Анаконда, глотающая живьем
Оставив позади себя кадровичку Порватову и Непрокина, Георгий вышел в общий коридор, приблизился к своему кабинету и вошел внутрь. В голове у него был абсолютный сумбур. Сокращение штатов. Приказы. С признаками нарушений трудового права. Какие-то согласования, от которых тюрьмой несёт.
Георгий сел к столу, облокотился и тотчас вспомнил всё, что казалось давно забытым.
***
Если бы знать заранее, что именно так всё и будет, Гоша Лазовский не пришел бы сюда с собакой. Он придумал бы, как этого избежать. Теперь было поздно: его любимый Шарик висел на перекладине, а Тараканов обдирал его живым. Собака скулила, кусалась и ничего не могла поделать.
Георгию шел тогда восьмой год. Они еще жили в деревне. Мать тогда была замужем за Кузьмой Архипычем – пришлым мужиком, у которого в деревне была лишь сестра да ее сожитель Илья Тараканов, высокого роста и сильный.
Тараканов был любитель поспорить. Бывало, на спор с Кузьмой, велит Гошке ухватиться за большой палец руки, после чего поднимет и перенесет вокруг своей головы, словно гирю. Кузьма тоже возьмётся, обернет разок, покраснеет от натуги и поставит на землю. Слабоват в коленках, но не отступит в споре.
И надо же было такому случиться: Кузьма наладился в тот день к Тараканову, взял с собой Гошку. А где Гошка – там и Шарик.
Илья с Кузьмой вначале подвыпили, вышли во двор и тут, слово за слово, поспорили, что Тараканов живьем обдерет собаку. Какую? Да хотя бы вот Шарика…
Кузьме бы лучше не спорить, но где там! С пеной у рта он доказывал, что это никак невозможно, а когда до него дошло, то было поздно: собака висела под навесом на перекладине, головой вниз, а Тараканов, орудуя ножиком, сдирал с нее шкуру.
У Кузьмы мелко тряслись штаны. Лицо побледнело.
Гошка плакал, ненавидя обоих. Спорили бы на собственную шкуру, а то ведь на чужую. Разве же это справедливо?
Шарик дергался и зло скулил. Такого предательства от людей он не ожидал и пытался укусить. Тараканов приладил ему на морду сыромятный ремень и продолжил кровавое дело, заставив Кузьму держать за передние лапы.
Гошка метался рядом, просил не мучить собаку. В мокрых глазах у мальчишки ломался и прыгал мир, но его никто не хотел замечать, словно он был пустое место. Его оттолкнули, и теперь он стоял среди двора, униженный и заплаканный. Рядом с ним, усмехаясь, вертелся сын Таракановых, Федька. Этот Федька был младше Гошки. Он не плакал, ему почему-то было весело.
А вскоре всё было закончено. Шарика сняли с перекладины и положили на грязный пол. Несчастное животное едва скулило. На голове кожа осталась нетронутой. Остальная ее часть была подрезана и лежала теперь на шее толстым кровавым узлом.
Тараканов вытирал руки о холщовую тряпку. Из дома на крыльцо вышла тетка Мария, сверкнула глазами и вновь ушла.
– Теперь ты понял? – спросил Тараканов у Кузьмы.
Кузьма натянуто улыбался. Конечно, он понял. Какие могут быть слова, когда и так ясно, что проиграл.
– Теперь будешь знать…
– Я думал, ты шутишь, – мямлил Кузьма.
– Отнеси его в лес, – велел Тараканов.
Кузьма ничего не ответил, намотал себе на ладонь конец веревки и двинулся в огород, волоча за собой собаку – задом наперед, голым телом по комьям земли.
Собака устало скулила, Федька скакал рядом и щерился. Гошка шагал позади. Прощай, Шарик. Еще утром ты играл, радовался жизни, а теперь тебя нет. Кто после этого дядя Илья? Таракан и есть. И Федька у него такой же. Оба гады. И Кузьма, материн муж, такой же гад.
Втроем они подошли к задам, открыли калитку и вышли за огороды. За просторной поляной опускался низом пихтовник. У пихтача Кузьма остановился, закурил, потом ухватился обеими руками за веревку и рывком, наотмашь, бросил собаку в низину. Шарик при падении всхлипнул и навсегда замолчал.
«На пенек угодил», – подумал Гошка и снова заплакал. Он ничего не мог сделать с безжалостной сворой. У него не было сил бороться.
Кузьма бросил в траву папиросу, растоптал сапогом и пошел к огороду. Его племянник, Федька Тараканов, скакал следом, норовя ухватиться за руку.
…Женские голоса за дверью прогнали видение. Но образ Ильи Тараканова так и стоял в глазах. И тут вдруг подумалось, что Непрокин Фёдор Ильич чем-то напоминает Тараканова. И если б не разные фамилии, то всё совпало бы – тот же тяжелый взгляд, те же повадки. При этом выходит, что сын живодера – медик. По рассказам односельчан Федька вроде бы тоже куда-то поступал и где-то что-то закончил. Уж не медицинский ли?
Лазовский посмотрел на часы, потом поднял трубку и набрал номер.
– Адвокатская палата слушает, – сказал женский голос.
– Лазовский беспокоит. Как с моим заявлением?
– Вам отказано, – ответила дама. – У вас нет оснований претендовать…
Отказ был голословным, и Лазовский возмутился. Однако дама не захотела его слушать, сославшись на занятость.
Лазовский вновь набрал номер и продолжил доказывать свою правоту.
– У вас отсутствует необходимый стаж, – стояла на своем дама. – Согласно справке УВД, вы занимали должность старшего дознавателя. Из этого следует…
– Из этого ничего не следует, – оборвал ее Лазовский. – Я занимал не только эту должность, но и служил в ОМОНе, а также был следователем…
– Вы были дознавателем… Впрочем, приезжайте к президенту и задавайте ему свои вопросы…
– Надеюсь, не к президенту страны?
– К президенту адвокатской палаты. Сегодня его уже нет, так что завтра, пожалуйста.
***
Гусев с Телегиным ходили по отделу полиции, заглядывая по пути в кабинеты, и в коридоре столкнулись с Брызгаловым. Тот сразу разинул рот.
– Вам что – делать нечего?! Бродите, как сладкая парочка! У тебя что, Телегин, все преступления раскрыты?
Телегин молчал.
– А ты, Гусев? Ты же следователь! У тебя дела плачут в сейфе…
– Мы деньги собираем, – произнес Гусев и добавил: – С вас причитается, товарищ полковник…
– Чего?!
– Он же работал у нас, Барабанов…
– Ты еще будешь меня учить?! Кто ты такой?!
– А ты? – удивился Гусев.
– Нет, ты скажи, кто ты такой?!
– А ты кто такой?
– Нет, кто ты такой, а?!
Мимо сновали сотрудники. Концерт с участием начальника и сладкой парочки набирал обороты и грозил перерасти в побоище, поскольку Брызгалов уже начал махать руками перед носом у Гусева, а затем уцепил его пятерней за лацкан пиджака.
– Клешни убери…
Следователь перехватил ладонь Брызгалова.
– С вас сто рублей, товарищ полковник, – напомнил Телегин и протянул руку.
– Чтоб сегодня же духу вашего не было в отделе! – орал полковник.
Развернувшись, он шагнул коридором к выходу.
***
Жил-был мужик. И вдруг не стало его. Гусев с Телегиным таращились на свежий могильный холмик, на котором рабочие устанавливали деревянный крест. Оглянувшись, Гусев заметил Лазовского и молча кивнул ему. А потом подошел и заговорил – где работаешь, как живешь…
– Живу, – ответил Георгий. – Сам-то как?
– Если сказать хорошо – не поверишь…
– И всё же.
– Существуем помаленьку.
Телегин приблизился к ним и протянул руку Лазовскому.
– Если б они подменили его, то он был бы жив… – продолжил Гусев. – Дежурный виноват. Представь, ты дежуришь в изоляторе, а тебе привозят родного сына…
Народ тем временем потянулся к выходу с кладбища. Лазовский знал старшину Барабанова с первых дней службы. Оба они поступили тогда в милицию на должности рядовых милиционеров и вместе патрулировали – в пешем порядке или на машине. Потом Георгий поступил в юридический, и пути их разошлись.
– В голове не укладывается, – ворчал Телегин. – Он же в нашем отделе работал, в дежурке пахал…
– Игин с Брызгаловым – те еще черти, – рассказывал Гусев. – Ты должен их помнить… Они в старом городе работали… Короче, умные мужики уходят, прихвостни остаются – вот тебе и реформа. Так что решили мы, что лучше самим уйти. Место под солнцем всегда найдется.
– Завтра в кадры – и гуд бай, амигос! – воскликнул Телегин. – Можно создать своё предприятие, детективное агентство… Или адвокатский кабинет, например.
Лазовский сморщил губы.
– Уйти, конечно, можно, если приспичило. Но я бы, например, не спешил, – принялся он рассуждать. – Я бы все-таки отслужил. Лет двадцать. А потом гуляй себе на пенсии.
Но его никто не слушал. Этим двоим казалось, что гражданское общество ждет их с распростертыми объятьями – стоит лишь влиться в него. Ведь на гражданке такие громадные возможности! Можно стать детективом, а можно податься в адвокаты.
– Не спорю, – продолжал Георгий. – Можно создать детективное агентство. – Но для этого потребуется лицензия той же полиции. Дадут вам лицензию при таком раскладе? Так что я бы советовал отработать сначала. Всё-таки хоть какая-то привилегия. В смысле, пенсия…
– Ты не знаешь Брызгалова! – Гусев сплюнул. – Он ни черта не смыслит. А теперь вошел во вкус. Так что я для себя уже решил…
– Я тоже, – сказал Телегин.
– Я тоже ухожу от Непрокина, – вздохнул Лазовский. – Уже документы подал в адвокатскую палату.
– Тебе проще, – согласился Телегин. – У тебя есть возможность маневра…
– Вот именно! Так что я не советовал бы…
– Он копает под нас, так что по-хорошему вряд ли удастся.
За оградой возле ворот людей поджидал огромный автобус. Они подошли к нему, поднялись внутрь и вскоре сидели за общим столом в арендованной по этому случаю столовой.
Глава 6
Назавтра, после работы, Лазовский сидел у себя дома, разбирая принесенные с работы копии документов. Он смотрел на бумажные листы, и не мог понять содержание.
– Походит на какой-то язык, а понять не могу, – бормотал он. – Точно, не обойтись без специалиста.
Жена Ирина пока что пыталась молчать, глядя на страдания мужа. Вбил себе в голову, что у него за спиной затевают интригу. Но так ведь и тронуться можно. Раз подумал, два подумал… Потом оно само собой покатится – и нет человека.
– Успокойся, Жора, – не выдержала супруга. – С утра почитаешь – может, поймешь…
– Ты что же, думаешь, в моей голове с утра будет больше опилок?!
– Не так скажи. – Ирина села в кресло напротив. – У меня и то с утра голова лучше варит.
– Специалист нужен! Лингвист!
– Какой лингвист! – воскликнула Ирина. – Ты где работаешь, чудик?!
– Сама ты…
– Кто писал, тот и пусть читает! – не сдавалась Ирина. – Что? У вас нет там начальства, что ли?
– Есть, – ответил Георгий. – Главный лекарь ему фамилия. С шилом в заднице. Сидит в кабинете, спать никому не дает…
Ирина усмехнулась.
– Вечно ты шутишь, Жора…
– Допустим, вот это слово мне понятно, – сказал Лазовский. – Трансплантологией называется. Но при чем здесь этот вид деятельности, когда в ЦГБ последний хрен доедают. Выходит, расширяться надумали. Но это значит, что будут дополнительные субсидии. Надо спросить у него.
Лазовский шевельнулся в кресле. Сказал «спросить», но как это сделать – не подумал.
– И точно, – сказал он тихо. – Надо пока молчать и тихонько рыть. Хотя бы ради спортивного интереса.
– Что-то серьезное? – спросила жена.
– Не то слово, – ответил Георгий. – Чует сердце, плохое задумал. Кстати, ты помнишь Федьку Тараканова, который в деревне у нас жил. Их два брата было…
– Ещё бы не помнить… И что?
– Кажись, он же медиком стал… Папа собак обдирал – сынок в эскулапы подался…
Лазовский собрал листы, подошел к книжному шкафу, вынул один из томов словаря русского языка на букву «Н», вложил в середину книги и захлопнул. Потом поставил на привычное место. Пусть роются, если хотят. Да и кому придет в голову лезть в квартиру. Он же полнейший инкогнито.
Лазовский замер у шкафа. Люберцева Марина Аркадьевна. Заведующая отделением. Поросёнок сожрёт её с потрохами, как слопал до этого еще двоих, сославшись на то, что те брали взятки с клиентов.
***
Внедорожник уверенно держал дорогу. В машине сидели Непрокин, начальник полиции Брызгалов, а также Игин. Путь их лежал подальше от города – к тихой заводи. Машину вел персональный водитель Непрокина, сухопарый мужик лет пятидесяти.
Непрокин сидел впереди. Брызгалов с Игиным расположились на заднем сиденье.
Водитель прибавил скорость.
– Не спеши, Витя, – осадил его Непрокин.
– Вы же сами сказали, что побыстрее, – огрызнулся тот.
– Всё равно не спеши, – повторил Непрокин.
Обернувшись к Брызгалову, он продолжил разговор:
– Короче, жили-были два друга. Один ничего себе, а другой петый дурак.
– В смысле? – не понял Брызгалов.
– Закинул наживку, как ты подсказал, – он и клюнул.
– Вот и славненько! – воскликнул Игин.
– Осталось уволить…
– Гуляй, Жора, ешь опилки, – добавил Брызгалов.
– Я начальник лесопилки! – закончил за него Игин.
Притормозив на шоссе, они свернули с дороги и пошли под откос проселком, углубляясь среди леса. Вскоре показалась река, запахло свежестью, а дорога сделалась еще круче. Водитель сбавил скорость, опустился впадиной к берегу, въехал под крону раскидистой ивы.
– Приплыли, – сказал водитель.
Выйдя из машины, он открыл заднюю дверь и принялся разгружать рыболовные снасти, продукты питания и прочие предметы, среди которых были бутылки с водкой, пивом, а также шампанским.
Пассажиры бродили теперь по округе, тычась по углам. Место им было давно знакомо. Одно беспокоило: поодаль стояла чья-то «Приора», возле которой валялись в песке мужик в годах и баба лет тридцати.
Непрокин сморщил лицо, глядя в сторону отдыхающих. Соседи явно его не устраивали, и это не ускользнуло от внимания Брызгалова.
– Щас устроим, – сказал он. И к Игину: – Разберись с голубями.
Игин понятливо кивнул, поправил на животе оперативную кобуру и, позвав за собой водителя, направился к «Приоре». А вскоре отдыхающие уже собирались. Сели в машину и тихо смылись.
Гаврилов следом за ними выдвинул из кустов массивную жердь, поместил поперек дороги в древесных рогатках. Затем вернулся к машине, взял оттуда дорожный знак с изображением кирпича и примотал куском провода к «шлагбауму».
Не успел он вернуться к машине, как раздался сигнал машины: перед «шлагбаумом» стояла черная иномарка. Водитель обернулся в сторону Брызгалова, тот приветственно махал обеими руками.
– Открывай, быстрей! – приказал он водителю.
И водитель бросился убирать заграждение. Пропустив машину, он пристроил жердь на прежнее место и вернулся к компании. Прибывшим оказался Брызгаловский заместитель Круча. Одних с ним лет, кучерявый плотный мужик.
– Рыбалка – святое дело, – бормотал он, выползая из машины. – Где бредень?
Водитель молча распутывал сеть.
– Может, потом? – спросил Непрокин. – Может, сначала это?
Он изобразил фигуру из мизинца и большого пальца, но никто его не послушал. Бредень был расправлен и лежал на песке. Осталось зайти с ним в реку и выйти к берегу. Они так и сделали. Командовал водитель, согласуя движения непослушной команды. И вскоре мотня у бредня оказалась забита трепещущей рыбой: здесь оказалось несколько щук, множество мелкой рыбешки и пара внушительных стерлядей.
Рыбаков от холодной воды трясло.
– Налейте скорей! – орал Непрокин. – Иначе я окочурюсь!
Водитель торопливо выбрал рыбу, кидая ее в ведро, смотал бредень и убрал в машину.
Возле машины стоял раскладной столик, на нем лежала закуска. Игин разливал водку в стаканчики. Оставалось заварить уху.
– Давно не хлебал ухи, – бормотал Круча.
– Иди сюда, Виктор, – позвал водителя Брызгалов.
Тот присоединился к компании. Он знал их всех давно, поскольку сам выходил из полицейских рядов. Он заранее знал даже то, о чем будет у них разговор. И не ошибся: начальство разговорилось о трудной судьбе чиновника, о личном предназначении. Вспомнили о недавних событиях – о том, как в соседнем регионе трое придурков в полицейской форме допрашивали подозреваемого, после чего тот скончался.
Непрокин встрепенулся, торопливо закусывая. – Они же его изнасиловали. Бутылкой шампанского…
– Слава богу, не у нас, – назидательно произнес Брызгалов.
– Ребята попали не в ту комнату и не в то время, – сказал Игин. – Потому их и взяли в оборот.
– В смысле, если сильно захотеть, можно каждого посадить. У меня у самого таких оперов хватает, – говорил Брызгалов, глядя в сторону водителя.
Тот наскоро закусил и занялся ухой. Разжег походную газовую плиту, поставил кастрюлю с водой и принялся чистить рыбу. Задача у него была простая: молчать в тряпочку.
«Званием вот только не вышел», – думал он про себя в третьем лице.
Брызгалов пел всё о том же. Как трудно быть начальникам в современных условиях.
– У меня, – говорил он, – оппозиция завелась. Телегин с Гусевым… Эти хуже казанских будут, которые с бутылкой. Говорить много стали…
– Отдел на дыбы подняли из-за одного старшины… – вставил Игин.
– А кто он такой, этот старшина? – спросил Непрокин.
– Саня Барабанов, – пояснил Брызгалов. – В РОВД у нас раньше работал, а потом в ИВС перевелся. После дежурства сменился, приехал домой и помер…
– В неудобном месте, – добавил Круча.
– На горшке, – уточнил Игин.
– А этим чё надо? – спросил Непрокин.
– Политический капитал хотят заработать…
Брызгалов вдруг хлопнул в ладони и перешел на другую тему:
– Хорошо здесь, ребята, а?! Просто не верится, что такие места у нас под рукой!
– И ты будешь их терпеть? – вернул его к прежней теме Непрокин.
– С чего ты взял? – удивился Брызгалов. – Они уже в кадрах… У нас с этим делом теперь строго. Трудовую в зубы – и вперед с песней. Реформа МВД – это не в бирюльки играть…
Глава 7
«Махали топором весь двадцатый век и сейчас машут им», – бормотал какой-то деятель вечером по ТВ. Лазовский запомнил фразу, а утром вспомнил, сидя в троллейбусе. По-другому не скажешь. Действительно, махали…
«Однако придется откопать его вновь, этот топор», – подумал Георгий, шагая к ЦГБ мимо будки охраны. Транспорт вперемешку с пешеходами двигался сплошным потоком, так что охраннику надлежало быть оперативным. Георгий присмотрелся и узнал в охраннике Снопкова. Та же сухая улыбка, та же тощая фигура. Вместо волос – та же «солома».
Лазовский шагнул в будку, остановился у распахнутой двери. Охранник вскользь посмотрел на него и отвернулся, косясь в сторону зеркала на столбе.
– Здравствуй, Снопков, – сказал Лазовский.
– Приветствую, – ответил тот, поглядывая в окно. В руке у него был сучок с тупыми концами и остатками кожуры.
– Причуды замкнутого пространства, – продолжил Георгий. – Обязательно встретишь знакомого человека… Кстати, ты помнил Барабанова Саню?
Снопков насторожился:
– Что значит, помнил?
– Вчера схоронили. Представь, привезли к ним задержанного, а это его сын.
– Скоты, – произнес Снопков.
Вдавив кнопку сучком, он поднял шлагбаум кверху и оставил в таком положение.
– Идем на улицу, жарко здесь… – сказал он и поднялся из кресла.
Они вышли из будки и в тени сели на лавочку. Снопков тупо смотрел в сторону пешеходов. На территорию ЦГБ двигался персонал, родственники больных, а также транспорт. Вся эта масса двигалась единым потоком, так что отделить одно от другого не было никакой возможности.
– Какими судьбами? – спросил Снопков.
– Работаю здесь, – ответил Лазовский, – юристом.
– А у нас здесь ты видишь, что творится. Взяли и сузили дорогу…. Но не это главное. Оказывается, я еще должен старух гонять на площади, чтоб не торговали. Нет, ну я видел, идиотов, но чтобы таких. А то, что в пешеходные воротца пройти этой толпе невозможно, так это его не волнует…
Поговорив минут пять, бывшие сослуживцы распрощались, и Лазовский направился к себе в кабинет.
«Скроюсь. Уйду в параллельный мир, – дурашливо думал он, отмахиваясь от навязчивых мыслей. – Иначе нас погубит желание делать всё самим… Существуют органы, которым и карты в руки. Пришел. Увидел. Надел наручники. А так-то оно, если самому всё делать, шею можно свернуть… Коля Снопков только что пришел, а уже своему директору собрался звонить… «В гробу, – говорит, – видал ваш объект…» И действительно, если бы не трудности жизни, разве пошел бы он в охранники (считай, в сторожа)? Каково ему было слышать от Непрокина – какого ты здесь сидишь!» Какого надо, такого и сидит…
Лазовский надеялся, что в кабинете настроение улучшится. Однако стоило войти в вестибюль, как навстречу бросилась главная кадровичка Порватова (специально, видать, караулила) и, ухватив за рукав, чуть не силой повела к себе в кабинет.
– Приказик у меня для вас, – чирикала она, нервно зевая.
– Что случилось? Откуда такая спешка?..
– В кабинете всё объясню, – торопила Порватова. – Сами понимаете… Зыбь, рябь. Короче, девятый вал…
– Опять сокращения? – спросил Лазовский.
– Выходит, что так. Боюсь, что следующей буду я. Он и Люберцеву, кандидата наук, задвинул…
– Где он сейчас? На месте?
Оказалось, Непрокин на работе отсутствует.
– Гад ползучий, – выдохнул Георгий.
Порватова едва не рыдала. Её пока что не трогали, но тучи и над ней потихоньку сгущались.
– Одно не пойму, – удивлялась она. – Для чего ему ЦГБ?
– Вот и мне непонятно. Деньги, которые он по должности здесь получает – курам на смех по сравнению с доходами от бизнеса.
– Именно! – согласилась Порватова.
Удивляться было чему. При старом главном враче всё было иначе. Ходили на работу, получали зарплату и потихоньку лечили народ.
– Марину убрал – это совесть надо совсем потерять…
– За что он ее? Она спрашивала?
– «Не хочешь, – говорит, – добровольно, я тебе взятки пришью – ты только мне скажи, когда пришить…»
– Вот даже как?
– Та и замокла. «И сказать, – говорит, – ничего не могу – только слезы текут… Значит, – говорит, – ему надо, чтобы вместо меня другой человек стоял…»
Лазовский и Порватова повернули за угол и вошли в кабинет с убогой черной табличкой «Отдел кадров». Сотрудница, лет тридцати, оторвала взгляд от монитора и поздоровалась с Лазовским. И вновь опустила голову, щелкая клавиатурой.
– Вы все-таки мужчина – не пропадете, – говорила Порватова. – На худой конец – пенсия. Вы же отставник. А этот всех снимет… И своих назначит…
– Так меня, выходит, за ворота? – спросил Лазовский, живо соображая.
– Ну да, – развела руками Порватова.
Она вынула из стола несколько бумажных листов и протянула Лазовскому.
– Тут все бумаги, – пояснила она. – И приказ о предстоящем увольнении в связи с сокращением кадров, и акт об ознакомлении с правами. И даже список вакансий по нашему учреждению. Слесарем-сантехником, если вас устроит…
– Не имею такой специальности. – Лазовский сплющил губы. – Но я даже рад. Я словно плавал в дерьме и вдруг почуял опору.
– Вот и хорошо, – сказала Порватова.
Лазовский присел за свободный стол. Расписался в документах.
– Но это лишь через два месяца, а пока вам надо ходить на работу, – напомнила Порватова. – В общем – все как обычно, иначе будет прогул. Вы уж постарайтесь. Договорились?
Лазовский отвернулся к окну, качая головой. Юристу ли не знать о последствиях нарушений закона. Впрочем, его слегка начинало трясти.
– Два месяца, говорите? – спросил он. – А для чего? Чтобы я у него под ногами болтался? Чтобы каждый день он ноги об меня вытирал?
Порватова тряхнула головой. Молча. Как лошадь в стойле.
– А если юрист не желает? – продолжил Георгий.
Он поднялся из-за стола и, не оглядываясь, пошел из кабинета. Два месяца работать – это уж слишком. На всех парах он прошел коридором к офису Непрокина, дернул створку «предбанника» и глянул в сторону секретарши.
– Прибыл?
– Фёдор Ильич занят!
Секретарша вскочила из-за стола, пытаясь преградить путь, однако Лазовский опередил, словно его за дверью давно поджидали.
Непрокин оказался в кабинете один.
– Здравия желаю, Фёдор Ильич! – произнес Лазовский. – А говорили, вы заняты…
– Что надо? – буркнул тот, пялясь в компьютер.
– Вы меня сокращаете?
– Вы правильно поняли. Через два месяца вас уволят. Идите, работайте…
– А если я не хочу, допустим? – отчетливо произнес Лазовский. И удивился, как быстро отрезал пути для маневра.
Непрокин оторвал взгляд от монитора.
– Бунт на корабле – или я ослышался? А ну, повтори.
– Ты не ослышался, а я не люблю повторять. – Георгий посмотрел на настенные часы. – Считай, у тебя нет юриста.
– Ну и ступай! – каркнул Непрокин. – Какого ты здесь стоишь…
Главный врач выразился так же, как до этого у шлагбаума.
– И на том спасибо, – улыбнулся Лазовский, – а то растянул себе удовольствие на два месяца. Мы же убьем друг друга. Спасибо, что ответил взаимностью.
Непрокин зло двигал губами. Он был готов проглотить юриста вместе с его башмаками, однако молчал. Кроме хамства, как видно, в голову ничего не лезло.