Трактат – рассуждение, он написан как бы вообще. Его можно читать, а можно не читать. Это, скорее, мысли вслух и, может быть, даже мысли, обращенные к самому себе. А письмо, даже фиктивное письмо, всегда имеет конкретного адресата. Но только если у того письма, которое мы обнаруживаем в почтовом ящике, конкретный адресат – тот, чье имя написано на конверте; если у конкретного письма великого человека, пусть даже изданного в собрании сочинений, но конкретного письма, тоже есть конкретный адресат и больше никому не положено всё-таки такое письмо читать, то у фиктивного письма таким адресатом становится каждый его читатель. Иными словами, эта форма сразу превращает апостольское послание в слово, обращенное к тому, кто берет в руки книгу, в которой оно напечатано. Оно имеет совершенно особый характер: каждое апостольское послание – это обращенность к читателю. Потому, наверное, это всё-таки, действительно, оптимальная форма для апостола и никакой другой формой апостол именно по этой причине не пользуется.
Теперь нам осталось понять, как же это слово человеческое – слово апостола, человека, который открыто признавал, что он не уверен в себе, что у него далеко не всегда получается сказать то, чту он хочет, слово человека, который в силу своего смирения (не какого-то гипертрофированного или показного, а абсолютно нормального, христианского, здорового смирения) знал, что он грешник, – как своим словом он мог изрекать какие-то безошибочные глаголы? Почему же его текст мы называем Словом Божиим, включаем в Слово Божие? Давайте попытаемся это понять, отталкиваясь от более конкретного материала, а именно – от самого раннего Первого послания к Фессалоникийцам, которое написано в 51 году, – оно достаточно точно датируется.
Попытаемся прочитать его с точки зрения того, какое слово там чаще всего повторяется (я считаю, что это очень хороший метод, который богословие берет взаймы у психологии). Мы будем анализировать текст при помощи выявления частотности употребления тех или иных слов. В библеистике есть термин, которым постоянно пользуются почти все: ключевые слова. Так вот, наша с вами задача – выявить ключевые слова каждого послания, содержание которых ясно сразу. К числу таких посланий относится, скажем, Послание к Римлянам, которое посвящено вере, и Первое послание к Коринфянам, которое посвящено Евхаристии. А бывают послания, темы которых как-то ускользают от нас. К числу таких посланий относится Второе послание к Коринфянам. Сколько его ни читаешь, о чем оно, понять не можешь. И даже существует такая точка зрения у экзегетов, что у Второго послания к Коринфянам как бы вообще нет темы. А если его начать читать с точки зрения частотности слов, которые там употребляются, то сразу выявляется ключевое слово этого послания, сразу становится ясно, о чем оно написано. Но об этом я скажу, когда доберусь до Второго послания к Коринфянам. Так вот, какое ключевое слово у древнейшего апостольского текста – Первого послания к Фессалоникийцам? Это два глагола – знать и помнить. В общей сложности они как минимум тринадцать раз употребляются в послании, в маленьком тексте, эти два глагола – знать и помнить. Причем глагол знать почти всегда употребляется в одной и той же формуле καθὼς ὀίδατε – как вы знаете. Значит, апостол не говорит в этом послании ничего нового. И он сам подчеркивает, что ничего нового здесь не говорит. Он только напоминает своему адресату о том, что тот знает и без этого послания, как бы проговаривает вслух то, чту каждый христианин знает по опыту жизни в Церкви, по опыту своей личной мистической встречи со Христом в Таинстве Евхаристии, в молитве, в жизни. И это очень важно. Я, например, считаю, что это ключевое выражение – καθὼς ὀίδατε – как вы знаете – в Первом послании к Фессалоникийцам как бы задает тональность всему сборнику, всем четырнадцати посланиям апостола Павла. Апостол, повторю, не сообщает своему адресату ничего нового, он только напоминает то, что и без него знают люди, которые живут в Церкви (очень часто приходится слышать от верующих людей такое замечание: я это знаю, но не могу выразить).
Итак, апостол не выдвигает здесь своего учения. Иногда говорят: учение апостола Павла. Нет на самом деле никакого «учения апостола Павла»! Есть учение Фомы Аквинского, есть учения Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Афанасия Александрийского – отцов IV века – или их далеких предшественников – Игнатия Антиохийского, Поликарпа из Смирны или того же Климента, Папы Римского. Их сочинения потому и не входят в Новый Завет, что это хотя и построенная на базе церковного знания, но их собственная теория, их собственное учение. А вот у апостола Павла такого учения нет! Он просто напоминает или, как сказали бы мы в ХХ веке, выводит на уровень слов то, что знает каждый по своему личному мистическому опыту жизни в Церкви.
Вот по этой причине апостольские послания и попадают в Новый Завет: это не какие-то личные размышления апостола, обращенные к другим, как, например, у Цицерона, или у Сенеки, или у Плиния Младшего; это не размышления, обращенные к самому к себе, как, например, у Марка Аврелия в его трактате «Самому себе», или размышления, вообще обращенные к какому-то потенциальному читателю, которого, может быть, не будет у тех писателей, которые пишут трактаты. Нет, это не размышления! Это просто выведение на уровень слов того, что, в общем, знает каждый, у кого есть хоть какой-то мистический опыт жизни в Церкви. Всё, что апостол говорит, – καθὼς ὀίδατε, вы это знаете, но я вам напоминаю, я ваше знание превращаю в слова, я это знание формулирую, но не больше, потому что это не какая-то моя теория или доктрина, а это наше общее, наше церковное знание. И словами καθὼς ὀίδατε апостол Павел почти в каждой группе предложений в Первом послании к Фессалоникийцам напоминает своим читателям то церковное знание, которое дается через сердце, которое дается через опыт молитвы, через опыт богослужения и прежде всего, конечно, через опыт Евхаристии, потому что вершина любой молитвы – это Евхаристия. И в самом начале послания Павел подчеркивает, чтобы его адресат – христиане из Фессалоник – приняли его слово именно как слово не апостольское, но Божие. «Посему и мы, – говорит апостол, – непрестанно благодарим Бога, что, приняв от нас слышанное слово Божие, вы приняли не как слово человеческое, но как слово Божие – каково оно есть по истине, – которое и действует в вас, верующих» (1 Фес 2: 13).
Совершенно замечательно сказано! Они, фессалоникийцы, сразу поняли, что в словах Павла нет ничего нового, что это слово уже действует в них. Оно в них действует, оно в них живет, оно в них трудится. Просто апостол сумел его выразить на папирусе или на пергамене. В этом и заключается вся его заслуга, причем это слово – не учение, хотя вы и можете прочитать в начале 2-й главы этого послания такие слова: «…Прежде пострадав и быв поруганы в Филиппах, как вы знаете, мы дерзнули в Боге нашем проповедать вам благовестие Божие с великим подвигом. – И дальше Павел говорит: – Ибо в учении нашем нет ни заблуждения, ни нечистых побуждений, ни лукавства» (1 Фес 2: 2–3). Так написано в Синодальном переводе: «ибо в учении нашем». Но в греческом тексте такого слова – учение – нет. Здесь сказано «ибо в призыве нашем». Павел употребляет слово παράκλησης, призыв.
Я как-то говорил, что Синодальный перевод появился в начале XIX века, в ту эпоху, когда все в России увлекались философией сначала Шеллинга, а потом Гегеля, и, естественно, в этих условиях всё, что говорилось, воспринималось как учение. Но апостол Павел не учит – он призывает. Учение приводит к тому, что человек начинает что-то делать. А то, что говорит апостол Павел, связано не с тем, что мы приобретаем какие-то новые знания, а только с тем, что мы сами становимся другими. Вот и всё. В призыве нашем, говорит он, нет лукавства. А в чем заключается его призыв, это мы увидим потом, когда продвинемся по тексту послания несколько дальше.
Апостол Павел в тексте Первого послания к Фессалоникийцам говорит о том, чту такое христианская жизнь, как должен жить христианин. Это 4-я глава: «…Умоляем же вас, братия, более преуспевать и усердно стараться о том, чтобы жить тихо, делать свое дело и работать своими собственными руками…» (1 Фес 4: 10–11). Вот три момента в жизни христиан, которые здесь выделяет апостол. И в варианте Первого послания (а у апостола Павла часто бывает, что одно послание оказывается вариантом другого) – во Втором послании к Фессалоникийцам он в самом конце говорит: «…Вы сами знаете, как должны вы подражать нам; ибо мы не бесчинствовали у вас, ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас, – не потому, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам. Ибо когда мы были у вас, то вам это и завещали: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь. Но слышим, что некоторые из вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся» (2 Фес 3: 7–11). Ничего не делают, а только производят шум – вот, наверное, так надо перевести.
Итак, апостол Павел здесь, в Первом послании к Фессалоникийцам, призывает трудиться, и во Втором послании – своими руками зарабатывать на хлеб! О том же речь идет и в Послании к Ефесянам. Правда, я уже сказал, что Послание к Ефесянам написано не Павлом. Оно написано кем-то из его учеников, но, без сомнения, по его материалам и прежде всего – по Посланию к Колоссянам: «…Лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся» (Еф 4: 28).
Совершенно ясно: чтобы у нас было из чего выделять нуждающимся, надо трудиться, потому что, конечно, это ненормальное положение, когда мы уделяем нуждающемуся не из того, что сами зарабатываем, а из того, что нам присылают наши братья из-за границы. Ну, тогда это парадоксальный вариант христианства, который мы зачастую имеем в настоящее время. Дальше о том же речь идет и в Деяниях апостольских. Апостол говорит: «Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал. Сами знаете, что нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии. Во всём показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса; ибо Он Сам сказал: “блажен-нее давать, нежели принимать”» (Деян 20: 33–35). Эта же тема продолжается и в Первом послании к Коринфянам – глава 4-я, стих 12-й: «И трудимся, работая своими руками».
Итак, значит, жить тихо, делать свое дело, трудиться своими руками. Есть хлеб, работая в безмолвии, скажет Павел, поясняя во Втором послании к Фессалоникийцам (3: 12), что это такое – «жить тихо». Есть хлеб как? Работая в безмолвии. И в Первом послании к Тимофею он говорит о том же самом, только немного под другим углом зрения. Это самое начало 2-й главы: «Итак, прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех людей, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте» (1 Тим 2: 1–2).
Почему же мы должны молиться за царей? И за каких царей призывает молиться апостол Павел? В его времена были только одни цари – языческие римские императоры, и он призывает молиться совсем не за тех византийских императоров, которые потом себя назвали внешними епископами Церкви, и не за царя-батюшку, который тоже занимал положение внешнего епископа Церкви. Никакого оправдания этого нигде в Писании нет, чтобы некрещеный неверующий человек занимал место, равное епископскому. Но так было в Византии, так было у нас в царские времена. Однако речь идет о языческих царях. Апостол призывает молиться за царей только по одной причине: чтобы нам жить тихо и безмолвно, чтобы они не мешали тихому и безмолвному житию, чтобы они не устраивали всякие раздоры, скандалы, войны и т. д.
То есть, здесь нет такого, что было в Литургии в царские времена. Чудовищно страшно читать Служебник былых времен, где на Великом входе, когда мы поминаем главу Церкви – Патриарха, епископов и духовенство, поминались сначала государь император, государыня императрица, великие князья, царевичи, царевны и только после этого епископ, священник – так сказать, второй сорт. Первый сорт – царь с его окружением, уже второй сорт – духовенство, ну и третий сорт – это все остальные: «…вас и всех православных христиан». Такая монархическая структура абсолютно не свойственна Церкви, не характерна для Церкви. Не о том говорит апостол Павел. Он говорит, что надо молиться за царей, чтобы они не устраивали чего-то страшного и чтобы, несмотря (не благодаря, а несмотря) на их правление, можно было проводить тихое и безмолвное житие «во всяком благочестии и чистоте».
В этом смысле такой чистой воды христианской молитвой была молитва «о Богохранимей стране нашей, властех и воинстве ея» в брежневские времена, в сталинские времена, когда мы от властей не ждали ничего хорошего, но просили Господа, чтобы Он их остановил от чего-то уж совсем дурного. Вот в чем молитва о властях заключается, так что в ней ничего плохого нет. Это не подхалимство и не литургическое прославление власти, а, скорее, совсем наоборот.
Причем, смотрите: если нас займет какая-либо тема в апостольском послании, скажем, в этом, которое мы сейчас толкуем – в Первом послании к Фессалоникийцам, то мы обязательно эту же тему найдем в Деяниях, в Первом послании к Коринфянам, во Втором послании к Коринфянам, в Послании к Ефесянам, еще в каком-нибудь послании, в пастырских посланиях, то есть никогда не бывает так, чтобы какая-либо важная тема была проговорена один раз. Она всегда проговаривается апостолом несколько раз, в чуть разных словах, в нескольких посланиях. Это очень важно. Если мы хотим понять, действительно это важная тема или это что-то мелькнувшее, давайте смотреть, есть ли повторы у этой темы. Если есть повторы, значит, всё ясно: это важная тема. Если об этом сказано один раз, то, возможно, это человеческое слово, которое может сказать каждый и которое произносили и апостолы тоже. Значит, еще один критерий для того, чтобы отделить слово человеческое в апостольском послании от Слова Божьего, заключается в том, что Слово Божие будет проговорено по принципу καθὼς ὀίδατε – как вы знаете – несколько раз. Если это слово человеческое, оно может один раз промелькнуть, и на этом будет закончено.
Итак, жить тихо, жить в безмолвии, трудиться, работать, дело свое делать – через это обнаруживается наше христианство. И вот я думаю: протестанты – в общем, такие замечательные, такие чистые люди, которые и не пьют, и не курят, и не дерутся, и вообще ведут действительно очень чистую жизнь, – почему нам в их богословии чего-то не хватает? Если протестанты такие хорошие, почему всё-таки мы с вами – не протестанты? Они действительно хорошие, действительно очень мирные, действительно трудолюбивые, действительно они не пьют и не курят, и действительно они живут как-то хорошо. При этом у них нет даже такого рифа, как славянский язык, о который мы разбиваемся очень часто. Они совершают богослужение по-русски, там всё понятно. И, тем не менее, по какой-то причине мы не протестанты. Думаю, потому, что протестанты ведут житие, может, и хорошее, но отнюдь не тихое. Они всё время говорят о Боге. Вы знаете, когда я вижу в метро человека с Библией, который в любой момент готов прижать вас к дверям вагона с той стороны, где они не открываются, и начать вам возвещать Слово Божие, мне хочется закричать: «Я безбожник!» – или: «Я магометанин», «Я индуист», или еще что-нибудь такое. То есть у меня, кто бы это ни был: свидетели Иеговы, баптисты, пятидесятники – совершенно всё равно, но у меня полное неприятие этой перманентной проповеди словами, этого перманентного цитирования из Священного Писания.
Вчера пришла ко мне в Физико-техническом институте одна такая дама: каждое второе слово, которое она произносила, было слово Бог. Но ничего, кроме какого-то нелепого напора, в этом не было. А в то же самое время среди нас живут Малые сестры [Иисуса, последовательницы] брата Шарля де Фуко, которые вообще очень часто не произносят ни слова, но проповедь которых значительно действеннее и значительно громче, чем проповедь всех протестантов, вместе взятых, потому что в основе этой проповеди лежит как раз то, о чем говорит апостол Павел: «тихое и безмолвное житие во всяком благочестии и чистоте». Христа они показывают не в словах своих, а в самой своей жизни, из того тихого безмолвия, в котором они трудятся своими руками.
И вот я думаю: так в чем успех Католической Церкви и неуспех протестантизма (я имею в виду страны Запада или Соединенные Штаты)? Сейчас в Соединенных Штатах происходит так называемая католизация, когда традиционно протестантские области Америки вдруг обращаются в католицизм. Православие с его трудным ритуалом, с его византийскими сложностями для западного человека или для американца, конечно, как-то непонятно, оно слишком этнографически вычурное для людей в Америке и в Европе. Тем не менее, там протестанты целыми общинами – бывает так! – обращаются в православие или в католичество именно по той простой причине, что православные и католики могут показать, чту такое «тихое и безмолвное житие во всяком благочестии и чистоте».
А вот у наших братьев, отделенных после Лютера, на первом месте – возвещение Слова Божьего, на первом месте – говорить, говорить и говорить о Боге. И очень страшное для меня, например, испытание, когда где-то оказывается баптист! Не дай Бог, в поезде едешь – и там баптист, потому что он будет всё время говорить. У него Библия разрисована разными цветами, он будет ее всё время листать и говорить: а вот… а вот… а вот…
Это на самом деле убивает Слово Божие – вот такое его постоянное цитирование, когда на него то и дело ссылаются. Бывает так, что человек вообще ни слова из Евангелия не скажет, но всё, что он делает, – это какая-то потрясающая, удивительная, полная света Христова проповедь о Господе нашем. Вот что я вижу во многих монашествующих конгрегациях на Западе у католиков и у нас, у православных. Причем это касается и православных России, и в большей даже степени православных Запада, как это ни парадоксально, потому что мы в России научились тоже очень много говорить. Не всегда нужно говорить, надо учиться молчать, потому что христианство – это прежде всего молчание с Богом, а уже потом – слово о Боге. И кроме того, для того чтобы говорить, нужен какой-то запас, из которого говорить. Для этого недостаточно держать в руках Слово Божие, недостаточно держать в руках Библию. Для этого надо прожить со Словом Божиим, усвоенным сердцем, десять, может быть – двадцать, может быть, даже тридцать лет.
Итак, вот первая из тем сегодняшнего послания: прежде всего мы говорим только о ключе ко всем посланиям – καθὼς ὀίδατε, как вы знаете. Апостол не учит ничему новому, апостол напоминает нам то, чту мы знаем из опыта жизни в Церкви.
Вторая тема, за которую это послание и получило название эсхатологического, – тема того конца, к которому приближается человечество. Этот текст о конце известен всем достаточно хорошо, потому что всегда читается во время отпевания, во время похорон: «Не хочу же вас, братия, оставить в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие упования. Ибо если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших во Иисусе Бог приведет с Ним. Ибо сие вам глаголем словом Господним, что мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господа, не предупредим умерших; потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут первые, потом же и мы, оставшиеся, вместе с ними восхъщены будем на облаках в сретение Господне на воздухе, и так всегда с Господом будем, – завершает апостол и добавляет: – Итак, утешайте друг друга этими словами» (1 Фес 4: 13–18).
Здесь Павел говорит что-то такое, чего вообще не знали люди в эпоху Ветхого Завета: о том уповании, которое связано с победой над смертью. Смерть побеждена, и встретим Господа не только мы, живущие, но и они, умершие. Причем они встретят Господа первые. Они сначала, а затем мы вместе с ними.
Текст, который я вам только что прочитал, – как икона. Мы все знаем его почти на память, потому что часто слышим. Мы, слыша его в тяжелые минуты нашей жизни, всегда ждем, что он сейчас будет прочитан. И поэтому, конечно, страшно, когда псаломщик долдонит текст Первого послания к Фессалоникийцам таким образом, что мы его не воспринимаем во время похорон. Его надо читать так ясно, чтобы так же, как на иконе, видно было, как Спаситель выводит из ада усопших и освобождает от веревок смерти тех, кто там заключен; чтобы и мы этот текст, каждое его слово, так же ясно восприняли сердцем.
Я думаю, многие знают, что на этот именно текст написан средневековый гимн Dies irae, dies illa – латинский гимн о Страшном Суде, где прямо и говорится: Tuba mirum spargens sonum / Per sepulchra regionum. Вот эта tuba – труба распространяет удивительный звук над «гробами»; Mors stupebit et natura, / Cum resurget creatura – смерть отступит и природа, когда восстанет творение, Judicanti responsura – чтобы отвечать Тому, Кто будет судить. Значит, всё живое воскресает перед лицом Христа, входящего в мир.
Когда читаешь этот текст в средневековом гимне, то чувствуешь его мрачный колорит: Dies irae – гимн, окрашенный в мрачные тона. А когда читаешь это место в Первом послании к Фессалоникийцам, то понимаешь, что там нет никакого мрачного колорита, что, наоборот, в этом тексте всё сияет и искрится. И понимаешь, что мы спешим вслед за Ним, что мы скоро сделаем тот шаг, который сделали они, наши усопшие, те, которые уже восхъщены «в сретение Господне на воздухе». И мы тоже вместе с ними «тако всегда с Господом будем», тоже соединимся с Богом. То есть эта весть – удивительная, радостная и полная, о том соединении всего человечества с Богом, которое ожидает нас впереди. Весть полная, повторяю, с самыми светлыми и самыми радостными тонами – может быть, самое замечательное место во всём богослужении похорон, делающее похороны христианина хотя и не менее трудными, чем любые другие похороны, но где-то в глубине абсолютно радостными. Не случайно же одежды священнослужителей на похоронах не черные, а белые. Белое сияние этого текста в церковной традиции передается через белизну священнических одежд. Но здесь мы его видим, когда просто читаем это послание.
Поэтому, если можно говорить о домашнем задании, то домашнее задание вам будет – прочитать, а может, даже и на память выучить с 13-го по 18-й стихи в 4-й главе Первого послания к Фессалоникийцам. Это один из действительно утешительных текстов Нового Завета, причем текст этот явно обращен не к каким-то там фессалоникийцам, которые жили девятнадцать веков назад и даже больше, а к нам с вами. Это я очень прошу запомнить и усвоить.
День этот придет, с одной стороны, неожиданно, как об этом сказано дальше: «О временах же и сроках нет нужды писать к вам, братия…», – но и неотвратимо: «ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень… придет…» (1 Фес 5: 1–2). Неожиданно и неотвратимо в одно и то же время! День этот придет, об этом говорится и в начале Деяний апостольских, когда по воскресении Христовом стоят апостолы и смотрят на небо: «Этот Иисус, Которого вы видели возносящимся на небо, придет так же…» (ср. Деян 1: 10–11) – говорят ангелы как бы в ответ на вопрос апостолов о временах и сроках. Так и нам Павел рисует икону пришествия. Причем здесь очень важно сказать, что он употребляет слово παρουσία – пришествие.
Мы так часто говорим: второе пришествие, парусия, но παρουσία, если проанализировать, как, когда и где именно употребляется это слово, – это по-гречески не только пришествие, но это – пребывание. Значит, Павел говорит нам о том, что Христос не только придет, но и пребывает, и о том, что это пребывание уже началось, что это второе пришествие уже вовлекает нас в какую-то новую жизнь. Он говорит, что мертвые во Христе воскреснут первые. Мы с вами знаем, что это воскресение уже началось. Именно поэтому мы почитаем святых угодников: они, святые, тем и отличаются от нас с вами, что они уже сделали шаг в воскресение, шаг к бессмертию, шаг к будущему Царству, которое нам с вами уже даровано. И потому в свете этого текста особенно значим опыт святых, опыт тех угодников, которых мы не только почитаем за их житие, но к которым мы обращаемся в молитвах. Мне кажется, ощущение того, что Царство Божие, Царство будущее уже даровано, объединяет очень многих христиан: оно объединяет нас, православных, с христианами Востока – с эфиопами, с коптами, с армянами, – оно объединяет нас с католиками и с Англиканской Церковью.
И теперь последнее. В конце послания содержится несколько призывов, с которыми к нам обращается апостол Павел. Он говорит: «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За всё благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе. Духа не угашайте.