Улыбнись, любимая!

© Наркабил, Кучкар, 2022

© Интернациональный Союз писателей, 2022

Бумажник

– Вы читали рассказ Чехова «Бумажник»?

– Читал, а что? – откликнулся с дивана Олим-абзи.

– На Востоке есть точно такая же притча.

– Хотите сказать, что Чехов позаимствовал ее?

Олим-абзи поправил подушку и молча уставился в потолок.

– Нет. Не думаю.

– Молодец. Во многих рассказах Чехов повествует о том, что часто случается с людьми в жизни, о щепетильных ситуациях, и всегда это находит отклик в душе читателя. И никто этого не в силах объяснить. Ни критик, ни сам писатель. Сила Чехова именно в этом. И вы, читая его произведения, ощущаете это особое чувство и припоминаете, что с вами случалось то же самое, Чехов помогает вам понять самого себя. Сила его в этом, и дано это не каждому. Его рассказы – это нечто, – абзи, лежа на диване, раскидывает руки.

Абзи – человек, который старается основательно изучить мировую литературу. Не могу не признать этого.

– Вы читали его одноактную пьесу «Ночь перед судом»? – спрашиваю его ни с того ни с сего.

– А что?

Не читал! Попался! Настало время проучить Олимбая, который вот уже неделю морочит мне голову, поучает, объясняет, как понимать Чехова. (Мне хорошо известно, что названная пьеса не включена в сборники, опубликованные ранее, что о ней не рассказывается в учебниках, она не входит в вузовскую программу, что ее упустили даже заядлые поклонники творчества писателя, она не переведена на узбекский язык.)

Абзи поднялся, сел и пристально посмотрел на меня.

– Итак… я хотел бы знать ваше мнение.

Абзи погрустнел… Я ждал, что он скажет сейчас: «Э-ей, разве у него есть такое произведение?» Я, победоносно улыбнувшись, поднялся с кресла, открыл холодильник и взял минералку. Он продолжал пристально смотреть на меня:

– Хотите? Холодненькая…

Абзи достал из кармана сигарету и вышел на балкон. (Он много курит.) Затянулся. Мне стало немного не по себе. Когда он вернулся в комнату и сел на диван, я добил его:

– Вообще-то Чехов вместо маленькой пьесы мог бы написать об этом рассказ. Действительно, это готовый рассказ, а не пьеса. Не понимаю, может, ему было лень писать рассказ и он использовал в пьесе готовый сюжет.

Олим-абзи разразился громким хохотом и покачал головой.

– Подождите, дорогой. Подождите! – он опять развел руки. – Во-первых, обратите внимание на сюжет этого произведения. Ему не нужны никакие переживания, тем более комментарии. Ненужные комментарии – как кусок в горле. Во-вторых, писатель тонко чувствует, что действительность становится более действенной, когда представлена в действии. Потому что это Чехов! Чехов – писатель, который мог грести в обеих лодках: и в прозе, и в драме. В-третьих, пьеса не одноактная.

Я провалился с треском. Смотрю на Олима-абзи с удивлением. Одним глотком опустошаю бутылку с минеральной водой.

– Он же сам писал, что одноактная, – абзи улыбается. Устраивается поудобнее на диване.

– Ну и что? У меня к вам вопрос.

– Давайте.

– Где в этом произведении завязка?

– Эпизод, когда в комнату мошенника входит соседка и этот негодяй представляется доктором.

– Правильно. А когда наступает развязка?

– На суде, который состоялся на следующий день.

– Все. Все ясно. Значит, пьеса состоит из двух актов. Чехов оставил развязку на волю зрителя, списывая ситуацию на суде. А режиссер, который не понимает этого, ставит одноактную пьесу. Вот и все… Теперь спать. Завтра поговорим. Послезавтра пойдем на рынок. Купим Любе шубу.

Сметливый человек владеет миром. Я еще раз признаю разумность моего соседа по комнате. Нет, он не просто на читанный, он из тех, о ком говорят: «В тихом омуте черти водятся».

Мне долго не удается заснуть. Абзи же уже вовсю храпит. Ну ты и хитрый, татарин! Наверное, его спектакли очень крутые. Даст бог, поеду в Казань – обязательно посмотрю его спектакли…

…Проснулся рано.

– Олим-абзи, вставайте. Рассвело. Все уже проснулись. Даже младенцы. Что вы так много спите?

– Пускай младенцы и просыпаются. У них есть родители. А я – сирота. Сироту сколько ни корми, он все голоден, – он отворачивается к стене и, накрыв голову одеялом, продолжает спать.

Я стягиваю с него одеяло, сбрасываю его на пол. Он нехотя поднимается.

Умывшись, роется в чемодане. Достав что-то, кладет на стол, потом опять в чемодан. Я не выдерживаю. Хочется побыстрее выйти на улицу, подняться по крутому склону в гору. Надеваю спортивку, открываю дверь.

– Подождите три минуты за дверью. Я быстро выйду. Да, кстати, завтра спозаранок поедем на рынок? Купить Любе шубу, не забыли? – говорит абзи.

– Помню, помню, – тороплюсь я в коридор.

Небо хмурое. Всё в каком-то напряжении. В тишине раннего звенящего утра ощущается дрожь высоких гор, окруженных дымкой облаков. Я ждал абзи у ворот санатория, окруженного скалами, будто охраняющими наше спокойствие, подумывая, что такая погода вряд ли воодушевит абзи на прогулку. Так и получилось.

– Ну что, сынок? Что-то сегодня погода невеселая, я вам скажу. Или вам хочется искупаться под дождем? – недовольно бурчал абзи.

– Ничего, абзи, давайте побегаем…

Мы стали подниматься по крутой дорожке, посыпанной красным гравием и обсаженной с обеих сторон высоченными стройными соснами.

Бежим, абзи задыхается.

– Любе купим шубу. Завтра пойдете со мной на рынок?

– Пойду. Не разговаривайте. Трудно дышать.

– Шуба, небось, дорого стоит?

– …

Абзи отстал. Я подзываю его, киваю головой. Где там… У абзи нет желания. Я, топчась на месте, жду, пока он догонит меня. Абзи резко останавливается, опирается ладонями на колени.

– Вы бегите. Я здесь подожду. И за меня побегайте! – еле слышно говорит он.

Климат в Кисловодске такой, что, когда адаптируешься, начинаешь дышать всем телом, воздух будто поднимает тебя, не устаешь, готов подняться не только в горы, но даже в небо. Кто это понимает, не остановится на полпути, подобно моему абзи, не запыхается, поднимаясь по горной тропинке: вон сколько людей поднимается и спускается.

Я взял эту высоту. Здесь каждый занимается по-своему. Кажется, что этих людей с разных уголков земного шара, разных национальностей объединяет одна-единственная цель – бодро встретить утро в горах. Все дружелюбны, улыбаются друг другу. Все желают другим доброго утра, встречая рассвет с добрыми помыслами. Для меня это очень приятно, великое удовольствие. Наверное, и для других тоже.

Чистейший, веселый горный ветерок, очистив наши легкие, уступил место дождю. Дождь сначала накрапывал. Я начал спускаться по горной тропинке в санаторий. На спуске ноги сами несут, не устаешь. Дождь усилился. Небо будто вздрогнуло, прогремел гром, засверкала молния. Олима-абзи, который отстал на полпути, не видно. Давно смылся, наверное. Небось, спит, свернувшись калачиком. Вот это да, дождь льет как из ведра. Легкая спортивка на мне вымокла до ниточки. Все: и те, кто поднимался в горы, и те, кто спускался, – укрылись под хвойными деревьями. Не знаю, почему, но прогулка под дождем мне понравилась и развеселила меня. Еще в детстве я не мог сидеть дома, когда шел дождь. Выбегал на улицу. Как знать, может, я родился в дождь? Ведь я родился в начале весны, пятого марта. Я весь намок. Смотреть на меня было одно удовольствие. Под проливным дождем, грохочущим веселым небом, как одинокий безумец, я несся по тропинке. Нет, оказывается, на тропинке я не один. Во-он идет миловидная статная женщина под голубым зонтом, одетая в белую прозрачную блузу и шорты, в белых кроссовках на белоснежных красивых ножках. Она легко поднимается навстречу мне по крутой горной дорожке. Будто белая роза под голубым небом.

– Доброе утро, девушка, – тяжело дыша, приветствую ее.

Женщина под зонтом с улыбкой кивает, на белом лице появляется милая улыбка, золотые локоны, спускающиеся до плеч, волнуются на ветру. Эх, друзья, слова бессильны, чтобы описать красоту этого божьего создания, источающего прелесть женского обаяния. Я чуть не сорвался с обрыва, стараясь рассмотреть это чудо природы. Красота имеет огромную силу и мощь и, естественно, естественно, требует жертв. Раз так, иди себе, не оборачиваясь, знай свое место…

За поворотом, ступив на более крутую тропу, я увидел возле образовавшейся лужи фиолетовый бумажник. Кожаный бумажник был мокрым, молния на нем была застегнута. Открыв ее, я увидел в бумажнике пачку пятитысячных купюр – пятьдесят тысяч. В голове промелкнула мысль: «Беги на рынок, тоже купишь шубу для жены». И вдруг как обухом по голове: «Это не твои деньги, у них есть хозяин…» Показалось, что там, наверху, кто-то следит за мной. Я подумал: «Хозяйка этих денег – та женщина». Я побежал следом за ней. Эх-хей, она оказалась за вторым поворотом. Побежал быстрее. Вот зараза, никак не дается эта дорога, непросто бежать вверх. Тем более что дождь и не думает прекращаться. Зло бьет прямо по лицу, застилает глаза. Ноги не несут, запыхался уже, поскользнувшись, упал. А женщина, не меняя темпа, не очень торопясь, не оглядываясь, идет по тропе. Между нами каких-то тридцать шагов.

– Девушка, э-эй… Остановитесь, ну остановитесь же!

Она меня услышала, но даже не повернула голову. Я разозлился, подбежал к ней.

– Девушка, на минутку остановитесь!.. (Еле удержался, чтоб не сказать: «Вы глухая, уши заложило?!»)

Женщина остановилась, посмотрела на меня с удивлением и некоторым осуждением. На лице отразилось недовольство.

– Чего вы хотите от меня? – сердито спросила она.

– Ничего не хочу. Вот, держите. Уронили.

Женщина растерянно смотрела на бумажник. Взяв зонтик в левую руку, поковырялась в обоих карманах шорт.

– Да-да, мой. Мой, – голос у нее дрожал.

– Вот, возьмите раз ваш, – сказал я.

Женщина уверенно взяла бумажник из моих рук, открыла, посмотрела на содержимое. Взглянув на меня, покраснела. Грустно улыбнулась. Затем раскрыла свой зонт надо мной, с сожалением глядя на мой жалкий вид.

– Спасибо вам, – сказала она дрогнувшим голосом.

– Догоняя вас, упал, – стесняясь своего вида, сказал я. Женщина протянула мне зонт. Теперь мы шли под о ним «небом», укрывшим нас от дождя. Дрожащими руками она достала из бумажника три пятитысячные купюры и протянула мне.

– Возьмите! Я хочу, чтоб вы их взяли.

Мне стало не по себе. Я почувствовал себя глубоко оскорбленным, в то же время понимая, что она просто хочет отблагодарить меня.

– Э-е-ей, оставьте. Мне не нужны ваши деньги. Если бы они были нужны, я бы отправился в санаторий, как только нашел бумажник, – сказал я.

Женщина рассмеялась.

– Вы в каком санатории отдыхаете?

– В «Крепости».

– А я – в «Розе ветров». Сегодня после полудня уезжаю домой. Несмотря на дождь, захотелось еще раз прогуляться.

Было приятно беседовать под одним «небом», однако я чувствовал, что долго оставаться с ней не могу, потому что мог разрушиться образ «героя», только что вернувшего женщине деньги. И еще. Все существо, весь вид женщины говорили о том, что ее внешняя неземная красота гармонирует с ее богатым внутренним миром. Видно было, что она образованна, грамотна и умна. Ибо, по словам моего соседа по комнате Олима-абзи, настоящий писатель кроме двух своих глаз обладает тысячами глаз внутренних, душевных (ну и абзи…). Я, правда, не знаю, обладаю ли этими внутренними глазами. Для меня было очевидно, какая это женщина.

– Ладно, я пойду.

– Еще раз благодарю вас, хороший человек, – сказала женщина и достала из кармана визитку. – Вот мои координаты. Если будете в Москве, обязательно звоните. Если хотите, можете написать. У меня есть электронная почта.

…Войдя во двор санатория, я обратил внимание на полного мужчину, удивленно наблюдавшего за мной, безумцем, гулявшим под таким ливнем. Я радостно помахал ему рукой. Он резко закрыл окно. Наверное, подумал, что я действительно чудак. Меня это здорово позабавило.

Полуобнаженный абзи, лежа, читал газету. Увидев меня, он поднялся. Посмотрел в лицо. Я улыбался, не в силах скрыть непонятную радость.

– Охо… ну и ну. Ну и вид у вас, дружище! А еще и смеетесь… А ну-ка давайте быстро раздевайтесь! Наденьте сухую одежду…

– Абзи, рассказать вам интересную историю? – спрашиваю я, прислонившись к шкафу.

– Ничего не рассказывайте! Немного полежите укрывшись. Потом позавтракаем.

Я наслаждаюсь теплом мягкой постели. Абзи протягивает чашку чая с лимоном.

– Абзи, я не пойду в столовую. И ни на какие процедуры не пойду. Хочу до обеда хорошенько поспать.

– Было бы отлично, – вырвалось у абзи, немного уставшего от моих дискуссий.

В обеденное время абзи опять напомнил:

– Завтра пойдем на рынок. Купим Любе шубу.

– Пойдем, абзи, пойдем. Купим, конечно, купим.

После обеда Олим-абзи пошел в номер, а я отправился в магазин, расположенный рядом с санаторием. Хотел купить кое-что. Через некоторое время вернулся.

Абзи, устроившись на полу, устланном ковром, рылся в своем чемодане. Он выглядел расстроенным. Одежда была разбросана по полу. Он что-то доставал из чемодана, опять клал в чемодан. Руки его дрожали, выглядел он озабоченным.

– Нет, не могу найти!

– Чего не можете найти?

– Бумажник. Нет бумажника. Утром брал в руки. Затем положил вот на этот стол. Потом опять взял. Не помню, потом брал с собой, когда пошел с вами на прогулку, или нет.

Я вздрагиваю.

– Какой бумажник? Какой он был? – еле выговариваю я.

– Просто бумажник. Обычный. Там были деньги. Болотного, нет, сиреневого цвета.

Я раздавлен. Он встает, садится в кресло. Бросает на меня многозначительный взгляд.

– Почему вы побледнели?

– Я… я знаю… бумажник… – путаясь, говорю я.

Абзи резко встает, смотрит удивленно. Я достаю из ящика стола визитку. Собрав все силы, выбегаю на улицу.

Запыхавшись, еле добираюсь до санатория «Роза ветров», расположенного на другой стороне улицы. Протягиваю визитку женщине на ресепшене.

– Мне нужна эта женщина. Да, нужна Ольга Ивановна. В какой комнате она живет?

– Она уехала. В аэропорт. Комнату сдала. Друзья увезли.

– Когда уехала? Почему уехала? – кричу я.

Женщина на ресепшене злится.

– Только что уехала. У нее закончился курс лечения. Вот и уехала!

Мгновенно обессилев, бреду к выходу. Выхожу на большую дорогу. Останавливаю такси, еду в аэропорт.

«Да, она же говорила, что сегодня уезжает…» Прошу водителя ехать быстрее, умоляю, угрожаю. Раз за разом набираю номер телефона, указанный в визитке. Выключен. Прошу бога помочь найти эту проклятую женщину, Ольгу.

Такси останавливается на автопарковке аэропорта. Машин не счесть! Выйдя из машины, озираюсь, бегу к зданию аэропорта. На контроле меня не пропускают. Тысяча чертей, забыл взять паспорт. Не могу стоять на месте, как угорелый смотрю по сторонам. Готов заплакать от обиды. В этот момент в окружении двух амбалов появляется она, Ольга, та самая, красивая, с обалденной фигурой, которую я повстречал утром. Она идет со стороны парковки прямо в мою сторону. Я, в полуобморочном состоянии, иду навстречу ей. Она, увидев меня, улыбается. Стараюсь взять себя в руки.

– Бумажник… тот бумажник, – говорю все еще улыбающейся Ольге.

Улыбка моментально исчезла с лица Ольги. Губы задрожали, резко отвернувшись, она уходит. Один из двух амбалов, тот, что с бородой, загораживает мне дорогу.

– Ольга – наша гостья. Что у тебя к ней? – говорит он грубо, со своеобразным кавказским акцентом.

– Ничего, – я подавлен.

Ольга уехала. Бумажник абзи тоже уехал. Разбитый, я возращаюсь на место парковки.

– Ну как? – спрашивает водитель такси, который меня привез.

– Все хорошо, – отвечаю.

– Возвращаемся обратно? – водитель включает скорость.

– Теперь можете не спешить. Некуда торопиться. И зачем теперь торопиться?

Покачиваясь, вхожу во двор санатория. Утренний полный дядя теперь сам машет мне. Я прикинулся, что не увидел. Не решаюсь войти в комнату, долго стою перед дверью. Из комнаты слышен голос абзи – он тихо напевает какую-то грустную татарскую песню. Погруженный в печальные думы, открываю дверь. Абзи сразу смолк.

– Где ходите?

Не могу смотреть ему в глаза.

– Простите. Ваш бумажник пропал, – едва слышно произношу я.

– Куда пропал? Я его нашел. Он был за диваном, негодник…

Я чуть не упал. Абзи поддержал. Потрогал мой лоб.

– Ух… да у вас температура. Ну-ка идемте, – он меня довел до кровати. – Отдохните немного.

Я укрылся одеялом, еле сдерживая себя, чтобы не зарыдать. Через какое-то время почувствовал облегчение. Затем уснул.

…На следующий день мы пошли на рынок. Купили шубу жене абзи, Любе.

Р. S.

Я ничего не рассказал Олиму-абзи про вчерашнюю историю: ни про бумажник, ни про Ольгу. Вернувшись с рынка, за один присест написал этот рассказ. Даст бог, после возвращения в Ташкент переведу его на русский язык… Потом отправлю его Ольге, руководителю адвокатского бюро «Фемида» Ольге Ивановне…

Привет с Красного моря

Шункор – мой приятель. Учились в одном классе. Живет в городе. иногда приезжает в кишлак.

Я его называю «шишкой» – он чиновник.

Иногда я к нему обращаюсь по кое-каким делам. Когда он злится, лучше быть подальше от него. Он неуправляем, когда злой.

Интересно, но человек, который сидел за соседним столом, – копия того Шункора. Как две капли воды. Если не брать в счет его улыбку, чрезвычайную обходительность с сидящей перед ним дамой, его сверхмодную одежду на иностранный манер, я бы подумал, что передо мной сидит именно мой приятель Шункор. Кажется, он заметил, как я уставился на него, улыбнулся даме и как-то странно посмотрел на меня. Мне стало неловко. Как знать, может, он подумал, что мне приглянулась его дама, он нагнулся к ней и весело что-то ей шепнул. Ну конечно, когда ни с того ни с сего кто-то смотрит не отрывая взгляда, естественно, любой человек выходит из себя.

Э-е-ей, где Шункор, а где этот джентльмен. Этот очень веселый, не злой. Если бы это был Шункор, он давно крикнул бы: «Чё уставился как баран на новые ворота?..» – и так далее… А перед этим джентльменом сидела дама необычайной, неземной красоты, в ней чувствовалось царское величие. Не какая-то там девка с улицы. Ничего не скажешь, «лепота»!

Да-а-а, нельзя не признать чудес Всевышнего. В разных уголках земного шара живут совершенно одинаковые люди: один – веселый, другой – злюка. У одного женщина нежная, красивая, как ангел, у другого – шумная, базарная, скандальная баба.

Как бы нечаянно опять бросаю взор на соседний столик. Наблюдаю за женщиной. Русская или англичанка? Однако она немного смахивает и на кавказку или европейку. Может, у нее арабские корни? Глаза черные. Мне показалось, что в ней течет кровь вольных женщин реки Волги, бесстрашных воительниц Амазонки, коварных и прекрасных цариц Нила. Опять в голову лезут мысли типа: «Где эта прекрасная, божественная дама, а где наш грубиян Шункор с его скандальной женой?».

На следующий день я встретил их на берегу моря, на пляже. Они загорали под щедрым солнцем африканского неба. А вечером я опять столкнулся с парочкой на танцплощадке. Они страстно танцевали. И в этом прекраснейшем, райском местечке, в отеле на берегу моря, где, не в силах поднять свои плоды, до земли кланяются финиковые пальмы, где по ночам играет веселая музыка, разноцветными огнями светится танцплощадка, я, как нарочно, все время, постоянно сталкиваюсь именно с этой парой. Они на меня не обращают ни малейшего внимания.

В великолепном ресторане нашего отеля за завтраком, обедом и ужином я глазами ищу их. И, увидев их за каким-нибудь столиком, успокаиваюсь.

Сегодня, во время обеда, сидели за соседними столиками, случайно, конечно. Я опять пристально смотрел на них.

Глаза встретились с мужчиной. Он тоже не отрываясь смотрел на меня. В такой ситуации было бы неловко молчать.

– Извините, но вы очень похожи на одного моего приятеля. Поэтому я крайне удивился, увидев вас, – говорю по-русски, будто извиняясь.

Мужчина усмехнулся. Что-то по-английски сказал своей даме. Она улыбнулась.

– Да, такое бывает, – ответил мужик на русском.

– Но вы… очень-очень похожи на него. Он – мой одноклассник. Да, вы очень на него похожи, – разжевывая русские слова, с ужасным акцентом продолжил я.

Теперь мужчина немного покраснел. В глазах промелькнула ярость:

– Смотри сюда, эй, филин, – теперь он говорил по-узбекски. – Как ты нашел это место? Что ты так шпионишь? Я же не говорю тебе, что ты похож на рохлю Кудрата – сына Туры лысого! И здесь один как перст ходишь, всех разглядываешь, разнюхиваешь! В общем, привет тебе с Красного моря!

Я был в шоке от этих слов, брошенных в мой адрес на узбекском языке. Перед глазами все поплыло. А этот человек поднялся со стула и подал руку своей даме. Они не спеша вышли из ресторана.

А я сидел, не в силах даже шевельнуться. В ресторане. В далеком краю земного шара. В стране, где я пока не встретил ни одного узбека. В отеле на берегу Красного моря…

Потом, еле шевеля губами, прошептал:

– П-п-п… ривет с Красного моря!

Любовь актера

Посвящаю великому брату…

– О-о-о! Зулфияджан, какая погода! Нежные-нежные дожди… Горы упираются в небо. Я в горах!

– О-о-о! Зулфияджан, а какой лес! Прохлада. И еще… дождь.

– О-о-о, Зулфияджан! Вы не видели такого прекрасного пейзажа. Прямо у подножия гор есть озеро. Мы в нем купаемся…

– Зулечка, сейчас мы идем вдоль глубокого обрыва. Вниз смотреть страшно. Голова кружится. Во-он там, в глубине обрыва, течет веселая река.

– Зулфияджан, милая, сейчас мы по канатной дороге поднимаемся на вершину. Ладно, буду осторожен…

– О-о-о, Зулечка, мы у подножия Эльбруса. Снег, везде белый снег. Вы видели снег летом? Да, я тепло одет, милая. Ладно.

– Зуль… Зулечка! Мы возвращаемся. Мы еще в дороге… Остановились около вод Нарзана. Представьте только, из трубы извергается вода «Нарзан». Если бы вы были рядом со мной, то получили бы нескончаемое удовольствие. Ладно, буду осторожен!

«…Ой, как он надоел. Ну и простак. Подкаблучник. Обо всем докладывает. Этот крикун проел мне все мозги. Не-е-ет, мне срочно нужно перейти в другую комнату…» – Нусрат брезгливо посмотрел в сторону актера, снимавшего из окна на телефон вид вдоль дороги, по которой мчался автобус. А Кудрат, довольный и улыбающийся, говорит, глядя на телефон:

– Зулечка! Возвращаемся. Впечатлений – море! Расскажу, когда приедем. Видели видео? Э-е-ей, зарядка кончается, сейчас отключится. Ладно, милая. Возьму, конечно, возьму.

Нусрат с удивлением посмотрел на спутника. Актер, мечтательно улыбаясь, закрыл глаза, головой упираясь в окошко автобуса. Начал напевать про себя какую-то мелодию. С одной стороны, Нусрат ему завидовал. Хотя всем сердцем отторгал такое поведение человека в возрасте (где-то около шестидесяти лет), но ежечасные отчеты по поводу всякой всячины его, мягко говоря, удивляли. Думал, что у этих людей искусства все по-другому, даже личная жизнь. Кто знает, может, супруги не могут долго находиться друг без друга.

– Зулфияджан, мы приехали.

– Зулечка, милая, я уже засыпаю…

– Зулфияджан, небо, звезды закрыты тучами. Наверно, всю ночь будет идти дождь. Кто? А-а-а, сосед? Э-эй, какой-то тихоня, дрыхнет как убитый. А какое ему дело до меня? Мне кажется, что он далек от любви.

У Нусрата лопнуло терпение. Резко поднявшись, он включил свет. Актер тоже вскочил с постели. Глаза вылезали из орбит. Дрожит как осиновый лист. Нусрату стало тошно. Видя, как актер сильно испуган, что даже не может произнести слово, Нусрат смягчился. Как можно спокойнее сказал:

– Утром убирайтесь в другую комнату. А то я за себя не отвечаю…

– Что… что вы сделаете, друг? – выговорил еле актер. Его руки были сложены на груди, он стоял как провинившийся раб.

– Что надо, то и сделаю! Если взбешусь, выброшу вас вот из этого окна вниз. Хотя, может, и не умрете, но рассыплетесь на куски, это точно.

Актер представил, как он упадет со второго этажа, глубоко вздохнул, зажмурился. Потом юркнул в постель, укрывшись одеялом. Он молчал. Нусрату стало смешно. Еле удержался, чтобы не разразиться хохотом. Резким движением открыл окно. Из-под одеяла прозвучал тихий вздох.

Утром, увидев, как, съежившись на уголке кровати, сидит хмурый актер, Нусрат пожалел о вчерашнем. Глаза соседа были покрасневшие. Плакал. Нусрату стало его жалко. «Ладно, больше не будет так тараторить, хоть немного отдохну от его болтовни…»

– Братишка, я прошу у вас прощения. Я сам себя отвлекаю все время. Когда вижу красивые места, хороших людей, сразу хочется поделиться с женой. Что поделать, у меня это как болезнь. Теряюсь… Говорю без умолку. Пока кто-нибудь не остановит, я так и буду говорить. Из-за этого даже на работу перестал ходить.