, что пора влюбиться, и понимаем, насколько человек хорош и что он во всём нам подходит, а вспышки, озарения не происходит. Кто-то называет это химией, но я полагаю, что это состояние гораздо глубже обычного притяжения и сексуальной совместимости.

Тем временем моё пребывание в доме гостеприимного пана Йенека подходило к концу, и мне не терпелось поскорее услышать заветную мелодию, ту, что способна будет воскресить любовь в моём сердце. Я знал, что Вацлав пишет не простую музыку, а имеющую индивидуальную направленность, и эта симфония будет касаться только наших с Марочкой взаимоотношений и должна будет реанимировать их. Он поведал мне как-то, что у каждой любовной истории существует своя неповторимая гармония звуков, и его задача – услышать её и записать, а также дополнить необходимой аранжировкой, чтобы восприятие было более привычным для нашего слуха и эмоционального восприятия.

Как-то я поинтересовался у композитора, как продвигается его сочинение. На что пан раздражённо ответил, что пока произведение не написано – он никогда не говорит о нём. Я высказал сомнение, успеет ли он закончить его до моего отъезда. И своим вопросом я опять огорчил пана композитора, а вечером он объяснил причину своего беспокойства.

– Дело в том, мой друг, что мне никак не удаётся обозначить кульминационный лейтмотив в первой части произведения. Мне необходимо задать вам один вопрос.

– Я готов помочь вам и ответить на всё, что спросите.

– Не припомните ли вы какой-нибудь ключевой момент в ваших взаимоотношениях, когда чувство только зарождалось? Эпизод этот может быть на первый взгляд незначительным, казаться мелочью и зависеть от мимолётно брошенного взгляда или случайной мысли – вы меня понимаете? Причём меня интересует то мгновение, когда ответное чувство зародилось в сердце вашей жены. Ведь вы добивались её, а она пока что не открывалась вам, и когда же произошло то, о чём вы мечтали бессонными ночами?

Я задумался. Ответить было непросто. Прикрыл веки, и тут произошло чудо: я увидел перед глазами её – маленькую пёструю красавицу…

– Я понял и, кажется, знаю ответ. Это была бабочка. Весенняя бабочка, и в то же время редкой, уже вымирающей в наших краях породы, на её довольно крупных крыльях жёлто-чёрные узоры…

– Я знаю, это махаон, у нас в горах ещё летают эти гордые красавцы.

– В тот день я решил, что Маруся никогда не полюбит меня, что бы я ни предпринимал – её сердце оставалось равнодушным. А мне всё время хотелось удивить её, чем-то порадовать. Начинался апрель, и никаких бабочек не наблюдалось и в помине, а тут я спешил на свидание, откуда-то вылетела эта красавица и уселась мне на лацкан пальто. Я осторожно захватил бабочку в кулак и сумел донести её до моей возлюбленной. Я попытался вначале поиграть с ней в угадайку: если Марочка скажет, что у меня в кулаке, – она выиграет, и я исполню любое её желание, если нет – то наоборот. Я дал ей семь попыток. Она перечислила всё, что смогла (конфеты, игрушки, ягоды, украшения), но не угадала. Зато как загорелись её изумлённые глаза, когда я разжал ладонь и невольница с утроенной радостью вырвалась на долгожданную свободу и полетела к солнцу, взмывая всё выше в голубую высь весеннего утра. Маруся запрыгала, захлопала в ладошки и тут же со всей непосредственностью бросилась мне на шею и чмокнула в щёчку, до этого мы с ней ни разу не целовались. Я не растерялся и подхватил ее, закружил, она звонко смеялась и говорила мне, что это был лучший сюрприз в её жизни. Тогда же я впервые поцеловал её. Я мог воспользоваться правом выигравшего спор (на что я и рассчитывал), но это не пригодилось: всё произошло естественно и легко, в едином порыве и совершенно искренне. Поцелуй был волшебным. После этого у нас всё и завертелось. Думаю, что изящество и привлекательность бабочки сыграли в моём маленьком спектакле не последнюю роль, ведь для женщин важна внешняя красота сюжета, не так ли?

– И ещё для них имеет значение поступок. Факт некой жертвенности по отношению к ним. Она решила, что ради неё вы достали невозможное – бабочку в начале весны, к тому же редкой красоты. Она же не знала, что красавица нашла вас сама…

Вацлав широко улыбнулся, пожалуй что впервые за всё время нашего общения, и я заметил, что у него не хватает двух передних зубов. Скорее всего, именно последнее обстоятельство заставляло его сдерживать свои эмоции. После моего рассказа пан спешно поднялся со своего кресла. Он пояснил:

– Вы мне очень помогли. Пока не расплескал вашу уникальную мелодию, начертанную на весеннем незапятнанном небе крылом бабочки, пойду переложу её на ноты и постараюсь добавить парочку мажорных аккордов к ней. Надеюсь, что к субботе вы получите диск с вашей сонатой.

– Я с нетерпением буду ждать её!

– Только послушать вы сможете её лишь по приезде домой. Это моё обязательное условие.

– Я наберусь терпения, не беспокойтесь.

До субботнего дня оставалась ещё пятница, но и она пролетела быстро: день я посвятил полюбившейся мне прогулке в горы и непременной беседе с паном у камина после обеда. После чего Йенек уходил к себе наверх и продолжал работу, а я оставался в гостиной и читал привезённые с собой книги.

В субботу утром меня разбудил стук в дверь моей спальни.

На пороге стоял хозяин, он был одет в плащ, в руке у него был зонт.

– Мне нужно отъехать ненадолго, боюсь вас не застать. Поэтому я принёс вам ваш заказ. – Он протянул мне диск в обычном бумажном конверте.

– Что это? – поинтересовался я.

– Это ваша соната. Я закончил её сегодня ночью.

– Большое спасибо, сколько я вам должен? – я потянулся к бумажнику.

– Деньги вышлете переводом после того, как к вам вернётся чувство. Это ещё одно моё условие. – Он протянул бумажку с реквизитами.

– А сколько я должен буду вам отправить? Пан на мгновение замялся.

– В природе должно быть сохранение вещей. Вышлите ровно столько, сколько стоит ваше вновь пробудившееся чувство. Это компенсирует ту энергию, которую я затратил на сочинительство. А я куплю себе витаминов, восстановлю силы и, возможно, смогу сделать счастливым кого-нибудь ещё.

– Но…

Он не дал мне договорить, пожелал счастливого пути, удачи, раскланялся и стремительно покинул порог моей комнаты.

Если бы у меня был с собой плеер для дисков, я, скорее всего, не удержался бы и прослушал музыку уже в поезде, но такового не имелось, а посему набрался терпения, наполненный невероятным приподнятым настроением, покидал полюбившиеся Татры, спешил к своей потерянной любви. Я не сомневался в том, что чудодейственная музыка пана Йенека исцелит меня от душевной чёрствости и мы снова будем счастливы.

Солнце заглядывало в окно поезда, освещая моё кресло целиком, я зачарованно рассматривал проносившиеся сосны и ели, облака и дорожные фонари, столбы для проводов и плавные очертания гор и поймал себя на мысли, что уже почти счастлив.

Неожиданно, как и всё происходящее с нами, прилетела красивая жёлтая бабочка и села на оконное стекло со стороны улицы… Это было так необычно и прелестно! Но самым большим сюрпризом и потрясением оказалось то, что это небольшое происшествие за секунду расставило все необходимые точки и дописало недостающие буквы. В голове у меня сразу всё сложилось, срослось, как говорят сейчас. Я словно перенёсся в тот год, когда принёс Марусе похожую бабочку в кулаке…